Я просто обязана сохранить такое в анналах :lol:

От себя еще добавлю: ОСТОРОЖНО, РЕЙТИНГ!!!

09.09.2013 в 23:38

Пишет  Dorinmemo:

Заряд на неделю. МНОГО, берегите трафик, предохраняйтесь при просмотре.

Создание соответсвующей атмосферы (+22)

Прелюдия (+40)

Глубокие ласки (+11)

Порно, весело и задорно (+55)

[CockyBoys.com] Colby Keller & Dale Cooper (это или это):

Keep calm and keep cumming (+11)

Подскажите, пожалуйста, видео:

+4

1.
2.
3.
4.

Ну и традиционно, бонусы: первый - технологический, второй - суперчеловеческий, третий - супернатуральный, четвёртый - поэтический, пятый - заботливый, шестой - определившийся и седьмой - музыкальный . Восьмой в "настроении".

Да-да-да-таааааам, премию "Золотой МПХ" версия 2.0 (версия 1.0) объявляю открытой! Сразу к телу

номинанты:

номинанты:
1. Все поздоровались?:

2. Я достаю из широких штанин... версия 2.0:

3. It's the final countdown:

4. Мистер Ответственность:

5. Спортсмены, комсомолы... и просто красавцы:

6. Двое у шеста:

7. Ласковые и нежные яички, а-ня-ня-ня:

8. Долой трусы, свободу письке! Версия x2:

9. Мистер Согласие:

10. Третий не лишний, третий запасной...:

@темы: АРТ

---

К моему оптимистичному настроению+

10.09.2013 в 11:02

Пишет  Diary best:

Пишет  Профессор Хьюберт:

10 фактов о палачах

1. Традиционный головной убор палача является вымыслом. На самом деле палачи не прятали своих лиц. Исключением можно назвать лишь казнь некоторых средневековых королей.

2. Палач имел право проводить венчание.

3. Палач имел доходы с казненных. Сначала ему было дозволено брать лишь то, что находилось под поясом, потом они получили право на всю одежду осужденных.

4. Палач имел право брать на рынках съестные припасы даром. Это право было предоставлено для того, чтобы он мог получать еду, которую не мог купить, так как многие отказывались принимать деньги из рук палача.

5. Палач в средневековье мог заниматься экзорцизмом (процедурой изгнания бесов, вселившихся в человека). Дело в том, что одним из надежнейших способов изгнать злого духа, завладевшего телом, считалась пытка. Причиняя боль телу, люди как бы пытали демона, заставляя его покинуть это тело.

6. В церкви палач должен был стоять позади всех, у самой двери, а к причастию подходить последним.

7. Во Франции встречались и женщины-палачи. В приказе Людовика Святого от 1264 года сказано, «что тот, кто злословил или поступил противозаконно, по судейскому решению будет высечен розгами лицом его пола, а именно: мужчина — мужчиной, а женщина — женщиной, без присутствия мужчин».

8. Если палач уходил на покой, он был обязан предложить городу кандидатуру на свой пост.

9. По своему положению в обществе палач был близок к таким низшим слоям общества, как проститутки и актеры. Даже случайное соприкосновение с палачом было неприятно людям.

10. Палач нередко оказывал горожанам услуги. Он торговал частями трупов и снадобьями, изготовленными из них, а также различными деталями, относящимися к казни. Такие вещи, как «рука славы» (кисть, отрубленная у преступника) и кусок веревки, на которой был повешен преступник, часто упоминаются в различных книгах по магии и алхимии.

Источник: factroom.ru

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: интересности

---

«Святой». 2-3.

Привычно извиняюсь за задержку с выкладкой проды - но я постаралась компенсировать это объемом

Название: Я вспомню. Или нет…
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету, я честно попыталась вычитать главу, но заранее прошу прощения за возможные ошибки
Пейринг: пока нет
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, hurt/comfort
Размер: мы медленно, но верно подбираемся к макси
Статус: в процессе
Предупреждения: возможен вынужденный ООС героев (по медицинским показаниям), упоминаются действия сексуального характера, совершенные против воли одной из сторон
Саммари: теперь с проблемой Стайлза будут разбираться уже две стаи...


Ночью надо спать.
«Святой» не помнит в каком фильме, или на каком углу, он слышал эту фразу. Весь его жизненный опыт сейчас – набор штампов и шаблонов, подслушанных краем уха, подмеченных краем глаза, цифровое изображение чужой жизни, которую он старательно, иногда даже слишком старательно, пытается примерить на себя. С поправкой на те жалкие крохи жизненного опыта, который он с натяжкой может назвать «личным». Точней, назвать-то он может их с легкостью – осознать получается с трудом.
Если с этой самой поправкой, то фраза должна была бы звучать так: ночью надо было спать.
И глядишь тогда утром, этим вот непонятным утром, когда визиты то радуют, то почти пугают, – у него были бы силы бороться с лишними, абсолютно лишними сейчас эмоциями, что-то анализировать, над чем-то думать, до чего-то додумываться. А не просто беспомощно хлопать глазами, судорожно глотая ртом воздух и стуком собственного сердца отмеряя шаги «чужака», демонстративно неторопливо уходящего от их нового логова.
Как хорошо, что он, наконец, ушел.
Как же плохо, что он вообще приходил!
«Святой» вздыхает, даже не пытаясь сделать это втихаря (всё равно от этих оборотней фиг что скроешь, разве что попытаться вздыхать мысленно, но «Святой» и тогда не уверен, что выгорит). Глаза закрываются сами собой. Будто и впрямь пытаются на секунду заснуть, в наивной надежде набраться сил. Ему ведь понадобятся силы, не так ли? Кто-то внутри него утверждает, что да. И это почему-то не волк. Внутри него, оказывается, есть кто-то еще. Может быть, на этот раз это даже человек. Может быть – только лишь может быть – это и есть тот самый «Стайлз»?
Но даже если это и так, для «Святого» он – просто еще один незнакомец, совсем чужой и в чем-то даже чуждый. По улицам таких ходит… много, в общем. Кажется, в таких случаях говорят «миллион». Да, так и говорят. «Миллион» – это очень-очень много. Вот только непонятно чего. Ну и ладно, ну и фиг с ним. Здесь сейчас и так «миллион» всякого, что непонятно «Святому», и он не хочет забивать голову чем-то еще, по крайней мере, чем-то, что ему непонятно.
А что ему понятно?
«Святой» открывает глаза и пытается отыскать вокруг себя хоть что-то, что ему сейчас понятно. И сталкивается глазами с Джейком.
А дальше – его нет. Ни «Святого». Ни его волка. Ни того, кто внутри него.
Темно. И жарко. Как под одеялом. Плотным, теплым одеялом. Одеялом-альфой. Когда он успел им «укутаться»? Когда шагнул к альфе? Или это он шагнул к нему? Когда… Как в тот раз…
Да, один раз такое «одеяло» уже укутывало его. Пронизывало каждую пору. Кипятило каждую каплю крови. Буквально прошибало всего. Это было только вчера, и он еще ничего не забыл. Впрочем, ему кажется, что такое и нельзя забыть.
Даже – если его нет.
Если вся его кожа – только пара кусков, к которым прикасается сейчас Джейк. Если вся его кровь – только те всплески, которыми фонтанирует его сердце, бьющееся в полном согласии – и словно лишь по приказу – альфы. Если все его кости… нет, костей нет… их выжгло дыханием альфы… Весь мир выжгло дыханием альфы… Весь мир – обгорело-кровавый. Выжженный до угольной черноты вчерашнего двора. Подсвеченный насмешливо-красною луною.
А его… Его нет.
– …разве он не зашел?
«Святой» вздрагивает, его словно подкидывает на ровном месте. Ах нет, это Джейка встряхнуло. Что там? А-а-а, «шериф»… Вот из-за чего Джейк от него чуть не отпрыгнул. И чуть не рычит. «Святой» и сам чуть не рычит. И кожа у них с Джейком – спасибо волчьему зрению – покрыта похожими такими пупырышками. Как бывает от холода. Вот только «Святому» до сих пор жарко. И он знает – волком своим чувствует – что альфе жарко тоже.
«Святой» недоуменно хмурится: если альфе не нравится присутствие «шерифа» – отчего просто не вышвырнет того вон? Зачем подстраивается под чужое присутствие? Выставить «шерифа» – и все дела. Тем более что «шериф» сейчас – тоже из разряда непонятного. Непонятно откуда взялся. Непонятно зачем. И чего хочет тоже непонятно.
– Я говорю: видел Скотта из окна. Это ведь он был? Отчего ж тогда не зашел?
Да что они прицепились к нему все с этим своим «скоттом»?! Дался он им! Ему вот совсем не дался. Пофиг ему на «скоттов»! На всех «чужаков» вместе взятых пофиг! Хоть чья тут будет территория! Ему б со своими разобраться… Ну помогите ему что ли, а?
– Идем, – вдруг тянет его из комнаты Летти. – Я обещала тебе футболку. Идем прям сейчас. Ну! А Джейк пока объяснит кое-что шерифу. А потом, – и «Святой» замечает, что глаза у Летти сейчас черные, страшные, суженные волчьи глаза с жестоким человечьим взглядом, – он кое-что объяснит и мне.


Здание, куда они идут за футболкой (а, может, всё-таки даже двумя!), называется «торговый центр». Хотя в центре у него – фонтан, и в нем как раз ничем не торгуют, даже цветы – искусственные, кстати, ну вы только подумайте, уже и в таких мелочах честных людей дурят, а вот честных волков вам не провести, фигушки! – и те не продаются. Летти их даже потрогать не разрешила.
Зато разрешает трогать футболки. Которыми торгуют в стороне от фонтана. В «бутиках» и «стоках». Они идут в «сток». И тут уж «Святой» дорывается до футболок.
Они разные на ощупь. Они разные на цвет. Они даже пахнут по-разному. Какие-то раньше уже меряли «чужаки», оставив на них свои нотки. Другие – просто щупали руками. Вот эту после того, как съели бургер и вытерли руки влажной салфеткой с химическим запахом, который люди вроде считают «собирательно-цветочным». А эту меряли на прокуренные волосы. Ментоловые сигареты были, ага. Во, эта только со склада. Но всё равно пахнет. Нежилым таким запахом. Не-человеческим.
– Попробуй эту, тебе должна пойти.
«Святой» резко оборачивается, прищурив глаза, чтоб скрыть волчью желтизну.
Девушка. Вся такая… химическая. На лице эта… ну как ее… космическая что ли… косметика! И пахнет химией. Красивой химией, дорогой, наверно, – но всё равно химией. И волосы… «Святой» раньше никогда не видел натуральных волос такого цвета. Яркие. Как костерок в баке, только-только разведенный «для сугрева». Спиральками. Ох, и крученая же ты, «чужая девушка»! Как мячи в «бейсболе», который так любит Брэдли. Настолько любит, что даже сумел объяснить «Святому», что такое «крученый мяч». Когда что-то искренне любишь – правильные слова подбираются легче.
Чужачка «Святому» не нравится – поэтому слова подбираются тяжело. Он невольно косится в сторону двери, надеясь разглядеть там Летти. Волчица сказала, что ей нужны какие-то «гели и другая, хм, личная гигиена», подтолкнула его к развешанным футболкам, словно погребушку ребенку всучила, и велела быть тут, когда она вернется. Но пока она не вернулась.
– Будешь мерить?
«Святой» медленно качает головой. Он не хочет ничего брать из чужих рук.
– Не нравится?
– Нет, – почти шепотом признается «Святой», сам толком не понимая что – или кого – имеет в виду.
– У тебя сменился вкус, Стайлз.
«Святой» хмурится: последнее слово он плохо понял. Вроде знакомое… Ах да, «имя»! Личное обозначение для каждого человека. И оборотня тоже. В его случае – это определитель еще и «личной» стаи.
– Ты тоже часть моей «семьи»? – на всякий случай уточняет он.
От чужачки не пахнет новым домом, но, может, «Святой» просто не слышит сквозь всю ее химию?
Девушка хмурится. Прикусывает красно-блестящую губу. И вдруг решительно кивает:
– Я так и думала.
После этих слов «Святой» окончательно перестает ее понимать. И на всякий случай отступает подальше. Он бы вообще ушел, но Летти! Она ведь велела ждать ее здесь. Она расстроится, если он ослушается. И может даже не купить ему футболку. Нет, он не может уйти.
Но если не может уйти он, то…
– Может, ты уйдешь? Ты ведь уйдешь, да? Вот прямо сейчас.
– Стайлз! – Чужачка придвигается ближе. В ее глазах зрачки почти съедают радужку. Так бывает, когда видишь добычу. «Святой» знает, стая по-всякому пыталась объяснить ему про охоту (и когда они, и когда на них), Дэйв даже ролики из Интернета крутил.
И, ох, как же «Святому» не нравится чувствовать себя добычей.
Он отступает снова.
Чужачка следует за ним.
– Послушай, у тебя амнезия, да? Ты ведь меня не помнишь, такведь? Это из-за альф? Или тысовсемнепомнишьчтослучилось? – Чужачка начинает частить. Сквозь ее химию пробивается мускусно-горчащая нотка волнения, настолько горчащая, что «Святой» недовольно фыркает носом. И окончательно теряет надежду что-либо понять. – Ты их специальносюдазаманил? Дерек знает? Их много? Чего они хотят от тебя?
«Святой» окончательно упирается в стенку и устало прикрывает глаза. От этой словесной канонады у него снова начинает болеть голова. А он не любит, когда у него болит голова. Даже больше, чем не любит чужих. В кавычках они или без.
– Стайлз.
На этот раз ее речь тягучая, медленная, приторная – как утренний сироп на оладьи. И ее рука на его щеке – как кусочек мягкого масла.
А вот его рык – как ножка резкого стула по полу.
Она отшатывается, будто он сделал ей больно. И враз пахнет страхом. Настолько сильным – что никакая химия не может его перебить.
– Ты…
Она тяжело дышит. Но кажется, что это мертвец хрипит. Какой-нибудь зомби из Дэйвовой страшилки.
– О Господи, Стайлз…
Ее глаза наполняются слезами, как набегает эспрессо в бумажный стаканчик в кофейном автомате. «Святой» не просто видит эти слезы, он их слышит: они пахнут солью и горечью. И никакой химии. Боль и страх, это он уже крепко усвоил, всегда пахнут натурально. Естественно. Будто они – самые естественные ощущения для человека.
«Святой» морщит нос, стараясь переключить свой нюх на что-нибудь другое… не такое горькое… чуть меньше соленое… Да хотя бы на ментоловые бургеры. И надеется, искренне надеется, что вот теперь-то она точно уйдет. Сбежит от боли и страха. Проще говоря, сбежит от него.
Но она вдруг шагает вперед и виснет у него на шее. И «Святой» застывает в растерянности. Волк внутри недоуменно порыкивает, то выпуская, то вбирая когти: он тоже растерялся и даже не пытается отпихнуть от себя чужачку. Так они и стоят, замерев. «Крученая девушка», «Святой» и его волк, зажатый между ними.
И тут наконец-то возвращается Летти.
Вот она-то не теряется ни на секунду: вмиг отпихивает их друг от друга, да еще и крепко хватает «Святого» за предплечье, чтоб не вздумал дергаться.
– Это еще что за явление Христа народу? Ты кто такая… – продолжая говорить, Летиция ведет носом, стараясь как следует «обнюхать» ситуацию. – Ах ты ж черт! А не могли вы там всей своей стаей скучковаться как-то и нанести визит уже всем скопом? Или ваш Питер мальчиков предпочитает?
– А ваш… как его там… он тоже мальчиков предпочитает?
«Святой» чувствует страх чужачки. Летиция тоже наверняка его чувствует. И «Святой» откуда-то точно знает, что чужачка догадывается, что они слышат и заполошный стук ее сердца, и чуют запах пота, даже, пожалуй, разглядели, как одна из капель-доказательств страха стекает сейчас по ее виску, теряясь в неестественно ярких крученых прядях. Да, для нее не секрет, что они в курсе. Откуда «Святой» это взял? Наверно, это дедукция: Летти ж сказала, что она из местной стаи, пусть даже не с волком внутри (его волк это чует), но уже имела дело с их породой. Да, всё верно, «Святой» просто вычислил правильный ответ. В общем, она догадывается. Но ведет себя так, будто никто – включая ее саму – не в курсе ее страха.
– Уж больно ты смелая, девочка.
– И что? Нападешь на меня? Средь бела дня? Посреди торгового центра, где везде камеры и людей полно? К тому же ты на чужой территории. И сама говоришь, что уже даже встречалась с представителями нашей стаи. Разве они дали вам разрешение на охоту?
Летти вдруг усмехается. Но хватка на руке «Святого» становится только жестче.
– Ты молодец. Но провоцировать незнакомого оборотня – отлично зная, что он оборотень – не лучший способ помочь другу. Стайлз ведь твой друг?
– Да! Да, мне он друг. А тебя я еще даже не начинала «провоцировать».
– А я не себя имела в виду, – ласково тянет Летти. – У меня с контролем как раз всё в порядке.
Чужачка растерянно переводит взгляд на «Святого».
– Он… Стайлз меня никогда не обидит.
– Человек-Стайлз не знаю, тебе видней. Я его человеком-то не знала почти. А вот за оборотня, молодого и до сих пор без якоря, поручиться не могу. Так что шла бы ты, девочка… лесом. Разве не там гуляют бездумно храбрые девочки, которые любят полапать молоденьких волков аккурат накануне полнолуния?
– Ты! – чужачка вовремя прикусывает губу, но запах перченой злости вмиг перебивает горько-соленые нотки страха. – Я не нуждаюсь в твоих экспертных рекомендациях при тактическом планировании маршрута своего дальнейшего следования.
– Во как! Наша Барби знает много умных слов. Вот только умными-то словами самого ума не заменишь. Ну, долго мы еще будем тут прохожим глаза мозолить? На нас уже продавщица косится. Или как там принято называть таких вот экспертных рекомендаторов? Можешь не отвечать, это был риторический вопрос. Вот видишь, я тоже знаю умные слова.
– И я знаю! – «Святой» просто не может не вставить свои пять копеек. Он ведь правда знает. И очень-очень этому рад. Пусть и Летти за него порадуется. И даже эта чужачка, «Святой» ей разрешает: пусть радуется, позитивные эмоции – это полезно.
– Заткнись и лучше дыши поглубже. Твое сердце на том конце торгового центра слышно. – «Святой» обиженно насупливается. А вот он хвалил сегодня Летти перед чужой стаей, хвастался, что она купит ему футболку. Могла б и она сказать о нем что-нибудь хорошее этой вот, «крученой». – Ну, хочешь что-нибудь спросить или дашь уже нам спокойно закончить свои дела и вернуть Стайлза под родительское крылышко?
– Спрашивать у тебя? Да ты меня и впрямь за дуру держишь. Я спрошу у тех, кому доверяю. А потом заеду к Стайлзу в гости. Слышишь, Стайлз, я приеду вечером, перед тем, как твой отец уедет на смену. Я ведь правильно поняла, ты сейчас дома живешь? Ты вернулся – домой?
– Шериф взял отпуск. По случаю возвращения ему блудного сына, – вклинивается в разговор Летиция, не давая «Святому» возможности ответить.
– Тем лучше. Привезу твой любимый пирог, хочешь? – Чужачка демонстративно не смотрит на Летти, полностью сосредоточившись на «Святом».
– Можно подумать, он помнит какой пирог у него любимый.
– Я уже догадалась, что у него амнезия! – огрызается «крученая». – И что ты вовсю этим пользуешься!
– Полегче с обвинениями, детка. А то ты меня и впрямь спровоцируешь. А на таких каблуках, как у тебя, быстро-то не побегаешь.
– Тронешь меня – и наша стая тебя порвет. – И судя по стуку сердца – она совсем не врет сейчас.
– Продолжишь тупо тянуть время – и мы все дождемся-таки здесь неприятностей. Все, включая твоего друга Стайлза.
Чужачка хочет что-то сказать, даже рот приоткрывает – но в последний момент передумывает. Даже прошептать не решается. Ну да, про волчий слух она ведь тоже, наверняка, в курсе. Так что девчонка только шевелит губами, надеясь, видимо, что «Святой» умеет читать по губам. Вот только он не умеет. Он и с бумаги-то только недели три, как научился. Поэтому он только хмурится и пятится от нее подальше, а ну как опять кинется ему на шею?
Чужачка кривится, словно от боли. Впрочем, она и пахнет болью. Снова пахнет горько-соленой болью. И на этот раз наверно все-таки плачет, «Святой» чует запах слез, но уже не видит их: «крученая» уходит не оглядываясь.
– В общем так, я за это утро с их стаей уже вымоталась так, как за две недели с нашим Дэйвом не выматывалась. Поэтому сейчас ты берешь себе три футболки – но очень быстро. И мы едем домой лечить мои нервы.
«Святой» радостно скалится, и первой хватает футболку, предложенную чужачкой и небрежно отброшенную ею потом в сторону. А что? Ему реально должно пойти!


Вот только по возвращению домой отдыхать Летти не идет, а прямиком направляется к альфе. Первым делом она интересуется, как «шериф воспринял новости».
Джейк отставляет в сторону кофе – «Святой» невольно морщится: и как только стае может нравиться эта горькая гадость? неужели им по жизни горечи не хватает? – и подталкивает в их сторону тарелку с коряво нарезанными бутербродами. Видно, Дэйв постарался. Потому что Брэд, тот как раз не старается, просто отрывает куски всего съестного, что под руку попадается и кидает на хлеб. Не, хлеб все-таки нарезает. Большим таким армейским ножом. Единственным «наследием» от своей «прошлой жизни». Не очень-то хорошее наследие, «Святой» догадывается, что и жизнь была не кусок шоколадки, и уж тем более не целый батончик, но ухаживает Брэдли за своим «наследием», как волчица за детенышем: то полирует, то точит, то пружинки какие-то смазывает, чтоб раскладывался легче.
– Как съездили? – вопросом на вопрос отвечает Джейк.
– Плохая была идея. Наткнулись там на члена местной стаи.
– А вот нет! – не соглашается «Святой». – Идея классная. Плохие идеи – это то, от чего бывают плохие последствия. А если последствия хорошие – то идея была правильной. У меня теперь целых три футболки. Так что классно мы съездили! – торопится поделиться своей радостью с альфой «Святой», одновременно запихивая в рот бутерброд, который побольше. – У меня техерь тхи фуфолки! – Повторяет он и на всякий случай тычет альфе три пальца, чтоб тот уж точно понял, насколько богатый у него теперь гардероб.
– Молодцы, – кивает Джейк. И устало просит волчицу: – Ну не хмурься так, Летти. Да не увиливаю я от ответа! И от разговора… обеих разговоров… не отлыниваю. И с шерифом я поговорил, и с тобой, раз настаиваешь, поговорю. Я отцу Стайлза всё объяснил, даже медицинские справки, ну те, которые от обследования у Хэйма остались, отдал. Там ведь и фото есть. Так что, как говорится, подкрепил свое «чистосердечное признание» нужными уликами. Кстати, он, оказывается, был не в курсе, что этот мальчишка Скотт – оборотень. Когда я предложил проверить мои слова, спросив у «знакомого вервольфа», шериф очень удивился такому предложению. Он сейчас как раз у этих Макколов, поехал расставлять все точки над «і». Тем более что мать Скотта, оказывается, медсестра. Так что шериф прихватил справки и уехал. И скорей всего до вечера не вернется: я так подозреваю, ему потом понадобится выпить, и он заедет в какой-нибудь бар. Если, конечно, у этой миссис Маккол не припасено медицинского спирта на такие вот случаи.
– Ну вот и ладушки, – смягчается Летти. И даже милостиво тянет с тарелки бутерброд. – Всё равно ему нужно было сказать. А что мы местную стаю в глазах шерифа «изобличили», так оно и к лучшему. Пусть больше доверяет нам, чем им. Для нас такой расклад полезней.
– Мы не собираемся враждовать с местной стаей.
– Враждовать, само собой, не собираемся, но союзники лишними никогда не бывают. Особенно на чужой территории. Тем более что шериф – человек достойный, это сразу видно.
– С каких это пор ты засматриваешься на людей, Летти? – с тихим присвистом интересуется Джейк. – Хотя мужик этот шериф видный, конечно. И вдовец к тому же.
– Хватит мне клыки заговаривать! – тут же снова ощеривается Летиция. – И раз уж ты сам заговорил о «заглядывании» на видных особей мужского пола… Стайлз, пойди-ка с Дэйвом киношку посмотри, он там опять какую-то мелодрамную дрянь скачал.
– Мыыы…
– Да-да, бутерброды можешь взять с собой. Иди давай.
«Святой» подхватывает тарелку и вразвалочку выбирается из-за стола. Он совсем не против посмотреть «киношку», что бы там не говорила Летти, Дэйв качает прикольные фильмы, по крайней мере, «Святому» они нравятся. И заодно можно похвастаться ему своими футболками. Всеми тремя!
Вот только, уже подойдя к гостиной, «Святой» вспоминает, что надо было бы прихватить с собой чаю. Под чай-то бутерброды идут лучше! Под чай вообще всё идет лучше. Даже фильмы. И, пихнув тарелку с бутерами на ближайшую тумбочку, он поворачивает назад на кухню. Вот только зайти так и не успевает – интонации Летиции заставляют его ноги буквально прирасти к полу. И волк, и человек внутри него – оба предупреждающе рычат, чтоб он не совался сейчас на эту территорию.
– Джейк! Что ж ты делаешь, Джейк? Что ж ты такое творишь, Джейк Холланд?
Голос у Летиции глухой, хриплый. И в сочетании с торопливой интонацией непонятно: то ли она с трудом выдавливает из себя каждое слово, то ли наоборот старается удержать во рту этот словопоток.
– Летти…
– Только не делай вид, что мне показалось! Нет-нет!
– Летти…
– Думаешь, никто не заметил? Думаешь, такие мы тут все идиоты? Да даже Дэйв всё понял! Думаешь, какого черта наш малой забился от тебя куда подальше и носа оттуда не кажет? И Брэд заметил. И странно, как это еще шериф ни хрена не просек!
– Летиция!
– Или скажешь, что ты сам ни хрена не замечаешь? Что у тебя типа этот, как его, гон! Инстинкты затмили остатки разума, и все мозги утекли в яйца. И поэтому ты готов его практически изнасиловать…
– Ррргырррр!!!
«Святого» даже на расстоянии буквально пригибает к земле. При этом краем глаза, в отражении стеклянной вставки кухонных дверей, он подмечает, что Летиция таки остается стоять. Правда, затыкается всё же. И даже зажмуривается, кажется. Несколько минут стоит оглушающая после разъяренного рыка альфы тишина.
– Ладно, – выдыхает, наконец, Летти. – Хорошо. Никаких изнасилований. Тогда что? Он твоя пара, что ли? Да хрен с два! Пара – это обоюдная связь, в обе стороны. Ты сам нам так рассказывал. И у Брэда так было. А иначе я в это просто не играю.
– Летти…
– Ну что «Летти», Джейк? Что Летти может тут поделать?
– А я что могу? – вдруг срывается в крик альфа, резко вскакивая. Летти кидается к нему с предупреждающим «тсс», раскинув руки, будто пытается поймать в них лишние звуки. Джейк снова понижает голос: – Ну что я могу?! Кретин рехнувшийся, которого на старости лет на молоденьких мальчиков потянуло! Что мне делать с собою, а? Что, думаешь, я сам не замечаю, что продавливаю его своей силой? Не догадываюсь, что он просто идет на поводу у инстинктов? Подчиняется воле альфы?
– Постой-постой, – качает головой Летти, – ты какую-то неправильную форму глагола сейчас

употребил

употребил [я не считаю себя знатоком английского языка, но со времен школьных уроков помню, что в английском языке есть целых 4 прошедших времени, которые отличаются по смыслу, то есть фраза о том, что случилось в прошлом один раз, и о том, что умудрилось случиться уже не единожды – грамматически оформляются по-разному]… Или всё-таки правильную? Мы что-то пропустили, Джейк? Пока Дэйв доставал меня своими носками, а Брэд при первой же возможности так и норовил смыться «проветриться», превращая пятиминутную остановку в трехчасовое ожидание – вам с малышом, как я погляжу, тоже было весело? Что ты молчишь? Только не говори, что ты и поиметь его успел?
– Нет! Разумеется, нет. Мне 60 лет в конце концов! Я тебе не озабоченный мальчишка, у которого впервые в жизни гормоны взыграли. – Джейк грузно опускается на стул, утыкается лбом в столешницу и прикрывает затылок руками. – Я уж давно не мальчик, Летти. И альфа к тому же не первый год. Я умею себя контролировать.
– Что-то утром не похоже было.
– Да, – невнятно хмыкает из-под прикрывающих голову рук Джейк. – И вчера тоже было… В общем, вчера было тоже. Но я сдержался и вчера, и сегодня. И если завтра накатит снова – то и завтра сдержусь.
– И как долго ты намерен… сдерживаться?
– Я… Я не знаю.
– А кто знает? Потому что Стайлз, по-моему, тоже маленько не в курсе. Ты вообще собираешься ему рассказать… о пестиках там, тычинках… Минетах. Хотя постой! О минетах он сам тебе порассказывать может! Спасибо ребятам Речного Лиса. Или забыл, что тебе его наемники порассказывали?
– Не сравнивай меня с ними!
– Так не уподобляйся же им!!!
Джейк медленно подымает голову и неверяще хмурится, глядя на свою бету.
– Постой, так ты поэтому такая злая на меня? Ты думаешь, что я… способен, как они? Ты правда так думаешь?
– Я уже не знаю, что мне думать, Джейк Холланд. – Лицо Летти кривится, будто она сейчас расплачется. Или трансформируется. – Я не знаю… С тех пор как те иракские мудаки… Я уже ничего о вас, мужиках, не знаю. А вот ты – если этот мальчишка хоть что-то значит для тебя, Джейк Холланд – точно должен знать одну вещь: нет ничего хуже любви, навязанной силой. Именно любви. Страх, боль, ненависть или даже уважение – их можно навязать силой. Зачастую как раз силой-то их и навязывают. И иногда это даже неплохо, это я тебе как солдат, пусть даже и бывший, говорю. Но любовь… ее можно навязать. Но это… противно.
– Я не собираюсь ничего навязывать ему, Летти, – качает головой альфа.
–Тогда тебе пора рассказать ему о пестиках и тычинках, Джейк Холланд. А потом – отпустить его к Хейлу.
– Я…
– Отпустить его к Хейлу, – с нажимом повторяет Летти, – которым здесь весь дом провонял. И как вы только заснуть-то ночью смогли? Когда чужим альфой здесь чуть ли не помечено всё!
– Слушай…
– Нет, это ты послушай меня! Мне, слава богу, не 60, так что я еще помню кое-что о принципах секса. Это у тебя он в последний раз был в прошлом веке. А меня и в нынешнем пяток мужичков «осчастливить» успели…
– Он даже не помнит его! – умудряется-таки вставить Джейк.
– Что он чай любит – он тоже не помнил! И какой у него любимый пирог – чертова сучка, это я сейчас не тебе! – он тоже понятия не имеет! Но, Джейк… Я не знаю, почему его стая не искала его раньше, но теперь они, и Дерек Хейл в частности, уже в курсе, что он живой. И с того, что я пока тут видела, я делаю вывод, что они не намерены терять его снова. И я так понимаю, что и ты – терять его не хочешь. И по-хорошему в этакой ситуации мы должны были бы спросить у Стайлза: чего хочет он. Вот только как ты правильно заметил, он не помнит… многих. – Летти упирается руками в стол, нависая над Джейком: – Но это не оправдание, и уж тем более не повод для тебя, продолжать считаться исключительно со своими желаниями. Вспомни-ка, Джейк, мы его неделю кофе поили. И он его пил! А потом Брэд случайно перепутал заказ в кафешке и притащил в логово стаканчик чаю. И больше тому стакану чая даже делать ни черта не пришлось. Он просто – был – себе – чаем! Улавливаешь мою аналогию?
– Ты хочешь сказать, что они с Хейлом – пара? Но тогда бы он почувствовал, что Стайлз жив.
– Если пара не инициированная, то нет.
– Если пара не инициированная, то я еще могу… попытаться.
– На твоем месте я бы всё-таки угостила его сначала этим «чаем», Джейк Холланд. Сама бы угостила. Потому что когда Хейл поймет, что ты пытаешься сделать с его парой прям у него под носом – вот тогда ты точно порадуешься каждому союзнику на этой территории.
– Я не знаю, что мне делать, Летти, – устало вздыхает Джейк. – Но я точно знаю, чего мне не делать. Например, я точно знаю, что не стоит связываться с Хейлом. И не потому что я боюсь этого сосунка, я таких салаг столько на своем веку поведал… Просто я уже итак понял, что в этой схватке так и так проигравшим будет наш Стайлз. Нельзя усидеть на двух стульях. Не водятся в одном улье две матки. Невозможно быть бетой двух альф. Быть парой двух волков – тем более. Была б моя воля – я б взял его подмышку и чухнул бы отсюдова на всех парах! И поделом тому Хейлу, раз уж он не смог защитить своего. Вот только… Только полнолуние уже завтра.
– Да и шериф… Ты что, Джейк? Он же тогда точно рехнется с горя.
– Ох, приглянулся тебе всё-таки этот шериф, Летти, – усмехается Джейк.
В ответ волчица шутливо кидает в альфу кухонным полотенцем:
– Иди ты, Джейк Холланд!
– Да пойду я, пойду, – хмыкает тот. – Погоди только. Дай мне охолонуть чуток. А вечерком пойду. Надо ж хоть глянуть на этот… «чай»…
– И на счет Стайлза…
– Не надо, Летти. Хватит уже. Ничего ты тут нового мне не скажешь. Ничего такого, чего б я сам себе не передумал тут за эти сутки, стоило только в дом войти и разнюхать тут всё хорошенько. Много я чего думал, Летти. И, чувствую, немало еще чего надумаю. Но пока – хватит, Летти. Дай мне чуток охолонуть. Пока я совсем не рехнулся.


Пусть Летти и говорит, что умные слова ума, мол, не заменят, но «Святой» любит такие слова. Ему нравится их знать. Ему нравится их помнить. Особое удовольствие доставляет их искать. И совсем уж непередаваемое чувство – понимать их.
Одно из таких слов – «пертинентность». Это когда тебе по запросу умненький поисковик выдал дофигища ссылок, а пригодились из них только с

десяток

десяток [если совсем по-научному, то пертинентность – соответствие найденных информационно-поисковой системой документов информационным потребностям пользователя, независимо от того, как полно и как точно эта информационная потребность выражена в тексте информационного запроса. Иначе говоря, это соотношение объёма полезной информации к общему объёму полученной информации]. Ну, это если тебе еще повезло. То есть та информация, что тебе нужна – она и есть пертинентная.
И если остальным в его стае важен лишь конечный результат, то «Святому» нравится, до приятной щекотки по затылку, сам процесс отсеивания лишнего. Может, потому что «лишнего» для «Святого» как раз и не бывает. Он так мало знает об окружающем мире, что для него пертинентно всё. Поэтому он так благодарен гуглу за каждый «ворох страниц». Ну то есть Дэйв говорит, что это не «ворох», а «ссылки» и «файлы», а «ворох» – это скорей про газеты Джейка или журналы Брэда. Но «Святому» нравится «ворох». В этом слове есть что-то кучное, что-то стайное.
И сейчас в «ворохе интернет-страниц» он ищет информацию о стае.
Ну, сначала он ищет в папке Дэйва. Есть у него специальная папочка в ноуте, куда он собирает всё, что может пригодиться стае. Там много текстовых документов. И отсканированных изображений: от сканов наскальной живописи и средневековых гравюр до постеров о фильмах про вервольфов. Там даже клипы есть. И научные – про быт диких волков. И «документалка», в основном с ютуба, про «всяких неосторожных лохов, попавших в объектив».
Сейчас «Святой» ищет, где у оборотней находятся пестики и тычинки и на фига они им сдались. А еще попутно он ищет про пары. Он чувствует, что ему нужно это знать. И волк с человеком, которые внутри него, полностью с ним в этом согласны.
Он уходит в поиск с головой, с глазами и нюхом. Поэтому даже не замечает Джейка, пока тот не трясет его за плечо. Да так и оставляет там руку.
– Эй, малыш. Я тут прогуляться собрался. К твоей прежней стае. Не хочешь со мною?
«Святой» на секунду прикрывает глаза, сосредотачиваясь на жаре Джейковой руки. Он анализирует. Как перед этим анализировал информацию – сейчас он анализирует собственные чувства.
Он теперь знает, что прикосновения в стае очень важны. Оборотни вообще весьма тактильные существа. Мать-волчица первые месяцы и вовсе старается не выпускать детеныша с рук. В качестве наказаний отец-волк предпочитает психологическим нотациям подзатыльники и оплеухи. Сама иерархия в стае выстраивается в ходе ежедневных тренировок и еженедельных (как правило – бывает, что реже, бывает, что чаще) охот. Мордобоя, проще говоря. Возможно, всё дело в животных инстинктах, более ярких и близких, чем у простых людей – но пара синяков и ссадин не видятся волку проблемой. И в ситуациях, когда люди бегут за судебным запретом «не приближаться ближе десяти метров» – оборотень зачастую бежит за добавкой. Испытать соперника еще раз. Испытать еще раз самого себя. Подняться в иерархии стаи. Просто поднабраться опыта. Плюс чудо-регенерация. Разве синяк может быть проблемой, если исчезает уже через пару секунд? В общем, чаще всего, к совершеннолетию урожденные волчата, благодаря тренировкам, а также всевозможным «любимым братцам-сестрицам», знакомы уже со всеми видами боли: от ушиба до открытого перелома – но абсолютно никаких психологических заморочек по этому поводу не испытывают. Боль от своих не считается болью. Уроком. Намеком. Игрой. Просто случайностью. Чем угодно, но не болью в человеческом понимании.
Другое дело – прикосновение чужака. Это всегда – вызов. Пренебрежение или насмешка. В общем, демонстрация чего-то нехорошего. Поэтому это – табу у цивилизованных волков. И, пожалуй, Летти не зря держала его сегодня мертвой хваткой в торговом центре. «Святой» растерялся, да и помнил, что «ни в коем случае нельзя раскрывать себя» – но когти-то лезли. «Святой» вообще не кровожадный ни разу. Но шанс, что волк мог вырваться наружу таки был. Поэтому хорошо, что Летти подоспела вовремя.
А сейчас, анализируя прикосновение Джейка, «Святой» припоминает, что тактильный контакт – это еще и проявление любви в стае. Волк сильнее всего в стае. А сама стая ощущается сильнее всего через прикосновения. Поэтому обращенную бету нещадней всех гоняют на тренировках. Но если собрат слаб или болен – ее лечат прикосновениями другого рода.
Такими – как Джейк сейчас.
И «Святому» нравится это прикосновение. Да, определенно. И ему, и волку. А чужака внутри он даже спрашивать не будет, он его знает без году неделю, так что у того нет пока права голоса. Хотя… кажется, даже он не против.
– Так что, малыш, пойдешь со мной?
«Святой» хочет сказать, что со своим альфой пойдет куда угодно. Но тут Джейк отнимает руку, и «Святой» выныривает из кокона теплого альфы-одеяла. И до него наконец-то доходит, куда именно Джейк его зовет.
Бывшая стая. Утренний чужак. И дневная чужачка. Уже почти знакомые, поэтому даже без кавычек. Но всё равно неприятные. Ему не понравился ни их запах, ни их поведение. А, значит, ему не понравились и они сами. Ну, «Святому» хочется так думать.
И он решительно мотает головой.
– Нет? – уточняет Джейк. – Точно не хочешь?
– Нет. Мне надо тут кое-что поискать.
– Ну ладно. – Джейк довольно усмехается чему-то своему. – Слыхала, Летти? Он не хочет. Мы выпьем с ним «чаю» как-нибудь в другой раз. – И Джейк торопится скрыться за дверью.


После ухода альфы «Святой» еще какое-то время роется в файлах и «ворохе», который выдает поисковик, но после прикосновения Джейка в нем будто перегорело что-то. Всё тело словно ватное и совсем без костей. Хочется лечь на диван, запрокинуть голову, доверчиво подставив шею, и… Дальше «Святой» не знает. И гугл не может тут ему ничем помочь. Потому что он даже информационный запрос толком сформулировать не в состоянии. То есть он не может спросить у гугла…
Но может спросить у Брэда.
Там, на кухне, Летти сказала, что у Брэда была эта самая пара. И в отличие от «Святого», он-то ничего не забывал.
– Такое и не забудешь, малыш, – губы Брэдли кривит болезненная улыбка, когда «Святой» в лоб интересуется, помнит ли тот свою пару.
– И какая она? Как это – пара?
Брэд внимательно смотрит на него пару минут. И, наконец, осторожно интересуется:
– Ты ведь не меня и мою пару сейчас имеешь в виду, так, малыш? Этим утром… ты и Джейк… – он осторожно пытается подобрать слова. – Ты хочешь понять – для себя, так?
«Святой» сначала кивает, но тут же замирает в нерешительности. Хмурится и передергивает плечами.
– Я даже не знаю, – признается он, вспоминая, что «лично-стайный» Хейл тоже может быть его парой. – Это как-то… обреченно звучит. Ну, то что я уже узнал про пары. Мол, сразу бах – и навсегда. А если я не хочу? У меня ведь так уже было… что я… не хотел…
Последние слова он произносит уже шепотом. Но даже если бы он произнес их про себя – Брэд, верно бы, понял. Ну, они ведь волки одной стаи. Стая тебя всегда понимает. Заботится. Оберегает. Прикасается так – как нужно. На то она и стая.
– На самом деле, всё совсем не так… фатально. Вся эта «роковая любовь», это скорей для дамских романов, малыш. Или для тупых мелодрам, которые так любит наш Дэвид. А в жизни, Стайлз, всё как-то попроще, прозаичнее что ли. Да и любовь с первого взгляда, она вообще не для волков. Тебе тут главное понять сейчас основной принцип – мы двусущные.
– Чего?
На этот раз улыбка Брэда намного искреннее.
– Ты ведь знаешь, что такое оборотень, да? Это две сущности – волка и человека – в одном теле. И когда мы говорим о паре для оборотня, мы подразумеваем, что эта «вторая половинка» нравится сразу обоим: и волку, и человеку. Сечешь?
«Святой» с минуту задумчиво морщит лоб, мнет губы и даже немного играет бровями. Но потом его мимика успокаивается, и он облегченно кивает головой. Такой вариант его вполне устраивает. Ведь даже если он был парой Хейла – это ведь было еще до того, как у него появился его волк, так? А волка этого ему подарил Джейк. И, значит, пока у него есть шанс… выбирать. Благодаря волку у него есть право – на решение. На собственное решение. Правда, на всякий случай он всё же решает уточнить:
– То есть я могу выбирать.
– Ты и должен выбирать, – заверяет его Брэд. – Потому что зачастую волку и человеку нравятся совершенно разные, хм, «половинки». Ты ведь понимаешь, кого я имею в виду под «половинками»? – смущенно интересуется Брэдли, одной рукой потирая шею, а вторую пряча в карман. – То есть «половинкой» может быть и человек, и другой оборотень, – торопливо уточняет он. И, дождавшись кивка «Святого», продолжает: – Так вот, у человека и волка разные критерии оценки. Человек в первую очередь оценивает внешность. Что б там не чесали дамские романы про «прекрасную душу», но это там пишут для тиража, потому что читательницам приятно отождествлять себя с главной героиней, вот и приходится культивировать универсальные черты… Эт я отвлекся, прости. В общем, я к тому, что рекламные модели не зря все поголовно такие красотки. Люди испокон веков ценили всё красивое, поклонялись красоте. Может, дело в том, что красота считалась признаком здоровья, а это важно для получения нормального потомства… Но вот волк здорова ли самка – определяет иначе. Наши волки больше полагаются на нюх. На слух. На прикосновения. – «Святой» чувствует, как от последних слов невольно вспыхивают щеки. – Поэтому алгоритм поиска пары для оборотня выглядит приблизительно так. Сначала человеческая половина находит того, на кого у нее – прости за прямоту – встанет, с кем человеческая часть хочет секса… ну, совместного потомства. Потом человек подкатывает к этой крошке… хм, к парню тоже можно. И в игру включается волк. «Примеряет» эту детку на себя. Очень часто дело доходит таки до постели. На этом этапе человек и волк действуют практически на равных. А потом наступает самое главное, – Брэд даже подымает указательный палец, чтоб подчеркнуть важность своих слов, – сон.
«Святой» недоуменно хлопает ресницами.
– Да, именно сон. Совместная ночевка. До этого этапа оборотни вообще-то доходят редко, если речь не идет о паре, выбранной из собственной стаи. Потому что практически невозможно спокойно заснуть, когда рядом чужак. Подставить ему спину, оставить без присмотра горло… К тому же запах, Стайлз! Заснуть рядом с другим человеком, ну или оборотнем, мы ж уже договорились, что это не суть важно – можно, только если твоего волка полностью устраивает его запах. Если среди ночи тебя не будит стук его сердца. Потому что некоторые сердца звучат, как противные механические часы. Ты, кстати, заметил, что у нас у всех электронные? Блин, я опять отвлекаюсь. Но ты ведь уже уловил суть, да? Запах, издаваемые им звуки, его холодные пятки… Если он устраивает тебя такой, весь он, целиком – тогда это пара. Пара для двусущного оборотня. И если ты найдешь такую, то поверь, малыш, тебе будет похрен на свободу выбора. Потому что выбор пары – это и есть самая большая свобода для оборотня. Ведь волк и человек, они так часто спорят друг с другом. Нам редко нравится то, что на охоте едят наши волки. А им не нравятся тряпки, которыми мы сковываем их движения. Всё совместное существование человека и волка в одном теле – это постоянный компромисс между ними. Всё – кроме выбора пары. Это как раз тот самый случай, когда они едины. Это и имеют в виду писаки, когда говорят, что ты наконец становишься единым целым. Цельным. Завершенным. Свободным от уступок и внутренних препирательств. Не бойся этого выбора, малыш. Потому что это обязательно будет твой выбор. Каждой твоей сущности.


Джейк возвращается затемно. К этому времени Летиция уже отправляет «Святого» спать. Но он всё равно высматривает машину альфы в окно, и стоит той затормозить у дома, тут же кидается вниз.
Вот только в дверях Джейка уже встречает Летти.
– Как съездил?
– Как видишь живой.
– Что ты сказал Хейлу? Он ведь спрашивал про Стайлза, да?
– Хейл держит морду кирпичом. Он ведь альфа, Летти. А это ж наша самая первая обязанность – уметь держать лицо перед чужаками. Но не волнуйся, его беты спросили у меня всё, что Хейл хотел бы знать. Для этого он и позволил им присутствовать при встрече.
– И что ты ответил?
– Правду, конечно, – хмыкает Джейк. – Что еще можно ответить оборотням, которые способны распознать ложь по стуку сердца и запаху пота. Если, конечно, ты намерен и дальше иметь с ними какие-то дела.
– А мы намерены иметь с ними дела?
– Нам нужен Дитон. Я ж уже тебе говорил по телефону, когда объяснял на кой мы премся в этот Бикон Хиллс. Утром Питер Хейл объяснил мне, что их Советник сейчас в отъезде. Но полчаса назад Дерек Хейл заверил меня, что они с ним уже связались. К завтрашнему утру он уже должен быть здесь.
– И какую правду ты им сказал?
– Что я предлагал, но Стайлз не захотел поехать со мною. Сказал, что ему интересней было посидеть за компом. И, знаешь, этот ответ их даже как-то порадовал. Видно, их Стайлз тоже любил полазить в интернете.
Летти хочет спросить еще что-то, но тут в замке проворачивается ключ, и порог переступает старший Стилински.
– О, вы еще не спите.
– Стайлз уже лег, – заверяет «шерифа» Летти. Но косится при этом почему-то на Джейка.
– А я как раз собирался прогуляться. Перед сном полезно, знаете ли.
– Джейк, – предупреждающе тянет Летиция.
– Я здесь, рядом. Ну куда я тут могу податься, сама подумай.
И Джейк проскальзывает мимо «шерифа» на улицу.
«Святой» хочет кинуться следом. Он слишком долго не видел альфу. Возможно, так на него приближающееся полнолуние действует, он не знает, он раньше от луны-то никак не зависел – но его тянет к альфе. Эта ночь в новом логове была просто ужасной, «Святой» не хочет ее повторения. Поэтому сегодня он хочет спать с Джейком. Как раньше. И чтоб также тепло, уютно и без кошмаров. А тем более – без всяких там «шерифов». Который и сейчас мешает, перекрывая выход. И чего, спрашивается, они торчат там с Летти на пару? Стоят, молчат и только косятся друг на друга время от времени…
– Эээ, шериф…
– Можете звать меня Лансом.
– О. Необычное имя.
– Ну да, – «шериф Ланс» смущенно трет мочку уха. – Необычные имена – это у нас, Стилински, семейное. Вы еще настоящего имени Стайлза не знаете. И это к лучшему, поверьте.
– Погодите-ка, а полное, значит… Ланселот что ли?
– Моя мама любила рыцарские романы. И миф про короля Артура, в частности. И, знаете, Клаудии вот нравилось… Это мама Стайлза. Клаудия. – «Шериф» улыбается сейчас также грустно, как Брэд, когда «Святой» спросил у того про пару. – Клаудия меня так и называла – «мой рыцарь Ланселот». Но вам это всё, наверняка, не интересно… – «Шериф» дергается в сторону, собираясь, видимо, наконец-то освободить «Святому» проход, но Летиция вдруг хватает его за руку. Вот прям ладонь в ладонь. Кожей к коже.
Прикосновения для волка.
«Святой» любит кино. Всякое и разное. Он любит кино, потому что там целую жизнь умудряются втиснуть в два с половиной часа, так что к концу ты просто не успеваешь забывать начало. «Святой» любит даже «тупые мелодрамы», которые нарочито не переваривает Дэйв – но всё равно через раз «совершенно случайно, ребята» скачивает именно их. И если Брэд в таких случаях просто досадливо машет рукой и уходит по своим делам, то «Святой» всё равно остается у монитора ноутбука.
И сейчас он чувствует себя как у монитора ноутбука. Только вместо героев кино перед ним «отец» и Летиция.
«Святой» едва успевает подумать, что в фильмах в такие моменты герои страстно целуются (а если это комедия, то еще и переворачивают друг дружкой почти всю мебель) – как Ланс и впрямь неловко хватает Летти за плечи и тычется ей губами куда-то в скулу. Через пару секунд она, видя такое дело, пытается перехватить инициативу и воссоединить таки их губы в «страстном поцелуе», но у Ланса тоже оказывается хорошая реакция. Ну да, хоть он и человек, но всё же шериф, как-никак – «Святой» решает, что теперь можно и не использовать кавычки, раз уж Летиция признала шерифа за своего, за члена их стаи – а Летти к тому же сильно взволнована, волк «Святого» это чувствует. В итоге парочка больно стукается носом и с айканьем отскакивает друг от друга, ухватившись за пострадавшие части лица.
– Да уж, – смущенно смеется шериф, – я-то думал, что это – как с велосипедом: раз проехался и уже, считай, не разучишься. Но, оказывается, что это скорее как стрельба: если десять лет не практиковался – нормативы не сдашь.
– Я… У меня… С «нормативами», в общем, тоже не очень.
Это признание заставляет шерифа отступить на пару шагов назад. Он смущенно трет шею и старается смотреть куда-то вбок.
– Плохая, наверно, была идея.
– Скорей всего, – кивает Летти.
Старший Стилински то ли от смущения, то ли сожалея мнет губы и кивает головой, будто бы соглашаясь с чем-то, что лично «Святой» так и не расслышал в этом разговоре, и пытается протиснуться мимо волчицы к лестнице наверх. «Святой» на всякий случай отступает на ступеньку назад, готовясь быстренько вернуться в комнату. Но Летиция вдруг снова удерживает шерифа, на этот раз за локоть.
– Скорей всего, это действительно плохая идея, Ланс. И далеко не первая в моей жизни. Такой же плохой идеей было сшить платье для моей куклы из маминой блузки. Или пойти на вечеринку, первую в моей жизни вечеринку, вместо того, чтобы готовиться к экзаменам по химии. И, конечно, совсем уж хреновой идеей было записаться в армию, вместо того, чтобы пойти пахать на завод, как мой отец и дед. Плохие идеи… Знаешь, сегодня твой сын сказал мне, что плохие идеи – это то, от чего бывают плохие последствия. А если последствия хорошие – то идея была правильной. И нужной. Раньше я считала, что последствиями тех идей было лишение кукол до конца моих дней под родительской крышей, проваленные экзамены и покалеченное здоровье. Но сегодня твой сын… В общем, я поняла, что если бы не те идеи – у меня не было бы моей стаи. И нас вот в этой прихожей не было бы тоже. И, может, это сейчас плохая идея… Но я хотела бы попробовать.
На этот раз Ланс наклоняется к Летти медленно, не торопясь. И хоть губы его снова начинают свой путь с ее скул, спускаясь вниз медленно, словно на ощупь, но на этот раз даже «Святой» понимает, что это тот самый «метод проб и ошибок», с помощью которого пара на кухне пытается обрести сейчас свое «человеческое счастье» (так часто говорят в мелодрамах Дэйва). «Святой» боится им в этом помешать – и поэтому как можно тише отступает назад, решая, что на улицу можно выйти и через окно.
Впрочем, выходить уже поздно: машины Джейка нет возле дома, а сунуться на улицу искать альфу в незнакомом городе среди ночи в одиночку «Святой» не рискует.


Наверно, Ланс Стилински единственный человек… ну, по крайней мере, единственный человек, которого он знает в Бикон Хиллс – а знает он тут немало народу – у которого фильмы ужасов вызывают исключительно теплые чувства. Нет, он не маньяк. Точно не маньяк.
Просто с этими фильмами связаны, пожалуй, одни из самых теплых его воспоминаний: сын дома, а не выслеживает очередные неприятности на свою пятую точку неизвестно где, сидит себе мирно у телевизора в компании лучшего друга, причем молча сидит. Ну, преимущественно. Бывало, конечно, что и поорут в «нужных местах». Но это ничего, говорят, для легких полезно. Некоторые, правда, еще говорят, что зато, мол, фильмы ужасов неполезны для детской психики. Но сам шериф считал, что, к примеру, шляться по ночам по лесу в поисках неопознанных трупов – гораздо неполезней. В фильмах – там, по крайней мере, всё ненастоящее. А настоящие «неполезности» – они в жизни. В жизни того же мальчишки Лейхи, к примеру. Вот уж кому фильмы ужасов и смотреть не надо было. Разве что сценарии к ним писать.
К тому же… Стайлз не любил в этом признаваться, даже самому себе… жутко смущался потом… но самому Лансу это нравилось. Жутко нравилось, как после «ужастиков» сын ластился к нему. Словно ему снова пять лет. Словно Клаудия еще… еще нет. И сынишка, испугавшись «бабаки» под кроватью, летит со всех ног к отцу – а не лезет в инет искать, что это такое. После домашних киносеансов со Скоттом Стайлз снова становился «папиным сыном». И как всякий отец Ланс не мог этому не радоваться.
Вот только сам Ланс ужастики-то не любил. Ему их и по работе хватало. А уж после такой ночи, как у него сегодня, думать о них сейчас и вовсе было бы оскорблением по отношению к одной прелестной женской особе.
Так что, пробираясь среди ночи на кухню выпить воды, старший Стилински думает совсем о другом. Он думает, что идея попытать счастья с Летти была не такой уж и плохой. Хорошая даже, можно сказать, была идея. Не зря ж всё-таки эта девушка ему с первого взгляда так приглянулась. Давно у него такого не было. Да вот, после Клаудии и не было. А тут еще когда с сумками ее увидел… Может, ей тоже воды принести? Или уже дождаться утра – и как положено, целый завтрак в постель? Повар, правда, из него не очень… А пицца в качестве завтрака ему засчитается? Или он может съездить за кофе и пончиками…
Ланс не спеша пьет свою воду и довольно жмурится, слушая стук дождя за окном. Ты гляди-ка, вот вроде и погодка нерадостная, да и машина завтра будет похожа на чушку (он обещал ребятам заехать с утра в участок, помочь немного с делами – а потом снова домой, к сыну, хватит уже ставить работу превыше семьи), а на душе всё равно светло, солнечно, можно сказать.
И тут молния на секунду освещает двор.
И три монстроподобные скрюченные фигуры, застывшие на заборе.
В голове разом проносят все ужастики, так горячо любимые сыном. Ланс давится водою, чувствуя, как та идет носом, его рука рефлекторно тянется к левой подмышке в поисках табельного оружия… Но тут – во вспышке новой молнии, на этот раз более долгой – он наконец узнает, что за «монстры» ночуют на его заборчике. И, тихо чертыхнувшись под нос, он кидается во двор, прихватив по пути первую попавшуюся теплую одежку.
Уже через полминуты он кутает закоченевшего сына в свою старую куртку, в которой обычно чинит машину или там красит крыльцо. Но к черту презентабельность – бедный Стайлз сейчас похож на мокрого воробья, у него ж уже даже губы синие!
– Бог ты мой, да вы что такое удумали?! Дэвид, Брэдли, какого черта? Что за ночные посиделки под проливным дождем? А ну-ка быстро марш в дом! Идем, сынок, давай слазь оттуда. Сейчас заварю тебе какао, ноги попарим… Да что вы такое учудили-то, а?
– У оборотней хороший иммунитет, мистер Стилински, – спокойно заявляет Брэд, слезая с забора, и не торопясь бредет к дому.
– А еще слух просто охрененный, – Дэйв слазит с забора следом за Брэдли.
После этого уже и «Святой» позволяет стащить себя с насеста и, поддерживаемый шерифом – хотя скорей тот больше путается под ногами – тоже направляется к дому.
– Причем здесь слух? – не понимает старший Стилински. – Вы здесь что-то слушали, что ли?
– Нет, мы здесь как раз не слушали, – скривившись, поясняет Дэйв.
Брэд оборачивается из дверей кухни и поясняет:
– Когда вы с Летти решите приятно провести время в следующий раз, предупреждайте нас, пожалуйста, заранее: мы снимем номер в мотеле.
– Ну, или хотя бы палатку разобьем, – морщится Дэйв.
– Не поймите нас неправильно, шериф, – просит Брэдли, – мы прекрасно понимаем: ваш дом – ваши правила и всё такое. Вы с Летти взрослые люди, имеете право. И вас можно понять, она классная женщина. И ее тоже можно понять: завтра полнолуние плюс у нее, наверное, период цикла такой, повышенной фертильности…
– Фу! – кривится Дэвид, отпихивая Брэда с дороги и первым залетая на кухню. – Я даже слушать о таком не хочу. Нет у нашей Летиции никаких циклов! Это просто сказки взрослых для маленьких детишек, по типу чудовища, живущего в темноте, о котором специально рассказывают, чтоб ребенок не шлялся ночью по дому без присмотра. И все эти циклы – такая же сказка, которую Летти придумала, чтобы неделю в месяц безнаказанно уничтожать наши шоколадные запасы, не оставляя мне ни единой конфетки! И больше не слова о циклах, Брэд, я всё-таки планирую хоть немного поспать этой ночью.
Дэвид резво взлетает наверх по лестнице, за ним не спеша идет Брэдли. «Святой» тоже собирается уже подняться к себе – но его удерживает шериф.
– Постой. Сходи всё-таки в душ, я принесу тебе сухую пижаму. И всё-таки заварю какао…


Удивительное дело, но после какао и горячего душа и впрямь спится просто чудесно. «Святой» и сам не ожидал. Во всяком случае, на следующее утро он подымается вполне довольным жизнью. Медленно спускается вниз, где с кухни обалденно тянет кофе и пончиками. Предвкушая как выпьет сейчас чашечку сладкого чая, он смачно зевает во весь рот, даже не пытаясь прикрыться рукой. В конце концов, руки у него заняты: одной он чешет себе поясницу, а второй придерживает штаны, чтоб не свалились и просто не съезжали вниз, мешая шлепать босиком по такому приятному на ощупь деревянному полу.
Вот только все его чудные, просто чудесные планы накрываются медным тазом. Верней звонком в дверь.
Дверь снова открывает Летти. Джейк на ночь домой так и не вернулся, ну, «Святой» бы почувствовал присутствие альфы.
В первое мгновение «Святому» кажется, что это «свои» нашли его новое логово. Во всяком случае, кожа гостя – такого же цвета, как и у них. Да и взгляд похожий: он смотрит на него, словно сейчас сделает ему больно и страшно.
Ну, он и делает.
– Я Дитон, местный Советник. Дерек обрисовал мне ситуацию. И должен честно признаться: зря вы его сюда привезли.

Знаю, фик получается стайлзоцентричным, но для тех, кто ждет стерек -

небольшой спойлер

Дерек появится уже в следующей главе

Вопрос: Нравится?

1. ♥		92	(100%)
Всего:		92

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, «Святой»

---

Занимаюсь интернет-плагиатом

Не смогла пройти мимо. На сайте «Городок писателей» нашла статью и решила сохранить на память (в качестве шпоргалки-предупреждения )

Удаляем литературные штампы, банальности и пошлости

Все мы не раз встречали литературные штампы на страницах книг, журналов, газет. Иной раз откровенно смеялись над ними, настолько они были заезжены и нелепы.
Если количество штампов и банальностей в тексте зашкаливало, то мы откладывали книгу в сторону и больше уже к ней не возвращались.

Конечно, совсем без штампов обойтись невозможно. Вся наша жизнь, если брать ее в масштабах Вселенной — не что иное, как набор штампов: родился, учился, женился, размножился, умер

Однако не помешает иметь под рукой список литературных штампов, для того чтобы выпалывать их из своих текстов.
Конечно, я не призываю выплескивать с водой младенца, чувство меры пока еще никто не отменял. Главное, чтобы текст не состоял из ОДНИХ банальностей. И если вы выловите парочку штампов в своем тексте, подумайте, чем их можно заменить, чтобы произведение было свежим, оригинальным и несло на себе отпечаток вашей индивидуальности. Итак:

СПИСОК НАИБОЛЕЕ ЧАСТО ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ ШТАМПОВ

СПИСОК НАИБОЛЕЕ ЧАСТО ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ ШТАМПОВ

Описание героя/героини

- роковая женщина
- длинноногая блондинка
- голубоглазая блондинка
- столичная штучка
- осиная талия
- лебединая шея
- мраморно-белая кожа
- холодна, как лед
- длинные тонкие пальцы
- бездонные глаза
- невинный взгляд
- высоко вздымающаяся грудь
- по-кошачьи грациозна
- трепетное сердце
- тоненькая как тростинка
- женщина удивительной судьбы
- руки как крылья
- печаль в глазах
- распахнутые доверчивые глаза
- хитрый прищур глаз,
- непокорные вихры
- усталые и добрые глаза
- серебристая седина
- волевой подбородок
- ледяной взгляд
- рыдания сотрясали его могучее тело
- чуткая душа
- трепетное сердце
- заботливые материнские руки
- натруженные мозолистые руки
- суровый взгляд отца
- скупая мужская слеза
- загадочная русская душа

Место действия

- город на Неве (Петербург)
- туманный Альбион (Англия)
- берега туманного Альбиона
- Москва златоглавая
- Москва белокаменная
- Киев, мать городов русских
- город греха и разврата
- Нью-Йорк — город контрастов
- заштатный городишко
- провинциальная дыра

Действия

- разнести в пух и прах,
- разделать под орех,
- бросить обвинения
- смело идти по выбранному пути
- обрести долгожданную свободу
- храбро сражаться до самой смерти
- достучаться до сердца
- спать сном праведника
- прильнуть к губам (или к чему-то еще)

Ну, и остальное

- ночь догорала как свеча
- мороз крепчал
- пушистый снег, падающий крупными хлопьями
- первые крупные капли дождя
- дорога к храму
- так хочется тепла и любви
- годы, словно конь, несутся вскачь.
- боль утрат
- усталые, но довольные
- воцарилась тишина
- в гордом одиночестве
- оскорбленная невинность.

Этот список можно продолжить в комментариях. Наверняка существует еще масса штампов, поэтому, боюсь, он будет длинным.

От чего зависит количество штампов в тексте? От уровня начитанности, насмотренности и общей культуры. Обилие штампов и банальностей выдает заурядную личность с ограниченным сознанием, не отягощенным эрудицией и интеллектуальными упражнениями
Что лечит от штампов? Чтение ХОРОШЕЙ литературы и общее расширение кругозора.

Однако даже при самых похвальных намерениях вряд ли кому-то из нас удастся совсем избавиться без штампов, ибо мы их впитали и часто не замечаем.
Так будем хотя бы к этому стремиться!

В защиту литературных штампов

Набрела на чудесную подборку литературных штампов и шаблонов. И на единогласное неодобрение по части их использования. А я, в общем-то, пыла автора и комментаторов не разделяю и по большому счету к штампам претензий не имею

Не знаю, что там по этому поводу считают семантика, семиотика и прочие философии, но по моему скромному мнению, слова – это метки. Метками мы отделяем (или объединяем) предметы и явления. Для одного и того же предмета мы вынуждены пользоваться одинаковыми метками, иначе не поймем друг друга даже в пределах одного языка. Новые метки надо присваивать только новым предметам или явлениям, а не в литературных опытах.
Собственно, слово-метка это уже и есть штамп.
Я, конечно, могу поменять штамп, и, например, заявить, что «фонарь» отныне буду считать «светарем», по созвучию со словом «свет», или даже «тапримаком» безо всякого созвучия с чем-либо, но это вряд ли продуктивно.
Шаблонная фраза-штамп – это устоявшаяся совокупность меток для хорошо известного предмета или явления. Это фактически новая самостоятельная метка. Это одно слово "нехоженныетропы"

Словами-то можно пользоваться?

И если вы сталкиваетесь именно с тем явлением, для которого уже приготовлена шаблонная фраза – то нечего мудрить, надо либо пользоваться шаблоном, либо игнорировать явление.
Если с неба, «усеянного белыми барашками облаков», должен, по вашему плану прибыть десант марсиан, то значит «белым барашкам» быть. Я бы больше остерегалась марсиан.

С другой стороны, в этой борьбе со штампами что-то есть. Вот, например, просыпаетесь вы утром, и видите, что «по подушке разметались локоны» вашей девушки. И ничего с этим поделать нельзя, потому что у вашей девушки именно локоны, а не стрижка «ежик», и спала она именно на подушке, по которой эти локоны и разметались. Что делать, как донести этот факт до людей, если штампами пользоваться нельзя? Да никак. Расслабьтесь. Поцелуйте девушку и пожелайте ей доброго утра. Об этом тоже можно не рассказывать, хотя поцелуев в списке штампов вроде бы нет.

Источник: pisatelei.clan.su/publ/shtampy/udaljaem_literat...

@темы: интересности

---

Опять мучаю Фотошоп

...и хочу такую АУ-шку

@темы: АРТ, Teen Wolf

---

Подсмотрено у Assamite

Результаты теста Стиль героини какого фильма тебе ближе всего?

Твой кинообраз - Элли Гамильтон из "Дневника памяти"

Пройти этот тест

@темы: тесты и гадания

---

Не люблю "Игры престолов" - зато тесты обожаю

А кто вы в "Игре престолов"?
globus u novser

@темы: тесты и гадания

---

Ну и 2-ая серия заодно

21.06.2013 в 04:00

Пишет  ~ Nymeria ~:

2 серия "замечательного сериала" :-))))

@темы: юмор, Ганнибал, фанвидео

---

Вот он - правильный перевод сериала

17.06.2013 в 21:54

Пишет  ~ Nymeria ~:

1 серия. Буду ждать вторую))))))

Пристелите меня к ебеням!!!

@темы: юмор, Ганнибал, фанвидео

---

Просьба

Ребят, я в последнее время подсела на стерек-школьное АУ. И если б Дерек - ровесник Стайлза И желательно, чтоб Хейлы были живы Если есть на приметы такие фики - порекомендуйте, пожалуйста. Желательно законченные и в идеале на русском (но сойдет и на английском). Плиииз!!!

@темы: АРТ, Teen Wolf

---

Стырино у Ms. Ada

Как истинная жадина - особенно раз речь зашла о денежке - выбрала себе сразу две

@темы: тесты и гадания

---

С праздником всех!

Поздравляю всех с Яблочным Спасом! У меня работа закончилась - побежала праздновать И всем-всем тоже желаю прекрасного дня!

Яблочный спас: история праздника
Своё название праздник получил в честь Преображения Господа и Бога нашего Иисуса Христа, произошедшее перед Его учениками Петром, Иаковом и Иоанном на горе Фавор. Согласно библейским преданиям, тогда Христос впервые явил им Свою Божественную суть.
Само событие произошло задолго до августа - в феврале, за 40 дней до Пасхи, однако церковь перенесла празднование на конец лета, чтобы оно не попадало на дни Великого поста.
Согласно верованиям, целью этого праздника является необходимость напомнить людям о духовном преображении.

Яблочный спас в 2013 году: традиции и поздравления
Традиционно на Руси до дня Преображения строго запрещалось есть яблоки. Христиане также старались не есть никаких плодов, кроме огурцов.
В день Яблочного спаса верующие несли в храм яблоки, виноград, груши, сливы, и другие плоды, где совершалось их освящение в конце Божественной литургии. Только после этого их разрешалось употреблять в пищу. Поэтому в народе даже появилась поговорка: "Второй Спас яблочком разговляется".
Сегодняшний церковный праздник также называют "первыми осенинами". Традиционно на Руси в Яблочный спас встречали осень.

Что готовят на Яблочный спас?
В этот день в народе пекли пироги с яблоками, а также варили яблочное варенье и компоты. Сначала лакомствами угощали родных, близких, затем их раздавали сиротам и неимущим в качестве напоминания об уснувших вечным сном предков, и только после этого разрешалось есть самим. Вечером в Яблочный спас все выходили в поле и с песнями провожали закат, а вместе с ним и лето.

Яблочный спас в 2013 году: приметы
Согласно народным приметам и поверьям, все яблоки в день Преображения имеют необычные свойства. Например, если в этот день загадать желание и съесть яблоко, задуманное непременно исполниться.
Если сегодня на вас дважды сядет муха, то это означает, что в дальнейшем вам будет сопутствовать удача.
Также по погоде на Яблочный спас прогнозировали, каким будет предстоящий январь, а если сегодня будет сухо, то и осень будет без дождей.

---

«Святой». 2-2.

Знаете, почему я люблю писать в фандомах? Потому что здесь не надо описывать героев: всё давно показано до нас А у меня очень плохо получается вставлять в текст все эти «мужественно очерченные подбородки» и «синие, как лазурь, глаза». Но в этом фике у меня получилась целая стая ОМП (с одной ОЖП, не будем забывать про нашу девочку ), а их ведь надо как-то представить. Так что в конце главы очередной "фотошопный шедевр". Ну, чтоб легче было представлять - кого лично я представляю, когда выписываю этих героев

Название: Я вспомню. Или нет…
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: пока нет
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, hurt/comfort
Размер: не знаю пока
Статус: в процессе
Предупреждения: возможен вынужденный ООС героев (по медицинским показаниям), упоминаются действия сексуального характера, совершенные против воли одной из сторон
Саммари: теперь с проблемой Стайлза будут разбираться уже две стаи...


Выспаться у «Святого» в свою первую ночь «дома» категорически не получается. Для начала «шериф» по какой-то совсем непонятной «Святому» причине селит их с Джейком в разных комнатах. И что уж совсем непонятно – так это легкость, с которой Джейк соглашается спать отдельно. Он, кажется, даже рад смыться от беты подальше. Бубнит что-то про слишком долгую дорогу и чуть ли не хлопает дверью у «Святого» перед носом.
«Святой» готовится спокойно не спать всю ночь (потому что прекрасно понимает, что только не спать у него спокойно и получится), но «шериф» опять вносит в планы свои кор-рек-ти-вы (ох, как же ему нравятся эти новые, умные слова!).
«Святой» принимает душ, натягивает какие-то вещи, выданные хозяином дома. Они ему не нравятся: не по размеру (где-то великоваты, а местами и тесноваты), но хуже всего, что пахнут странно, будоражаще как-то, совсем-совсем непонятно («чужая» ведь вещь – а пахнет почти успокаивающе, ну вот разве это нормально?). И эти внутренние метания окончательно сводят на нет все надежды на возможный сон этой ночью.
Но свои метания оказываются ничем – по сравнению с чужими. С насильно навязанными ему чужими.
«Шериф» приходит через час. Прокрадывается в комнату вроде тихонько, но «Святого», который и так настороже от незнакомых, но странно не тревожных (а, значит, еще более опасных, шепчет волк) запахов и звуков – чуть не подкидывает в кровати, стоит только тенью скользнуть со своего места входной двери. Но волк тут же чует: это «шериф». Альфа сказал: трогать нельзя. И волк позволяет человеку взять над собою контроль. Ну, раз этого хочет сам альфа…
А вот чего хочет «шериф», «Святому» непонятно.
В первую минуту он ждет удара. Ну, это ведь логично. Это как с собаками. Или «чужими» на складе. Такое раньше и со «своими» бывало. И вообще, хорошие, те, которые друзья, которые не делают больно – таким нет нужды подкрадываться втихаря и в темноте. Хорошие входят открыто. Через окно там или через дверь – но входят они не таясь. Тихонько подбираются сзади – когда хотят сделать пакость. У, зараза, еще и Джейка отселил подальше, специально их разделил, наверно! Ну погоди, не на того напал… Точней, еще не напал… Но «Святой» готов. И волк его готов. В общем, только попробуй! Железа при тебе сейчас нет, это я чую. И других опасных запахов не слыхать.
«Шериф» вообще пахнет… заботливо. Он наконец-то позаботился о себе, догадывается «Святой». Там, у «полицейского участка», он пах отчаянием и забытостью. Полным наплевательством по отношению к себе. Так пахнут люди, у которых в жизни одна-единственная цель – а всему остальному в их жизни уже просто места не осталось.
Так пах один чудак, еще там, на углу. Он всё время искал какие-то камешки. Рылся в мусорных баках. Лазил по тротуару. Лез под колеса машин. Пытливо заглядывал прохожим в глаза. Да так пытливо, что те просто кидались прочь. «Свои» смеялись над ним, иногда таскали какие-то булыжники и специально прятали их в кулаках, перекидывали друг другу, заставляя «Каменщика» (в их районе любили дурацкие клички) с глухим плачем метаться между ними, в отчаянной попытке выхватить вожделенный кусок породы. Иногда «свои» ему это позволяли, но чаще – закидывали куда-нибудь подальше, в реку там, в уличный сток или в прицеп проезжающей мимо машины. И как же они хохотали над его отчаянием, безумным отчаянием человека, которого лишили возможности узнать: а вдруг это был тот самый?!
Да, «Каменщик» был безумным. Теперь «Святой» это точно знает. Он даже тогда об этом догадывался. Потому и не смеялся над ним вместе со всеми. Для смеха он слишком боялся. Боялся, что еще чуть-чуть – и он тоже станет таким же. Что он станет хуже, глупее, больнее – чем есть сейчас.
И теперь он тоже боится. Он давно не боялся стать дурнее, чем был раньше. Но вот пришел «шериф» со своей болью – и он снова боится. Хотя тот вроде и справился, победил свою боль. Вымылся вот. Чистую одежду надел. Поел даже. От него очень вкусно пахнет тостами с сыром. И чаем. «Святой» любит чай. Как выяснилось. В их стае он единственный любит чай. И «шериф», оказывается, тоже любит.
«Святой» измотался, измочалился весь. От этой поездки. От этой непонятности. И мысли скачут сейчас, не выстраиваются ровно и понятно. С «шерифа» к «своим»… от «Каменщика» к чаю… рябиновые круги… незнакомые, но почему-то не тревожащие запахи… снова чай…
«Шериф» любит чай. И «Святой» любит чай. Если у них общая любовь – можно ли считать это доказательством, что когда-то – настолько давно, что это уже можно и не рассматривать всерьез, ведь можно же, правда? – они всё-таки были единой «личной стаей»? Общая любовь делает их стаей? Что вообще делает людей стаей? Ну, кроме волков внутри них… Ведь не могут же только волки делать стаю…
И тут «Святой» замечает вдруг, что «шериф» плачет. Он пришел к нему поплакать? Тихо, в кровь кусая губы, чтоб никто не услышал. Как плакал когда-то сам «Святой» от головных болей и ночных страхов: готовый задохнуться от сдерживаемых спазмов, да хоть захлебнуться кровью с обкусанных губ – лишь бы не потревожить ненароком «своих». Но «Святой» плакал вот так, потому что боялся «своих», боялся, что те сделают ему больно, если их разбудить… Так что же, «шериф» боится «Святого»?
– Ты что, боишься меня, сынок?
«Святой» вздрагивает. Это его вопрос. Он должен был его задать. Но тут «шериф» протягивает руку – и «Святой» испуганно шарахается прочь, чуть не падая с кровати. Видать, он таки и впрямь боится.
– О господи, Стайлз! Да я ж никогда… Мы с матерью и голос-то на тебя никогда не подымали… Ну сынок… Боже мой!
Теперь рыдания слышны отчетливей. Чужая боль бьет по барабанным перепонкам. И «Святой» решается:
– Мне не нравится, что ты плачешь.
– Ох, Стайлз! – «Шериф» суетливо начинает размазывать слезы по лицу, потом тянет на себя покрывало с кровати «Святого», чтоб обтереться им. – Да это я так… Ты не принимай близко к сердцу, сынок! Это я на радостях, ну что ты… Просто… Ох, знал бы ты, сын, сколько ночей я просидел в этой комнате вот так… В те ночи я не плакал, но это были гораздо, во сто крат худшие ночи. Потому что в те ночи в этой комнате не было тебя. И я даже не знал, придумать никак не мог, догадаться, вычислить, хоть какую-нибудь возможность найти наконец – чтобы вернуть тебя сюда. Я даже не надеялся уже… Всё, что осталось во мне – эт не надежда, это только желание этой надежды. Так отражаются уютно светящиеся окна счастливых домов в боковых окнах машины неудачника, вынужденного вместо семейного вечера гнать себя на дополнительную смену в участок… И ты не надеешься уже, но заставляешь себя думать, всё твердишь и твердишь самому себе, что веришь еще – потому что точно знаешь, что иначе только удавку на шею. Или пулю в висок. Но оружие-то табельное… мне не хотелось… использовать его вот так… Было в этом что-то… предательское что ли… по отношения к моим ребятам в участке… А удавка… Господи, что я мелю?! Ты не слушай меня, сынок! Ты ведь дома теперь. Всё теперь хорошо. А что я зашел… Я тебя будить не хотел, что ты! Просто мне надо было проверить, что ты дома теперь. И всё хорошо. Теперь всё хорошо, слышишь, Стайлз? Раз ты дома – то с остальным мы справимся. Ты спи, сынок. Отдыхай. Раз я мешаю – я пойду. Только, знаешь… давай дверь закрывать не будем, ладно? Окно прикроем, а дверь не будем. Тебе ведь не помешает открытая дверь? А если я мимо пройдусь, то я потише постараюсь, хорошо? Ну вот и ладно… Пойду я, не буду тебе мешать.
«Шериф» явно нехотя, но всё же выходит из комнаты. «Святой» отшвыривает от себя одеяло, стараясь вместе с ним спихнуть с себя чужую боль и собственное непонятное чувство вины – и окончательно смиряется с мыслью, что выспаться ему сегодня не удастся.


Под утро «Святой» всё же впадает в какое-то мутное душное оцепенение, которое сном можно назвать лишь с большой натяжкой. Потому что во сне ты не понимаешь, что спишь, а самое главное – не мечтаешь побыстрее проснуться. «Святой» мечтает. А волк – так просто жаждет, буквально рвется наружу, из тела и из сна. И, кажется, «Святой» его вот-вот выпустит…
Но тут внизу открываются входные двери, и кто-то пускает внутрь стаю.
Стаю.
Его стая приехала!!!
Толком он себя осознает уже на первом этаже, когда за поворотом мелькает обтянутое дорожной курткой плечо Брэдли. Наверно, хорошо всё-таки, что «шериф» не закрыл на ночь дверь в его спальню – снес бы на фиг. Как почти валит с ног Брэда.
– Ты глянь-ка, кажется, кто-то тут рад нас видеть, – тянет тот, невольно улыбаясь. – Ну, по крайней мере, меня.
«Святой» тут же оглядывается в поисках остальных. Входная дверь распахнута настежь, и через проем как раз видно Летти, которая тащит в дом огромные черные сумки, раз за разом раздраженно сдувая со лба так и лезущий в глаза локон. Почти на пороге ее подрезает Дэйв, непонятно из-за какого угла вынырнувший и сумевший таки проскользнуть в дом первым.
– Дэвид! – волчицей ревет чуть не споткнувшаяся Летиция (или это и впрямь ее волчица на секунду пробирается наружу, «Святой» еще не научился это распознавать). – Хватит путаться под ногами, недоросль! Как же ты меня уже достал.
Летти в приступе злости одним махом зашвыривает сумки в дом, и, перелетев через порог, те гулко шлепаются об пол, подозрительно позвякивая и словно «чихая» собравшейся на них дорожной пылью.
– Всё! – категорично заявляет Летти. – Мне нужна ванна.
– Да я б и от душа не отказался, – хмыкает Брэд.
– К черту ванну с душем! Мне нужен интернет! Скажите мне, что здесь есть интернет! – почти истерично скулит Дэйв.
– Прощу прощения, шериф. – Джейк появляется в прихожей словно из ниоткуда, практически неслышно, даже для волка «Святого» неслышно. – Я как-то не успел вчера… не подумал то есть сказать ребятам, чтоб ехали в гостиницу…
– Чего?! – снова ревет Летти. – Никуда я отсюдова не поеду, Джейк Холланд. Я за эти пару недель наездилась уже! Да ты хоть можешь представить себе, что такое наш Дэйв, если ты заперт с ним в ограниченном пространстве?!
– Да ты на себя глянь! Вот кого в багажник засунуть надо было…
– Ну хоть в туалет-то можно?
– Ты всех задолбал со своим инетом…
– Да меня продуло из-за твоих открытых окон…
– Ну, чесслово, Джейк, всю ночь без остановки, мне реально на толчок надо…
– Носки менять нужно чаще, чистоплотный ты мой! А тебе еще и окно закрой…
– Мне только на пять минут, шериф. У меня и бумага своя…
– Это ты собирала наши вещи и забыла все мои носки…
– Скажи спасибо, что я вообще взяла на себя труд сделать за тебя твою работу…
– Я мог бы и в кусты, но в таких городках обычно очень уж глазастые соседи…
– …или мне нужно было стирать и ехать в мокрых?..
– …собрать тебе хоть какие-то манатки, ты ж только…
– Господи, да заткнитесь…
– …но, в принципе, можно и в кусты…
– Как всякая мать, я спасал в первую очередь свою материнскую плату…
– В армию бы тебя хоть на месяц, разгильдяй чертов…
– …вы все!
– Вам какие соседи больше всего не нравятся?
– Ээээ…
– Те, что справа? Это вы на их двор косите?
– В армии б тебя научили… Хоть чему-нибудь научили…
– Твой женский умишко просто не в состоянии понять всю необходимость этих данных…
– Намек понял, шериф!
– Ну всё, ты нарвался, шовинист малолетний!
– Спасите!
– ЗАТКНИТЕСЬ!!!
Стая аж приседает. Шериф непроизвольно хватается за бок: то ли за пистолетом тянется, то ли сердце у него прихватило. Где-то у соседей начинает жалобно скулить собака. В общем, Джейк понимает, что малость перегнул палку. Он уже открывает рот, чтоб извиниться, да так и замирает, не издав ни звука. Остальные прослеживают за его удивленным (потрясенным почти) взглядом – и тоже задумываются, не изобрести ли им третью степень к прилагательному

«ошеломленный»

«ошеломленный» [прим. авт.: в английском языке, как и в русском, прилагательные (качественные) образуют только 2 степени сравнения: сравнительную и превосходную].
«Святой» сидит на полу спиной к двери и самозабвенно роется в сумках. В отличие от остальных на окрик альфы он не то что голову не повернул, но, кажется, даже не вздрогнул. И если раньше пацан трясся осиновым листком по поводу и без, то сейчас не обращает ни малейшего внимания на всплеск агрессии у окружающих. Более того – он лыбится так, словно сейчас запоет диснеевские куплеты о «мире во всем мире».
– Нууу… Хм… Поздравляю, Джейк, прогресс на лицо.
– Ты такой же идиот, как и наш Дэйви, Брэд. Полнолуние через два дня, а он на альфу даже ухом не ведет…
– Не сейчас, Летти.
– Ты хоть цепи-то собрала, собирательница наша? – шипит на ультразвуке Дэвид.
– И рябиновую анальную пробку для тебя, маленький…
– Цепи и пробки – это хорошо, – подает вдруг голос «Святой», – но где моя футболка?
– Вот видишь! – тут же вскидывается Дэйв. – Ни фига ты вещи собирать не умеешь, а еще женщина, хранительница очага, создательница уюта…
– Можно я все-таки перегрызу ему глотку?
– Лучше скажи где моя футболка? – просит «Святой».
– Да какая к чертям футболка?
– Моя футболка. Желтенькая такая.
– Какая «желтенькая», она ж после склада «красненькая» вся!
– И где она?
– На мусорке, конечно! Где ей и место.
– Ты выкинула мою футболку? – «Святому» ком забивает глотку. Он вдруг понимает, что сейчас разревется.
– Ты чё мне тут плакать собрался? – вмиг становится в боевую стойку Летти. – Из-за какой-то стоковой дряни, купленной по скидке за 4,99? Да ты смеешься надо мной!
– Я не смеюсь над тобой, я плачу над своей футболкой!
– Да ни одна футболка не стоит того, чтоб над ней рыдать!
– Но это была моя футболка!
– Ну и что?!
– Это всё, что было у меня моего!
В комнате повисает тишина, разбиваемая – и тут же вновь склеиваемая – лишь всхлипами «Святого».
– Стайлз, – хрипло тянет «шериф», но его прерывает Летиция:
– Не сейчас, мистер Стилински. – И поворачивается к «Святому»: – Сэм, посмотри на меня. – «Святой» подымает глаза, почти нехотя, словно это приказ альфы, хотя перед ним просто волчица стаи. – Да, вот так. А теперь ты сделаешь глубоооокий вдох… задержишь дыхание… хороший мальчик… а с выдохом прекратишь эту дурацкую истерику. И больше никогда – слышишь, никогда – не будешь закатывать мне истерики из-за вещей. Потому что любые вещи – это всего лишь вещи. Тряпки, железки – не зыркай так, Дэйв! – да хоть побрякушки за бешенные бабки! Это. Всего лишь. Вещи. У нас хватает других проблем. Поэтому ты не будешь добавлять нам новых. Договорились? – И всё, что может сейчас «Святой» – это только кивнуть. – Вот и ладушки. Значит сейчас мистер Стилински покажет Дэвиду, где здесь роутер… У вас ведь есть такая компьютерная хрень, шериф?
– Да компьютерной хрени у Стайлза хватает, но что из этого роутер…
– Ничего, Дэйв разберется. А ты, Сэм, разберешь наши вещи.
– Его зовут Стайлз вообще-то…
– Да плевать мне как здесь кого зовут, Джейк Холланд! Я сейчас уже в той кондиции, что согласна даже на «Стефана»! Или даже на «Стэнли»! Но под любым из этих имен он идет разбирать вещи. Брэд идет в туалет. Я иду в ванную, а ты… ты тоже куда-нибудь идешь!
– Ага, но сначала пойдем мы с мистером Стилински, ага. – Дэйв с нервной улыбкой тянет «шерифа» вглубь дома, подальше от раздраженной волчицы.
– Скажите только где гостевая ванная?
– Да у нас одна, – кажется, «шериф» смущается. – На втором этаже, третья дверь налево. Там в шкафчике полотенца… гели всякие… кажется. Я давно за бытовой-то химией не ездил. Такое Стайлз обычно покупал…
– Мыло есть – и ладно. Нужен гель – потом купим. Эй, Сэм! Стайлз то есть. Господи, ну и имечко, что ж судьба над тобой постоянно так измывается? В общем, Стайлз…
«Святой», который почти дотащил сумки до лестницы (волоком, правда, но там действительно цепи и даже, кажется, парочка кандалов, так что они практически неподъемные) робко подымает на волчицу взгляд.
– Как только я приму ванну и выпью кофе, мы съездим в местный торговый центр и купим тебе там целых две футболки. Две твоих личных футболки. Желтенькую и красненькую. Нет, красненькую не будем, чертов Дэйв со своими тестами! Купим голубенькую. Или зелененькую…
– Или с радугой.
– Брысь отсюда, хакер недоделанный! Иди ищи свой роутер!
– А чё? Ты что-то имеешь против

радуги

радуги [радужный флаг, также «прайд-флаг» – символ движения геев и лесбиянок]?
– Да уберете вы когда-нибудь отсюда этого нарушителя спокойствия? Шериф вы или нет, в конце концов? – И, не дожидаясь ответа, сама выскакивает из комнаты, судя по всему, ванную искать.
«Шериф» тоже пятится из прихожей, зовя за собой Дэйва:
– Пойдем-ка, Дэвид. И… Брэд, кажется?
– Да, шериф?
– Туалетов у нас как раз два. Там, за кухней еще один. С бумагой и всё такое. А то соседи у нас и впрямь глазастые.
– Ох, спасибо! Вы даже не представляете насколько спасибо!
Через секунду в комнате остается только «Святой» и Джейк.
– Мда, бедный шериф. Я ж так понимаю, ты против, чтоб стая пожила отдельно? – «Святой» судорожно мотает головой. – Ну вот и я о чем. Остается только надеяться, что у шерифа крепкие нервы. Ну что, пойду я сварганю чего-нибудь на завтрак. Можешь пока телик посмотреть…
– Или вещи разобрать, – слышится Леттин голос со второго этажа. – Потому что пока кое-кто не разберет наши вещи, ни о каких футболках он может даже не мечтать! Понятно?
«Святому» понятно. «Святой» не такой дурак. А еще он опытным путем только что установил, что сумки, оказывается, не такие уж и тяжелые – если правильно подобрана мотивация.


На всё про всё у стаи уходит 24 минуты и 47 секунд. Ну, не то чтобы «кое-кто» считал. Просто этому «кое-кому» очень уж трет «чужая» футболка, и он жутко мечтает получить наконец-то свою, собственную, желательно по размеру и совсем уж в идеале – пахнущую стаей. Ну, или хотя бы одним альфой. Интересно, Джейк согласится накинуть ее себе на плечи и походит так с полчаса?
Ради новой футболки – а, может быть, даже двух – «Святой» даже соглашается надеть «чужую» клетчатую рубашку (опять этот непонятный чужой-но-ненастораживающий запах) и послушно замирает у входной двери в ожидании, пока Летти допьет свой кофе. Он как раз представляет, как Джейк накидывает его футболку себе на плечи (причем почему-то голые) – и понимает, что в ближайшее время никаких футболок у него не будет: на пути к его мечте встали «чужие». В буквальном смысле.
Запах как у вчерашнего «вожака». Приехали на машине. К дому почему-то идет только один.
Больше волк ничего проанализировать не успевает – кто-то из стаи практически за шкирку утаскивает «Святого» в гостиную. У дверей остается лишь Джейк. «Святой» несогласно рычит, тут же схлопотав подзатыльник.
– Тише, это дело альфы! – недовольно шипит Летти, и «Святой» не может понять: если она тоже недовольна, что альфа остался там один, почему тогда она до сих не рядом с ним?
– Гррр…
– Заткнись, я сказала, – для верности Летиция даже рот ему затыкает, вжимая всем телом в стену, удерживая руками и даже частично ногой.
Брэд остался с другой стороны, на кухне, понимает «Святой». А Дэйва, кажется, даже в доме нет. Вылез через окно? И когда только успел. И зачем? Впрочем, им там видней. А вот «Святому» здесь ни фига, кроме рисунка обоев, не видно. Хорошо, хоть слышно.
– Добрый день, мистер посторонний альфа на нашей территории. Я – мистер Хейл, полномочный представитель стаи Бикон Хиллс.
«Святой» на секунду прикрывает глаза. А когда открывает – под ресницами бьется, горит черными «мушками» дурацкая, непонятная, иррациональная (да-да, он любит умные слова) мысль… Откуда-то неизвестно из каких глубин взявшаяся мысль…
Не тот Хейл.
Эта мысль отсчитывает его пульс следующие полчаса, пока Джейк «перетирает» (так это «свои» называли) что-то с «чужаком». Они выходят на крыльцо и говорят там настолько тихо, что даже волк не в силах ничего расслышать. Кроме этого дурацкого не тот Хейл, которое звучит в голове всё громче и громче. И почти взрывается, когда в гостиной наконец появляется «чужак».
К тому времени Летти уже убрала и руки, и ноги. Но у «Святого» сейчас так болит голова, что он практически не замечает момента, когда волчица дает ему свободу. Так и стоит, мечтая побиться головой об стенку, чтобы выбить оттуда боль – и дурацкую мысль, которая эту боль причиняет. А потом появляется «чужак».
И в голове сразу становится пусто.
Больше нет мыслей. А вместе с ними и боли. Больше нет сомнений.
Это просто не тот Хейл.
И это совсем не больно. Потому что это, в принципе, и не важно. Какое дело «Святому» до Хейлов? Просто не тот Хейл. Просто еще одна дурацкая мысль в его голове. Мало ли их было? Да и будет, верно, не меньше. Просто… Всё-таки это очень просто – не думать.
– Ну, здравствуй, Стайлз.
– Ты мне не нравишься.
– Ну вот, а говорят, ты всё забыл, – расплывается в приторной улыбочке «чужак». – А стоило только меня увидеть – и главное сразу вспомнил. Что ж будет когда других увидишь, а? Хочешь прямо сейчас на них посмотреть? Там, к примеру, Скотт очень рвется тебя увидеть.
«Святой» лишь молча качает головой. Не хочет он никаких Скоттов. На кой они ему?
– А что хочешь?
– Новую футболку.
– Далась она тебе! – в сердцах сплевывает Летти.
– Ты обещала! – укоряет «Святой», по-прежнему не разрывая взгляда с «чужаком». И повторяет специально для него, чтоб не подумал ничего такого про члена его стаи: – Она обещала. И мы поедим за футболкой. Как только вы свалите отсюда.
«Чужак» продолжает улыбаться, но улыбка эта становится какой-то опасной. Улыбка хищника, которого ткнули в самую рану.
– Я «свалю», Стайлз. Но я вернусь. Мы все, – он как-то особенно выделяет последнее слово, – вернемся. Потому что это наша территория. И ты тоже – наш.
– Ты не мой Хейл! – прорывается вдруг у «Святого». Он сам не знает откуда взялись эти слова. Но все волки в комнате – включая его собственного – четко слышат сейчас, что он говорит правду.
И «чужак» внезапно закидывает голову – доверчиво подставляя «Святому» голое горло – и смеется. Хохочет. Заливается просто. С каким-то… облегчением что ли?
– Ну извини, – выдавливает он между приступами хохота. – Мой племянник прийти не смог. Он позже заглянет. Обещаю.
«Святой» догадывается, что сказал что-то не то.
– Я не ваш, – пытается исправиться он.
– Дереку это скажешь, – усмехается «чужак». И разворачивается на выход. Впрочем, у самых дверей он останавливается, чтоб обернуться и подмигнуть «Святому»: – Не волнуйся, Стайлз, мы всё исправим. Ведь теперь с твоей проблемой будут разбираться уже две стаи.

Вопрос: Понравилось?

1. Ага-ага		112	(100%)
Всего:		112

@темы: АРТ, Teen Wolf, фанфикшен, «Святой»

---

Я не смогла пройти мимо

08.08.2013 в 14:49

Пишет  *Dark Goddess*:

Полезла к себе в цитатник... ОБОГИ! Я оказывается столько натащила себе туда Тинвульфовских гифок, даже не замечала.
Вывалю ка я их сюда, а то там уже не найдешь ничего, даже если сильно захочешь )


№1 в моём хит-параде! Крэйзи гифка )

А эти №2
Стайлз тут просто ""душка" )))) Вот страшно даже подумать, что у этого гаденыша там на уме, глядя на его выражение лица )))

№3

ноу комментс



Дальше...
Танцы))))

Видео прилагается
см. 0:52 - 1:09



Просто аррррр.....




Такая грозная детка )




Солнечные гифки

Мимимими



Эти наподрочить

ну и ... это тоже

warning! porno

@темы: АРТ, Teen Wolf

---

21 миф, опровергнутый "Разрушителями легенд"

1. Акулы – машины для убийства на пике эволюционного развития
«Разрушители легенд» проверили огромное количество связанных с акулами мифов. Например, что они могут перевернуть лодку и проделать брешь в дне судна (не подтвердилось), что они могут учуять одну каплю крови в целом бассейне (справедливо только если речь идёт о рыбе, не о человеке), что если притвориться мёртвым, акула не станет нападать (иногда срабатывает), и что акулы достигли вершины эволюционного развития и остаются неизменными уже 400 миллионов лет (на самом деле, около 100 миллионов лет).

2. Невозможно проглотить целую ложку молотой корицы
«Разрушители легенд» провели этот эксперимент, и он увенчался успехом. Но на случай, если вам захочется его повторить, имейте в виду, что это всё-таки небезопасно. Да и зачем?

3. Эхо не отвечает на утиное кряканье
Отвечает, хотя его трудно услышать. Эхо крякающей утки очень похоже на исходный звук. Поэтому человеку сложно определить, когда кончается само кряканье и начинается эхо от него.

4. Можно обмануть алкогольно-респираторную трубку, пожевав лука или глотнув жидкости для полоскания рта
Разрушители перепробовали множество народных средств для обмана машины, определяющей наличия паров алкоголя в дыхании водителя, и все они оказались неэффективными. Кроме того, не забывайте, что есть ещё и анализ крови.

5. Можно выжить, падая с большой высоты в воду, если бросить перед собой молоток – он «разорвёт» поверхностное натяжение
Проверено. Не прокатит.

6. Можно убить человека, бросив монетку в один цент с крыши Эмпайр-стейт-билдинг (102 этажа, 381 м)
Ничего подобного. Монетка слишком мала и её плотность недостаточна для летального исхода. Разрушители даже пробовали стрелять монеткой вверх из винтовки, и она всё равно падала недостаточно быстро, чтобы кого-нибудь убить.

7. Зуб с пломбой может принимать радиосигналы
Чистый миф.

8. Использование мобильного телефона во время заправки автомобиля может стать причиной взрыва
Взрыв во время заправки может произойти из-за большого количества горючих испарений в воздухе и электростатического заряда – но телефон тут ни при чём. Статический разряд может произойти, когда вы садитесь в автомобиль или, наоборот, выходите из него.

9. Если игральную карту бросить достаточно быстро, она может прорезать человеческую кожу
Самый искусный бросатель игральных карт в команде Разрушителей легенд смог добиться скорости полёта 40 км/ч. Никакого ущерба для кожи такая карта не причинила. Затем они изобрели машину, которая выбрасывала карты со скоростью 250 км/ч, но этой скорости тоже оказалось недостаточно, чтобы прорезать человеческую кожу.

10. Зыбучие пески затягивают человека, пока он не окажется внутри целиком и не умрёт
Этот миф родился благодаря кино и нашему воображению. Плотность настоящих зыбучих песков выше плотности воды. А чем выше плотность, тем легче держаться на поверхности. Так что вы будете просто «плавать» по поверхности и всё.

11. Если раскрыть зонт, падая с большой высоты, то падение замедлится, и шансы на выживание увеличатся
Только в мультфильмах, к сожалению. Скорость падения если и снизится, то совсем несущественно.

12. Можно выжить при падении лифта, подпрыгнув перед самым столкновением с землёй
Кажется логичным, однако на деле выбрать нужный момент практически невозможно. Но даже если бы вам это удалось, скорость падения лифта настолько высока, что вы бы тут же разбились о крышу кабины.

13. Пожарный вертолёт может засосать аквалангиста при сборе воды из водоёма и сбросить его на месте пожара
Полная чушь.

14. Можно вывести из строя автомобиль, подсыпав сахар в бензобак
Неправда. Во время эксперимента машина Разрушителей от добавления сахара поехала даже лучше прежнего.

15. Из всех пауков самым сильным ядом обладают пауки-долгоножки. Они неопасны для человека только потому, что не могут прокусить человеческую кожу
Городская легенда

16. Если держать зубную щётку в стаканчике у раковины, то на неё осядут микробы с унитаза – они поднимаются в воздух и летают по ванной каждый раз, когда вы нажимаете на смыв
Это утверждение не было опровергнуто полностью. И что оно подтвердилось, тоже нельзя сказать.
Дело в том, что во всех протестированных образцах, включая контрольные, действительно были обнаружены фекальные бактерии. Тем не менее, их количество во всех случаях было слишком мало, чтобы представлять опасность. Специалисты подтвердили, что полностью избавиться от таких бактерий практически невозможно.

17. Золотая рыбка не в состоянии помнить что-либо дольше трёх секунд
Неправда, во время эксперимента команда Разрушителей натренировала рыбку обходить препятствие под водой и даже через месяц рыбка об этом помнила.

18. Упавшую на пол еду можно есть, если вы подняли её в течение пяти секунд
На самом деле неважно, пролежала ли еда на полу пять секунд или пять минут – количество оказавшейся на еде гадости в обоих случаях будет одним и тем же.

19. Высадки на Луну не было
Те, кто считает, что Нил Армстронг никогда не был на Луне, приводят ряд аргументов, которые были опровергнуты Разрушителями: что на одной из фотографий Армстронга не должно быть видно (неправда, освещение на Луне не такое, как на Земле), что флаг в безвоздушном пространстве не может развеваться (может), что на поверхности не оставалось бы отпечаток ног астронавта (неправда), и что видео можно было изготовить на Земле, просто попросив астронавта попрыгать и промотав плёнку в замедленном темпе (забавно, но неверно).
Вот тут лично я, кстати, считаю ребят предвзятыми товарищами и верю им не до конца

20. Выходя из комнаты на короткое время, экономичней оставить свет включённым, чем выключить его, а затем снова включить
Разрушителям удалось установить следующее:
На включение света уходит столько энергии, сколько при горящем свете сжигается меньше чем за секунду (кроме люминисцентных ламп, на включение которых уходит энергии, достаточной чтобы свет горел 23 секунды). Более того: включение и выключение света почти не влияет на срок жизни самой лампочки. Так что гораздо экономичней выключать свет, даже если вы выходите из комнаты на несколько минут.

21. Можно оставаться под водой достаточно долго, вдыхая воздух из шины затонувшего автомобиля
Только в кино. Во время эксперимента испытателю не удалось извлечь из проколотой шины достаточно воздуха.

www.fresher.ru/2013/08/16/21-mif-oprovergnutyj-...

@темы: интересности

---

Стырино у Kusochek_Raya

23.02.2013 в 15:29

Пишет  Kusochek_Raya:

Мужские и женские имена на японском.
Мужские и женские имена на японском.

Мужские имена:
Александр – (защитник) – 守る – Мамору
Алексей – (помощник) – ―助け – Таскэ
Анатолий – (восход) – 東 – Хигаши
Андрей – (мужественный, храбрый) – 勇気 オ – Юкио
Антон – (состязающийся) – 力士 – Рикиши
Аркадий – (счастливая страна) – 幸国 – Шиавакуни
Артем – (невредимый, безупречного здоровья) – 安全 – Андзэн
Артур – (большой медведь) – 大熊 – Окума
Борис – (борющийся) – 等式 – Тошики
Вадим – (доказывающий) -　証明 – Сёмэй
Валентин – (сильный, здоровый) – 強し – Цуёши
Валерий – (бодрый, здоровый) – 元気等 – Гэнкито
Василий – (царственный) – 王部 – Обу
Виктор – (победитель) – 勝利者 – Сёриша
Виталий – (жизненный) – 生きる – Икиру
Владимир – (владыка мира) – 平和主 – Хэйвануши
Вячеслав – (прославленный) -　輝かし – Кагаякаши
Геннадий – (благородный, родовитый) – 膏血 – Кокэцу
Георгий – (землепашец) – 農夫 – Нофу
Глеб – (глыба, жердь) – ブロック – Бурокку
Григорий – (бодрствующий) – 目を覚まし – Мэосамаши
Даниил – (божий суд) – 神コート – Камикото
Демьян – (покоритель, усмиритель) – 征服 者 – Сэйфуку
Денис – (жизненные силы природы) – 自然 力 – Шидзэнрёку
Дмитрий – (земной плод) – 果実 – Кадзицу
Евгений – (благородный) – 良遺伝子 – Рёидэнши
Егор – (покровитель земледелия) – 地 主 – Дзинуши
Емельян – (льстивый, приятный в слове) – 甘言 – Кангэн
Ефим – (благословенный) – 恵まろ – Мэгумаро
Иван – (благодать Божия) – 神の恩寵 – Каминоонтё
Игорь – (воинство, мужество) – 有事路 – Юдзиро
Илья – (крепость господа) – 要塞主 – Ёсайщю
Кирилл – (владыка солнца) – 太陽の領主 – Тайёнорёщю
Константин– (постоянный) – 永続 – Эйдзоку
Лев – (лев) – 獅子オ – Шишио
Леонид – (сын льва) – 獅子急 – Шишикю
Максим – (превеликий) – 全くし – Маттакуши
Михаил – (подобный богу) – 神図 – Камидзу
Никита – (победоносный) -勝利と – Сёрито
Николай – (победа людей) -人の勝利 – Хитоносёри
Олег – (светлый) – 光ろ – Хикаро
Павел – (малый) – 小子 – Сёши
Петр – (камень) – 石 – Иши
Роман – (римлянин) – ローマン – Роман
Руслан – (твердый лев) – 獅子 ハード – Шишихадо
Станислав – (стать прославленным) – 有名なる – Юмэйнару
Степан – (венец, венок, корона) – 花輪ろ – Ханаваро
Юрий – (созидатель) – やり手 – Яритэ
Ярослав – (яркая слава) – 明る名 – Акарумэй

Женские имена:
Александра – (защитница) – 守花 – Мамока
Алиса – (из благородного сословия) – よい属美 – Ёидзокуми
Алла – (другая) – 其 の他 – Сонота
Анастасия – (воскрешенная) – 復活美 – Фуккацуми
Анна – (милость, благодать) – 慈悲子 – Дзихико
Антонина – (пространственная) – 空里子 – Сорарико
Анфиса – (цветущая) – 開花 – Кайка, 桜 – Сакура
Валентина – (сильная) – 強い – Цуёи
Варвара – (жестокая) – 残酷美 – Дзанкокуми
Василиса – (царственная) – 女帝子 – Дзётэйко
Вера – (вера) – 信仰里 – Шинкори
Виктория – (победительница) – 勝里 – Сёри
Галина – (ясность) – 透明 – Томэй
Дарья – (огонь великий) – 大火子 – Охико
Евгения – (благородная) – 良い遺伝子 – Ёйидэнко
Екатерина – (чистота, незапятнанность) – 公平里 – Кохэйри
Елена – (светлая) – 光り – Хикари
Елизавета – (почитающая бога) – 敬けんな – Кэйкэнна
Зинаида – (рожденная богом) – 神が生ま – Камигаума
Зоя – (жизнь) – 生 – Сэй, 命 – Иноти
Инна – (бурный поток) – 速川 – Хаякава
Ирина – (мир или гнев) – 世界 – Сэкай, 怒り – Икари
Карина – (дорогая) – 可愛美 – Каваими
Кира – (госпожа) – 夫 人花 – Фудзинка
Клавдия – (хромая) – ラメ代 – Рамэё
Ксения – (странница, чужая) – 放浪美 – Хороми
Лариса – (чайка) – 鴎 – Камомэ
Лидия – (печальная песнь) – 嘆き – Нагэки
Любовь – (любовь) -愛 – Ай, 愛弓 – Айюми
Людмила – (людям милая) – 楽美 – Таноми
Маргарита – (жемчужина) – 真珠花 – Шиндзюка, 玉江 – Тамаэ
Марина – (морская) – マリタイ美 – Маритаими
Мария – (горькая, упрямая) – 苦い – Нигаи
Надежда – (надежда) – 望美 – Нодзоми
Наталья – (рожденная, родная) – 生ま里 – Умари
Нина – (царица) – ク イーン美 – Куинми
Оксана – (гостеприимная) – 愛想なく – Айсонаку
Олеся – (лесная) – 林 業子 – Рингёко
Ольга – (светлая) – 光り – Хикари
Полина – (истребляющая, уничтожающая) – 破壊な – Хакайна
Раиса – (райская, легкая, покорная) – 天使美 – Тэншими
Светлана – (светлая) – 光る – Хикару
Серафима – (пламенная змея) – 炎龍美 – Хоноорюми
Снежана – (снежная) – 雪、雪子 – Юки, Юкико
София – (мудрая) – 賢美 – Касикоми
Тамара – (пальма) – ヤ シ美 – Яшими
Татьяна – (повелительница) – 上司子 – Дзёшико
Ульяна – (праведная) – 正し美 – Тадашими
Юлия – (волнистая, пушистая) – 波状花 – Хадзёка, 波— Нами
Яна – (милость божья) – 慈悲里 – Дзихири

@темы: интересности

---

Лучший подарок на шестнадцатилетние

Ну, именинница оценила, думаю, можно выкладывать

Название: Лучший подарок на шестнадцатилетние
Автор: lisunya
Бета: не складывается у меня с ними
Пейринг: Дерек/Стайлз
Рейтинг: PG-13
Жанр: АУ с претензией на юмор и есть чуток hurt/comfort
Размер: мини
Статус: завершен
Саммари: на шестнадцатилетние семья дарит Дереку переезд в Бикон Хиллс...

Посвящение: дорогая моя  [Аука], я искренне люблю твои миники. И очень люблю тебя. И в твой праздник мне очень хочется порадовать тебя чем-то действительно достойным тебя. Не знаю, насколько у меня получилось (потому что обычно из-за врожденного «словоблудия» мои мини оказываются какими-то совсем не минимальными), но я старалась. С днем рождения тебя, моя хорошая! Пусть этот мир прогнется под тебя! Отличных тебе целей и удачного их достижения!

Собственно подарок:

На шестнадцатилетние семья дарит Дереку переезд в Бикон Хиллс.
Такого западла он не помнит с тех пор, как Лора на большой перемене облила его джинсы яблочным соком. Остаток дня в школе ему пришлось таскаться в спортивных шортах, как последнему лузеру. Шорты были Лорины. В приступе «раскаяния» (он до сих пор считал, что это одна из ее «многоходовок», цель которых – избавиться от соперника на родительское наследство) сестра всучила их ему практически силком, уверяя, что это стиль «унисекс». Но очень скоро Дерек понял, что этот стиль называется несколько иначе: «хер тебе секс, Дерек, мы никогда не забудем тебя в тех дурацких серых шортиках с розовой окантовкой».
Но даже розовые шорты меркли в сравнении с радужными перспективами, открывающимися в связи со сменой места жительства. Чертова дыра! Дурацкая глухомань! Да единственное, что светит ему в этом

Бикон Хиллс

Бикон Хиллс [прим. авт.: Beacon Hills в переводе с английского «маяк на холмах», beacon – «маяк; радиомаяк; сигнальная башня»] – это как минимум полгода на скамейке запасных (потому что ни один нормальный тренер не выпустит новичка на поле, не помурижив перед этим пару месяцев не тренировках, чтоб наверняка понять чего тот стоит), проблемы с «сетью» и отличная перспектива сдохнуть от скуки.
– Дорогой, я уверена, что в новом городе тебе повезет, – с отчаянной решительностью раз за разом повторяет мама на все его разумные доводы («это называется проще, Дерри – нытье»).
– Ага, – тут же подхватывала Лора. – Может, наконец-то найдешь себе девчонку.
– Может, тебе тоже стоит попробовать найти себе девчонку, Лори? А то с мальчишками тебе чего-то не везет, – скалит зубы в ответ Дерек.


Бикон Хиллс – отстой. На то, чтобы перечислить все его недостатки, Дереку не хватило было времени и до своего совершеннолетия (когда он наконец-то сможет покинуть этот городишко на вполне законных основаниях, не опасаясь больше, что отец притащит его обратно за шкирку… хм, в буквальном смысле). Но если вам нужен сокращенный список – максимально ужатый, до самого «немагу» – то у этой дыры два главных недостатка.
Первый – здесь нет американского футбола. Будто это и не Америка вовсе!
Второй – здесь есть Стайлз Стилински. Местная «Варвара», которой вместо носа стоило бы вырвать язык.
Сын шерифа таскается за ним по пятам. Всё вынюхивает и вынюхивает чего-то. Ну подумаешь, у Дерека от злости на местные колониальные порядки глаза пару раз желтым блеснули. И перчатки он на тренировке когтями порвал. И как-то раз, смываясь от Стайлза, преспокойно выпрыгнул из окна туалета второго этажа. И еще пару раз… Но это не повод считать его монстром! И намекать на приближающееся полнолуние с его стороны… нетактично… И вообще – это не его чертово дело!


В Бикон Хиллс, оказывается, тоже можно жить.
Новый тренер оказался ненормальным. Во всяком случае Финсток выпускает его на поле в первую же игру. Лакросс – это вам, конечно, не американский футбол, зато он тоже, как выяснилось, позволяет отлично выпустить пар. В итоге на счету Дерека – две сломанных ноги, вывихнутое запястье и решающий мяч в воротах соперника.
Еще один «мяч» во время вечеринки в честь победы он забрасывает в трусики Лиззи Бакстер, второй красотки школы после Лидии Мартин.
И, несясь домой во весь опор в четвертом часу утра – через лес, в бета-форме, потому что сдерживаться сейчас у него просто нет ни сил, ни даже малейшего желания, всё желание выпарилось, выжглось, выплеснулось из него в гостевой спальне Уиттморов, – Дерек соглашается наконец-то признать: в Бикон Хиллс тоже можно жить.


Если бы еще здесь не жили всякие там Стайлзы Стилински.
Маленький паршивец его теперь ненавидит. Наверно, он был влюблен в Лиззи Бакстер. Если это так, то Дерек ему даже сочувствует – как мужчина мужчине… ну, будущему мужчине, хе-хе – но, как говорится, «кто успел, тот и съел».
Так или иначе, но после вечеринки у Уиттмора ни Лиззи, ни Дерек, разумеется, молчать не стали, обсудив каждый со своей компанией и «его член в десять с половиной дюймов», и «ее титьки, которые мне реально в ладони не влазят». Так что вся школа была в курсе их «романа».
И Стайлз Стилински его теперь ненавидит.
Похоже, он задался целью устроить ему камин-аут перед максимально большим количеством людей: он постоянно подначивает его то в столовой, то на тренировках (он для этого даже каким-то образом умудрился попасть в команду, не иначе, как пригрозил тренеру табельным оружием отца).
Обычно это выглядит примерно так:
– Хейл, я тут погуглил, ты в курсе, что человек – единственный представитель мира животных, способный рисовать прямые линии?
– Ты эт к чему сейчас?
– Просто трискелион у тебя на спине… я заметил в раздевалке… там линии какие-то кривоватые… Ты не мутант случаем? Ну там, эволюционировавшая собачка…
Дерек стискивает зубы и молчит. Молчит на каждую подначку. Молчит на каждый намек. Молчит и терпит, как Боженька нам заповедал.
А потом эта сволочь царапает его машину!!!
В тот день между ним и смертью стояла только Лора. Ну, и еще срочно вызванный в школу Питер. Но Дерек до него всё равно доберется! Он его!.. А потом ему!.. И еще вот так!.. И зубами в глотку!
От греха подальше стая даже посадила его на неделю под домашний арест. И теперь Дерек ненавидел Стилински еще сильнее.


Всю неделю Лора возила его в школу на своей машине и забирала после занятий. По окончании несправедливого домашнего ареста («ни о какой справедливости не может идти и речи, пока ты не научишься держать волка под контролем») Дерек первым делом бросается к своей «малышке». К машине, разумеется. А не к этой дуре Бакстер, которая уже на третий «одинокий» вечер умудрилась изменить ему с Тедди Меллоуном.
Машина встречает его идеально гладкими блестящими боками.
И запахом придурка Стайлза.
– Похоже, ты реально напугал его своим припадком. Он даже вызвался починить твою машину. – Лору Дерек с собой в гараж на свидание со своей «крошкой» не звал, но сестрица всегда любила подпортить ему трогательные моменты своим нежданным присутствием. – Стайлз просил передать свои извинения. И знаешь, братишка, похоже он реально переживает, что перегнул тогда палку.
«Извинениями этот придурок не отделается», – хочет сказать Дерек, но его пальцы так легко и плавно скользят по новой отполированной поверхности… его «крошка» кажется почти… новорожденной… а Дерек – отходчивый парень… чего не скажешь о маме, которой «любящая сестра Лора» обязательно настучит в случае чего…
В общем, Дерек решает всё-таки простить Стилински.
Ну, это не первая его ошибка в этой жизни.


После истории с машиной, когда Дерек реально чуть не раскрылся почти перед всей школой, Стайлз ведет себя тихо. Дерек бы даже сказал: мирно. Не претендует больше на его место на школьной стоянке. В библиотеке подсовывает нужные книги. После тренировки вызывается помочь ему собрать мячи. А главное – делает всё это молча.
Молчащий Стайлз – это, оказывается, почти также круто, как оргазмы с Лиззи Бакстер. Во всяком случае, он ловит себя на мысли, что когда Стайлз рядом, но молчит – Дерек чувствует такое удовлетворение от жизни, что даже его волк урчит от удовольствия.
В конце концов, Хейл начинает думать: может поведение Стайлза в начале – это просто была попытка подружиться? Этакое «дергание за косички» в стиле Стилински? И если б Дерек не лелеял так тщательно свои обиды из-за переезда, то с большей охотой включился бы в эту игру и, может… ну вдруг… тогда они выиграли бы оба…
И на шестнадцатилетние Стайлза Дерек решает дать пацану еще один шанс.


В школе Стайлза знают все. Из-за папы-шерифа, длинного языка и чрезмерной любознательности. Стайлз забавный. Стайлз не такой как все. К Стайлзу можно обратиться за помощью в самом дурацком вопросе – и он обязательно придет на помощь, местный Бэтмен. Ну, он же любопытный… и добрый.
Но не популярный.
Дерек понимает это, только переступив порог шерифского дома. Кроме Маккола и той бедняжки с эпилепсией, фамилию которой у Дерека никак не выходит запомнить, на вечеринку к Стайлзу больше никто не пришел.
Ну, теперь вот и Дерек приперся.
Дурацкая была идея. Разговор не клеится, масляный крем на тортах Дерек терпеть не может, у Эрики (стоит только Хейлу задержать на ней взгляд дольше, чем на пару секунд) кажется вот-вот начнется приступ, Маккол привычно тупит, Стайлз болтает как заведенный (а вот от этого Дерек уже благополучно отвык).
Наконец он решает: хватит, натерпелся – и решительно подымается из-за праздничного стола.
– Ну, мне, пожалуй…
– А давайте поиграем в World of Warcraft! – почти отчаянно выкрикивает Стайлз – и Дерек замирает.
– Ну, можно…
Взрослые часто бывают неправы. И уж точно они неправы, когда утверждают, что компьютерные игры – это зло. На самом деле они сближают подрастающее поколение (ну, кроме Эрики, которой нельзя «по медицинским показателям»).
Расходится их компания только в одиннадцатом часу, когда за Макколом после смены заезжает мама, а за Дереком – так совпало – как раз прибывает дядя Питер.
И, кстати, взгляды, которыми обмениваются дядюшка с миссис Маккол, решительно не нравятся ни Дереку, ни Скотту. Потом эти двое решают обменяться еще и парой фраз. И номерами телефонов, «на всякий пожарный». В итоге, Дерек со Скоттом буквально растаскивают родичей по машинам.


Кажется, у них получилось. Дерек сам толком не понимает как, но, похоже, они подружились.
И теперь уже можно признаться (ну, хотя бы самому себе), что он с самого начала считает Стайлза не только треплом, но и чертовски умным. Черт, да за маской клоуна скрывается практически долбанный гений, который, если дать ему след и по неосторожности спустить с поводка, сумеет разыскать что угодно. Не даром он первый человек, который сумел вычислить, что Дерек – наполовину волк. И даже не впадает от этого в истерику.
Теперь можно признать, что шутки Стайлза – смешные. Ну, по большей части.
И теперь можно – но лучше всё же не стоит – признать, что им с волком очень уютно рядом с сыном шерифа.


Вот только сам Стайлз отказывается признать, что он становится настоящим ревнивым идиотом, стоит только на горизонте Дерека замаячить возможной подружке. А ведь факты, как говорится, на лицо. И даже есть состав преступления. Но Стайлз всё равно продолжает твердить, что «дело не в ревности, а в здравом смысле, чувак! Кейт Арджент – потомственная охотница, такие не гуляют с оборотнями-подростками просто так!»
Разумеется, Дерек его и слушать не хочет. Ему шестнадцать, он популярен, водит крутую тачку, у него уже даже был секс (причем не абы с кем, а с «классной девчонкой»). Кто смеет говорить, что крошка, старше его на каких-то четыре года, не может сойти из-за него с ума?
А Стайлз просто ревнует. Причем не только как друга. Волк такие вещи хорошо чует. Да Дерек и сам подмечал, что «друг Стайлз» слишком долго пялится на его «дружка» в командной раздевалке. Слишком часто краснеет, стоит Дереку пошутить «ниже пояса». Слишком часто «залипает» взглядом то на ключице в вырезе Дерековой рубашки, то на его пальцах или – совсем уж «штрафная зона» – на его губах.
В общем, Дерек знает. И догадывается, что Стайлз знает, что он знает. Ну, Стилински ведь долбанный гений. А Дерек – форменный идиот, раз не разрулил эту ситуацию сразу. Просто… просто он и сам не уверен, что хочет ее разруливать. Потому что и сам слишком уж часто «залипает» взглядом на губах «друга Стайлза». И периодически он даже думает: может, попробовать? Провести… эксперимент… «Один раз» и всё такое.
Вот только – пусть себя-то Дерек гением и не считает – но сам-то он отлично понимает, что Стайлз – это не на один раз. А Дереку шестнадцать, он популярен, водит крутую тачку и далее по списку… Он еще не готов к отношениям. Поэтому сначала будет Кейт. Потом он всё-таки попробует подкатить к Лидии, чисто из принципа, потом осчастливит Пейдж из параллельного… А вот на выпускной он точно первым пригласит Стайлза.
Если, конечно, Стайлз к тому времени еще будет с ним разговаривать. Потому что Дерек и сам понимает, что план у него дурацкий, эгоистичный, и он в очередной раз рискует обыграть сам себя. Но блин, ему же только шестнадцать! Не все подростки в шестнадцать такие ответственные и зрелые, как Стайлз, который уже умеет готовить (причем здоровую пищу… вау – и в тоже время бэээ!) и стирает носки не только себе, но и отцу, постоянно пропадающему на работе.
Поэтому Дерек решительно разворачивается и идет к своей машине, чтобы вместо последнего урока (всё равно он терпеть не может химию, а химик терпеть не может его) встретиться с Кейт.
– Ну и не прибегай потом ко мне плакаться, Хейл! – орет ему в след Стайлз. И не нужно волчьего слуха, чтобы расслышать в его голосе обиженные слезы.


Дерек прибегает к нему через неделю. Сверкая голубыми глазами и с аконитовой пулей в руке.
Кейт использовала его, чтобы добраться до стаи. Он случайно подслушал, как ей звонил с отчетом подельник, докладывая, что они, мол, «рябиновый круг уже замкнули, осталось только чуток бензинчику добавить».
Так быстро он еще никогда не бегал. По пути, прежде чем уйти в бета-форму, он успел еще набрать Дитона и Питера (умотавшего на очередное свидание с миссис Маккол), а потом уже остались одни голые инстинкты.
На этих инстинктах он и перегрыз Кейт Арджент горло. Она кинулась подельникам на помощь, когда вышла из ванной и увидела, что Дерека на койке больше нету. Догадалась, видимо, что он смылся из мотеля не просто так. Ну, зря она это сделала… И Дереку даже жаль. Особенно жаль, что перед смертью сучка всё-таки успела его подстрелить.
И вот теперь он стоит (ну как стоит – раскачивается из последних сил) посреди Стайлзовой комнаты и требует отпилить ему руку, пока аконит не отравил всё тело.
– Эээ, Дерек… А, может, лучше все-таки к Дитону? Антидот там и всё такое… Черт, тебе надо было просто прихватить ее пистолет, наверняка там были еще пули! Ты чем думал? Что за приступ мазохизма? Давай позвоним твоим, кто-нибудь обязательно привезет нам пару пуль…
– Нет! – Дерек резко отшатывается в сторону. – Ты не понимаешь, Стайлз. Я их предал, я так их подставил! Я больше не имею права их ни о чем просить. Из-за меня семья чуть не погибла. Это всё я… И мои дурацкие планы… Я и тебя предал…
– Вторую руку пилить не буду!
– Да дело не в этом! Я… Черт…
Дерек обессилено валится на колени, упираясь здоровой рукой в пол.
– Дерек, – испуганно кидается к нему Стайлз. – Бог мой! Я… Я сейчас… Ты только не умирай здесь, ладно? Пообещай мне, а? Прям вот на собственной крови, ее тут много сейчас… Пообещай, что не сдохнешь!
– Пообещай, что пойдешь со мной на выпускной, – кривит губы в усталой улыбке Дерек.
Несколько бесконечно долгих секунд Стайлз просто смотрит ему в глаза, а затем тоже вымученно растягивает губы в усмешке.
– Ладно, я иду за пилой, а ты начинай придумывать куда мы на следующей неделе идем на свидание.


Стайлз Стилински – долбанный гений. Ну, Дерек уже упоминал об этом.
Ни за какой пилой он не идет, а звонит тете Мелиссе и просит у нее телефон дяди Питера. Уже через семнадцать минут – пока Стайлз доблестно заговаривает Дереку зубы (последние пару минут – уже клыки) – полстаи толпится в гостиной Стилински.
Разумеется, они категорически против отпиливания Дереку руки. И, конечно, они привезли с собой пулю. И нет, дорогой, ты ни в чем не виноват. Ну, не настолько, как тебе сейчас кажется… Само собой, что мы всё обсудим. И да, пожалуй, ты посидишь еще недельку под домашним арестом. Заодно и от раны оклемаешься. Но твой парень может тебя навещать.
На последней фразе Стайлз краснеет, а Дерек не может удержаться, чтобы не показать Лоре язык: вот видишь, вредина, мне с мальчишками всё-таки везет больше, чем тебе!


Ах да, и оргазмы со Стайлзом – это гораздо, гора-а-а-аздо круче, чем оргазмы с Лиззи Бакстер.

С «шестнадцатилетнем» тебя, детка!

@темы: Teen Wolf, фанфикшен

---

«Святой». 2-1.

Я безбожно затянула с продой, простите все, кто ждал. Не буду даже говорить в оправдание, что реал - ужаная штука, скажу только: вы всё-таки дождались. Я вас всех очень-очень люблю и надеюсь, что сумею оправдать ваши ожидания!

Название: Я вспомню. Или нет…
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету (причем глава не "отстоявшаяся", то есть опечаток реально может быть до фига)
Пейринг: пока нет
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, hurt/comfort
Размер: не знаю пока
Статус: в процессе
Предупреждения: возможен вынужденный ООС героев (по медицинским показаниям), упоминаются действия сексуального характера, совершенные против воли одной из сторон
Саммари: теперь с проблемой Стайлза будут разбираться уже две стаи...

Альфа устал. Волк «Святого» это чувствует. Впрочем, даже сам «Святой» это подмечает.
Альфа устал. И не просто устал – простая усталость осталась где-то там, на веранде мамаши Меркло – альфа почти надорвался. Волку «Святого» это не нравится. Не нравится слабость вожака. Ему не хочется подчиняться более слабому. Тем более что сам он скорее раздражен, чем по-настоящему ослаблен.
Волк… не то что рычит… но уже тихонько порыкивает… как тявкали собаки из-за угла, дожидаясь пока «свои» окончательно скроются из виду. Волк хочется вцепиться вожаку в глотку. На пробу. Пока только на пробу. Пока это только проверка. Желание убедиться, что он таки подчиняется сильному вожаку. Поэтому глубоко внутри волка, который в свою очередь глубоко внутри «Святого», тлеет им обоим непонятное желание – проиграть в этой схватке. Чтобы в ответ на попытку вцепиться в глотку – вожак вцепился бы в холку. Подмял. Победил. Доказал. Им обоим доказал – что он всё-таки сильный. До сих пор сильный. Что усталость не сделала его слабым. Что волк «Святого» не ошибся в выборе вожака.
Все эти волчьи переживания так глубоко, что практически теряются в глубине. В темных извилистых внутренностях «Святого». Нет, пожалуй, еще дальше – во внутренностях его волка. Так глубоко. Так раздражающе глубоко… И если волка раздражает слабость альфы – то «Святого» изводит неопределенность. Он сам не знает чего хочет. Как не знает, что думать. Не знает, куда они едут (название конечного пункта путешествия для него лишь бессмысленный набор букв). И на кой они туда – верней, уже сюда – прутся. И зачем всё это… «Святой» не знает ничего. И это настолько напоминает ему первые дни у «своих» – что его буквально тошнит. Как тошнило от боли в голове по ночам. Как тошнило раньше от попыток думать. Вот также его тошнит сейчас от попыток не думать. Не думать куда, на кой и зачем. Не думать про альфу и его усталость. И про то, как сам он устал – не знать, не думать, не иметь возможности остановиться… Остановиться, чтобы подумать.
Или просто чтоб отдохнуть.
«Святой» устал не так сильно, как альфа. Но он тоже устал. И в первую очередь он устал от этой поездки. Для его неокрепших мозгов этот мелькающий калейдоскоп пейзажей за окном со всеми их цветастыми мазками и обрывками звуков, мешаниной запахов и смесью температур, когда то холодно-ярко, то мясисто-липко, то совсем непонятно и потому излишне тревожно – всё это для его мозгов… пока рано. Ну, по крайней мере, он надеется, что это только пока. Что когда-нибудь это будет нормально и для него. Но сейчас – это «сейчас», а не «когда-нибудь». И сейчас его это всё утомляет, раздражает и даже, пожалуй, злит.
Он устал от этого всего. Что такое «всё»? Это то, на что приходится смотреть, что приходится нюхать, что сушит тебе глаза или жжет тебе щеку… одним словом, это то, на что тебе приходится реагировать – сидя в этом чертовом автомобиле. И от самого автомобиля он, кстати, тоже устал. От липкой обивки, от запаха фри, от заляпанного стекла.
«Святой» устал. Еще немного и он пойдет на поводу у волка. Вцепится в глотку.
Вот только в отличие от волка он, пожалуй, хотел бы выиграть. Потому что он просто не знает другого способа прекратить всё это. Остановиться. И отдохнуть. И просто наконец-то…
– Приехали, малыш. Видишь тот дорожный знак? Это значит, что мы уже близко.


Они въезжают в Бикон Хиллс, когда солнце уже теряется за крышами домов. Для человеческих глаз уже недостаточно светло, а для оборотнечьих – света, пожалуй, многовато. Еще больше мешают электрические блики фонарей, еще толком ненужных, но уже неизбежных. Фонарный свет отвлекает, лезет в глаза, бликует на ресницах, не дает определиться с нужным световым спектром. Фонарный свет раздражает волка. А это в свою очередь еще больше нервирует «Святого».
Он не знает, стоит ли считать плохим знаком, что они явились в город в сумерках – в это зыбкое ненадежное время. Или этот переход изо дня в ночь просто должен ознаменовать переломный момент его жизни?
«Святой» не знает, что думать. Поэтому, наверно, было бы правильно, не думать вообще ничего. Но он так устал не думать вообще ничего. Ведь когда от мыслей болит голова – это особая боль. Не только физическая. Это осознание, что ты… не слишком-то умный… неполноценный ты… Это особая боль. Худшая из возможных – для тех, кто еще осознает разницу между теми, кто может спокойно думать, и теми, кого этого права почему-то лишили. Чтобы там не думали по его поводу «свои» или там прохожие на углу – «Святой» всегда осознавал, что… он ведь не дурак… но уж слишком близок к этому. У него слишком долго не получалось думать, как те же «свои»: также быстро, также безболезненно, также свободно… Но только, когда способность думать вернулась, только сейчас он в полной мере понял, осознал, ощутил – как же он устал не думать. Как ему больно было всё время от этого. Пожалуй сейчас, когда даже шрамы затянулись (окончательно исчезнув после того, как кожу свезло рябиновым кругом) и боль от них начинает постепенно забываться, вытесняясь новыми воспоминаниями, переживаниями и опасениями (как хорошо, что страхов больше нет) – вот сейчас «Святой» даже готов признать ту боль от «не думать» самой страшной своей болью. Пусть она и была неосознанной – как вся его предыдущая жизнь.
Поэтому «Святой» думает и думает. И думает снова. Но все равно ничего не может придумать. Не может придумать ничего хорошего из этой поездки. Но причины не ехать не может придумать тоже.
К тому же они уже приехали.
Сначала Джейк останавливается перед каким-то магазином. Приносит «Святому» разогретый бургер и сок прямо в пачке. Ободряюще треплет по плечу и говорит, что спросил в магазине дорогу, так что скоро они уже «доберутся». Скоро уже.
– А там отдохнем, малыш. Выспимся наконец-то. Может, даже душ сначала примем.


«Добраться» – для «Святого» это кухня с холодильником и печкой, чтобы можно было приготовить что-то не слишком жирное, не промасленное насквозь, а еще лучше что-то жидкое и с брокколи. «Добраться» – это душ. И минимум «чужих» запахов на койке.
«Добраться» для альфы – это, как выясняется, огромное здание с надписью ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК БИКОН ХИЛЛС, полное «чужих» запахов (и запахов опасных, от которых веет охотой на тебя) и резких звуков. Полное резкого электрического света, который, как заметил «Святой», бывает только в нежилых домах. В общем, «добраться» альфы и «Святого» резко разняться между собой.
Джейк настолько вымотался за последние дни, что даже ничего не поясняет – просто молча вылезает из машины и идет внутрь. Прямо туда, в мешанину запахов и звуков. А «Святой» остается в машине. И даже не пытается ничего спросить вдогонку. Он вообще редко спрашивает. А в последнее время и вовсе старается лишний раз рта не раскрывать.
Потому что боится, что вместо слов – раздастся рык.
Просто «Святой» так устал и раздражен… или, верней, так раздражающе устал, что практически не чувствует контроля над собственным волком. Зато, с приближением – «надвижением», как называет это сам «Святой» – полнолуния он всё лучше чувствует самого волка.
И волку, кстати, не нравится, что альфа бросил их тут одних. Стая должна держаться вместе. Особенно там, где несет охотой и слишком много «чужих».
И «чужих» волков в том числе.
«Святой» весь подбирается. Волк внутри и вовсе встает в боевую стойку. Он чует противника. Где-то близко. Где-то слишком близко.
Первый порыв человека – запереться в машине. Сомнительная безопасность закрытого пространства. Закрыться, запереться и вжаться в сиденье. Как ночью – когда кутаешься в одеяло, отчего-то уверенный, что ночные чудовища примут кусок колючей ткани за непробиваемую, непреодолимую броню. Закрыться, запереться, вжаться в сиденье, еще и глаза зажмурить.
Волчий инстинкт – наоборот требует свободы для маневра. Он хочет вырваться. Из этой пропыленной жестянки, где поганый обзор и слишком много лишних сейчас, сбивающих с толку запахов (остатки обеда, забытая куртка альфы, дарящая мнимое ощущение безопасности – особенно опасное сейчас). Волку хочет вырваться из машины – и из человека. Уйди! Не мешай! Не путайся под ногами! Уступи. Ты всё равно ни черта не можешь, так позволь же мне…
«Святой» стискивает зубы. И тянет ручку вниз, распахивая дверцу.
Он не собирается уступать волку. И после происшествия на складе с его рябиновыми кругами успел усвоить, что открытое пространство – не гарантия победы. Но машину он водить не умеет – а вот бегает хорошо. И этот довод оказывается решающим при выборе места дальнейших действий.
«Святой» не боится. Его волк тем более. Их альфа слишком близко, чтобы они боялись. Но сколько он себя помнит, «Святой» никогда не любил «чужих», и, видимо, эта нелюбовь передалась его волку на генетическом уровне. Как суперспособности Питеру Паркеру при укусе супер-паука.
«Святой» замирает, вглядываясь в ту сторону, откуда он чует чужака. Дурацкие фонари! Зачем их включают так рано? Зачем их включают вообще? Раз люди так плохо видят в темноте, пусть сидят себе по-тёмному дома.
«Святой» раздраженно хмурится. Последние мысли явно навеяны волком. А, значит, зверь подобрался еще ближе. Еще ближе к свободе.
А чужак всё ближе подбирается к нему.
Выпустить волка? Думайбыстрееста-а-айлзрешайсяжену!
У «Святого» сбивается дыхание. Он ловит себя на том, что в ладони вжимаются когти. Уже когти. Он пытается успокоиться… вернуть контроль… стайлз… просто вдох… это ты… просто выдох…
Просто один прыжок! Туда! В темноту! На чужака! Я справлюсь! Просто дай мне возможность это доказать!
К когтям добавляется волчье зрение. Ноги чуть пригибаются, готовясь к прыжку…
– Стайлз!
Он уже не просто чует чужака – его волк того даже видит… пока еще только тень… но всего один прыжок…
– Малыш.
«Святой» резко вздрагивает, смаргивает с сетчатки глаз желтые блики, момент, когда втянулись когти, он даже не замечает – и оборачивается к альфе. К Джейку.
И «чужому» рядом с ним.
Волк недовольно щерит зубы: он не заметил приближения этого «чужого». Запах альфы перебил и чужой пот, и опасный дух железа у того под курткой и даже запах боли, которым его сейчас буквально окатывает. Оглушает болезненным стуком сердца. Отбивает нюх запахом старых прогорклых слез и того тяжелого духа, которым начинает веять от человека, потерявшего надежду и махнувшего на всё рукой. В первую очередь на самого себя. Но больше всего боль – ослепляет. Когда глаза «Святого» встречаются с глазами «чужого» – от боли в них (и где-то глубоко внутри себя) перехватывает дыхание.
Волка снова тянет пригнуться к земле. Зарычать. Уползти. Теперь уже волку хочется заползти под машину и спрятаться там. И «Святой» готов ему это позволить. Потому что «Святой» уже отвык от боли.
И отказывается привыкать к ней снова.
Даже если это «чужая» боль. Потому что на самом деле нет «чужой» и «своей» боли. Боль – она либо есть, либо нет. И сейчас ее слишком много.
– Извините, что вот так, шериф… Наверно, стоило бы попросить кого-то… Черт, я не подумал, – Джейк хмурится и досадливо трет шею.
– Это он, – прерывает его «шериф», не отрывая взгляда от «Святого». И добавляет: – Это ты.
«Святой» инстинктивно делает шаг назад. Он не хочет иметь с этой болью ничего общего.
– Малыш, – снова зовут Джейк. И «Святой» опять замирает. Он не любит боль. Но он верит Джейку. Если Джейк говорит, что надо потерпеть – то он потерпит. Они это уже проходили. Он постоит и потерпит эту чужую-свою боль. Раз Джейку так надо. – Ты не помнишь… Черт, ты ж не помнишь! – И глухо (словно ему тоже больно), но твердо (наверно потому что так надо): – Это твой отец… Стайлз.
«Святой» удивленно моргает, наконец-то разрывая болезненный визуальный контакт, и переводит взгляд на Джейка. Да, так лучше. Так боль и вправду ощущается «чужой». Так она болит меньше. Когда ее не видишь, она болит меньше. Пусть даже ее по-прежнему слышно. Но так всё равно лучше.
«Святой» встряхивает головой, как встряхивались собаки на старом, но до сих пор не забытом углу – стараясь согнать с себя чужую боль, как дождевую воду, кусачих блох или что там еще стряхивали с себя уличные псы. Он хочет спросить: это наконец-то всё? Он хочет спросить: теперь мы наконец-то вернемся к стае? Он хочет спросить: уже можно начать забывать это всё? Но что-то во взгляде альфы останавливает его. И «Святой» все своей человеческой интуицией и всеми волчьими инстинктами понимает: это совсем не то, что стоит спрашивать при «чужом».
Поэтому он решает остановиться на самом нейтральном на его взгляд вопросе:
– Что такое «отец»?


К дому «шерифа» – «домой» – они добираются по отдельности. И на этот раз «Святой» даже рад вернуться назад в их машину. Хоть еще полчаса назад и был готов пешком ходить до конца своих дней, лишь бы только не залазить в эту железную клетку снова – но сейчас он рад сомнительной безопасности ее закрытого пространства.
А еще больше радуется его волк – присутствию своего альфы. «Святому» даже странно: еще утром волк готов был кидаться на вожака, чтоб проверить на силу. А теперь хочет подлезть ему под руку, уткнуться куда-то в подмышку и тянуть из него спокойствие и уверенность. Потому что сам «Святой» – и волк вместе с ним – уже ни в чем не уверен.
Джейк обещал о нем заботиться.
Джейк говорил, что будет рядом всегда.
Джейк дал ему стаю.
Джейк дал ему волка.
Вернул ему его самого.
А теперь привез в этот дурацкий городишко к какому-то «отцу» и хочет навязать ему чужую боль. Это нечестно! «Святой» так не хочет.
Джейк устало вдыхает и, будто расслышав мысли своей беты, пытается объяснить:
– Ты сейчас не понимаешь… многое не понимаешь… Но это как тогда, когда я впервые привел тебя к нам домой, помнишь? А в итоге всё хорошо оказалось. Получилось как надо. Ты ведь доволен результатом, да? Ведь правда? Вот и сейчас… надо просто подождать. Ты не помнишь… Черт, если Хэйм прав, то ты ведь и не вспомнишь теперь, а? Вот блядство-то, а! Ладно, спокойно. Помнишь – не помнишь, не в этом счаз суть. Этот человек… Он… Он не «чужой», в общем. Не член стаи… Точней, не так. Он член твоей стаи. Сечешь? Твоей личной стаи. Той, которую ты не помнишь, но она у всех есть, «семья» называется. Моя семья умерла, и у Брэда тоже нет никого. А Дэйв и Летти… там сложно всё… Их личные стаи… они вроде как отказались друг от друга. Но твоя стая… твой отец, – Джейк выделяет последнее слово, напирает им, словно надеется проломить этим своим «отцом» рябиновые заборы сознания «Святого», вытащив-таки на свет его память, – твой отец от тебя не отказывался. Ты потерялся, малыш. И тебя очень сильно обидели. Но это не вина твоего отца. Он тебя искал. И очень тебя любит, это ж чувствуется. Даже без всяких волчьих штучек чувствуется.
«Святой» не знает, что там чувствует сейчас Джейк, а вот сам он чувствует что-то, подозрительно похожее на панику.
«От добра добра не ищут», – так Джоджо всегда говорил. А затем тянулся за косячком, отворачиваясь от «Святого», отирающегося рядом в надежде услышать – и, может, наконец-то запомнить – еще какие-нибудь красивые слова. Вот только слова, которые потом говорил Джоджо, на красивые уже не тянули. «Знаешь, никто ведь в этом гребаном шоу-бизнесе меня не ждет. Да и песни мои кроме тебя, «Святой», и за песни-то никто не считает. Если тебе итак хорошо, не стоит это ломать. Потому что из похеренного «хорошо» редко выходит пиздатое «лучше». Так-то, «Святой». А мне и неплохо живется, чувак. И тебе тут тоже неплохо, согласен? В какой-нибудь дурке было бы хуже, уж ты мне поверь. И раз нам тут хорошо, сидим и не рыпаемся. Как тебе такой расклад? Вот и я говорю: от добра добра не ищут, бро».
Такой «расклад» не нравился «Святому», потому что инстинктивно он понимал, что и Джоджо он не устраивает тоже. Не по словам понимал (с понимаем слов у него тогда было туго), а по бросаемым на него из-под козырька бейсболки горько-безвыходным взглядам да по дрожащему в руке косячку. Но вот сейчас, в эту самую минуту «Святой» готов согласиться с Джоджо. От добра добра не ищут.
Он не хочет другую стаю. Его более чем устраивает эта. Ему в ней хорошо. Он не хочет менять ее на какую-то непонятную («стремную», как Дэйв говорит) «личную». Старая стая тянет из него боль, помогая тем самым справиться с нею. А в «личной» – боль придется тянуть ему. Он эту фишку уже просек, он не такой дурак! И такой «расклад» ему не нравится, нетушки.
– Не тормози здесь, поехали дальше. – «Святой» не просит, он требует. Машина «шерифа» как раз останавливается перед каким-то домом, поменьше, чем бывший дом стаи, но явно побольше, чем «конспиративная» квартира. Дом как дом. И «Святой» не видит никаких причин, чтобы здесь тормозить. – Я видел мотель на въезде в город.
– Малыш, – с грустью тянет Джейк. – Ты пойми…
– Не хочу понимать. И сюда не хочу. И другую стаю тоже не хочу. – В голосе «Святого» появляются опасные истерические нотки. У Дэйва такие проскальзывают, когда Летти или Брэд меняют пароль для входа на его любимый сайт. – Мне нравится та, что у меня есть. Зачем ты пытаешься подсунуть мне другую стаю? А дальше что? Попытаешься подсунуть мне нового волка?
На последних словах волк «Святого» срывается в вой. Отчаянный и злой. Но «Святому» животинку совсем не жаль, он сам в отчаянии. И пытается спрятать отчаяние за злостью.
– Малыш… Я… Черт, не умею я объяснять по-толковому… Брэда бы сюда…
– Вот-вот, поехали к Брэду. Поехали к стае. К нашей. К общей. Не хочу я «личную» стаю…
И, видя, что Джейк всё равно начинает парковаться возле чертова дурацкого дома, в безрассудном порыве пытается выхватить у него руль.
– Сэм! – зло рявкает альфа.
Это уже альфа, точно он, не зря у волка «Святого» от страха вмиг прижимаются уши. Какое там вцепиться в холку – заползти бы в нору поглубже и переждать вспышку недовольства вожака, и никаких других вариантов!
«Святой» испуганно пытается сползти под сиденье и забиться хоть куда-нибудь.
– Черт! Малыш, прости. Я не хотел… Я… Да блин! – Джейк со злостью – такой же отчаянной, как и страх «Святого» – лупит обеими ладонями по рулю. Цепляется в «баранку» так, что белеют пальцы и громко пыхтит через нос, пытаясь взять себя в руки. – Слушай, Сэ… Стайлз, извини. Я просто устал. Знаю, ты тоже устал. Поэтому сейчас мы выйдем из машины и зайдем в этот дом. Выпьем чаю или что там шериф нам предложит. А потом пойдем спать. Просто пойдем спать. И, поверь, завтра на свежую голову всё будет выглядеть совсем по-другому. Завтра мы со всем разберемся. Вместе.
– Потому что мы стая? Общая?
– Да, малыш, – голос альфы звучит как размеренные капли утреннего дождя, когда не хочется просыпаться, когда сама природа не хочет, чтоб ты просыпался – спокойно и размеренно. Этот голос убаюкивает тревогу «Святого», усыпляет на время. – Просто пошли в дом. Тебе надо выспаться. И мне тоже. А еще мне, пожалуй, стоит выпить.
Джейк выбирается из машины первым. «Святой» не очень-то спешит следом, но альфа ободряюще-подстегивающе рыкает, совсем тихонько, чтоб не услышали «чужие», – и «Святого» буквально сдергивает с места.
«Шериф» ждет на крыльце. Возле уже открытых дверей. Он даже свет успел включить. И теперь нервно перекатывается с пятки на носок, вжимая руки в бока. Наверно, так он пытается удержать их при себе – вот только ни черта у него не выходит: стоит «Святому» подняться на крыльцо порог, как «шериф» рывком притягивает его к себе и буквально впечатывает в себя.
«Святого» снова окатывает болью. Чужой застарелой болью. Болью немытой кожи и похудевших выпирающих ключиц. Болью мелких порезов от дрожащей по утрам руки и седины, которая клочками плохо вымытых волос лезет в глаза. Болью перехватившего дыхания. Болью отчаяния, обвившего его сейчас руками и ни за что не желающего отпускать.
И если «Святого» эта боль парализует, то его волка – приводит в ярость. Волку вообще не нравится, когда его трогают. Особенно, когда его трогают «чужие». Он не любит все эти «обнимашки» и «телячьи нежности» (он же волк, а не какая-то «телка», он даже у «своих» «телкой» не был!). Волк даже прикосновения альфы скорее терпит. И то лишь потому, что человек волка нуждается в присутствии альфы. Поэтому волк терпит прикосновения вожака – лишь бы человек не изводил его этими своими метаниями и дурацкими «эмоциями». Тем более что прикосновения альфы – они правильные. Он так его метит. После этих прикосновений волк пахнет вожаком. Пахнет силой и стаей. Это правильные запахи.
После «чужака» волк пахнет болью. И предательством. Чужие запахи – это как маленькое предательство стаи.
– Эээ, шериф… Знаете, мы очень устали. Последний раз мы спали в нормальной койке еще в начале месяца… – Джейк настороженно замолкает, опасаясь, что сболтнул лишнего: вряд ли счастливый папаша будет также сиять от радости, если узнает, что вновь обретенный сын привык спать в койке не один. Не, у них с малышом, конечно, всё невинно. Он бы даже сказал – благопристойно, во. Вот только ни один нормальный родитель не будет искать в ситуации какую-то там благопристойность, если уже нашел седого мужика в кровати несовершеннолетнего сына… Черт, он же еще даже несовершеннолетний! Господи, как же ты вляпался, Джейк! И, по ходу, вляпаешься еще сильнее, если срочно не возьмешь себя в руки. А ситуацию – под контроль. А то волчонок уже порыкивать начинает. – Мистер Стилински, – Джейк немного бесцеремонно, зато весьма продуктивно вклинился между своим малышом – его зовут Стайлз, блин, Стайлз! Вот имечком же наградили, о чем только думали? – и шерифом. – Простите, но вы его счаз задушите. Ему нужно немного пространства. И время. Эээ, надеюсь, тоже немного…
Шериф неловко трет переносицу, пару раз прикусывает губы и явно из последних сил сдерживает слезы.
– Знаете, пожалуй, нам стоит выпить.
– Какая чудная идея, шериф!
– Я заварю чаю…
– Ээээ…
– Просто знаете, мистер Холланд, Стайлз не любит, когда я выпиваю. Не то чтобы я много пил… Ты не волнуйся, сынок, я тут держал себя в руках. Можешь у Мелиссы спросить. Ее ты тоже не помнишь, да? Ничего, зато уверен, что Скотта вспомнишь сразу. Вы ж с ним такие друзья! Эти… как их там… братаны! Так, кажется? Ладно, увидишь и вспомнишь. А пока… Чаю, да… – Шериф почти бросается в дом, на ходу пытаясь незаметно вытереть глаза манжетой рубашки. – Вы проходите! Давайте! Осмотритесь. Может, что вспомнишь… И на кухню – я как раз всё приготовлю…
Шериф торопливо скрывается где-то в доме. Видимо, кухню гостям придется искать самостоятельно. Ну, или «Стайлзу» придется-таки вспомнить где эта чертова комната тут находится.
«Святой» громко вздыхает и решительно перешагивает порог. Ладно, он справится с этим. Раз уж его альфе так надо. Раз…
В доме «чужой».
«Святой» замирает на полушаге, а затем медленно, осторожненько, чтоб не дай бог ничего не рыпнуло случаем под подошвой, опускает ногу на пол. Чуть-чуть сгибает колени, готовясь к прыжку, и обводит комнату внимательным взглядом уже волчьих глаз. Ноздри трепещут, пытаясь побольше вынюхать о «чужаке».
Сильный. Волк именно силу и почувствовал первой. Особая мощь. Как у альфы. Как у чужого альфы.
«Личный». По крайней мере, его запах слишком уж въедливо переплелся с устоявшимися запахами дома. Чтоб такое произошло, он просто обязан быть частью той, «личной», стаи.
Близко. Слишком близко. А как же волк не любит тех, кто подбирается слишком близко! Прочь с моей территории!
– Малыш! – на этот раз окрик дополняется крепким захватом рук. Правильных рук, своих (и даже без всяких кавычек).
«Святой» рычит вместе со своим волком.
– Черт, тише! Не хватает только, чтоб шериф ворвался сюда с пистолетом наголо и пристрелил тебя, перепутав со взбесившемся псом! Тише же, ну!
Джейк торопливо тянет его на улицу и за угол, подальше от уличных фонарей. Вот только чужаком тут пахнет еще сильнее. Пахнут примятые впопыхах стебли травы, добавляя в запах свою, горькую нотку. Пахнет перекладина стены, почти незаметно подъеденная короедом, будто чужак, на секунду обессилев, оперся на нее рукою. А сильней всего пропах чужаком подоконник второго этажа, так издевательски распахнутый сейчас. Будто дверца чертовой мышеловки. Что, тоже любишь входить в дома через окно? Косишь под хорошего, да?
– Возьми себя в руки, – Джейк грубо встряхивает «Святого», по-прежнему крепко держа поперек груди. Так встряхивают, перехватывая поудобней, пакет с покупками. – Ну пожалуйста… – И вдруг совсем другим тоном: – Малыш.
«Святой» замирает. Этот тон. Джейк никогда не говорил с ним так. Никто никогда не говорил с ним так. Но он откуда-то знает, что это за тон.
Нежность.
И прикосновения альфы тоже становятся другими. Впрочем, «тон» прикосновений «Святому» как раз худо-бедно знаком.
Ласка.
– Но… там…
Снова это гадство, когда не можешь, не получается вспомнить нужных слов. Очень нужных сейчас. Ведь ему надо… что-то надо… предупредить…
– Там…
– Я знаю.
– Чужой.
– Знаю. Но территория – тоже чужая. Сейчас чужаки здесь мы, малыш.
– Тот…
– Постой здесь. А я пойду поговорю с ним.
– Нет! – «Святой» резко выкручивается, оказываясь с альфой лицом к лицу, глаза в глаза, и испуганно цепляется в Джейка. Там опасно. Этот «свой чужой» опасен. Он не пустит альфу туда одного. А еще лучше – он не пустит туда их обоих. Им и здесь хорошо. Безопасно. Спокойно. Нежно и ласково.
– Нам с ним нужно поговорить. – Джейк секунду колеблется, но всё же добавляет: – Ничего он мне не сделает.
Но «Святой» успел заметить заминку. И поэтому не верит.
– Нет, – качает он головой, не разрывая взгляда. В глазах Джейка сейчас что-то… что-то от диска Луны, от которой так томительно волку… и в то же время что-то от непроглядности леса, куда лапы несут зверя сами… что-то от альфы… и маленький кусочек – от человека… тот самый кусочек, в котором нежность и ласка…
«Святой» только сейчас, вот в это самое мгновение, вдруг понимает, как же ему всё это время, всю его «новую» жизнь не хватало простой обыденной ласки. Для кого-то обыденной, не для него. Как же ему нужно-то это было. Какой он дурак, что не разрешал альфе раньше… тот ведь пытался иногда… мимоходом, будто случайно… Как же «Святой» изголодался по ласке. Больше чем его желудок страдал без еды. Больше чем…
– Малыш, – Джейк предостерегающе качает головой и пытается отступить.
– Нет, – упрямо повторяет «Святой», не замечая, не желая замечать как хрипло звучит его голос. Какое ему дело до голоса? До «шерифа» с его «помнящим» чаем? До «чужого» в окне? Сейчас важен лишь этот взгляд. Эти руки. Эти нежность и ласка. И та… волна… или скорей что-то похожее на одеяло, которым веет от альфы, укутывает с головой, пронизывает каждую пору, кипятит каждую каплю крови и буквально прошибает всего.
Это желание, понимает «Святой». Что-то на уровне жажды. И именно этим несет сейчас от альфы, пробирая «Святого» и его волка до самых костей.
Он не знает, чего хочет альфа. И хочет ли того же Джейк. Хочет ли того же он сам. Потому что он сам никогда не хотел ничего подобного раньше.
Но он рывком придвигается ближе…
…вжимаясь сильнее…
…как вжимался «шериф» на крыльце – но без боли, без отчаянной боли…
…а лишь с отчаянным желанием…
понять.
Руки живут своей собственной жизнью. Нос пытается втянуть побольше запахов альфы. Губы впиваются в кожу под подбородком…
– Нет.
На этот раз альфа просит. Действительно просит.
– Прости, но ты не понимаешь… Вот сейчас ты точно не понимаешь… Мне нужно… Надо вернуться в дом.
Джейк почти бегом бросается к крыльцу. «Святой» медленно плетется следом на ватных ногах. Ему даже в голову не приходит поднять взгляд на дурацкое окно, через которое пробрался в дом дурацкий «свой чужой».
И через которое он, видимо, его и покинул.
Потому что к тому времени, как «Святой» следом за Джейком подымается на второй этаж, игнорируя попытки «шерифа» всучить ему кружку с чаем – «чужого» в доме уже больше нет.

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, «Святой»

---

Осторожно, "искусство"!

Оригинал взят у в Еще бывает любовь к Родине. А вот теперь - слайды...

Когда по наводке наткнулся на ЭТО - поперхнулся чаем, залил клавиатуру и забрызгал монитор. Уже не ново, конечно, но... шедеврально, блин!

Итак, вот вам порция прекрасного от Перниллы Стафельд:

Однажды, хочешь – верь, хочешь – не верь,
Амур найдёт тебя и постучится в дверь.
Стрела его пронзит твою грудную клетку,
Закружит голову и свалит с табуретки.
(отрывок из стиха с обложки книги).

Тексты комментариев без изменений взяты отсэда.


Секрет производительности Перниллы не только в отсутствии дара рисования, но и в отсутствии размышлений над образами. Что первое попалось на глаза на шведском столе, то и пошло в ход.


Здесь возникает подозрение, что авторша всё-таки пребывала в стенах ветеринарной психиатрической лечебницы. Ведь поедание ваты из распотрошенного матраса – основное развлечение особо буйных пациентов. В санатории «Белочка» проблема решена путём перехода на экологически чистую стекловату.


Но чаще любовь – это когда после выливания краски по голове ебошат ведром. Тоже красным.


А к страсти можно пристраститься. Вопрос: от чего можно ебануться?


Совершенно верно. Когда влюблённые четвероногие или двуногие повизгивают под окнами, их хочется непрерывно поливать водой.


Вероятно, именно пёсик, подвернувшийся под ноги, виновен в таланте писательницы. Когда она упала, кабыздох разъярился и укусил Перниллу в мозг, активировав дремлющий творческий дар.


Не переживайте, тема любовных опций будет раскрыта чуть позже. Даже не раскрыта, а вывернута наизнанку.


Двое справа влюблены до такой степени, что прутся от собственного отражения на экране выключенного телевизора.


Любовнички встретились тайком от супругов, но в квартире, вот подстава, даже выключенного телевизора нет.


Судя по торчащему глушителю, у пары сверху доминирует именно мотоцикл. Он же злобно наматывает слизняков на колёса, когда у мотоциклиста болит голова, и он увиливает от близости.


Судя по дурман-облачку, цветочек не простой – аленький.


Ихтиандр, бля. Пользуется тем, что несчастные рыбки никому ничего не расскажут.


Интересно, как в Швеции наказывают за сексуальные домогательства к банкоматам? Наверное, заставляют вступить в половую связь с уничтожителем бумаги.


Судя по надгробиям, любовь не остаётся без внимания. Молния в жопу вместо стрелы в сердце. Как говорится, ссышь последствий – не люби.


Пернилла забыла, как её датских коллег за межконфессионное рисование забили камнями прямо в центре Копенгагена. А потом ещё и уволили.


Сыплющиеся с неба ещё трепещущие сердца вперемежку с лягушками – это ли не доказательство? Аллилуйя!


Всё-таки, уметь рисовать – это здорово! Как бы это ещё объяснить Пернилле Стальфельт?


Получается, за что бы Пернилла ни взялась – на выходе получается исключительно говно. А ведь она ещё и срёт.


Судя по ослабленной веревочке, шарик уже отпущен. Придётся потерпеть – у «сеструхи» критические дни.


Очень просто: дал объявление, что с удовольствием кого-нибудь съешь – обязательно откликнется, как минимум, десяток желающих. Выбираешь самого аппетитного – и вперёд. Только почему-то европейские органы правопорядка до сих пор за это ругают. Налицо сговор с поставщиками шаурмы.


Девочка не слышала про Ажажу, и совершенно напрасно. Ведь любить её внутри будет не этот милый человечек с рожками, а бездушный анальный зонд.


Какие симпатичные и румяные шведские хлопцы с разноцветным флажком. Не то, что эти две бесформенные коровы. Выбор малолетнего шведёнка – очевиден.


Ещё раз моргнёт – получит в табло и лишится мобильного телефона. Албанец Раймонд натурализовался в Швеции лишь пару месяцев назад и знаки сексуального влечения пока не выучил.


Кошаки и стрелки из пневматики тоже, в общем-то, не глухие.


Но лучше всего тренироваться распевать серенады, когда Хельга – надувная.


Вариант «голосуй сердцем», как показывает практика, оказывается самым дерьмовым.


А священнику, по древней шведской традиции, достаётся обувь брачующихся и пальцы.


На выходе из тату-салона жениху прищемило пальцы в дверях.


Педофилию в Европе вот-вот легализуют. А потому приучение детишек не бояться мужского члена – реализуется в рамках целевой общенациональной программы. За каждый нарисованный в детской книжке хуй автору выплачивается 1 тысяча евро.


Пернилла наглым образом ущемила права бородатых пидорасов, изображённых чуть выше – не изобразила в разрезе, как любовь происходит у Свена и Арне.


Получается, что побеждает не только самый резвый, но и самый зоркий.


После такой «диеты» формируется существо, абсолютно готовое к усвоению и телевизионных помоев.


Ассоциации с колбасой непонятны читателям-детишкам, ибо Пернилла не нарисовала, что у «голубочки» – ниже пояса (забыла про ту самую тысячу евро).


Первая любовь художницы выглядело именно так.


Что поделаешь – даже копрофагией можно заниматься по любви. Так оно лучше выходит, во всех смыслах.


Цветочек уже сыт по горло этой любовной арифметикой, а потому, завидев хозяина-извращенца, с проворством страуса прячет свой пестик в землю.


Лошади не смеются – они тупо ржут. Но зато, уж если начинают любить…


После этого обиженная девочка поведает всем (включая Сюзанну), что гордый юноша – гомик. Свен и Арне радуются известию больше остальных.


А потом несчастные с разбитыми сердцами заявляются в клинику и требуют поменять им породу. Ветеринарам приходится соглашаться и усыплять.


Счастью влюблённых не помешают ни языковые барьеры, ни различие в культурных ценностях, ни блохи.


А белочка, воспользовавшись моментом, утешает ещё и ёжика.


Начинал дядя Стиг с заманивания конфетками, но немного не рассчитал.


Особенно малолетние ублюдки стали досаждать после того, как дядю Стига кастрировали их родители.


Дед Мороз без Снегурочки всегда выглядит подозрительно.


Этим глупым недотрогам, видите ли, не нравится, что добрый Дедушка Мороз их лапает.


Пожалуй, единственная приятная картинка из всей книжки. Возможно, Пернилла нагло её срисовала через копирку.


Вскормленное мясом пернатое вырастает, крепнет и начинает выклёвывать мозг у других таких же придурков.


Здесь Пернилла аккуратно подползла к проблеме продажной любви. Любишь заглатывать сосиски? Так почему бы при этом не зарабатывать?


Вообще-то, эта тварь больше похожа на старого алкоголика-эксгибициониста, которого хочется опередить и пристрелить из чего-нибудь крупнокалиберного.


Судя по глазам влюблённых, это не банальная любовь, а качественный приход.


А если занюхать морскую свинку особенно изощренно, она подползёт ночью и перегрызёт горло.


И серый, как ослик.


В целях предупреждения экспериментов и бессмысленных жертв рецепт приворотного зелья приведён не полностью.

---

(c) Порко - мужская шовинистическая свинья

@темы: юмор, АРТ

---

Стопка за стопкой

В очередной раз тыбрю «интересности»

Редактор американского Esquire полностью прочитал 32 тома Британской энциклопедии.

А. Дж. Джейкобс, старший редактор американского Esquire:

«Я не взбирался на Эверест. Я не участвовал в марафонском забеге. Моим единственным достижением была коллекция бумажных пакетов, которые выдают пассажирам самолетов. Поэтому я и решил сделать что-то значительное и прочитал Британскую энциклопедию. Полностью. От a до zywiec. Прочитал и даже написал книгу о том, что мне удалось узнать».


У опоссума 13 сосков.

Эскимосы обмениваются женами.

Еще в начале XIX века во Франции владельцы театров нанимали специальных людей, чтобы те смеялись над комедиями. Более того, они также нанимали тех, кто будет плакать над драмами.

«Критические» дни у акулы значительно повышают вероятность ее атаки на человека.

Художник эпохи барокко Караваджо убил человека в споре, разгоревшемся из-за результатов теннисной игры.


Устрицы способны менять свой пол в зависимости от температуры воды.

Чтобы забальзамировать голову, при этом уменьшив ее до размеров апельсина, нужно последовательно провести три процедуры. Во-первых, освободить голову от кожи. Во-вторых, вскипятить ее. В-третьих, наполнить горячими камнями и песком.

Во всем есть свои плюсы, даже в чуме. Благодаря ей в Средние века оживился рынок труда и увеличились заработки.

Существует пять беспроигрышных способов попасть в Британскую энциклопедию: подвергнуться кастрации (редакторы души не чают в евнухах), исследовать Арктику, стать ботаником (лучше скандинавским), стать любовницей монарха, стать литургической ризой.

Молния ударяет снизу вверх.

Кровь холоднокровных животных бывает теплее, чем у теплокровных.

Философ Рене Декарт обожал косоглазых женщин.

На эмблеме фирмы Lacoste изображен крокодил, а не аллигатор.

Пифагор, автор теоремы Пифагора, основал религию, запрещающую ее последователям дотрагиваться до бобов. То есть в прямом смысле, ни при каких условиях не дотрагиваться до бобовых — будь то лимская фасоль, турецкий горох или пятнистые бобы.

Младенцы способны испытывать оргазм.

Героин был изобретен небезызвестной фармацевтической компанией Bayer.

Густав Малер был до такой степени подвержен влиянию матери, что стал хромать, копируя ее походку, и не мог избавиться от этой привычки до конца жизни.

Все женщины в Перу в новогоднюю ночь непременно надевают именно желтые трусики.

У известного явления дежа вю есть антоним — жамэ вю: это когда входишь в собственную квартиру и вдруг понимаешь, что никогда раньше здесь не был.

Феллини назвал свой шедевр «8 1/2» по количеству снятых к тому времени фильмов (семь полных и три короткометражных).

Енот моет пищу, перед тем как ее съесть.

Император Наполеон обожал кататься на коньках.

Казанова закончил свои дни, работая библиотекарем.

Моча человека схожа по составу с мочой далматинца — единственного млекопитающего, выделяющего мочевую кислоту. К сожалению, этот научный факт пока не нашел применения.

www.fresher.ru/2013/07/31/stopka-za-stopkoj/

@темы: интересности