Ну почему?!

«Да это ж сенсация, мать вашу!» Как же я люблю этот фик Периодически перечитываю, когда и самой нужно вдохновение. И вообще полазить по дневу люблю. Главное - не зависнуть на всю ночь У меня такое бывает И только вопрос...
Ну почему сиквел не дописан?! Где, где в жизни справедливость?



Гифка, кстати, того же автора

@темы: ссылки, интересности, АРТ

---

Тащу из днева Serinit

@темы: интересности

---

50 оттенков серого волка

Название: 50 оттенков серого волка
Автор:  lisunya
Бета: ну нету, что поделать?
Пейринг: Дерек/Стайлз
Жанр: AU, angst и hurt/comfort (см. «Предупреждения»)
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: BDSM, кроссдрессинг (не удовольствия ради, а по необходимости), элементы насилия, смерть второстепенных персонажей, обесцененная лексика (я постаралась ею не злоупотреблять)
Предупреждение 2: книгу Эрики Леонард Джеймс я, каюсь, до сих пор не читала. Так что если кто-то хотел прочесть ретеллинг «50 оттенков серого», скажем так, в «декорациях» фандома «Волчонка» – то вам, извините, не сюда. Все совпадения случайны и не запланированы. Так что своим названием фик обязан контаминации, а не творчеству английской писательницы
Дисклеймер: фанфик создан не с целью извлечения прибыли, все герои принадлежат создателям сериала «Волчонок»
Размер: миди (≈ 13,5 тыс. слов)
Саммари: Стайлзу нужно научиться быть сильным. Дереку нужно научиться быть покорным. Но на самом деле, они просто нуждаются друг в друге.
Скачать в вордовском формате: yadi.sk/d/DjQ-YzJ5KLdSW

Посвящение: для  -=морковка=-

картинка кликабельна

Стайлз Стилински верит в судьбу. Он не гадает на картах таро. Не читает гороскопы. И даже уже лет десять как не загадывает желаний на падающую звезду. Но он верит, что в жизни есть события, которых нельзя избежать. И при этом он думает, что от некоторых событий бегать всё же не стоит. Потому что, может быть, некоторые события – это всё-таки к счастью?

Конечно, на первый взгляд к таким событиям вряд ли можно отнести сломанную ногу Лидии Мартин.
Нет, вы не подумайте, Стайлз отлично относится к Лидии. Черт, да Стайлз был влюблен в Лидию всю старшую школу. Они даже вместе спасались от омеги, полночи прогонявшего их по школе, куда Лидия пробралась на спор, а Стайлз пробрался за Лидией (ну, он же был влюблен в нее, вы же помните?). Кстати да, оборотни существуют. И, к счастью, отлично реагируют с коктейлем Молотова. В смысле горят неплохо. Вот только регенерируют хорошо. Их спас тогда местный альфа (оказалось, что в Бикон Хиллс есть своя стая, и Скотт – его лучший друг, его бро – даже пробовал встречаться с дочкой местного альфы).
Вот после той истории Лидия и начала здороваться со Стайлзом в школе, чем резко подняла его авторитет в глазах одноклассников. Но на выпускной бал всё равно идти с ним отказалась. Зато когда – уже после переезда в ближайший мегаполис и поступления в колледж – Стайлз как-то пожаловался ей на соседа по общежитию, в тот же день помогла ему найти чудную квартирку не слишком далеко от колледжа, за умеренную плату и без всяких соседей. В смысле в квартире. Хотя Стайлзу хватило бы и отсутствия соседей по спальне. Просто это обидно, понимаете, когда у твоего соседа чуть ли не каждую ночь новая девушка, а у тебя в такой обстановке даже подрочить второй месяц толком не выходит. Не в библиотеке же ему этим заниматься?
Так что первым делом в своей новой квартире Стайлз опробовал душ. И кровать. И даже попробовал на диване в гостиной, но это как-то реально стремно. Он ведь здесь гостей принимать будет, в конце-то концов. Может, даже отец в гости заедет как-нибудь. Так что он снова вернулся в спальню.
А на следующее утро приготовил фруктовый пудинг по маминому рецепту и поехал благодарить свою добрую фею Лидию. Добрую милую Лидию. Наверняка, у нее даже нимб есть. И крылышки.
Вот только открыла она ему в черном латексном корсете, блестящих ботфортах и с кнутом в зубах.
– Извини, – говорит она, вытаскивая кнут изо рта и тыкая его Стайлзу. И даже не смотрит, успел ли он поймать ее девайс. После чего продолжает возиться с чулками. – Посидеть не получится. Меня срочно вызывают к клиенту. – Чулок наконец-то прилажен к кожаному пояску, и Лидия подымает глаза. – Что, разве я тебе не рассказывала, что нашла себе чудную подработку в одном местном «клубе по интересам»? Отличное место. Но сейчас мне пора. – Она накидывает плащ поверх своего улетного костюмчика и растеряно оглядывается вокруг. – А куда ж я кнут дела? Ах да, он же у тебя. Кстати, ты можешь остаться. Это дневной клиент, такие не приходят надолго. Как только время обеда в его фирме подойдет к концу, он смоется от меня, как Золушка с бала. Так что ты располагайся, ставь чайник, а я постараюсь не задерживаться. В крайнем случае оставишь ключи от квартиры под ковриком.

В детстве Стайлз был самым обычным ребенком. Мечтал стать кондитером, чтоб все новые пирожные пробовать первым. И даже когда читал комиксы, не горел желанием становиться супергероем. В конце концов, в их семье уже был отважный герой – его папа. Мама была Принцессой. А он – их маленькой деткой. Их солнышком. Сердечком. Сыночком.
А потом мама умерла.
И папа так и не успел с ней попрощаться. Папа в ту ночь вообще никуда не успел. Стайлз сам заполнил все бумаги. Поискал Мелиссу Маккол – маму Скотта, она работала в больнице медсестрой – но в ту ночь была не ее смена. Звонить Макколам домой ему показалось невежливым. Поэтому он просто подождал, пока начнет ходить городской транспорт, и поехал домой. Помнится, они тоже хранили ключи под ковриком. Потому что папа ведь герой, с папой ничего не страшно.
Отец вернулся домой как раз к завтраку. Посеревший какой-то, осунувшийся. Постаревший даже. Обнял Стайлза, прижал к себе и долго не отпускал. Пытался за что-то извиниться. Стайлз уже не помнит за что. Он вообще отца тогда не слушал. Потому что сам сквозь рыдания пытался ему что-то рассказать, объяснить. Что-то очень важное, как ему тогда казалось.
Потом они умылись и сели завтракать. И отец давился овсянкой, единственным блюдом, которое на тот момент умел готовить одиннадцатилетний Стайлз. Ну, кроме горячего шоколада (он ведь собирался стать кондитером). Но шоколад на завтрак мама бы не одобрила.
А затем шериф Стилински отвез сына к Макколам, а сам поехал в похоронное бюро улаживать формальности. И Стайлз никогда не забудет фразы, которую отец сказал ему, прощаясь с ним в то утро на крыльце Скотта и тети Мелисы:
– Ты у меня такой сильный, сын. Я очень тобой горжусь.

С тех пор Стайлз пытается быть сильным. Вот только у него не выходит. Он записался в команду по лакроссу – и так и просидел два года на скамейке запасных. Он пробовал качаться – но в первой же драке его засунула в мусорный бак девчонка. Правда, она была байкершей и в два раза больше самого Стайлза, но сам факт, ребята!
Стайлз никогда не жалуется. Не ноет. Не звонит друзьям среди ночи, когда его бросает девушка. Когда сталкивается на школьной стоянке с командой соперников по лакроссу, которые продули им с разгромным счетом – то сам потом заклеивает ссадины и царапины пластырем. А отцу говорит:
– Да ладно, я же мужчина. Подумаешь, драка.
Отцовской зарплаты не хватает на оплату обучения в приглянувшемся колледже с приличной программой по психологии? Не беда. Да, он, конечно, весь последний год ночами не спал, зарабатывая проходные баллы, нужные для поступления в этот колледж, но знаешь, папа, никто не любит мозгоправов. К тому же, во мне вдруг резко проснулась тяга к преподаванию. Вот прям сплю и вижу себя учителем литературы в средних классах. И стоит этот колледж подешевле. Да, точно, пап! Вот правда: я и мой вечно незатыкающийся рот – мы просто созданы для преподавания литературы.
При этом чаще всего его рот твердит: «Я сильный, я справлюсь». А если что и не выходит иногда, так он потренируется. Он научится быть сильным. Он мозговитый. Смекалистый. Он был одним из лучших учеников их выпуска. А теперь один из лучших студентов их колледжа. Он научился готовить для отца здоровую пищу в двенадцать лет. Научился разделять белое и цветное, прежде чем засунуть одежду в стиральную машинку. Научился улыбаться, когда понравившиеся девочки говорят «нет». Потом перешел на мальчиков и научился улыбаться, когда «нет» ему говорят парни.
И в тот день, когда он увидел Лидию Мартин в коже и с плеткой – его первая мысль: «Это круто. Я должен этому научиться».

Он гуглит информацию по БДСМ и даже заказывает на тематических сайтах пару девайсов. Он формулирует цель: научиться указывать другим, не прогибаться самому. Попробовать власть над другим человеком. Испытать самого себя, в состоянии ли он указывать другим вместо того, чтобы указывали ему. Не просто быть – но и демонстрировать силу.
Но когда Стайлз приходит со своими выкладками к Лидии, та отнюдь не выглядит воодушевленной. Она смотрит на друга скептически, поселяя в его и без того не слишком-то уверенной душе всё больше и больше сомнений. Конечно, она говорит, что подумает. Прикинет что тут можно сделать. Но Стайлз ей не верит.
Он даже начинает потихоньку искать в интернете адрес подходящего клуба, в который мог бы наведаться самостоятельно… И тут Лидия звонит ему и велит сразу после пар зайти навестить ее в больнице. Она сломала ногу, катаясь на выходных в Лейк-Плэсид.
И она хочет, чтоб Стайлз подменил ее в клубе.

– Я много думала над твоей просьбой, Стайлз, и решила, что ты справишься. Этот клиент, вы просто созданы друг для друга.
У Стайлза душа поет. Душа поет, глаза горят, а ноги просто рвутся в пляс. Поэтому следующие слова Лидии он предпочитает пропустить мимо ушей:
– К тому же если я не подберу себе замену, то его попросту приберет к рукам эта сучка Кейт. А у меня и без того не лучшие отношения с дочкой босса.
Ла-ла-ла! Ничего не может испортить настроение Стайлза. Судьба дала ему шанс. И уж он-то своего не упустит.
– Кончай витать в облаках, я с тобой о деле разговариваю!
– Да-да?
– В общем так, там ситуация следующая. Его, кстати, зовут Дерек. У нас многие предпочитают брать псевдонимы, но этого реально так зовут. А теперь вкратце и по существу. Ну, во-первых, он оборотень.
– Чего?
– Что, разве я раньше не упоминала об этой маленькой милой подробности? В нашем клубе оборотни – привилегированные клиенты.
Стайлз нервно сглатывает. У него холодеют пальцы рук. Да и ног тоже, к слову сказать. И в желудке начинает бурлить какое-то неприятное предчувствие. Или это тот буррито, который он съел на обед?
– Может, ты передумал?
Что? Вот уж нет! Он сильный, он справится. И больше не будет есть мексиканскую кухню.
– Ладно. Тогда слушай и мотай на ус. Оборотень он, можно сказать, домашний. К тому же с безопасностью у нас в клубе дело поставлено по высшему разряду. Так что в этом плане тебе ничего опасаться не стоит. Другое дело – сессии. – Лидия пару раз поджимает губы, крутит в руках перьевую ручку, словно начальница, собирающаяся надиктовать указания нерадивой секретарше. – После каждой сессии будешь приезжать ко мне с подробным отчетом. И не забывай брать у охраны диски с записями, я с Эллисон уже договорилась, она всё устроит. Но звук камеры не пишут: наши клиенты любят поболтать, и им бы не понравилось, если б их откровения писались на пленку. Поэтому ваши диалоги будешь воспроизводить мне сам. Что называется в красках и лицах. Теперь непосредственно по сессии. Перво-наперво – никогда не ври ему. Отвечай вопросом на вопрос. Не отвечай на вопрос вообще. Молчи с глубокомысленным видом. Юли. Можешь спеть ему последний хит Бритни Спирс. Но только не ври. Оборотни отлично распознают ложь. По стуку сердца, по запаху пота, по прочей фигне. А так как вся сессия построена на доверии, то если соврешь ему – это конец. Всё понял?
– Угу, – с готовностью кивает Стайлз.
– Теперь о девайсах. Они все модифицированы для оборотней. Самое болезненное для них – это аконит и рябина. Так вот, не вздумай облизывать плетки. Аконит для людей – такой же яд, как и для наших клиентов. Вот только их раны можно потом залечить антидотом, а ты тупо сдохнешь.
– Ничего не облизывать, понял, – продолжает кивать китайским болванчиком Стайлз.
– Остальные правила техники безопасности тебе Эллисон на месте покажет и расскажет, чтоб я тут не мучилась, объясняя на пальцах. Я лучше подробней остановлюсь на клиенте. Итак, Дерек у нас оборотень с проблемами контроля. Не дергайся так, я же сказала: тебе ничего не угрожает. На сессиях он будет в наручниках, за вами будет следить охрана, в общем, всё безопасно. Ты сосредоточься на другом.
– Из-за чего возникли проблемы с контролем?
– Умница, – Лидия царственно кивает головой, – правильно мыслишь. Два месяца назад у него умерли родители. Авиакатастрофа. Раньше альфой была его мать, теперь сила перешла к старшей сестре. Причем с этой сестрой у него до этого были расчудесные отношения. В детстве были не разлей вода. На всех фотографиях в Фейсбуке стоят в обнимку…
– Ты лазила на его страницу в Фейсбуке?
– Не отвлекайся. Лучше скажи спасибо, что я собрала тебе максимально полную информацию о клиенте. В общем, всё у них было хорошо, пока Лора – его сестру зовут Лорой – не стала альфой. То ли она слишком слабая альфа для него, то ли он винит ее в том, что она «нажилась» на смерти матери, причин там может быть много и разных, но итог один: он постоянно оспаривает ее власть. А помимо них в семье еще младшая сестра, которая итак сутками напролет рыдает по мамочке с папочкой, и добрый дядюшка, который грозится отобрать у них право опекунства над младшей племянницей, если старшие племянники не перестанут собачиться друг с другом, добавляя стресса ребенку. А еще у них есть многомиллионная трансконтинентальная компания, которая как и любая компания в период смены руководства, требует повышенного внимания и слаженной командной работы перед лицом многочисленных конкурентов. Так что несдержанность Дерека доставляет немало проблем, как ему, так и тем, кого он очень любит.
– И вместо семейного психолога его семья обратилась в клуб садо-мазо?
– Стайлз, семейный психолог здесь не поможет. По большому счету, это внутренне дело стаи. Они сами там разберутся кто у них главный. Хотя я, конечно, могу представить себе, как за дополнительную плату мой босс – старик Арджент – с мечом наперевес бежит выяснять, у кого в их стае самые стальные яйца. Но всё это просто мои сексуальные фантазии. Кстати, как ты, наверно, уже понял, сексом там и не пахнет.
– Да уж, – кривится Стилински.
– Вот только не ной. И вообще, ныть из вас двоих будет Дерек. Смирись с этим. Твоя задача – снять с него эмоциональное напряжение. Он, бедняжка, очень переживает, что подымает на сестру лапу. И хоть сестра и заверяет его, что, мол, ничего страшного, Дерри, всё как-нибудь обойдется, но он ей не верит. Я ж говорила, они ложь отлично чуют. – Лидия ехидно усмехается: – Он сказал, что пришел научиться «смирению». – Последнее слово она смакует с какой-то непонятной Стайлзу издевкой. – Вот только тебе не стоит вестись на эту муть. Я провела с ним лишь одну сессию, но смирением там и не пахнет. Он пришел потому, что его гложет чувство вины. Это я тебе заявляю как «госпожа» с репутацией. Поэтому твоя задача – развести его на разговор, заставить покаяться и, – она пару раз резко машет в воздухе ручкой, словно пробуется на роль мушкетера со шпагой, – отшлепать его хорошенько. Чтобы он поверил, что он наказан, и у него на душе полегчало. И да, Стайлз, бить можешь от души: регенерация у него хорошая.

– Ты ведь в курсе, что у нас тут действует запрет на секс с клиентами, да?
Это первое, что он слышит от Эллисон Арджент, которая встречает его прямо в дверях клуба.
– Эй, я что, похож на парня, которому секс светит, только если партнер будет связан, а у меня в руках будет плеть?
Эллисон вдруг улыбается и начинает выглядеть почти мило. Даже несмотря на весь свой латекс и стек в руках.
– Ладно, пойдем, я покажу, что тут у нас и как.
Они проходят через длинный коридор мимо входа в зал, где играет довольно неплохая музыка (Стайлз бы даже остался послушать) и царит приятный полумрак. Эллисон ведет его к большим стальным дверям в подвал и затем по лестнице вниз.
– Клуб абсолютно легальный. Мы платим налоги, заключаем с клиентами договора и всё такое. Но «особых клиентов», – пальцами свободной руки она рисует в воздухе кавычки, – мы само собой стараемся не светить. Поэтому на верхних этажах у нас «темные комнаты» для обычных клиентов, ну, ты понимаешь, – она как раз вводит код в электронных замок на первой двери-решетке по пути в подвал, – а «особых клиентов» принимаем в подвале.
Им приходится пройти через еще одну дверь-решетку, опять-таки с электронным замком, и они оказываются в длинном коридоре, который напоминает Стайлзу что-то среднее между декорацией к фильму ужасов и иллюстрацией гестапо в школьном учебнике.
– Да ладно тебе, – легонько бьет его по плечу стеком Эллисон, видимо, по выражению лица Стайлза догадавшись о впечатлении, которое на него произвел местный интерьер, – это просто антураж. Тут всё добровольно. Я ж говорю: клуб легальный. С этими клиентами мы тоже заключаем договора, точно также платим с них налоги. Только девайсы немножко другие. – И враз посерьезнев, добавляет: – Ну, и правила безопасности. Для начала – наши костюмы. Здесь это не просто дань моде. Самый верный способ привести разбушевавшегося оборотня в чувство – шандарахнуть его электричеством. После разряда определенной силы он на некоторое время теряет способность к трансформации и становится почти обычным человеком. Поэтому на всех клиентах во время сессии надето что-то металлическое, заодно сковывающее их передвижение: они могут быть прикованы наручниками к стулу, или сидят на поводке, или даже прикованы цепями к стене. За вашей сессией следит охрана.
– Лидия упоминала об этом.
– И она наверняка рассказала тебе, что наши мальчики в основном приходят к нам плакаться, – усмехается Эллисон и машет рукой, приглашая следовать за нею. – Поэтому звук охрана не пишет. Мы гарантируем клиентам, что их разговоры с их «госпожой» – некоторые предпочитают «учительницу» или «хозяина» – это только между ними. Поэтому никакого звука. Но картинка идет в режиме он-лайн на пульт охраны. И когда они видят, что оборотень начинает обращаться всерьез – не просто там глазки вспыхнули или клыки показал – то пускают заряд, чтоб привести его в чувство. Очень редко бывает, что дистанционный пульт, управляющий подачей тока, есть и у «госпожи». Но случаи с индивидуальными пультами – это большая редкость. Только по предварительному согласию с клиентом. А они не любят чувствовать себя людьми, должна тебе сказать. Даже на короткое время.
– Зачем они тогда вообще приходят?
– Наши клиенты, в основном, беты. Попадаются омеги, которые «госпожой» пытаются подменить себе альфу. Но никогда сами альфы. Альфы не терпят доминирования по своей природе. Подобное обращение, как здесь, они стерпят разве что от своей пары, да и то только в качестве атрибута постельной игры. А беты и омеги – эти приходят сюда за контролем. – И с усмешкой поясняет: – Они так тренируют контроль. Если оборотень способен вытерпеть доминирование от человека – в моем случае вообще от человеческой самки – то можно надеяться, что он сможет сдержать клыки и когти даже сидя в вечерней пробке в час-пик или делая покупку в магазине в «Черную пятницу» и «Киберпонедельник».
Пока они идут по коридору, Стайлз успевает удивиться тишине, царящей здесь.
– А что, сессий сейчас нет? Как-то чересчур тихо тут.
– У нас отличная звукоизоляция.
Двери есть только по правой стороне. С открывающимися окошечками, как в тюрьмах для еды. Но Эллисон уверенно ведет его к неприметной дверце в конце коридора.
– Здесь наша раздевалка. Шкафчик Лидии – крайний справа.
– Стоп-стоп-стоп! Шкафчик Лидии? – Стайлз аж отпрыгивает назад. – Что-то я сомневаюсь, что она хранит там подходящую мужскую одежду моего размера.
– Нет, – с готовностью качает головой Эллисон. – Но пара ее костюмов тебе вполне подойдет.
– Они же женские!
– Извини, – вот только раскаяния в его голосе абсолютно не чувствуется, – она не просила найти тебе мужской костюм. И я подумала, вы с ней это специально решили. Ну, нарядить тебя в женские шмотки. Может, чтобы еще больше унизить клиента. Потому что мальчик в женском наряде – это еще круче, чем человеческая самка, согласись. – Она закусывает губу, явно стараясь скрыть, как ее распирает от смеха.
– Ты издеваешься надо мной, да?
– Ну что ты, Стайлз!
– Я не пойду к клиенту в женском корсете, будь он хоть трижды кожаный!
– Но без него ты тоже к нему не пойдешь, – с улыбкой, но весьма категорично заявляет Эллисон. – Я же уже говорила про электричество. А наши костюмы, они не совсем кожаные. Они прорезиненные, а уже сверху покрыты латексными смесями. И мы должны их носить не потому, что от них клиенты прутся, а потому что в прошлом году уже был случай, когда у оборотня началась трансформация, и охрана шандарахнула его током. Вот только камера была под неудачным углом, и охранники не заметили, что рука «госпожи» в тот момент соприкасалась со спиною клиента. Эрика потом рассказывала, что впечатления были не очень. Сравнивала ощущения с эпилептическим припадком. А потом припадок чуть не случился с ее клиентом. – Эллисон делает многозначительную паузу. – Когда он понял, что не слышит биения сердца своей ненаглядной «госпожи». Ее откачали, конечно. Но с тех пор перчатки и ботфорты – обязательные атрибуты наших костюмов. Так что тебе придется всё это надеть.
– Боже, у вас клуб садо-мазо! Неужели на весь клуб не найдется ни одного мужского костюма из кожи?!
– Из кожи, может, и найдется. А вот прорезиненный… Разве что у моего отца. Но у вас явно разные размеры. Так что в его костюме ты будешь выглядеть скорее, как клоун.
– А в корсете Лидии?
– Что так и задумано. Чтоб позлить и принизить клиента.
Вот только пока что злость и унижение чувствует только Стайлз. Несколько минут он мечется по раздевалке, размахивая руками и бормоча под нос, как же ненавидит женское коварство. Поэтому и стал геем, не иначе.
– Решайся, Стайлз. Потому что клиент уже здесь и ждет. Если ты не наденешь костюм – придется вызывать к нему Кейт.
– Никакой Кейт – Лидия меня убьет! Черт, лучше я надену костюм и потом уже у меня будет право убить Лидию.
– Тогда вперед! Не будем заставлять клиента ждать дольше, чем нужно.

Комната для сессий – про себя Стайлз уже называет их «уроками смирения» – полутемная, мрачная. И разделена на две части темной полоской рябиновой пыли. Это тоже часть техники безопасности. Эллисон еще многое успела ему объяснить, пока затягивала его в корсет и заставляла напялить юбку. Чертову. Круженную. Юбку. Всю такую из оборочек. Тьфу. Ну хоть черная, а не розовая там какая-нибудь.
При его появлении клиент – Дерек – даже не поворачивает головы. Он кажется… почти равнодушным. Хотя скорее усталым. Он мрачный, недовольный и наверняка тот еще эгоистичный мудак (такие красавчики да еще и родившееся с серебряной ложкой во рту – или оборотням вредно серебро? – редко когда вырастают скромными и застенчивыми ребятами) – но Стайлз не чувствует в нем злости или какой-то там особой кровожадности. В участке у отца он много преступников повидал, и их взгляд, когда они презрительно щурились в камеру с порядковым номером в руке, несомненно отличается от взгляда, которым его окидывает Дерек, прежде чем уточнить:
– Мне кажется, или ты всё-таки парень?
Стайлз надеялся, что его не раскусят так скоро. Всё-таки и лицо, и прическу скрывает кожаная шапочка-маска типа как у Женщины-кошки. А что груди нету, так есть девчонки, у которых ее еще меньше.
Кстати, о Женщине-кошке. Похоже, он только что придумал себе псевдоним. Нет, сама Селина Кайл ему никогда не нравилась (видно, он еще в детстве подсознательно ревновал к ней Бэтмена), но она напомнила ему еще об этом персонаже вселенной DC Comics, у которого как раз вполне себе женско-мужское имя.
– Меня зовут «госпожа Робин». – Фиг с вами, раз уж шмотки женские, пусть уже будет и «госпожа». – И мой пол – это не то, что должно тебя сейчас волновать.
– Что, даже не отшлепаешь меня за дерзость? – с мрачной усмешкой интересуется Дерек.
– Что, так еще и не понял для чего ты здесь на самом деле? – подхватывает его тон Стайлз.
И ему даже удивительно, что Дерек не находится, что ответить. Только еще больше мрачнеет и снова утыкается глазами в пол.
Ага! Главное оружие Стилински – его язык – действует. Значит, «шлепать» будем словами.
– Итак, для чего ты здесь, Дерек? – спрашивает Стайлз, заходя клиенту за спину и кладя руки ему на плечи.
На Дереке нет рубашки. Только серые брюки со стальным отливом, жутко дорогущие на вид. И наручники, которыми он прикован к стулу с невысокой спинкой, прутья которой напоминают Стайлзу соты обкурившихся пчел. Запястья Дерека как раз и просунуты через разрезы «сот» и скованы на внешней стороне.
– Чтобы научиться смирению, «госпожа Робин», – последние слова он произносит с явной издевкой.
Но Стайлз делает вид, что ничего не заметил. Он даже начинает ласково поглаживать Дерека по плечам.
– Знаешь, Дерек, я никогда не врал маме в детстве. А ты?
Плечи под его руками буквально каменеют. Словно Дерек из оборотня превратился вдруг в чертова вампира из дурацких «Сумерек». Тем не менее на вопрос он всё-таки отвечает:
– Нет.
– Потому что вы, оборотни, способны распознать ложь?
– Потому что я ее любил и никогда не делал того, что могло бы ее расстроить. Мне не было нужды ей врать.
– А подчинялся ты ей, потому что любил как мать или потому что она была сильнее тебя как альфа?
Тема Дереку явно не нравится, но, похоже, он принимает правила игры.
– Не знаю. В детстве я как-то не задумывался над этим. А потом… Может, привык.
– Но ведь она была сильной альфой?
– Самой сильной из всех, кого я знал. – И в голосе Дерека не тени сомнения.
– Значит, твоя сестра слабее ее, – констатирует Стайлз. – Неудивительно, что она не может тебя обуздать. У нее просто не хватает силенок. – И Стилински предусмотрительно отступает на пару шагов от стула.
Очень вовремя отступает. Припадок Дерека не заставляет себя долго ждать: он рычит и воет так, словно хочет развалить тут всё к чертовой матери звуковой волной своего воя.
– Моя сестра – отличная альфа! Да чтоб ты знал…
Что именно Стайлзу стоило бы знать, Дерек с ним поделиться не успевает: как и обещала Эллисон, охрана пускает ток. Уже через несколько секунд Дерек почти опадает на собственные колени, его удерживают только скованные сзади руки. На которых медленно втягиваются назад когти. Стайлз наблюдает за этим процессом почти заворожено. И только когда пальцы снова становятся полностью человеческими, решается приблизиться к оборотню снова.
– Когда я только пришел в этот клуб, меня предупредили, что врать клиентам нельзя, – Стайлз надеется, что Дерек не сможет ни каким макаром, с помощью какого-нибудь своего оборотничьего вуду, определить, что пришел он в этот клуб только около часа назад. – Потому что вы, оборотни, способны распознать ложь. Поэтому мне приходится быть с тобой абсолютно честным. А ты, Дерек, ты будешь абсолютно честен со мной? Это ведь будет справедливо, как ты считаешь?
Дерек с трудом подымает голову, ему приходится пару раз с усилием сглотнуть, прежде чем у него получается выдавать из себя:
– Я с… тобой… честен.
В ответ Стайлз пару раз гладит Дерека по затылку. Как можно ласковей. Как можно нежнее.
А потом впивается накладными когтями, пришитыми к его перчатке, как можно глубже Дереку в шею.
Оборотню удается сдержать крик боли. Но по перекошенному лицу и вздувшимся на шее венам Стайлз отлично видит, каких усилий ему это стоит. И чем сильнее впивается Стайлз, тем выше Дерек запрокидывает голову и крепче стискивает зубы.
Вид чужих страданий совсем не добавляет Стайлзу уверенности в себе или убежденности в собственной силе. Но он старательно считает в уме гиппопотамчиков, напоминая себе, что Дерек сам пришел сюда. Что Дереку всё это в какой-то степени… необходимо.
На десятом гиппопотамчике Стайлз наконец вытаскивает когти и, наклоняясь к самому уху, почти шепотом спрашивает у Дерека:
– А с самим собой ты честен?
После чего медленно, подчеркнуто не торопясь, идет в переднюю часть «класса», за рябиновую черту. Не то чтобы ему нужно было дополнительно обезопасить себя, просто хочется видеть лицо Дерека, когда тому придется отвечать на вопрос:
– А теперь еще раз – но теперь уже правду. Для чего ты здесь, Дерек?
– После смерти мамы… я… я плохо себя контролирую. Я провоцирую родную сестру. Я пришел сюда, чтобы научиться контролю. Чтобы больше… Чтобы не расстраивать Лору.
Стайлз позволяет себе усмешку.
– Чтобы не расстраивать Лору – или чтобы не расстраиваться самому, что ты не в силах удержать клыки при себе? Ты надеешься, что я, как ты выразился, отстегаю тебя. И будет как в детстве с порванными мамиными бусами: отстоял в углу – и можно больше не переживать, что испортил памятку о бабушке. Ты ведь свое наказание принял, так? А бусы теперь пусть чинит папа.
– Моя мама не любила бусы.
– Но твоя мама любила тебя.
– Да, «госпожа Робин».
– А Лора тебя любит?
– Да. И я ее. Очень.
Стайлз растягивает губы в улыбке настолько ехидной, насколько он только может.
– Тогда почему с тобой вожусь я, а не она?
Стайлз ждет долгой лекции на тему, что какой-то пацан в женских шмотках и мизинца не стоит его драгоценного Лоры, но Дерек только стискивает зубы и молчит.
– Знаешь, Дерек, вообще-то я люблю риторические вопросы. Я вообще люблю поболтать. Но сейчас как раз был вопрос, на который я таки жду ответа. От тебя, если ты еще не догадался. Хотя, как по мне, догадаться не сложно: здесь ведь кроме меня и тебя больше и нет никого. А если ты думаешь, что на все мучающие тебя вопросы я отвечу за тебя, то, боюсь, ты перепутал меня с волшебным шаром. – Стайлз дает Дереку еще минуту собраться с мыслями и повторяет: – Так почему твоя сестра не занимается тобою?
– У нее много других дел.
– И какие же дела могут быть важнее, чем стая?
– Я – не вся ее стая. У нас есть сестра и дядя, и другие родственники, благополучие которых зависит от работы нашей компании.
– И тебя это злит? В детстве вы ведь были так дружны. Ты был ее самым лучшим другом, я ничего не путаю? А теперь в списке ее приоритетов ты оказался крайним.
– Так надо. Я всё понимаю, – зло рычит Дерек.
– Но тебя это злит.
– Черт с тобой! – вскидывает Дерек. – Пусть будет по-твоему. Меня это злит.
Стайлз не очень-то разбирается во всех этих флоггерах, паддлах и прочих кнутах. Единственный девайс, который ему точно знаком из тех, что висят на стене возле двери – это стек. Его-то он и снимает. Следы от него выходят тонкие, но яркие. Хорошо оттеняют соски. Наверно, всё дело в аконитовой пропитке.
– Мы. Договорились. Что. Ты. Не. Будешь. Врать. – Каждое слово сопровождается ударом. И уже спокойно, откинув стек в сторону: – Не будешь врать самому себе.
В ответ Дерек только шипит от боли. И Стайлз неожиданно для самого себя приседает и дует на шрамы. Как мама дула ему на ссадины, помазав их зеленкой. Дерек замирает.
– Моя мама так делала, – зачем-то поясняет Стайлз.
– Моя нет. У нас регенерация и… Подуй еще.
– После того, как скажешь мне правду.
Пару минут Дерек молчит, а потом наконец признается:
– Я злюсь не на сестру. Я злюсь на себя. Потому что вместо того, чтоб помочь Лоре, я ей только мешаю. И я не знаю, что мне делать.
– А что ты делал в детстве, когда не знал как поступить?
Дерек запрокидывает голову и часто моргает. Стайлз делает так, когда ему нужно сдерживать слезы. Чтобы выглядеть сильным. Выглядеть сильным, несмотря на то, что ему очень больно.
– Я спрашивал у мамы.
– У своей альфы, – уточняет Стайлз.
– Да.
Стайлз обхватывает голову Дерека ладонями и заставляет наклонить ее вперед. Чтобы помочь их взглядам встретиться. Чтобы помочь Дереку сформулировать ответ на его же вопрос.
– Так как ты поступишь теперь, Дерек?
Дерек по-детски шмыгает носом и обреченно обещает:
– Я спрошу у своей альфы.
Стайлз улыбается и дует на шрамы.

Стайлз думает, что справился. Что он может гордиться собою. Он весь такой молодец. Ну прямо герой. Сильный герой, которому всё нипочем.
А через два дня ему звонит Лидия. В 2:47. Ночи, чтобы быть точным. И совершено спокойным тоном сообщает, что Дерек полчаса назад напал на свою сестру. И чуть не разорвал ей глотку. И теперь пусть Стайлз будет так добр, поднимет свою задницу, поедет в клуб и «всё исправит».
– Просто сделай это, Стайлз. Чтобы я смогла выспаться. От недосыпания у меня портится цвет лица. И характер. Поэтому просто исправь всё, что пропустил или недоделал в прошлый раз.
И теперь Стилински сидит напротив клуба, не решаясь выйти из своей машинки, не в силах отцепить уже почти посиневшие пальцы от руля. Просто не зная, что ему, черт возьми, делать!
Черт! Черт! Черт!
В приступе отчаянного бессилия он яростно лупит по рулю, пару раз задевая клаксон. Этот звук и приводит его в себя. Четвертый час ночи. Слишком рано для репетиции концерта альтернативной музыки. Еще кто-нибудь полицию вызовет. А он не собирается светиться перед местными копами. Ни при каких обстоятельствах не собирается позорить отца.
Чееееерт.
С тяжелым вздохом Стайлз откидывается на сиденье. Ладно, он сможет это. Он же сильный. А если и нет – он сможет натренировать это в себе. Он сейчас пойдет туда и… как там говорила Лидия? Всё исправит. Только сначала примет душ. А то ведь чертов оборотень со своим суперносом обязательно унюхает, что Стайлз провонялся паническим потом.
Уже запирая двери джипа, Стайлз обводит улицу пустым взглядом, и глаза его невольно задерживаются на витрине круглосуточной кофейни напротив. Хм. Кофе? С крепким таким запахом… перебивающим все остальные… Да, кофе ему точно не повредит.

На этот раз он решает обойтись без юбки. Его достоинство как «госпожи» итак уже опущено ниже плинтуса. Слава богу, в недрах Лидиного шкафчика удается отыскать кожаные шортики. Они ему слегка маловаты. Ну и черт сними. Зато корсет в груди великоват. Ну и, само собой, ботфорты и перчатки, куда ж без них! Техника безопасности, чтоб ее.
У самых дверей «класса» Стайлз дарит себе минутку на дыхательную гимнастику. Последний вдох. Медленный выдох. И, не давая себе время передумать, решительно дергает дверную ручку.
На этот раз Дерек не просто скован наручниками – цепи крест-накрест обвили его грудь и спину. Цепи, по которым пойдет ток, если Стайлз не сумеет подобрать нужные слова. Черт, Стилински, конечно, хочет научиться быть сильным. Но он не собирается учиться на живодера.
Значит, нужные слова подобрать придется.
Тем более что Дерек тоже их ждет. При Стайлзовом появлении он сразу вскидывается весь. Подбирается. И, кажется, тянется к нему каждой клеточкой тела. Он не собирается нападать. Кажется… он ему рад? Собаки в ветеринарной клинике Скотта вели себя также при появлении хозяев. Вот черт! Теперь Стайлз просто не имеет права облажаться.
Но хоть Дерек и ждет его слов – его правильных слов – Стайлз молчит. Медленно проходит за рябиновую черту и садится прям на пол, скрестив по-турецки ноги. Опускает на пол термос, стаканчик с кофе. Рассыпает пакетики с добавками и неторопливо начинает их перебирать. Так, сахар добавим. Корицу? Неее, не в этот раз. А что там у нас с топпингами? Карамельный? Ладно, покатит.
Дерек молчит. Только сопит всё громче. И не поймешь сразу: то ли обиженно, то ли испуганно. Вряд ли он так уж боится «госпожу Робин». Скорей он боится своей вины. Стайлзу знакомо это ощущение.
В детстве его никогда не лупили. Отец его вообще пальцем ни разу не тронул. Ну, не считая той пары раз, когда был уж слишком пьян. Да и как тронул – оттолкнул неудачно. Но это было не со зла да и не больно. Скорей обидно, но не об этом речь. Отец его не бил. Но это не значит, что Стайлза никогда не наказывали. И если он что и вынес из отцовских наказаний, так это то, что самое ужасное, что может в них быть – это ожидание. Когда отец, застав его на очередном месте преступления, с упреком в голосе говорил: «Езжай домой, сын, потом поговорим» – Стайлз был готов волком выть. Потому что это означало несколько часов беспрерывной варки в собственной вине. Накручивание себя и самоистязание под лозунгом «Опять подвел отца». Несколько часов наедине с самым жестоким и неподкупным своим судьей – с самим собою.
Вряд ли его отец считал пытку ожиданием атрибутом воспитательной работы, просто у шерифа пусть провинциального, но всё же довольно большого городка всегда какой-нибудь работы по горло. Но сейчас Стайлз проворачивает именно этот трюк – пытает Дерека ожиданием.
А сам пьет кофе. С сахаром, сливками и карамельным топпингом. А рядом стоит еще и термос. Но тот подождет. Как ждет сейчас Дерек. Кажется, заскулит вот-вот – но ждет. Вены вздуваются синими змеями, будто он сам из себя тянет боль. Губы обкусаны все. Зато плотно сжаты. Из них не прорывается ни звука.
На дне стаканчика уже проглядывают «червячки» нерастаявшего топиинга и самые упрямые крупинки сахара, когда Стайлз всё-таки не выдерживает и проявляет «милосердие»:
– Вижу, ты научился прилично помалкивать, пока тебя не спрашивают.
Стайлз легко подхватывается на ноги, оставив почти пустой стаканчик на полу, но зато прихватив с собой термос. Делает вид, что не заметил облегченного вздоха Дерека, когда он наконец «осчастливил» его приветствием.
«Госпожа Робин» замирает в паре шагов от Дерека и позволяет себе наконец рассмотреть «ученика».
Дерек выглядит… больным. Бледная до серости кожа. Круги под глазами. Его даже в пот пробивает. И повязка на груди. Довольно широкая повязка. Так что Дерек выглядит больным и несчастным.
На месте его сестры Стайлз бы уложил брата в кроватку, напоил теплым какао и гладил по головке, пока тот не заснет.
А вместо этого тот сидит сейчас здесь в цепях и к ранам альфы (это ведь их скрывают бинты?) готовится получить новые. От «госпожи Робин».
Стайлз позволяет себе досадный вздох. Ему вдруг захотелось, чтоб на месте Дерека сейчас сидела его сестрица. Но вместо этого он говорит:
– То, что ты научился хоть каким-то манерам – это отрадно. – И медленно идет ему за спину, не спеша откручивая крышку на термосе. Замирает за спиною. И плещет ему на спину еще горячий настой рябины.
Видно, рябиновый настой действует на оборотней похлеще накладных когтей: на этот раз Дерек орет, яростно мотая головою. У него даже трансформацию не получается сдержать: когти и клыки лезут наружу, глаза опасно вспыхивают синим. Стайлз даже отступает. Но когда он снова заговаривает, в его голосе не слышно ни капли раскаяния. Только вот он почему-то не гордится этим.
– Ты научился держать язык за зубами, но вот никак не научишься держать свои когти при себе. А это уже не может радовать, Дерек. Ни меня, – Стайлз специально делает глубокомысленную паузу, – ни твою альфу.
Стайлз дает Дереку минуту, чтобы осознать свои слова, а потом вытаскивает из декольте в корсете Лидии пару салфеток, пропитанных специальным антидотом. Но сначала всё же уточняет:
– Так что случилось, Дерек? Будь хорошим мальчиком, расскажи мне. Только правду. Мы ведь уже договорились с тобой, что ты будешь говорить мне только правду.
Тот делает несколько судорожных вдохов и, наконец, хриплым голосом признает:
– Я напал на свою альфу. Я пытался ее… победить.
Слово «убить» повисает в воздухе. Впрочем, они оба прекрасно понимают, что Дерек просто подобрал удачный эвфемизм.
– Ооо, – издевательски тянет Стайлз, – так ты наконец-то признал, что твоя сестра не устраивает тебя, как альфа?
На самом деле слова Дерека лишь слегка задевают сознание Стайлза. Все его мысли и переживания сосредоточены на ярко-красном ожоге, оплывшим воском отпечатывавшемся на спине «ученика». На ожоге, который оставил он, Стайлз Стилински. И даже не верится, что промасленная тряпочка, которую он нервно комкает в руках, способна это исправить.
– Так тебя не устраивает твоя сестра, Дерек?
– Устраивает! – он почти рычит. Глаза снова вспыхивают синим светом беты – чтобы через секунду беспомощно померкнуть. Дерек устало опускает голову и почти шепотом признается: – Но она не устраивает моего волка.
– О! – на этот раз в интонациях Стайлза ни грамма издевки. – Какой прогресс. – И он наконец-то проводит салфеткой по так мучающей их обоих ране.
Дерек шипит и вздрагивает всем телом. Но ему явно становится легче. Им обоим, если уж на то пошло, становится легче.
Стайлз отбрасывает уже ненужную салфетку в сторону и подымает с пола отставленный в ноги термос. Не торопясь обходит Дерека, на этот раз останавливаясь спереди. Снова неторопливо откручивает крышку, наливает туда немного настойки. Стараясь при этом держать и термос, и крышку на уровне глаз Дерека. А еще сильнее стараясь, чтобы руки не дрожали. Впрочем, он больше не собирается раскрашивать тело Дерека «восковыми» рисунками.
– Значит, твоя альфа тебя не устраивает, Дерек. Тебя, именно тебя, – специально уточняет он. – Ты ведь не собираешься отрекаться от своего волка? Значит, в этом «преступлении» ты как минимум сообщник. Пусть даже «организатором» выступает твоя вторая половина.
Стайлз покачивает крышку с настойкой, охлаждая напиток, потом еще и дует в стаканчик – и одним глотком выпивает содержимое до дна. Рябина – не аконит, для людей она даже полезна.
А затем наклоняется к Дереку, не сгибая ног и прогибаясь в спине, как девицы из секси-клипов. Термос он снова ставит в ноги, опирается освободившейся левой рукой Дереку в плечо. Крышку из правой просто отбрасывает в сторону, эта рука ложится на левое Дереково бедро. Последний штрих – глаза в глаза.
Наверно, поза всё-таки не очень удачная: кожа под руками, пусть даже через ткань, но она слишком горячая, слишком… отвлекает. Настолько отвлекает, что Стайлз даже на секунду теряет контроль, подается вперед и широко проводит языком по губам. Прямо по губам своего чертова «ученика». Дерек невольно морщится: остатки рябиновой настойки в слюне Стайлза для него наверняка сродни настойки кайенского перца: судя по всему очень жжется и щиплет. Кожа возле губ даже раздраженно покраснела. Вот только глаза… его взгляд… похоже, Дерек хочет еще. И вся проблема в том, что Стайлз тоже хочет еще. А, значит, пора закругляться.
– У меня остался только один вопрос, Дерек. – Стайлз старательно кривит губы в издевательской усмешке. – А с чего ты взял, что ты будешь лучшим альфой, чем твоя сестра?
Он позволяет левой руке скользнуть с плеча Дереку на шею, слегка погладить местечко, в которое в прошлый раз впивался накладными когтями. А правой ладони – скользнуть ближе к паху. И голос Стайлза падает почти до шепота.
– Как же ты сам, такой непокорный, собираешься добиваться покорности от собственных бет? Как ты будешь учить их тому, чего сам не умеешь?
С каждым словом Стайлз придвигается всё ближе и ближе, на последнем звуке почти касаясь оборотня губами… И Дерек, предвкушающее приоткрыв губы, тянется вперед…
Чтобы поймать пустоту.
Стайлз отклоняется в последний момент, резко выпрямившись.
– Это твое «домашнее задание» на следующую нашу встречу, Дерек. – Он нежно проводит рукой по лбу «ученика», по скуле, задевает безыменным пальцем ухо, опускает на подбородок. И резко – до хруста шейных позвонков – вздергивает его голову вверх. – В следующий раз ты расскажешь мне, что бы ты сделал на месте альфы, если бы тебе попался такой негодный, гадкий бета, как ты. Представь… – Стайлз обрывает себя на полуслове. Нет, нельзя проецировать подобные фантазии на его альфу-сестру, он итак с ней не слишком-то ладит, это может только сильней настроить его против нее. – Представь, что твоя бета – я. Как бы воспитывал меня, Дерек?
У Дерека вспыхивают глаза. Так ярко, что Стайлз на миг жмурится. И спешит побыстрей убраться из «класса».

– Твое последнее задание – на грани фола, – глаза Лидии буквально мечут молнии. – Чем ты думал, когда предлагал ему такое? Ты вообще думал?!
– Я просто хочу, чтоб он понял, что еще не готов! – пытается оправдаться Стайлз. – Чтоб он убедился, что ему еще рано… воспитывать маленьких «волчат», и перестал нарываться. Чтоб он осознал, наконец, что ему стоит еще немного подучиться… ну, хорошо, пусть не у своей сестры, но хотя бы вместе с нею.
– И для этого ты позволяешь ему ставить опыты на себе? – не унимается Мартин. – Ты – его «госпожа». Твой авторитет должен быть непоколебим! Он даже мысли не должен допускать, что… вообще когда-нибудь… вообще в своей жизни… хоть раз… сможет тебя отдоминировать!
– Он и не сможет! В этом-то вся и соль. Он постоянно ставит под сомнение чужую власть. Своей сестры… ну альфы то есть. Твою ставил…
– А вот твою он раньше не ставил, Стайлз, – перебивает его Лидия. – Ты не задумывался почему?
– Я… – Стилински неловко мнется, поводит плечами, рука сама собой тянется почесать затылок – и он тут же резко опускает ее вниз, торопливо засовывая в карман (еще толком с оборотнями-то и не общался, а уже нахватался от них их дурацких собачьих привычек). – Я нашел… нужные слова, наверное.
– Не знаю, что за слова ты там ему говоришь, Стайлз, на записях звука не слышно. Мне приходится судить о ваших сессиях только по тому, что ты сам мне пересказываешь. Но по общей картине я, по наивности своей не иначе, посмела надеяться, что ты сумел подобрать правильную линию поведения. Что-то от его мамочки.
– Мамочки?! – Стайлз кривится в ужасе. – Мамы? Лидия, фу! Я ж его за яйца трогал!
– Хватит разыгрывать тут святую простоту, Стилински! Да, от мамочки. От единственной на данный момент альфы, на власть которой он никогда не посягал. Ты разбавил доминирование заботой. Сумел вдолбить ему в голову, что наказание – это в конечном итоге прощение. И я надеялась, что со временем он сумеет перенести эту манеру общения и на свою нынешнюю альфу. А всё, что надо было делать тебе – так это продолжать чередовать шлепки по попке с глажением по головке. Но не по той головке, которую ты вдруг вздумал пощупать. Я предупреждала тебя, Стайлз: никакого секса.
– Никакого секса и не было!
– Но ты хотел бы, чтоб он был! Иначе откуда такие тупые задания? Тебе захотелось под него прогнуться, признай!
– Чушь собачья! Я хочу его отдоминировать даже больше, чем прежде!
Лидия устало откидывается на больничные подушки. На минутку прикрывает глаза. А потом заговаривает уже спокойным, нарочито спокойным голосом:
– Стайлз, всё твое задание строится на теории, что он еще не готов. Говоря языком казино: ты весь свой «банк» поставил на это. Но – мы – не – в – казино, – последнее предложение она произносит, выделяя каждое слово. – Ты поставил на кон не только свою зарплату, какой бы астрономически огромной – для такого лузера, как ты – она ни казалась. Ты поставил на кон мою репутацию, и что для тебя – я так подозреваю – важнее: будущее самого Дерека. Его отношения с семьей. Его душевное спокойствие. Его жизнь, в конце-то концов, ведь если дело снова дойдет до драки с родной сестрой или даже с другим альфой, с которым он сцепится, чтоб получить новый статус – они ведь его и прибить могут. Такой вариант ты не рассматривал? Что он может тупо проиграть? Продуть? Облажаться? Также как ты можешь облажаться на этом задании. Ты перепутал реальную жизнь с компьютерной игрушкой, где уровень можно пройти без лишнего риска – а можно проскочить, рискнув определенным количеством очков.
– Я понимаю, что это не игра, – перебивает ее Стайлз. – И я справлюсь. Я не позволю ему… отдоминировать меня. Вот увидишь, Лидс, всё будет в порядке.
Стайлз торопливо целует ее в щеку и почти выскакивает из палаты. Под ее осуждающее молчание.

Стайлз искренне верит, что это был отличный план. Самый шедевральный из всех его планов. Ну, не считая того раза, когда он предложил затолкать осколки разбитой Скоттом вазы в диванную подушку. Но кто ж знал, что отцу в тот вечер приспичит сесть именно на нее? Случались, правда, и другие проколы, но тот раз, когда отцу из-за него наложили 27 швов на филейную часть – был худшим из всех. Так что, даже если этот план и провалится – а этого просто не может быть, потому что так быть не может – это не станет худшим исходом в резюме Стилински-младшего. Но ничего не проколется! Всё сработает. Он это знает. Вот просто знает, слышите?
Поэтому в «класс» неделю спустя «госпожа Робин» входит почти спокойно. Даже с каким-то сладким предвкушением. С обжигающим ожиданием. Как перед хорошей дрочкой. Когда давно не было секса. И ты всё спланировал, приготовил и даже белье постельное перестелил. Осталось только соседа по комнате в библиотеку спровадить…
Стайлз небрежно прислоняется левым плечом к стене, скрестив ноги в лодыжках. Говорят, у него красивые ноги. Стайлз надеется, что Дерек на них отвлечется.
Стайлзу хочется, чтобы Дерек на них отвлекся.
– Как прошла неделя, Дерек? Порадуй меня: скажи, что ты был хорошим мальчиком. Или в нашем случае лучше говорить «хорошим песиком»?
Дерек на подначку только усмехается. И даже позволяет себе кинуть на «госпожу Робин» быстрый взгляд исподлобья, паршивец! Но тут же снова показушно смиренно опускает глаза в пол.
– Как вам будет угодно, «госпожа Робин». А моя неделя прошла хорошо. Даже с сестрой отношения стали… лучше. Спокойнее как-то.
Стайлз мысленно гладит себя по головке. Выкуси, Лидия. Стайлз Стилински – гениальный доминант!
– Мы даже снова начали подшучивать друг над другом, – продолжает тем временем Дерек. – Она, в основном, прикалывалась, что боится оставаться со мной наедине: мол, по моей хитрой морде сразу видно, что я что-то задумал.
– Это так, Дерек? Ты что-то задумал?
– Я думал над вашим заданием, «госпожа Робин», как вы и приказывали, – оправдывается Дерек, добавив в голос интонации оскорбленной невинности.
– И что же ты надумал, Дерек?
– Я думаю, что не отказался бы от такой беты, как вы, «госпожа Робин».
Стайлз отлепляется от стены. Обходит Дерека кругом. Даже позволяет своей руке скользнуть по его спине.
– О, и как бы ты обращался с такой бетой, как я, Дерек? – Стайлз отходит к стене с девайсами и любовно, почти лаская, проводит пальцами по одной из плетей. – Отшлепал бы за неповиновение?
– Ну что вы, «госпожа Робин», – в голосе Дерека всё явственней звучит насмешка. И это решительно не нравится Стайлзу. У него даже настроение портиться начинает. – Вообще-то мать натаскивала меня на альфу наравне с Лорой. Она даже с Корой пару инструктажей проводила. Так, на всякий случай. И самое первое правило, которое в нас вдолбили, так это, что насилие – самый распоследний способ управлять своей стаей.
– О, как жаль, – совершенно искренне огорчается Стайлз. Потому что у него буквально руки чешутся врезать паршивцу пару раз. От души так врезать. Ему не нравится, насколько хорошо Дерек вошел в роль. С каким смаком он ее играет. – А вот я бы тебя сейчас пожалуй отшлепал, – не удерживается он от признания.
– А я бы вам даже позволил. – И теперь оборотень смотрит на «госпожу» прямо, в упор, уже даже не таясь.
– О, так значит, это у вас такая добрая семейная традиция – позволять своим бетам себя лупить? Так чем же тогда твоя сестра не довольна?
– Беты постоянно «лупят» своих альф. На тех же тренировках, к примеру. – Но прежде чем Стайлз успевает придумать новую реплику, Дерек вдруг добавляет: – Но с вами, «госпожа Робин», я был бы нежен.
Из Стайлза будто враз выкачали весь воздух. И от кислородного голодания даже на миг темнеет в глазах. И что это было сейчас? Это что за херня, я вас спрашиваю?
– Даже если бы я бесил тебя до горящих глаз и черных когтей? – искренне интересуется Стайлз. Нет, ему правда интересно. Потому что сам он как раз близок к такому состоянию. Ну, с поправкой на его человеческую сущность. И ему очень интересно, как с таким бороться. – Не кидал бы об стены? Не грозился перегрызть мне горло зубами? А действовал бы… нежно?
Дерек снова опускает голову. А улыбка на его губах, она почти мечтательная.
– Ну разве что…
– Разве – что?! – срывается Стайлз, одновременно срывая со стены первую попавшуюся плеть. И даже замахивается в порыве какой-то необъяснимой, неконтролируемой, дикой, на грани экстаза ярости – но так и не наносит удара. – Я что, до сих пор не научил тебя отвечать на задаваемые вопросы? – И тут же понимает, что вопрос был сформулирован неверно: нельзя было брать ответственность на себя, ох нельзя. И он пытается исправиться, честно пытается: – Или это ты настолько нерадив и туп, что не в состоянии выучиться самому элементарному?
Вот только во взгляде Дерека, когда он подымает глаза, ни грамма обиды, ни тени опасения. А если там и есть вина, то это не та вина, которую бы хотел видеть там Стайлз.
– Мне жаль, что я тебя расстроил, – без улыбки, без намека на насмешку заверяет он. – Я не этого хотел. А если бы я и притиснул тебя к стене, то только… – Дерек улыбается почти робко. – Волки так заигрывают. Это часть наших «брачных игр».
Стайлз невольно отступает. Чееерт. Лидия снова была права. Впрочем, Мартин всегда права. Тебе пора бы уже с этим смириться, Стилински. О каком доминировании может идти речь, когда у тебя ватные ноги и выдыхать получается через раз?
Стайлзу хочется вцепиться себе в волосы. Хорошо всё-таки, что на голове дурацкая шапочка-маска.
А ведь всё так хорошо начиналось. И закончиться всё тоже должно было классно. Но чертов Дерек всё ему испортил. Только Стайлз настроился на забаву, как тот перевернул всё с ног на голову, еще и в сердце у него каким-то образом умудрился покопаться. И вся забава пошла прахом. Кто б мог подумать, что из этого оборотня выйдет такой прекрасный динамщик?
– Хотел бы я, чтоб ты был моим… – тихо, и от этого как-то чересчур интимно тянет Дерек.
И Стайлз понимает: всё. Это всё. Конец. Их «урокам». И его «урокам» тоже – урокам, как стать сильным. Он уже не научится. Потому что нельзя научиться быть сильным, когда так сильно хочешь быть чьим-то. Так безумно – ведь это же сумасшествие, правда?! – безудержно сильно хочешь, чтоб кто-то твердил тебе: «мой».
Он пришел сюда, чтоб научиться руководить другими.
А позволил руководить собой.
Позволил своим желаниям руководить собой.
Позволил абсолютно чужому парню… оборотню руководить своими желаниями.
Позволил себя отдоминировать. Одними только словами. Он считал, что уж в словах-то его никто не переплюнет. Это всегда было его самым главным – да что там, единственным безотказным – оружием. И вот теперь и слова его подвели… Его собственные слова подвели его под беду.
В Стайлзе загорается злость. Загоревшимся спиртом отцовского виски вспыхивает ярость. На самого себя и только. Но «ударной волной» задевает и Дерека:
– А кто тебе сказал, Дерек, – и в голосе Стайлза вымученное, до равнодушной апатии вымученное спокойствие, – с чего ты взял, что ты – мой единственный «ученик»? С чего ты взял, что я только твоя «госпожа Робин»?
На минуту в комнате западает тишина. Дерек недоуменно хмурится, словно не понимает, что Стайлз ему только что сказал. Будто тот вдруг заговорил с ним по-испански. Или признался, что это он убил его родителей.
Стайлз толком не успевает разглядеть вспыхнувшую в глазах Дерека боль – ее тут же перекрывает синее пламя ярости и обиды.
– АРРРРГРРХХХ!!!
Рев оборотня, наверно, слышно на другом конце здания. Несмотря на всю их понтовую звукоизоляцию. Дерек рвется вперед, рвется из наручников, рвется к Стайлзу… Вот теперь он, похоже, не прочь впечатать «госпожу Робин» в стену и перегрызть ему горло зубами.
Охрана тут же пускает по наручникам ток. В дверном окошке мелькает испуганное лицо одного из ассистентов: по идее в таких случаях Дереку положено колоть седативное, но чувак реально боится соваться в комнату. Стайлз не хочет всего этого видеть. Как и Дерек наверняка теперь никогда не захочет видеть его. Поэтому Стилински почти выбегает из «класса» и просто бежит, бежит, бежит…
Окончательно в себя он приходит только у дверей своей квартиры. Когда пытается открыть двери искусственным когтем. Он всё еще в костюме Лидии, так и пробежал полгорода. Спасибо Америке с ее демократией за то, что его даже не остановили за разгуливание по городу в непристойном виде. Жаль только, что ключи – и от дома, и от джипа – остались в клубе. Придется спускаться к вахтерше за запасными.
Стайлз окидывает себя оценивающим взглядом в отражении коридорного окна. Ну хоть у старой сплетницы будет сегодня праздник.

Продолжение в комментариях

@темы: АРТ, Teen Wolf, фанфикшен

---

Не удержалась - сперла

18.10.2013 в 02:40

Пишет  аделеде:

17.10.2013 в 23:30

Пишет  точегонеможетбыть:

17.10.2013 в 22:52

Пишет  Ли Шеннон Кристи:

Это чистый восторг и праздник для глаз))
Оригинал взят у в Rohit Bal -The Mulmul Masquerade

Попалась вчера подборка фотографий с модного показа индийского модельера из Нью-Дели - Rohit Bal.
Летом этого года на Индийской неделе свадебной моды - 2013 он представил коллекцию 'The Mulmul Masquerade'. В ней сочетаются "елизаветинские" воротники XVI века и традиционные приёмы украшения свадебной индийской одежды. Мне много очень понравилось. Во всяком случае, как попытка соединить Восток и Запад. Даже и не знаю, какое платье мне понравилось больше других. Еще пока думаю. А как вам такое?
Название коллекции можно перевести как " Муслиновый маскарад" . Да, безусловно- это маскарад. И не сразу понятно: это индианки играют в европеек, или наоборот.

Далее будет довольно большая подборка фото. Кому мало, по ссылке есть еще.
www.delhistyleblog.com/2013/07/rohit-bal-india-...

1


2



3

4


5





6


7

8



9


10




11

12



13



14

15



16


17




18



И немного мужской одежды

@темы: АРТ

---

14.10.2013 в 19:17

Пишет  witch grass:

14.10.2013 в 13:37

Пишет  Brompton:

14.10.2013 в 09:52

Пишет  ~Lorik~:

как распознать инсульт

14.07.2013 в 10:31

Пишет  [Arctic Wolf]:

14.07.2013 в 10:29

Пишет  Тайлер Блейк:

История одной девушки, которую стоит прочесть.

Писать про это не хотела, но люди старшие и умные посоветовали это сделать. В прошлую среду я ехала в университет. Как обычно, опаздывая, как обычно, заткнув уши очередной бодрящей музыкой и размышляя о грядущих гос.экзаменах и стоя в переполненном вагоне, ритмично подергивая одной конечностью в такт играющее песне и привычно придерживая карман, в котором лежал телефон, разглядывала людей вокруг. Рядом стояли двое парнишек, тетка в необъятной шубе и пожилой человек в добротном пальто, меховой шапке и с блестящим кашне на шее.Собственно, смотрела я на его кашне, размышляя о том, какая же это безвкусица. А еще он не очень твердо стоял на ногах. Вернее, практически не стоял.

Вынув наушники, я стала прислушиваться

...

, что говорят про него парнишки-те острили на тему "середина дня, а уже пьяный в каку" Решив, что таки человек в кашне действительно пьян, я заткнула уши, начала вспоминать свою бурную молодость и задумалась. Ведь, выпив столько, что не можешь стоять, ты будешь источать определенный аромат, который не забить жвачками, зубной пастой и одеколоном. От человека в кашне не пахло совсем. Это было странно. Из вагона мы вышли вместе. Он, покачиваясь и чуть ли не падая, пошел в сторону перехода на серую ветку. Я взвесив, смогу ли я не думать весь день о том, что могла помочь пьяному избежать падения под поезд, но прошла мимо...

... чертыхнулась про себя, но подошла к нему и спросила, все ли в порядке. Человек ответил - и это было страшно. Потому что он ПЕРЕПУТАЛ СЛОГИ В СЛОВАХ. Поняв по моему лицу, что что-то не так, он испуганно на меня посмотрел. Вспомнив одно время тиражировавшиеся в соц. сетях описания признаков инсульта, я с замиранием сердца попросила его улыбнуться. Просьба была странная, мне пришлось его уговаривать: "Ну, пожалуйста, улыбнитесь!Красивая молодая девушка просит Вас об улыбке - неужели вы не улыбнетесь?" Он попробовал улыбнуться. Улыбка растянулась на пол-лица. ЭТО БЫЛ ИНСУЛЬТ!

Что было дальше? Дальше я положила его на лавочку. Дальше я звонила в скорую. Дальше я, перекрикивая гул поездов, ругалась с оператором скорой, потому что мне раздраженным голосом продиктовали семизначный номер - "Это врачи московского метрополитена, туда и звоните". Изрыгнув трехэтажную конструкцию, смысл которой сводился к тому, что у меня на коленях умирает человек, звонить из метро шумно, и вообще ЭТО ВАША РАБОТА, добилась того, что мне сказали "не волнуйтесь, бригада выезжает".

Дальше были 20 минут, которые я не забуду никогда. С лежащим рядом человеком, который бледнел, зеленел - умирал на моих глазах. С проходящими мимо людьми, которых я умоляла дойти хотя бы до тетеньки в будке эскалатора и сказать, что тут происходит, или привести мента. И которые либо просто проходили мимо, либо останавливались, говорили "девушка, мне некогда" и уходили. Потом приехала скорая. Мужчину быстро погрузили на носилки и... кошмар продолжился. Я понимаю - час пик. Все опаздывают. Всем некогда. Но кем нужно быть, чтобы НЕ ПРОПУСКАТЬ ВРАЧЕЙ С НОСИЛКАМИ, НА КОТОРЫХ ЛЕЖИТ БЕЛЫЙ, КАК ПРОСТЫНЯ ЧЕЛОВЕК??? То есть, это риторический вопрос. Нужно быть БЕЗДУШНОЙ толпой.

Через пару часов мне позвонил мальчик из бригады, который взял мой номер, и сказал, что мужчина умер в машине на подъезде к больнице - слишком долго он ждал помощи и не дождался. Я даже не знаю, как его звали. Но теперь я знаю страшную, чудовищную вещь - я могу умереть на глазах нескольких сот людей, и никто не остановится. Меня не станет - но ОНИ НЕ ОПОЗДАЮТ. И рассчитывать можно только на себя, да чуть-чуть на Бога. И еще - я не зареклась писать в соц. сети всяческие призывы и тому подобное. НО ПОЖАЛУЙСТА! Отрывайтесь иногда от своих мыслей и смотрите по сторонам. Пожалуйста, даже если вам кажется, что человек рядом с вами пьян, псих, неадекват, не бойтесь подойти и посмотреть внимательнее, точно ли это алкоголь, наркотики, психическое заболевание. Максимум плохого, что может с вами случиться - вас пошлют дорогой длинной куда подальше. НО ЭТО НЕ ТАК СТРАШНО! А, может быть, вы спасете человеку жизнь??? Или, хотя бы, дадите ему шанс за эту жизнь побороться..."

И еще... У вас займёт всего одну минуту прочесть следующее... Нейрохирурги говорят, что если они в течении 3 часов успевают к жертве инсульта, то последствия приступа могут быть устранены. Трюк состоит в том, чтобы распознать и диагностицировать инсульт и приступить к лечению в первые 3 часа - что, конечно, не просто.

Распознай инсульт: Существуют 4 шага к распознанию инсульта:

- попроси человека улыбнуться (он не сможет это сделать нормально);
- попроси сказать простое предложение (напр. "Сегодня хорошая погода");
- попроси поднять обе руки (не сможет или только частично сможет поднять);
- попроси высунуть язык (если язык искривлён, повёрнут - это тоже признак).

Если проблемы возникнут даже с одним из этих заданий - звони в неотложку и описывай симптомы по телефону. Один кардиолог сказал, что, разослав это сообщение как минимум 10 адресатам, можно быть уверенным, что чья-нибудь жизнь - может быть и ваша - будет спасена. Мы шлём каждый день столько "мусора" по свету, что может стоит разок пустить по проводам действительно что-то полезное и нужное."

не мое...

---

Зашла в гости к Pyro Flames

Через месяц, в ночь с 31 октября на 1 ноября, из-под шляпы, которая особенно приглянулась тебе, нашедший, высунется чья-нибудь мордочка. Это будет существо, посланное тебе в эту ночь в качестве спутника и помощника. В лапах - или в зубах, кому как удобнее - будет у него записка с предсказанием, или скорее пожеланием. К ней можно будет прислушиваться или нет... но что говорить, сначала надо дождаться срока. В одном можно быть уверенным: она не принесёт зла.



и что-нибудь зелененькое:




и не могу удержать свои ручки загребущие:

@темы: интересности

---

Я вас ненадолго покину

Я тут завтра на пару недель в отпуск намылились. Так что если вдруг какие-то отзывы, письма остались неотвеченными, друзья с ДР непоздравленными - звиняйте Я вернусь и постараюсь всё исправить

А пока — море, солнце, пляж! Как же долго я вас ждала!

О, и пожалуйста, если будут какие-нибудь интересные новости/статьи или вкусные фики - если не трудно - скиньте ссылочку!

---

Еще одна хотелка

Смотрю тут сериал «Ледовый путь дальнобойщиков». Прикольный, кстати. Так там один герой - на момент повествования ему 21, но о нем сказано, что грузовик он начал водить с 16. И такие у меня, после этой фразы, мечты в голове зароились!

Вот бы Стайлза водителем-дальнобойщиком. И чтоб он приехал наниматься к Дереку и его "стае" в Канаду. И дальше их путь по льду. Вместе и одновременно навстречу друг другу. Прямиком к своему счастью!

@темы: интересности, АРТ, Teen Wolf

---

«Святой». 2-5.

Ну что, ребята, мы вышли на финишную прямую: остались еще одна глава и эпилог. Я вообще планировала к этому времени уже закончить всё это дело, но сначала сезонная болячка, а потом трабблы на работе внесли свои коррективы в мои творческие планы. Так что продолжаем двигаться медленно, но верно

Название: Я вспомню. Или нет…
Автор: lisunya
Бета: очень хочется спать, поэтому заранее прошу прощения за возможные ошибки
Пейринг: Джейк/«Святой», Дерек/Стайлз
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, hurt/comfort
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: возможен вынужденный ООС героев (по медицинским показаниям), упоминаются действия сексуального характера, совершенные против воли одной из сторон
Саммари: теперь с проблемой Стайлза разбираются уже две стаи. Но толку-то?

У альф, оказывается, черная кровь. Чернее, чем самый глубокий его сон.
Или самый долгий его обморок.
Он был без сознания два дня. Благополучно провалялся большую часть полнолуния в отключке – после того, как попытался завалить местного альфу.
Дерека.
В ответ альфа – чисто инстинктивно, как его все заверяют – чуть было не отправил «Святого» на тот свет.
Всё это ему объясняют, когда он приходит в себя в клинике Дитона. На третьи сутки. С до сих пор до конца не зажившей раной на боку. Какая ирония, так и хочется перефразировать героя из Дэйвова боевика: «Кто нас в бок ударит – тот сам от нас в бок и схлопочет».
«Святой» обводит помещение еще слегка мутным взглядом, задерживается на пару секунд на опущенной голове Летти, явно не желающей встречаться с ним глазами, быстро «проскакивает» взволнованного Скотта и демонстративно сердитую Лидию, не обращает внимания на ободряющую улыбку Дэйва – и окончательно смиряется, что рядом нет Джейка. И Брэда тоже. Но Брэд – это не так обидно.
– Скорей всего останется шрам, – мрачно констатирует Дитон. – От ран альф такое бывает.
Ему бы пожать плечами: подумаешь, шрам! Первый он у него что ли! Но на него вдруг накатывает какая-то, почти иррациональная, злость. На всех альф разом!
– А Дерек?
– В каком смысле? – нахмурившись, уточняет Дитон.
– У него шрам останется?
Дитон напрягается, подбирается весь, поджимает губы. Его явно задел вопрос. И отвечать он не хочет. По крайней мере, не торопится. Зато Скотт вдруг вспоминает, что они друзья, а от друзей ведь ничего не скрывают, верно?
– Не волнуйся, Стайлз, шрам от тебя у Дерека никогда не пройдет. Такое на всю жизнь, бро.
Голос у этого альфы хриплый, будто простуженный. Будто он тоже болен. Будто ему тоже больно. Что ж они все тут болезные-то такие? И как же они все «Святого» достали. Ему и собственных боли и страха хватает – хватит навязывать ему чужие.
Он с трудом, но решительно сползает с койки, на которой его лечил Дитон, и осторожно, по стеночке ползет к выходу. Никто из присутствующих даже не пытается ему руки подать. Они словно обиделись на него. Словно ждут, что он извинится. И это их непонятное (господи, да за что?!) и такое несправедливое (а меня кто жалеть будет?) осуждение задевают «Святого» сильней, чем когти альфы.
Наверно, ему стоит самому обидеться и уйти молча, с гордо поднятой головой. Но почти у дверей он всё-таки не выдерживает и, обернувшись, злобно бросает:
– Он первый начал! И нечего тут…
Он еще многое хотел бы сказать – высказать им всем тут – но горло противно сдавливает ком, и «Святой» понимает, что еще хоть слово – и он позорно даст «петуха» (а этого ему его волк точно не простит), так что волей-неволей приходится заткнуться и из последних сил молча шкандыбать к выходу с гордо поднятой, чтоб ее, головой.
Вот только уйти в гордом одиночестве не получается: Летти вдруг кидается следом.
– Ох, Стайлз! Горе ты мое!
– И Дереково, – упрямо шмыгает носом «Святой».
– И Дереково, и Джейково, – покорно соглашается волчица. – Общее наше. Идем домой, детка. Чаем тебя напоим. Я тебе бисквит таки испекла.
– Ага-ага, – подхватывает Дэйв, заодно подхватывая «Святого», подныривает ему под руку и дальше практически тащит его на себе. Скотт тоже порывается было – но его с какой-то грустно-обреченной улыбкой останавливает Лидия. – Всю кухню нам изгваздала! – продолжает тем временем Дэвид. – А уж продуктов сколько перевела! И матюка-а-а-алась! Я всё заснял на мобильник, – самодовольно хвалится он. – Приедем – покажу. Только подождем, пока она на очередное свидание с твоим папкой свалит…
– Захлопнись, Дэйв! Не слушай его, Стайлз! Ни на какие свидания мы не ходим. Он просто показывал мне город. А вчера мы ездили за продуктами…
– Ага-ага, того, за «продуктами» с запахом клубники. А еще с запахом банана. И малины. Весь дом своей химией провоняли. От чего вы там предохраняетесь-то хоть? Ты ж сама шерифу говорила, что залететь всё равно не сможешь, а зараза к тебе не липнет…
– Ты вот прилип! Еще как прилип! Хрен от тебя отцепишься…
«Святой» не вслушивается в слова – просто впитывает в себя светлые родные голоса, знакомые, для него такие уютные интонации, позволяет им вымыть из себя черноту альфовой крови.
Черноту, испугавшую его больше, чем любая его боль, любой его страх до той ночи – и когда-нибудь ему всё же придется признаться себе в этом.


Бисквит Летти ему и впрямь испекла. Вот только сахар умудрилась перепутать с солью.
– И этот вариант еще ничё, – шепотом делится с ним Дэвид. – Предыдущие три были еще… грхм… аппетитней.
Они на пару давятся кусками выпечки, не решаясь выплюнуть ни крошки под горящим взглядом Летиции. Буквально, по-оборотничьи, горящим. При этом она нервно натирает столовый нож, которым до этого нарезала пирог. И явно ждет их оценки. Скорей всего – положительной.
– Во! – одобрительно тычет волчице большой палец Дэйви. – Супер получилось. Ты прирожденный кулинар, Летти. А теперь можно мне водички?
– А тебе как, Стайлз? Не слишком сладкий?
– Не, нисколько, – заверяет ее «Святой». Абсолютно искренне заверяет.
– Давай-давай, наминай, – всё также шепотом подбадривает его Дэйв и, пользуясь тем, что Летти отвлеклась на чайник, начинает частить: – Она знаешь, как из-за тебя расстроилась в полнолуние? Не уберегла, мол! Не уследила! Я вообще испугался: а ну как… Не, плачущей я ее всё-таки представить не могу. Но прибить кого-нибудь точно могла. Так что давай, заглаживай вину – жри! – И совсем уж на ультразвуке: – И делай вид, что вкусно, дубина!
«Святой» и без лишних напоминаний как раз тянется за следующим куском, когда на кухню заваливается Брэд.
– Вот вы где! А я к Дитону зашел, а там нет никого. Даже поволновался немного. Мало ли что. Вдруг враги и тактическое отступление. А у вас, оказывается, кухня и пироги. Кстати, – ловким движением Брэдли быстренько хватает кусок и запихивает в рот, не обращая внимания на страшные взгляды, которыми его пытается предупредить Дэвид. – Тьфу! Ну и гадость! Опять, что ли, ты пекла, Летс? Я-то надеялся, вы его купили. Слушай, ну кончай уже продукты переводить, а?
– А что это тебе в нем не нравится? – воинственно упирается руками в бока Летиция. – А вот Стайлз сказал… Ему понравилось, между прочим! И даже Дэвиду!
– Да ты хоть пробовала… «это»? – На последнем слове Брэда аж перекашивает всего.
– Я… Я… – Летти, стараясь за возмущением скрыть смущение и какую-то глупую надежду, что Брэд таки не прав, мечется между собратом и кухонным столом, то пытаясь стукнуть Брэдли полотенцем, то принимаясь кромсать злосчастный бисквит. Наконец, она решается и хватает кусок. – Вот, – она победно вскидывает руку, будто это добыча, доставшаяся ей после жестокой охоты. Ну, в какой-то мере так оно и есть. – Вот, – повторяет она и решительно кладет кусок в рот. – Я ж тебе говорила, отли… Иииии… – Лицо ее кривится в жуткой гримасе. – Воды! – На глазах невольно выступают слезы. – Кто-нибудь! Ну будьте ж вы людьми, нелюди!
– Вот! – «Святой» испуганно тычет ей в руки кружку воды. – Ты чего?
– Как вы ели эту гадость? Еще и ели ведь, вруны несчастные.
– Конечно, несчастные: такое жрать, – бормочет Дэйв, яростно зажёвывая бисквит колбасою. Ему жутко обидно, почти до слез обидно, что Брэд (не в первый раз, между прочим!) всё испортил, всю его «кампанию психологической поддержки». Теперь получается, что он зазря жрал эту гадость. Одно только и утешает, что не в одиночку. А еще обидней – что Летти его благородный порыв так и не оценила. А ведь должна была! Кстати, о долге. – Ты мне теперь как минимум четыре маффина должна.
– Вот еще! Тебя никто не заставлял. Мог бы сразу сказать, что не нравится. Мол, так и так, Летти, эту дрянь есть невозможно. Еще и Стайлза… Стайлз, ты чё это делаешь?
– Даэаю, – с набитым ртом сообщает «Святой», запихивая в себя последний кусок.
– Зачем? – искренне недоумевает Летти.
«Святой» проглатывает, запивает водой и только потом поясняет:
– Еду надо есть. Мне «свои» на этот счет всё объяснили. Дают еду – ешь.
– А не дают? – хмуро уточняет Брэд.
– Не дают – не ешь. – «Святой» пожимает плечами, не в силах сообразить: что тут непонятного?
– Закрыли тему, Брэд, – резко обрубает дискуссию Летти. – Я не намерена сегодня мучиться кошмарами. Впрочем, мучиться чувством вины я не собираюсь тоже. Так что собирайся, Дэйв: поедем за твоими маффинами. Ну, и за моими заодно. И ты, Стайлз, тоже сходи переоденься. Ты этот десерт больше всех нас заслужил.


Ни Летти, ни Дэйв брать с собой Брэда не планируют. Оба обижены на него одинаковой почти обидой: как-никак, но каждому из них он помешал почувствовать себя героем.
Вот только тот их даже не спрашивает. Когда Летиция, наконец, выпихивает Дэвида за порог и запирает двери – Брэд уже расслабленно развалился на переднем пассажирском сидении и весело травит «Святому» какие-то байки.
Летти презрительно поджимает губы. Дэйв насуплено хмурит брови, злобно щуря глаза. Но Брэд и ухом не ведет.
– Второй поворот направо, а дальше я покажу, – преспокойно командует он, и снова оборачивается к «Святому», дорассказывать прерванную шутку.
Летти пренебрежительно фыркает, но всё же заводит машину и на втором повороте сворачивает вправо.
Впрочем, стоит признать: местечко Брэдли и впрямь подбирает отличное. Не зря он целыми днями пропадает где-то, исследуя территорию, во время этих поисков заодно удается подметить массу всего интересного. Вот как эту кофейню, к примеру. Она скорей молодежная, оттого и очень уж демократичная обстановка, и обслуживание не ахти (бариста еще неопытный, видать, только-только устроился, скорей всего, на каникулах подработать, а официантка так и норовит перевернуть на кого-нибудь поднос, один раз ей это даже удается – к вящему удовольствию компании местных школьных «звезд» в углу).
«Святой» не привык к таким местам. Слишком яркий искусственный свет. Слишком много разных звуков. Слишком много запахов, а от кофейного духа у него вообще в носу свербит. И, конечно, слишком много чужаков, причем совсем-совсем чужаков.
«Святой» невольно втягивает голову в плечи, жалея, что у его куртки нет капюшона. Ему хочется залезть куда-нибудь под стол. А еще лучше – назад, в машину. Но Брэд решительно прет вперед, рассекая человеческую толпу, и Летти, похоже, тоже никуда отсюда не собирается, а главное, что в спину «Святого» подталкивает Дэйв, так что приотстать и потихоньку смыться никак не получится.
Но, в конце концов, всё оказывается не так уж и страшно. Не страшнее, чем игры во дворе с часами. Брэд с Летицией делают заказ на всех, переговариваясь с Дэвидом чрез весь зал – большое спасибо за оборотничий слух – пока тот вместе со «Святым» подыскивает подходящий столик. Не совсем в углу, но почти в стороне от прохода к выходу или туалету, так что рядом мало кто ходит.
«Святому» берут зеленый чай. Он такой… не помнит. И, в принципе, ничего от этого не потерял. Слишком горький, как по нему. А его волку вообще кажется, что его человек сейчас травку жует. И эти замашки барашка зверя бесят. Но «Святой» всё равно допивает напиток. И даже не жалеет, что попробовал. Пусть ему и не понравилось – но это было прикольно. И эта кафешка – когда бока прикрывает стая, и удается немного отвлечься (аб-стра-ги-ро-вать-ся, во!) от посторонних звуков, а кофе вообще начинает напоминать об альфе, стоило только вспомнить об этом, и запах сразу стал таким приятным, ласкающим – теперь это местечко, в принципе, «милое».
Не то чтобы «Святой» вдруг полюбил такие шумные места, где полным-полно всякого-разного, но он готов с этим мириться, выискивать в этом «положительные стороны» – раз уж это нравится его стае. А им нравится. И это в свою очередь нравится «Святому».
Медленно пережевывая сладкую выпечку, он чувствует, как внутри отпускает, расходится, как сахар в чае, напряжение, сковывавшее его перед полнолунием.
Всё кончилось. Ну, не совсем. Но ведь полнолуние-то он пережил, так? И теперь можно снова считать это слово словом с маленькой буквы. Ну, хотя бы на ближайшие недели три… И надеяться, что и в следующий раз всё обойдется. Только теперь у этой надежды есть законные основания.
«Святой» почти расслабился, почти успокоился – когда по внутреннему уху вдруг бьет звериным инстинктом. Словно резко сдернули в воду, на самое дно, и теперь толща воды давит на уши.
Свой чужак.
Волк внутри подбирается. Переступает лапами, прихрамывая. Стычка с альфой не прошла для него даром. Но он зверь, а не какой-то там слабый человечек. Поэтому если надо – он будет драться даже раненым и уже один раз побежденным. Он будет драться – даже если не надо. Он же волк. И в какой-то мере ему даже надо – убедиться, что он всё-таки способен побеждать в драках.
Но Летти успокаивающе кладет ладонь поверх руки его человека. Тепло кожи – почти как альфа-одеяло. Почти… И этого «почти» хватает, чтоб его человек снова взял верх.
И волк отступает.
«Святой» оборачивается, практически не таясь. Даже не так – просто не догадываясь, что надо там таиться или делать вид, будто тебе всё равно.
Это блондинка. Этакая вся. Эрика, точно! С которой у них что-то там было в школе. Судя по всему, что-то хорошее.
И судя по тому, как начинают вдруг улыбаться почти все местные парни – Эрика вообще очень хорошая. Какой-то особой хорошестью. Она как-то странно хорошо улыбается (Летти никогда не улыбается так, но как-то похоже, кажется, улыбались «телки» «своих»). И от того, как она подмигивает какому-то пареньку в углу – тому тоже явно становится хорошо (во всяком случае, это выражение у него на лице – в кино так демонстрируют счастье). И от ее руки, скользнувшей по шее другого парня, как раз добравшегося к кассе, руке, зарывшейся в волосы, заставившей склонить голову почти к ее уху, так что только с оборотничьим слухом и расслышишь – кажется, это тоже хорошо. По крайней мере, пахнет парень не страхом и болью, а как-то, как пахнули «свои», когда им точно было хорошо.
– Угостишь меня фраппучино, Чарли? – шепчет Эрика прямо в ухо своей «добыче» (для «Святого» парень сейчас ощущается именно так – добычей).
– Я… Ааа… Я Эдди, да. То есть ДА! Фраппучино, конечно. Одно фраппучино, – это уже баристе. – Со всем, с чем захочешь! – На прилавок возле кассы судорожно летит почти всё содержимое кошелька.
– Крем-фраппучино, – небрежно кидает Эрика баристе, продолжая небрежно перебирать парнишке волосы. Приблизительно так в передачах о животных хозяева поглаживают своих питомцев, пока всё их внимание отдано камере.
– Вот проститутка! – восхищенно шепчет рядом Дэвид.
«Святой» резко оборачивается, отрываясь от сцены возле стойки. Брэд одобрительно лыбится до ушей. Дэйв вообще беззвучно смеется, тихонько хлопая в ладоши. Летти смотрит снисходительно, но тоже явно без осуждения.
А вот «Святой» хмурится.
Он не дурак. Не такой дурак как раньше. И теперь он понимает: то, что он делал раньше, у «своих», делал для них по ночам – это не то, чем можно похвастаться в компании. Это было не так-то легко понять, но он это всё-таки понял. Хотя его и сбивали, путали, заморачивали в конец полуголые девицы и парни – развалившиеся на рекламных витринах, призывно скалящиеся с высоты билбордов, подмигивающие с экранов и томно дышащие из радиоколонок. Вокруг всё будто пропитано сексом. Его так много, он такой разный, он для всех и для каждого свой. И разобраться в нем практически нереально. Или, может, наоборот, только практически… ну, на практике то есть, в нем и разобраться? Но даже людям, которым в отличие от «Святого» не приходится параллельно разбираться еще и со всем остальным, причем со всем подряд, даже таким людям подчас сложно разобраться с сексом. А «Святой» кое-что смог. Он не такой дурак. Бывают дураки и похуже…
И в отличие от тех дураков «Святой» сумел просечь главную фишку: в сексе «круто», «классно» и «запредельно клево» – когда тебя хотят. Хотят тебя «взять». Хотят тобой «обладать». Но вот «давать» самому… Вот это и есть то – чем в компании хвастаться не стоит.
Потому что люди эгоисты.
Потому что каждый мечтает, чтобы его партнера хотели все – а владел бы им только он один.
Потому что каждый хочет быть единственным у его – откуда-то набравшегося опыта – партнера.
Потому что каждый мечтает об экс-клю-зи-ве.
А подержанный товар не хочет никто.
«Святой» утыкается в стаканчик с чаем, делая вид, что студит горячий напиток. Он не хочет смотреть на Эрику. И слушать про «проституток». Потому что он знает, что такое «проститутка». Это подержанный товар.
Такой же, как он.
И он хмурится еще сильнее, потому что никак не может взять в толк: как можно обзывать «проституткой» и восхищаться-одобрять-принимать при этом? Что хорошего в том, чтобы быть «проституткой»? Чему тут аплодировать и улыбаться?
И как Эрика до сих пор не вцепилась его собратьям в глотку…
А ей даже нравится реакция его стаи. Взгляд, походка, улыбка – всё настолько явно демонстрируют полное довольствие, что даже горький чай «Святого» начинает казаться приторным. А еще ее сердце – оно будто победный марш отстукивает. И, пожалуй, даже пахнет она превосходством, когда проходит мимо них на выход.
Больше «Святой» терпеть уже не может. Слишком много воспоминаний от фразы Дэйва. Слишком много сомнений. Слишком много… Чая, наверно, тоже.
– Мне нужно в туалет, – при этом «Святой» кривится, словно от боли. И вскакивает, словно от страха.
Ну, некоторые воспоминания столь же неприятны, как переполненный мочевой пузырь. Жаль только, что от них не избавишься также легко, как от лишней жидкости в организме. А ведь так хочется еще и положить на них. Но некоторое воспоминания… даже если тебе кажется, что ты в них разобрался…
…от них не избавиться никогда.
Впрочем, об этом «Святой» старается не думать. Он просто выскакивает из-за стола и почти бегом кидается прочь. Он хочет домой. Он сходит в туалет дома. Он не жалеет, что пришел, не жалеет о горьком чае, он даже не о воспоминаниях жалеет сейчас… Он просто хочет домой.
Поэтому он выбегает из кофейни и выпускает волка. Верни нас домой. По запаху, звериной ли чуйкой, оборотничьим вуду… Просто верни нас домой.



Когда тот самый «второй поворот направо» (ну, в его теперешнем случае – налево) уже маячит на горизонте, рядом, словно из клубов тумана и машинных выхлопов, материализуется Эрика. Сначала «Святой» видит ее отражение в проплывающей мимо витрине и только потом слегка оборачивается, чтобы убедиться, что она и вправду вышагивает за его правым плечом.
Уже, наверно, не первую минуту вышагивает – а волк и ухом не повел. Чертов предатель! Или просто так сильно сосредоточился на поиске дома? Лучше бы второй вариант, грустно вздыхает «Святой».
– Эй, грустный маленький мальчик, а ты в курсе, что твоя компашка ползет за тобой на своей тачке от самой кофейни? – ехидно скалится Эрика.
«Святой» на мгновение прислушивается к себе, сосредоточенно сведя брови на переносице – и решительно кивает:
– Ага. – И помедлив немного, всё же уточняет: – Их присутствие… это чувствуется. Даже если тебе плохо. Особенно если тебе плохо.
Эрика рядом хмыкает. Вроде насмешливо, и в то же время у «Святого» не возникает ощущения, что насмехаются над ним. Скорей она смеется над собой.
– Да уж, чувствуется.
– Тебе не нравится это ощущение? – «Святой» даже спотыкается от удивления.
Он не собирался поддерживать разговор. Ему ведь нужно было побыть одному. Он для этого даже от собственной стаи сбежал. Но у него просто не получается смолчать на такое вопиющее заявление – не нравится чувствовать стаю!
– Чувствовать поддержку – это одно, сладкий непонятливый мальчик. А вот чувствовать чужую боль… Разве тебе – чужую боль чувствовать нравится?
«Святой» снова вжимает голову в плечи, невольно ускоряя шаг, и не находя в себе силы оторвать глаза от земли.
– Нет, – глухо бурчит он. – Мне и своей хватает.
– Ага, мы все тоже так думали. Когда в стаю вступали. Что теперь сильный взрослый Дерек о нас позаботится.
– А он разве нет? Он ведь альфа!
– Нет, почему же, он заботился. Пока сильным был. А потом вдруг нам пришлось… Чувствую себя малолетней мамочкой. С ребеночком-калекой. А ведь мама предупреждала меня, что надо предохраняться.
«Святой» бросает на собеседницу быстрый взгляд – ее ярко-красные губы разъедает едкая усмешка – и снова прикипает взглядом к асфальту под ногами.
– Он болен, да? Ваш альфа…
Он успевает пожалеть о заданном вопросе еще до того, как с губ срывается последний звук – но, как говорится, не-воробьев назад не поймаешь.
Эрика кидает на него быстрый взгляд сквозь хитрый прищур:
– Он болен, да. Уже давно болен. И уж даже не знаю теперь, станет ли ему когда-нибудь лучше.
Дальше они идут молча. До того самого поворота. Дольше Эрика не выдерживает.
– Знаешь, раньше я все время смотрела под ноги при ходьбе.
«Святой» аж спотыкается: вот уж чего он не ожидал услышать. Она вообще это всё к чему?
– Просто до укуса я тоже была больна. И доктора говорили, что никогда не вылечусь. Я так привыкла смотреть только под ноги. Так боялась споткнуться… А, может, просто не хотела травить себе душу лишними картинками. Видами нормальной жизни. И от приступа к приступу я ходила с опущенной головой. Не смея поднять глаза. Отгородившись завесой волос. Будто провинившаяся за что-то. Стыдившаяся саму себя. Всю мою жизнь разграничивали тротуарные плиты, делили на четко выверенные отрезки – от дома до школы, от школы к больнице. Я по оттенку асфальта могла определять в какой части города нахожусь. И что перед школьным порогом три трещины – две небольшие и одна длинная, пересекающая нижнюю маленькую – это я тоже заучила на «отлично». И, знаешь, я не одна была такая. Иногда… когда я всё же подымала глаза… то видела, как вокруг, также опустив головы, заткнув уши наушниками плеера или отгородившись от мира очками, ходят другие. Причем, чаще всего как раз взрослые. Так что я не верила в сказочку «вот вырасту – и всё станет лучше». И не ждала, что действительно станет лучше. – И тут ее голос меняется: из него уходят, исчезают вмиг болезненные нотки, зато прорезается сила и мощь. – А потом Дерек дал мне укус. Избавил меня от болезни. – Эрик шумно втягивает носом воздух, гордо вскидывая голову. – И я подняла глаза.
И что-то есть в ее голосе такое, что даже «Святой» невольно вскидывает взгляд. С непривычки робко оглядывается по сторонам.
– У волков отличное зрение, ты ведь в курсе, маленький мальчик, привыкший смотреть только в пол? Так посмотри вокруг. На эти листья. На тот дурацкий мяч, еще пару месяцев назад улетевший в соседские кусты и благополучно забытый там, пока ветки не оголятся зимою. Видишь, как блестит консервная банка? А луну? Тоненькую, как острие согнутого лезвия – ты ее видишь? Ты видишь сколько всего можно видеть – если только оторвать глаза от земли? Ты всё это – видишь?!
«Святой» замирает. Слегка пошатывается. Его ведет, когда он пытается уложить, упорядочить хоть как-то всё это в своей голове: и траву, и листву, и мяч, и банки, и кусок газеты, и ворону на облезлой ветке чуть наискосок от него… И Луну. Она маленькая, тоненькая, такая хрупкая с виду… Но почему-то снова с большой буквы. Наверно, потому что очень красивая. Очень уж нравится его волку. Глядя на нее, хочется уютно свернуться, вписавшись хребтом в лунный ободок – и насладиться заслуженным сном. Полнолуние отняло столько сил. Волки заслужили свой отдых.
Еще один вдох. Еще один взгляд. Еще одна порция листьев-окон-фонарей-облаков. Еще одна попытка осознать… Ну и черт с ним, раз не получается! Некоторые вещи и не должны получаться, решает вдруг «Святой», достаточно, что они просто чувствуются.
– Да. Я вижу. Больше, чем раньше.
– Это хорошо, – шепчет Эрика, склоняясь к самому его уху. И также как там, в кофейне, зарывается ему, словно своей добыче, пальцами в волосы. Только на этот раз слегка выпуская когти. Вот только его волк совсем не против. Его волк довольно урчит. С этой волчицей ему хорошо. – Хорошо, что ты видишь больше, чем раньше. Может, когда-нибудь ты увидишь и свое место в этом мире.
И, резко отодвинувшись, она разворачивается и быстро, почти бегом бросается в обратную сторону, туда, откуда они со «Святым» пришли минуту назад.
– Эй! – непонимающе кричит «Святой», недоумевая, почему она вдруг уходит. Зачем бросает его. И на кой вообще шла в эту сторону, если ей в действительности надо в другую. Но когда она всё-таки оборачивается, то вместо этих вопросов с его губ срывается совсем другой: – Так твой альфа поправится? Ведь поправится же?
Эрика довольно смеется непонятно чему. Заливисто хохочет на всю улицу, сверкая клыками и бесстрашно обнажая шею.
– Конечно, поправится, Стайлз. На то он и альфа!


Перед самим домом «Святой» притормаживает, поджидая машину Летиции, и последние шаги они идут нога в колесо.
«Святой» как может ободряюще улыбается в ответ на обеспокоенный взгляд Летти. Позволяет Брэду потрепать себя по голове, хоть прикосновения всех, кроме альфы, до сих пор и не входят в топ его любимых вещей. Но при этом Дэйва он шутливо пихает плечом сам. Так что в дом они входят одной большой дружной стаей.
И только близость стаи удерживает «Святого» от того, чтобы ощерить зубы: на диване, словно у себя дома, расселся чертов Дерек Хейл. Чужой альфа на его родном диване.
– Стайлз!
«Святой» замечает шерифа только после того, как тот буквально впечатывает его в собственную грудь. Объятие короткое, но практически выбивает дух. Так что приходится делать судорожный вдох… И только после него «Святой» замечает присутствие в комнате кого-то еще. И собственного альфу, в том числе.
«Святой» настолько сбит с толку собственной реакцией – откуда столько агрессии к чертовому Хейлу? И как он умудрился сразу не заместить Джейка?! – что почти безропотно позволяет старшему Стилински себя обнять. Не мешает тому похлопывать себя по спине, рукам и бокам. Наверно, тот пытается так убедиться в отсутствии существенных повреждений на теле сына, но «Святому» кажется, что его перепутали с ковриком и теперь пробуют выбить из него пыль. Когда шериф задевает рану на боку, «Святой» резко отступает назад, уходя от успевших надоесть прикосновений. Не то чтобы «отец» сделал ему слишком больно – бывало и больнее, вот с тем же Дереком, к примеру, и бывало – просто он по-прежнему следует самому главному правилу своей жизни: можешь избежать боли – избегай/убегай/отступай. И он отступает.
– Так как прошло? Полнолуние это. – Шериф пытливо заглядывает сыну в глаза, пытается разглядеть там что-то своим родительским взглядом. – Ты, говорят, держался молодцом, да, ребенок? Не то чтобы я в тебе когда сомневался, ты ж знаешь… Что, не хочешь рассказывать? Ну и ладно. Может, потом как-нибудь.
Старший Стилински хмурится, но при этом пытается улыбаться. Странная выходит гримаса, он и сам это чувствует. Но что поделать, он уже привык, что сын никогда не рассказывает ему ни о чем важном – пока сам не захочет. Впрочем… Самое важное они друг о друге итак знают: они есть друг у друга, они семья, они поддержат один другого, чтобы ни случилось. По крайней мере, раньше его сын знал это точно. Ну ничего, если надо, он ему это снова как-нибудь растолкует. Он сумеет. В конце концов, если его несовершеннолетний сын, его маленький ребенок, его дитя смог выжить, пережить всё, что на него свалилось – значит, и Ланс сможет. Всё что угодно сможет. Когда речь заходит о его ребенке – для него невозможного нету. Пусть он и не оборотень. Но он гораздо больше – он родитель. А, значит, он сможет больше, сможет всё, сможет… Что надо, то и сможет.
А пока он смешит сменить тему, которая явно не нравится Стайлзу, на что-то более безопасное:
– Ты есть-то хочешь? Или вы поели… Вы ж поели, Летти?
– Да так, «заморили червячка». Можно было бы и чё-нить посущественнее. Давай что ли картофельного салатика сварганим, а Ланс? Только меня на кухню одну пускать нельзя. Поможешь?
– Да, это да. Как истинный рыцарь спешу прекрасной даме на помощь. Только погоди… Я тут хотел… – Шериф торопливо вытаскивает из кармана какую-то прямоугольную почти плоскую штуковину, небольшую, с ладонь, то ли из стекла, то из металла. – Вот, сын. Это телефон тебе новый. Ну, не телефон, не совсем, это айфон. У тебя раньше похожий был. И очень тебе нравился. Не помнишь? Не важно, – быстро добавляет он. – Я-то больше с рациями дело иметь привык, а в этих современных моделях плохо разбираюсь. Но ты справишься, я уверен. Раз разобрался, как ноутом пользоваться, то с телефоном… айфоном этим… и подавно справишься. Ты у меня парень смышленый. Там номер мой вбит уже. И GPS есть. Ну, это так, на всякий случай. Ну бери, что робеешь?
«Святой» настороженно смотрит на прямоугольник, потом переводит взгляд на Джейка, и только дождавшись одобрительно-ободряющего кивка альфы, берет непонятную гадость в руки. Ну, вроде ничё так. Током не бьется. Не тяжелая даже.
Дэйв тут же лезет к ай-фо-ну своим любопытным носом:
– Последняя модель? Вот класс! Вот это подфартило! Какое приложение первым скачаем?
– Ты ему не игрушками память засоряй, а лучше номера стаи в телефонную книгу вбей, – тут же привычно обламывает энтузиазм Дэйва Летти.
– Да что их вбивать-то? Минутное дело! Я, кстати, видел приложение, показывающее фазы Луны…
– Во этим людям делать не фиг! В окно выглянул – вот тебе и фаза Луны.
– А если днем? Или, к примеру, планы у тебя через неделю, и надо точно знать…
– А приложения, которое показывает какой дорогой ходить, чтоб тебя за эту неделю кирпичом по голове не шандарахнуло, там, случаем нету? Хотя тебе оно уже ни к чему…
«Святой» привычно отступает, давая Летиции и Дэвиду больше места для «общения». Кажется, они реально переживали за него все эти дни, видно, даже не «пообщались» как следует ни разу: вон сколько энергии нерастраченной прет.
«Святой» невольно усмехается, когда ловит взгляд шерифа, который тут же заговорщицки подмигивает ему: мол, ничего-ничего, это они так шутят, даже я уже понял. Он еще успевает махнуть рукой Брэду, когда тот поворачивается и молча скрывается на кухне: всё ясно, пошел готовить обед, не дожидаясь пока Летти отведет душеньку с Дэйвом – конечно, такое ж попробуй пережди. И поворачивается к Джейку. Он хочет, пользуясь моментом, пока все отвлеклись на шутливую перепалку, забраться альфе под локоть, уткнуться носом в подмышку и отогреться, наконец, за все эти дни, пока Джейка не было рядом… и «Святой» был бы при этом в сознании. Но все его планы летят к черту, когда он замечает с какой странной полуулыбкой – вот вроде половинчатой, но радости в ней на две полных, пожалуй, хватит – следит за перебранкой его друзей чертов Хейл. Так радостно. Так спокойно. Удовлетворенно даже. Будто это его стая устроила тут шутливые разборки. Специально, чтоб его повеселить. Да что он вообще забыл на его диване? Является, как к себе домой… усыпляет бдительность его собратьев… пахнет тут, понимаешь ли! Да еще и улыбается при этом!!!
– А меня Дерек чуть не убил в полнолуние.
А заодно точно убил что-то другое – потому что наступившая в комнате тишина, она мертвая, честное слово.
– Ему сказали держаться от меня подальше, а он приперся, подманил меня и чуть без бока не оставил, – продолжает ябедничать «Святой», чувствуя, как от раны и вверх, к самому сердцу разливается какое-то непонятное тепло, какая-то злая радость, жгучая, как кайенский перец и искренняя… такая искренняя… Злорадная, понимает вдруг он.
Шериф делает осторожный шаг вперед, рука его невольно тянется к левой подмышке, будто он что-то пытается там нащупать… пистолет, быть может… или это сердце его беспокоит?
– Дерек… Это правда?
И тут вдруг Летти заходится смехом. Каким-то отчаянным, почти истеричным.
– Ох, ха-ха! Наш мальчик научился «дергать понравившуюся девочку за косичку»! Га-ха-га! Да не обращай ты внимания, Ланс! Ох… Это наши… звериные дела… инстинкты и всё такое… Ха-ха…
Дэйв, каким-то образом умудрившийся оказаться вдруг у «Святого» за спиной, тем временем яростно шипит ему в ухо:
– Ты что, в конец рехнулся? Ты чего добиваешься, придурок? Хочешь своего отца с местным альфой стравить? Или окончательно Дерека против нас настроить?
А чертов Дерек подымается тем временем как ни в чем ни бывало и, мило улыбаясь шерифу, спокойно, даже как-то лениво, наконец-то идет к дверям.
– Мы все устали, шериф. Пожалуй, я заеду в другой раз. – И наконец выметается ко всем чертям.
И только после того, как за чужим вожаком захлопывается входная дверь, «Святой» чувствует в себе силы перевести дыхание.
А вот выносить осуждающие взгляды стаи он сил в себе уже не чувствует. Почему они смотрят на него так? Почему именно на него?! Они ведь его стая! Значит, всегда должны быть на его стороне. И вообще, они первыми пустили чертова Хейла на его диван. И даже бровью не повели, когда он начал тут… улыбаться… Как он смеет тут улыбаться, пока Стайлз…
Додумать «Святой» не успевает. Будто невидимая сила срывает его с места и, подогреваемая обидой и злостью, почти выталкивает на улицу. Через газон. На дорогу. Практически Хейлу под колеса.
У чужого альфы хорошая реакция. А у его машины отличные тормоза. Зато у «Святого» тормоза снесло напрочь. Остались только обида и глупое, иррациональное желание что-то кому-то доказать. Наверно, всё-таки стае. Вот только всё равно непонятно что.
Вы хотели, чтоб я пообщался с Хейлом? Ну ладно…
«Святой» медленно обходит капот, решительно дергает на себя дверцу и медленно, старательно копируя манеру самого Хейла, неторопливо скользит на пассажирское сиденье.
Чертов Дерек только вскидывает брови. Не вопросительно даже, а как-то издевательски.
«Святой» нервно облизывает губы, и вдруг вспоминает Эрику в кофейне. И Дэйв сказал тогда… ну, имелось в виду… что они с ней… «Святой» и она… одинаковые… Только у Эрики это почему-то было признаком силы. А «Святого» даже воспоминания об этом делают слабым. Но что если попробовать? Хотя бы попытаться…
«Святой» расправляет плечи и щурит глаза. По идее, это должно выглядеть «томно». Лапать чужого альфу он всё-таки не решается, хотя волосы у него, кажется, мягкие… легкие… приятные, наверное…
– Купишь мне фраппучино? – он почти добавляет «Чарли», но вовремя прикусывает язык: Хейла зовут Дерек, он помнит. И ему совсем не хочется, чтоб тот решил, будто он такой дурак, что не может даже имени чужого запомнить. Потому что он, в конце-то концов, не такой уж дурак.
Хейл вскидывает брови еще выше. И молчит.
«Святой» тоже молчит. Он просто не знает, что тут еще сказать. Ему и эти-то три слова выдавить из себя стоило огромных усилий.
– Ты серьезно, Стайлз? – Кажется, Хейл догадался, что собеседник уже на взводе и решил-таки проявить милосердие, первым прерывав тишину. – Ты пытался прибить меня пару дней назад. Только что выставил меня из дома. А теперь я должен покупать тебе какую-то сладкую гадость?!
– Можешь, не сладкое, можешь мяса. Я вообще-то есть хочу, а этими «маффинами» фиг наешься.
– О, значит, бургер! Но опять-таки за мой счет.
– А что, – скалится «Святой», в его голове до сих пор звучит обидный смех Летти, – разве «понравившуюся девочку» не полагается водить на свидания? Ну вот и раскошелься!
Хейл даже отшатывается. То ли от агрессии чужой беты, то ли от заявления «Святого». А потом медленно, настороженно подается вперед:
– Ты зовешь меня на… свидание, Стайлз?
– Если там кормят мясом, то да.
Он вообще-то «свидания» видел только в кино, но, кажется, ничего страшного или болезненного в этом нет. Так почему бы ему и впрямь не сходить? Заодно и стае докажет… Ну, что-нибудь он этим точно докажет. Потом как-нибудь разберется что именно.
– Ну хорошо, – Хейл наконец-то заводит машину. – Поехали на свидание.



Даже если всё пойдет по «волчьему» сценарию… Это лишит его воспоминаний навсегда… Это как крушение поезда, когда жертвы оказываются заперты в сплющенных искореженных вагонах… Если ты его укусишь и регенерация сработает – тело просто заменит старые, поврежденные, клетки новыми. И никаких воспоминаний внутри этих клеток, ясное дело, не будет…
«Святой» помнит предупреждения доктора, отговаривающего Джейка от обращения забитого мальчишки. Но понимать их он начинает только теперь, сидя в полутемном зале ки-но-те-ат-ра и уминая второй Биг Мак. На экране как раз рушится, неотвратимо сминается безжалостной гармошкой железнодорожный состав. Из колонок чересчур наигранно вопят какие-то люди. Зато подростки несколькими рядами ниже хихикают очень даже искренне. А «Святой» смотрит на всё это дело, продолжая механически жевать бутерброд, и до него потихоньку доходит…
Это лишит его воспоминаний навсегда…
Из этих смятых купе никто не выберется. Они так и останутся там навсегда. Как тунец в консервной банке. Сплющенные, замаринованные в собственном соку, в своих страхе и боли.
Навсегда.
Дерек привел его в кино – потому что его Стайлз любил кино. И Дерек, видимо, надеется, что приятная, привычная обстановка всколыхнет что-то такое в пацане, что тот вспомнит… ну хотя бы почувствует… себя не совсем чужим…
Но «Святой» сейчас чувствует – что, похоже, останется чужим навсегда.
Все воспоминания Стайлза Стилински остались глубоко, недосягаемо глубоко, где-то там, в запертых искореженных вагонах. И он даже готов признать, что они там есть. На это ведь рассчитывает его «личная» стая – что внутри «Святого» осталась хоть крупица их Стайлза, да? Ну ладно, окей, уговорили, там что-то осталось. В это полнолуние волк даже слышал эти остатки – останки чего-то – как они вопили при виде чужого вожака. Как они рвались на волю.
Они и сейчас орут. Так сильно, как могут. Как им еще только хватает сил. Вот только вопят они на каком-то непонятном «Святому» языке. И поэтому вместо жалости и сострадания вызывают скорее досаду. Это как отдать последние деньги за курсы испанского, а потом приехать на заработки и понять, что все вокруг говорят на французском. И хочется побиться головой об стенку. Сплюснуть голову еще раз, в надежде, что если смять состав по-новой – где-нибудь вдруг да откроется какая-нибудь лазейка. Брешь. Дыра. Проход или пролаз. Вот только…
Это лишит его воспоминаний навсегда…
Еще пару дней назад его это совсем не волновало. Все эти воспоминания были ему не нужны. Как пятая нога его волку.
А потом Полная Луна выглянула из-за туч. И его волк сделал то, что сам «Святой» делать всё это время боялся – копнул глубже. В самый-самый страх. Наплевав на возможную боль, какой бы она ни была. И волку при этом было плевать – испанский там или французский… Волк сказал: там всё-таки что-то есть. Волк сказал: оно еще живое. Волк сказал: не надо слушать – просто почувствуй.
Как чувствовал сегодня, когда Эрика заставила тебя таки поднять глаза.
Как чувствуешь сейчас, в полутемном зале, где слишком ярко бликует спецэффектами экран, где слишком громкие звуки, где слишком много чужих, посторонних запахов – и один из них, это запах чужого альфы. Но при этом ты всё равно чувствуешь…
Чувствуешь, что его присутствие почему-то совсем не злит сейчас.
И когда его человек кладет свою руку поверх руки твоего человека – волк почему-то совсем не возражает. Как не возражал против Эрики, провожающей до дома. И, пожалуй, если б здесь сейчас появился этот кудлатый, Скотт, волк, может быть… Да не, фыркает волк, со Скоттом ты, друг, уже того, перебрал.
«Святой» вдруг понимает, что улыбается. Тупо лыбится, глядя, как на экране, картинно заламывая руки, воет какая-то блондинка. И совсем у нее не похоже на волка, кстати, выходит. Потренироваться бы тебе, деточка.
– Тебе правда нравится фильм? – недоверчиво интересуется Дерек.
– Неа, – продолжая улыбаться, качает головой «Святой». – Прошли отсюда. Уже уши болят от их бахов и взрывов. Даже у меня. Не говоря уже про волка…


«Я хочу тебе кое-что показать», – говорит Дерек, стоит им только выйти на улицу. И, не слушая никаких возражений, настойчиво тащит за руку сначала в машину, а по приезде на место – куда-то вперед. В гараж, понимает «Святой». Это – гараж. Он видел такие в передачах и фильмах.
– Мы нашли твой джип на опушке. Ты врезался в дерево. Когда убегал от Кали. Верней, когда она уже тебя догоняла. – Дерек частит. Слова накатывают друг на друга, как галька в волне прибоя. Но «Святой» всё равно отлично понимает каждое предложение. Ему почему-то очень легко понимать всё, что говорит ему Дерек. – Мы притащили его сюда и отремонтировали. Долго возились. Но каждый… не только я… мы все хотели… Мы считали, что так – правильно. Так что теперь твой СиДжей в отличной форме. Даже лучше, чем раньше. Вот.
Но «Святой» даже не смотрит на машину. Гораздо больше, чем какая-то груда металла, его интересует другое. И он, пожалуй, даже злится на себя, что это «другое» не интересовало его раньше. Как он мог быть так спокоен всё это время? Как же у него получалось? Или всё-таки не получалось… не потому ли схлопотал в бок «старый друг» Дерек?
– Почему вы меня не искали?
Дерек резко замолкает. Затыкается на полуслове. Наконец-то отпускает его руку и отходит чуть вперед. Замирает – и резко разворачивается. Словно атаковать собрался. Вот только не атакует. И спустя пару секунд у «Святого» даже получается втянуть назад когти.
– Мы искали, Стайлз. Мы из последних сил искали. Буквально из последних. И мы нашли. Кали. Это та сучка… В общем, она из стаи альф. А еще профессиональная медсестра. И когда мы прижали ее… Она клялась, что ты мертв. И было очень трудно ей не верить. Потому что она не врала: я слышал ее сердце.
– А что говорило тебе твое сердце?
Хейл вдруг улыбается. Грустно и немного обреченно. Но от этого его улыбка выглядит только искреннее.
– Когда после заверений Кали мозги реально мне отказали – мое сердце напомнило мне, что это не первая потеря в моей жизни. Что оно уже пару раз захлебывалось собственной кровью, не в силах и дальше гнать ее по венам. Когда сожгли мою семью. Убили сестру. Когда пальцы впились родному дяде в горло… Ты был не первой моей потерей, Стайлз. Вот что сказало мне сердце. И я понадеялся, что раз уже переживал подобное раньше – то и в этот раз уж как-нибудь переживу.
Стайлз стискивает зубы так, что скулы сводит. Или их сводит от горькой слюны, наполнившей рот? И он снова чувствует себя «Святым». Потому что снова не может вспомнить нужного слова. Та мутная взвесь, что подымается сейчас из самого нутра, – это что за чувство? Обида? Злость? Растерянность? Это чувство вообще или он заразился от Хейла какой-то ему неведомой дрянью?
А, может, это ревность? Он что, ревнует Хейла к мертвой родне? Тогда он точно рехнулся. Только псих… псих и садист конченный может хотеть… быть худшей потерей…
Вот только все твердят, как же сильно они любили друг друга. Ну как твердят – намекают прозрачно. А разве влюбленные идиоты не мечтают быть для любимых «самыми-самыми»? Всегда и во всем.
– Ну и как, пережил?
– Сам же видишь. Стою тут перед тобой вполне себе здоровый. Дышу. Треплюсь с тобой о делах сердечных. Наверно, пережил.
– Молодец тогда. Поздравляю.
«Святой» резко разворачивается и чуть ли не бегом припускает к выходу. Ему пора убраться отсюда. Пока не выкинул какой-нибудь идиотский фортель. Он сам не знает, не догадывается даже какой – но точно знает, что тот будет идиотским. Пусть он и не помнит ни хрена, но он уже успел подметить, что когда речь заходит о Хейле – «Святой» на другие фортели, кроме как идиотские, и не способен даже.
– Стайлз! – Дерек успевает окликнуть его, когда до спасительной двери остается лишь пара шагов.
И «Святой» замирает будто по команде. Словно Хейл – его альфа. Волк на такое предложение возмущенно щерит клыки. Но тот другой… тот, кто глубоко внутри… тот Стайлз, которого окликнул Хейл… он даже рад, он, пожалуй, хотел бы…
– Ты был не первой моей потерей. И я не буду даже пытаться эти потери сравнивать. Каждая боль… она была особенной. Разной. Каждая потеря болела по-своему. Понимаешь, Стайлз?
Стайлз не понимает.
А вот «Святой» очень даже. «Святой» знает и помнит – ох, никогда не забудет – много разных болей. И Хейл прав: каждая из них болела по-разному. Каждая была особенной. Поэтому «Святой» понимает.
– Я не буду говорить, что ты был худшей моей потерей. Рассказывать, как я тут по ночам… Черт! Нет, я не буду этого делать! Потому что дело-то не в этом. Всё дело в том, что я только думал, что пережил. Я же «упрямый придурок», ты сам так всегда говорил. И на чистом упрямстве я существовал все эти месяцы. А потом… Я чинил тачку под привычный треп Эрики… В тот вечер была ее очередь присматривать за мною. Потому что даже мои беты не верили мне, когда я клялся и божился, что переживу. Что ты просто очередная потеря, которую я как обычно переживу. Я колупался в твоем стареньком джипе, уже просто от нечего делать, когда Скотт позвонил. Нес в трубку какую-то ахинею. А я понять не мог, отчего вдруг расплакалась Эрика. Она плакала и смеялась. И всё повторяла, что «знала, точно знала». Что уж она-то «никогда не сомневалась»… Я не помню, что говорил Скотт… Я сам себя не помню. Осознал себя только в твоей спальне. И долго не мог сообразить, что я там делаю. Какого черта поперся туда… Я ведь ни разу к твоему дому не ходил… После того, как тебя… не стало с нами. Я помню, что хотел уйти. Жутко хотел выбраться оттуда и рвануть куда-нибудь в лес. Потому что в твоей комнате пахло тобою – но запах был… застарелый такой. Пыльный. Заброшенный. Почти неприятный. Потому что от него какой-то обреченностью несло. Противненький такой душок. Это как любимым парфюмом забрызгать котячью метку. Эта кошачья дрянь обязательно всю прелесть любимого аромата перегадит. В моих воспоминаниях ты пах иначе.
Дерек медленно подходит ближе, осторожно так, будто и впрямь к коту подбирается. И непонятно пока, то ли за шкирку трепать начнет, то ли вылизывать примется. Дерек замирает позади «Святого», проводит носом вдоль шеи, вбирая запах. И «Святой» сам не знает, отчего дрожит… Щекотно, наверно. И страшно. «Святой» боится. Самого себя боится. Сердце испуганно замирает, когда нос Дерека утыкается в висок. И Хейл шепчет прямо ему на ухо:
– А вот сердце… сердце твое стучало также. Совсем-совсем, как раньше. Я услышал его, когда вы еще до порога дойти не успели. И понял вдруг… не вспомнил, нет… просто осознал наконец, что нес мне по телефону Скотт. И отчего истерила Эрика. И какого черта я торчу в твоей спальне, мертвой хваткой вцепившись в твою футболку. И вот в тот момент-то я и понял, что ни хрена… ни хрена я не пережил… Я просто переждал. Как скованная льдом река пережидает зиму. А по весне безжалостным потоком сметает на хрен всё и вся, что попадается на пути.
– Почему ты меня не искал? Ну почему?!! – вся боль, вся-вся, что только «Святой» знает и помнит – выплескивается в этих словах. Вырывается тем самым «безжалостным потоком».
– Прости меня. Прости, детка. Но я даже не успел осознать, что я тебя потерял. Я вцепился зубами в дела стаи, в работу, в твой джип, в какую-то херню… словом, во всё, что только помогало мне не понимать, не осознавать, что я тебя потерял. Потому что если бы я действительно это осознал… – Дерек вздрагивает всем телом, будто после долгого пребывания на морозе он вернулся в тепло – и теперь из него выходит весь холод. – Мне даже сейчас страшно думать об этом… Страшно вспоминать…
– Мне тоже, – перебивает вдруг «Святой». И решительно отстраняется, отходит от Дерека. Им лучше пока побыть на расстоянии. «Святому» лучше побыть на расстоянии от Дерека. Ему так думается лучше. Черт, ему так даже лучше дышится. – Мне тоже страшно вспоминать, Дерек. Вспоминать, что со мной было, пока ты тут осознавал. Можешь заодно и это осознать. А мне домой надо. Скотту и Эрике привет.
И «Святой» наконец-то открывает эту чертову дверь и выскакивает наружу.


На этот раз он не идет домой. Не спускает волка с поводка. Наоборот – загоняет поглубже. Ты сегодня уже нагулялся, мой милый. Я дал тебе волю – и гляди, к чему это всё нас с тобой привело. Сначала в Полнолуние. Теперь вот с этим «свиданием». А дома ведь альфа ждет. Он ждет ведь, ну правда?! Джейк любит нас с тобою. Нас – а не каких-то там Стайлзов Стилински. И мы его любим.
А мы его любим?
Мы вообще кого-нибудь любим? Мы это умеем? Или этому нужно учиться, как чистке зубов или завариванию чая? Мы…
А кто мы?
От незнакомого, непривычного звука он вздрагивает всем телом. Потому что эта дрянь, она еще и дрожит мелкой дрожью. Его айфон. И светится.
«Святой» медленно, настороженно вытаскивает его из кармана, присматривается. И тыкает в «Принять». Как-то так отвечает на телефонные звонки Джейк. У него другой «айфон», который вроде как и не «айфон», но…
– Эй, малыш, тебя хоть этой штукой пользоваться-то научили? Или просто впихнули в руки в надежде, что сам разберешься?
Из айфона слышится густой зычный смех. И кажется, что этот смех сейчас хлынет за края прямоугольника, окатит ноги «Святого», расплещется вокруг.
– Ну что, ребенок, никак не призвал мамашу Меркло? – голос обволакивает, завораживает, словно заставляет поднести айфон ближе. – Ну что, поболтаем? Только ты и я, наконец. Твой альфа сильно мешал нам в прошлый раз. Но мамаша Меркло терпелива. Нетерпеливым мамбо не стать. Я достаточно долго ждала, как думаешь, мальчик? Ты уже готов поболтать со мною?
«Святой» пытается сглотнуть, смочить слюной пересохшее горло – но нечем. Во рту сухо. В голове пусто. Только голос, этот голос – вот уж чего полным-полно.
– Так хочешь поболтать?
– О чем? – наконец-то выдавливает из себя он.
– Ну вот хотя бы о том, как мне тебя называть. Я же должна как-то к тебе обращаться в разговоре. Так как мне тебя называть?
Он всё-таки сглатывает, с трудом, через силу, но у него получается – сглотнуть и ответить:
– «Святым». Меня так зовут… Назвали «свои», и так зовут.
Из айфона снова слышится смех. А затем густой зычный голос – «Святой» его даже вспомнил уже – вкрадчиво спрашивает:
– А хочешь я наконец познакомлю тебя со Стайлзом, а, «Святой»?
И всё, что он может – это просто кивнуть в ответ.

Вопрос: Для подпитки авторского вдохновения просто ткни в кнопочку

1. тык		117	(100%)
Всего:		117

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, «Святой»

---

Милый, вот что купи мне на 8 Марта...

01.10.2013 в 11:27

Пишет  Diary best:

Пишет  pandor-@:

Каждый раз, когда я еду в Россию, китайские друзья просят разузнать информацию об очередной клинике, которая занимается лечением бесплодия. В Китае проблема бесплодия стоит очень остро: уж не знаю, почему, но в последнее время и фильмы, и сериалы активно снимают на эту тему, и клиники всяческие вырастают, словно грибы после дождя. Но плоды (а, точнее, тот самый драгоценный плод) лечение дает не всегда, вот и обращаются китайские семьи к иностранной медицине – в частности, к русской.
Но если все методы уже перепробованы и ничего не помогает, то можно…нет, не усыновить, а попросту купить ребенка. Купить ребенка – это быстро и просто, не нужно стоять в очередях, не нужно проходить проверку у органов опеки, не нужно заполнять бесконечные бумажки, можно выбрать понравившегося младенца из десятков предложений.
На куплю-продажу в китайских деревнях (в городе с таким явлением я еще не сталкивалась) выставляют исключительно младенцев-девочек. Причин тому немало: девочку растишь для чужой семьи, а мальчика – для своей, девочка не имеет права возжигать благовония на могилах усопших родителей, девочка не может заниматься тяжелой физической работой, девочка едва ли заработает для семьи много денег… Кто-то назовет куплю-продажу девочек варварством, но все куда лучше, чем вам кажется. Еще в прошлом веке младенцев-девочек в китайских деревнях безнаказанно топили, и законом это особенно не каралось. Сейчас убивать уже не решаются, зато активно продают.
Приведу пример из жизни: родственники моих друзей живут в деревне, мужу 23 года, жене – 20. Женились они не по любви, а по сговору родных: дело в том, что после 20 мужчина в китайской деревне просто обязан жениться, если он не нашел себе жену, но это выглядит по меньшей мере странно. Семья, несмотря на такой запланированный брак, вполне неплохая, живут мирно. Вот только проблема – девушка оказалась бесплодной. Уже и лечились во всяких клиниках, и к знахаркам ходили, и даже чуть не развелись на этой почве – но в итоге все же сохранили свою не совсем здоровую ячейку общества.
Ребеночка так и не получилось, и тогда на семейном совете было принято решение ребенка…купить. Надо сказать, что как только в деревне прознали, что эта семья не может забеременеть, к ним сразу же на порог начали с поклоном приходить роженицы. Одних пригоняли мужья, другие приходили сами, третьих родители мужа выгоняли из дома… Приходили с предложением купить у них девочку. Плата, к слову сказать, очень скромная: нужно только оплатить роженице пребывание в клинике и саму процедуру родов.
Тут нужно заранее сказать, что узнавать пол ребенка до его рождения в Китае строго запрещено: если врач на такое идет, его могут оштрафовать и даже уволить. Причины просты: если бы каждый мог узнать заранее пол ребенка, количество абортов быстро бы возросло. Девочек никто не хочет, девочки не в моде и не в тренде. В городе, разумеется, это не совсем так. А в деревнях – да.
Но многие врачи все же соглашаются раскрыть завесу тайны над полом ребенка в обмен за солидное денежное вознаграждение. Что, разумеется, приводит к трагедиям.
В результате семья моих друзей купила таки девочку, у которой, между прочим, было аж три старшие сестры. Вот такая неудача – у продавцов рождались одни девочки, а они хотели мальчика. После совершения покупки они еще долго преследовали новоиспеченных родителей, уговаривали взять еще одного ребенка в качестве бонуса, со скидкой. Чтобы от них отвязаться, пришлось даже переехать.
Как же все это оформили документально, спросите меня вы? Да очень просто – дело в том, что деревенское правительство очень радо сложившейся ситуации. Ненужный ребенок стал нужным, у одной семьи убыла обуза, у другой – появилась любимая дочка, все чудесно. В документы ребенка вписали быстро и без всяких проблем.
Печально только думать о судьбах тех, кого некому удочерить…то есть, купить.

Cвое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: интересности

---

Люблю красивые фото

01.10.2013 в 12:33

Пишет  Diary best:

Пишет  Taho:

Млечный путь

Эти замечательные снимки нашей галактики Млечный путь, фотограф Aaron Groen сделал в Южной Дакоте. Почти все летние ночи фотограф проводит любуясь и фотографируя ночное небо.




1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


Страничка автора: http://www.viewbug.com/member/aaronjgroen

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: АРТ

---

В очередной раз тырю картинки

27.09.2013 в 13:08

Пишет  Diary best:

Пишет  Taho:

National Geographic Photography отмечает 125 летний юбилей

В рамках празднования 125-летия National Geographic Photography, редакторы самого популярного журнала о путешествиях отобрали 125 самых известных фотографий, которые с 19-29 июля уйдут с молотка на аукционе christie's.

Все сборы от продаж будут направлены на сохранение огромного архива фотографий которые накопились в National Geographic.

Подборка нескольких фото выставленных на продажу.



1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


13.


14.


15.

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: интересности, АРТ

---

Не знаю, что выйдет - но всё равно тащу в нору

@темы: интересности

---

Красивые арты. Ну как тут удержишься?

25.09.2013 в 04:12

Пишет  Dorinmemo:

Подборка арта

Автор *yu-oka:

+7

Автор *reborn-gp:

+5

ч/б

Автор ~K2Karine:

+12

обзорам

[L]Dorinmemo[/L] постит <a href="http://sterektumblr.diary.ru/p191874743.htm">арт</a>

@темы: АРТ, Teen Wolf

---

Пересматриваю "Метод Фрейда", серию про синхронное плавание

25.09.2013 в 11:29

Пишет  Diary best:

Пишет  Mort:

Про синхронное плавание
Синхронное плавание - очень красивый спорт. Но смотреть его лучше все-таки по телевизору, так как фотографии с него получаются крайне специфические. Например:



И каждая фотка просто клад! Я смеялся от души)

МНОГОФОТО

«О боже! Невидимые яблоки!»

«Уооо! Небо, пролейся дождем! Приди, золото, приди!»

«Легенда такая: мы — лосось, идем на нерест»

«Пятка, что-то ты недоговариваешь?»

«Ну все, судьи, вы огребаете!»

«Кто бросил в воду электрокабель?»

«Эй, операторы! Камеру нужно было под водой ставить!»

«Ты все время все портишь! Ты вообще не из нашей сборной!»

«Я и мой брат-дебил»

— Девчонки, до ВДНХ за триста!

Чёрт, я же утюг не выключила!

Нафиг всё. Теперь я бегунья.

Эй, Судья, а ну положил тройку!

«А давайте плюнем на брудершафт!»

Восставшие из ада

Волан-де-Морт жив!

Ленка, выдыхай! Выступление уже давно закончилось!

(с)

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: интересности, АРТ

---

Это прекрасно!

18.09.2013 в 20:18

Пишет  Ходульный оссан:

if somebody hurts you
Шикарная работа *_*

@темы: видео, Ганнибал

---

Сходила в гости к Danita_DEAN

Наступила осень и Волшебное Дерево начало приносить плоды. Денежное дерево - волшебное дерево, выращенное из моего намерения, расцветшее на моем желании, поможет финансовому благополучию поселиться в вашем доме. Посадите его у себя и наслаждайтесь плодами, которое оно обязательно принесет!


Я тоже хочу такое дерево!

@темы: тесты и гадания

---

«Святой». 2-4.

Название: Я вспомню. Или нет…
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету, я честно попыталась вычитать главу, но заранее прошу прощения за возможные ошибки
Пейринг: пока нет
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, hurt/comfort
Размер: я сверилась с Википедией — это макси
Статус: в процессе
Предупреждения: возможен вынужденный ООС героев (по медицинским показаниям), упоминаются действия сексуального характера, совершенные против воли одной из сторон
Саммари: теперь с проблемой Стайлза будут разбираться уже две стаи...

– Ты знаешь, что такое «якорь»?
Это первый вопрос, который Дитон адресует лично «Святому». До этого он о чем-то шептался со стаей. Под конец к ним даже Джейк присоединился. «Святой» его приближение еще с конца улицы почувствовал, встречать кинулся, как последний дурак… хоть и твердит постоянно, что он дурак не такой… Но альфа только мазнул по нему напряженным взглядом – и промчался мимо на кухню, держать совет с остальной стаей и этим гадким чужаком.
А «Святой» остался один. Поплелся к себе в комнату. Забился в угол кровати. Зализывать раны. Понять бы еще, где именно болит…
А теперь вот этот дурацкий Дитон заявился к нему в комнату, задавать свои тупые вопросы. Ну и шушукался бы себе с его стаей дальше, раз такой умный! Хотя это его стая, его – а не дитоновская. Так что это он, «Святой», должен был сидеть с ними на кухне. Тем более что и кухня-то, если подумать, тоже его.
– Тебе объясняли про якорь, Стайлз?
Дитон присаживается рядом с ним на корточки. Пытливо заглядывает в глаза. Правда, в отличие от «крученой» чужачки – это сразу чувствуется как-то – с объятиями кидаться не собирается. Наоборот, подобрался весь, руку правую чуток назад отставил, и правая кисть хоть и расслаблена вроде, но того и гляди в кулак сожмется. Будто этот Дитон к нападению готовится.
Или сам нападать собрался.
И волк «Святого» тоже сразу становится в стойку. И «Святой» даже не хочет, вот просто не желает – будете знать у меня – брать зверя под контроль. Потому что вовсе не против вцепиться этому чужаку в глотку.
Но он всё же отвечает. Скорей просто для того, чтоб отвлечь от возможной атаки, заболтать противника.
– Да, говорили. И про якорь. И про контроль. И про полнолуние. Я даже знаю, что полнолуние уже сегодня.
– И что ты думаешь сделать своим якорем, Стайлз?
На этот раз «Святой» не отвечает. Потому что просто нечего ответить.
– Какое самое сильное чувство ты испытывал? – пытается помочь Дитон. И уточняет: – Из тех, что помнишь.
На этот раз «Святой» даже не задумывается над ответом:
– Боль и страх.
– Вот как. – Дитон чуть откидывается назад, ни на секунду не спуская со «Святого» глаз. – Оба вместе, значит?
– Так они сильнее.
– Достаточно сильные, чтобы удержать волка? – вопросительно вскидывает брови чужак. А в следующее мгновение резко наклоняется вперед, к «Святому» и резко гаркает: – Или, наоборот, – чтоб окончательно спустить его с поводка?!
Следующее, что понимает «Святой», что он в состоянии осознать – его волка держит альфа. Это не Джейк. И держит он не «Святого», хоть вроде и человеческая спина прижимается сейчас к горячей Джейковой груди. Но нет. Это его альфа держит волка. А сам волк держит его. Затиснул так, что не продохнуть, не выбраться на поверхность. Будто упал в яму в лесу, и тебя засыпает землей, а земля мокрая, тяжелая, горячая, но воздух – обжигающе ледяной, и хоть умом понимаешь, что надо наверх, надо дышать – но земля горячая, а воздух обмораживающий, и ты медленно, но верно – даже пальцем не шевеля – уходишь под землю…
– Дыши, – просит Джейк. И «Святому» до дрожи хочется послушаться. Но волк лишь рычит в ответ… не вдыхая… даже пальцем не шевеля… – Пожалуйста, малыш, вдохни. Это твое тело. Возьми его под контроль.
«Святой» хочет. Хочет знать, что такое собственный контроль. Хочет уметь контролировать… хоть что-нибудь. Хочет назад свое тело.
Вот только волку на его желания плевать. Волк хочет дорваться до чужака. Хочет рвать его зубами. И чтоб горячая кровь текла по подбородку, смывая человеческие боль и страх. Как же его достал этот человечишка с его болью и страхом! Ну сколько можно бояться?! Ну откуда такая любовь к боли?! Он покажет ему – ты только пусти меня, альфа! – и он покажет своему человеку, что бояться не надо. И пока сделают больно – дожидаться тоже не надо. Просто надо нападать первым. И рвать сразу насмерть. От мертвых ни больно, ни страшно. Да пусти ж ты уже меня, альфа!
Альфа рычит. Громко и зло. Обреченно рычит. С болью.
И «Святой» наконец-то теряет сознание.


Он приходит в себя уже на кровати. Чужака в комнате больше нет. Стаи тоже. Только Дэйв, да и тот за дверью. Уселся на полу, прислонившись к дверному косяку. И слушает.
«Святой» тоже прислушивается. Дитон никуда не ушел. Опять морочит его стае головы. На этот раз прям возле лестницы на первом этаже. На кухне, видать, весь чай уже выпили и решили, что больше делать там нечего, хмуро решает «Святой». И осторожно сползает с кровати. Потом тихонько ползет к дверям. Дэйв прав: там лучше слышно.
Дэвид не вздрагивает, даже не поворачивается на «Святого», видно, его волк чувствует, что волк собрата всё еще в отключке после взбучки от альфы. Так что «Святой» подползает поближе и замирает, для удобства устроив голову на Дэйвовом плече.
– Может, нам уехать? – с какой-то непонятной надеждой как раз интересуется Джейк.
– И пережидать полнолуние в придорожном мотеле? – скептически хмыкает Летти.
– Не прокатит, – поддерживает ее Дитон. – Надо было не приезжать вовсе. Якорь – это стабильность. То, в чем и человек, и волк абсолютно уверены. Будь то юношеская любовь или отцовские побои – но это константа. Для «Святого» такой константой теоретически могла бы стать стая. Но для Стайлза… Вы привезли его домой, и это было благое намерение. Но тем самым вы окончательно выбили почву из-под его ног. И его отец, и старые друзья, и косвенно вы сами – вы все практически навязали ему еще одну «стаю». Которая, по сути, была ему и не нужна. Не сейчас, по крайней мере. Вы дали ему волка, Джейк – вот с волком-то в первую очередь и нужно было разбираться.
«Святому» не хочется в таком признаваться, но чужак каким-то макаром умудрился озвучить его собственную позицию. Не нужна ему никакая другая стая! Хватит навязывать ему всяких чужаков! В общем, позиция этого Дитона ему им-по-ни-ру-ет.
– Так в волке-то проблема и была…
– Понимаю. Но полностью доверять Меркло не стоило. Она ведь всё-таки жрица вуду, а девочка-скаут. Вы правда ждали от нее бескорыстного и при этом доброго совета? Стоило посоветоваться с кем-то еще. Да даже со мною, но не привозя сюда Стайлза. Позвонить хотя бы…
– Лады, вашу мысль, как сильно мы все лажанулись, это мы уловили. А какие-то конструктивные предложения, что дальше делать, у вас есть? – Вот за что «Святой» ценит Брэда, так это за ра-цио-наль-ный подход к проблемам.
– Запереть его сегодня в подвале с замками покрепче, – в голосе Дитона слышится мрачная насмешка. – Ну и верующие еще в таких ситуациях предлагают молиться.
– К черту молитвы! – категорически обрубает его Летти. – Где здесь можно найти подходящий подвал?
– В бывшем доме Хейлов отличный подвал. Сам дом после пожара почти на куски разваливается, но подвал там до сих пор что надо. Хейлы знали, для чего – верней, для кого – строить-то. Я свяжусь с Дереком, мы всё обсудим. Часам к шести за вами заедет Скотт, покажет куда ехать. Заодно познакомит с ребятами. Наши беты помогут присмотреть за Стайлзом. – Кажется, кто-то собирается возразить («Святой» и сам не прочь возразить), потому что Дитон поспешно добавляет: – Я считаю такие меры предосторожности необходимыми. Потому что альф сегодня к Стайлзу подпускать нельзя.
Внизу повисает тишина. «Святой» чувствует, как напрягается плечо Дэйва под его подбородком. И по тому, как начинает ныть от напряжения лоб – понимает, что и сам успел недоуменно наморщиться.
– Да поймите вы: мы не знаем, что делать с ним-бетой, а если он случайно получит силу альфы? Или вы вправду считаете настолько невероятным вариант, что он сможет справиться с альфой в том состоянии, что будет ночью? Ну, так напоминаю, мы не знаем, в каком именно состоянии он будет этой ночью. Поэтому вы и привезли его сюда. И поэтому я предлагаю перестраховаться и не пускать к нему альф. Мы запрем его в подвале и выставим по периметру бет.
– И если что – то он порешит бет, – издевательски констатирует Джейк.
– Вы же альфа, мистер Холланд. Более того, вы – военный. Я даже не буду уточнять, что «бывший», потому что бывших военных не бывает. Уж вы-то должны понимать, что любая военная операция несет в себе определенные риски. И требует определенных жертв. Не хотите рисковать – подмешайте ему снотворное в чай и придушите подушкой во сне. Что нос воротите? Уверен, вам уже даже предлагали нечто подобное. Но раз Стайлз до сих пор жив и чай, наверняка, пить не боится – то этот вариант вас не устраивает. Ну, а меня – и, поспешу вас заверить, всех местных охотников заодно – не устроит вариант со страдающим амнезией альфой-шаманом. Это беты находятся на полной ответственности альф. И мы все – включая Хейлов и меня – бессовестно этим пользуемся, не докладывая о волке-шамане охотникам. Но если вдруг он сам станет альфой… – Дитон на минуту умолкает и уже мягче продолжает: – Я не говорю, что он этого хочет. Будто он втихаря строит каверзные планы, как перебить вас при первой же возможности. Я говорю о случайности. Всё его нынешнее положение – это, по сути, одна большая, затянувшаяся во времени случайность. Которую пора уже наконец-то прервать.
Дитон заканчивает свои уве-ще-ва-ния. И вся стая – включая подползших к самим ступеням Дэйва и «Святого» – ждет решения альфы.
– Хорошо, – вздыхает Джейк. – Сегодня я останусь дома.


Несмотря на подлые намеки Дитона про чай, завариваемый стаей для «Святого», тот пьет свой напиток со спокойной душой. Назло всем врагам, так сказать. И даже не пытается распробовать в нем незнакомые вкусовые нотки. Ни фига, он доверяет стае. Тем более что чай еще утром заваривал шериф.
«Святой» давится давно остывшей горечью и пытается перестать обижаться. В первую очередь на Джейка. Который опять бросил его одного. Будто мало ему, что он и вечером его бросать собирается. Снова уехал к той, «личной», стае. Правда, он звал его с собой. Опять звал его с собой. И «Святой» предсказуемо опять отказался.
А теперь вот сидит на пустой кухне, пьет остывший чай и пытается не обижаться. Не обижаться на Джейка, по которому всего за одну ночь успел почему-то жутко соскучиться. Он и не знал даже, что может так скучать по кому-то. И за это он тоже старается не обижаться – на самого себя. Потому что не может контролировать даже собственные чувства. Не обижаться на Дэйва, который снова уткнулся в свой бук, раскидав по экрану целый «ворох» страниц – и из-за этого самому «Святому» попользоваться ноутбуком в ближайшее время не светит. Не обижаться на Брэда, который ушел неизвестно куда, «передумать, чё тут творится» – и теперь не к кому привалиться плечом, не с кем молчать. А ведь молчать с кем-то – это гораздо, гораздо приятней, чем одному. Не обижаться на Летти, которая уходить как раз никуда не хочет. Уже девятый раз проходит мимо кухонной двери, пытливо заглядывая внутрь, мол, ну когда ж ты уже напьешься, радость моя?! И, наконец, не выдерживает:
– Стайлз, а, может, зря ты не поехал с Джейком? Взглянул бы на эту пресловутую стаю. Убедился бы что не такие уж они и страшные. Съездил бы, а? Хочешь, я тебя свожу?
«Святой», насупившись, яростно мотает головой.
Летти медленно подходит ближе, осторожно присаживается за стол, будто боится, что «Святой» ее прогонит. Или сам сбежит, что вернее.
– Не хочешь к старой стае?
– Мне и с новой хорошо, – мрачно бурчит он.
– Ну да, мы все славные ребята. И я рада… очень… что мы тебе нравимся… Но ведь тех, других, ты даже не видел толком? Если мы хорошие – это ведь не значит, что все остальные плохие.
– Этот Дитон сам ведь сказал, что та стая мне и не нужна. Чего ты ко мне прицепилась? Только больше путаешь меня! Хватит мне навязывать! Этих вот навязывать… И вообще! Мнение свое навязывать, вот! Дались вам эти… эта… стая та! Нам и без них хорошо было! А теперь Джейк с ними времени больше проводит, чем со мною. И ты только о них и говоришь. И Дэйв! Забрал у меня ноут, а сам там про них ищет, я видел! Про пожары всякие и животных диких. Не удивлюсь, если Брэд, и тот к ним «передумать» поперся! И чё вы в них нашли-то все, а?! Медом они вам все обмазанные! Так и липнут! Не плохие они, да? Не все, так говоришь? Ну так и «свои»-то не все плохими были. Но те, которые были… какие плохие… со страхом, с болью… – У «Святого» сбивается дыхалка и говорить он начинает с трудом, запинаясь, как раньше подолгу подбирая-вспоминая слова. – Зачем? Зачем они мне? С чего, ну с чего ты взяла, что они будут лучше? Да-да, не попробуешь – не узнаешь. Но от добра добра не ищут. – Он нервно смеется, вспоминая дурацкую пословицу Джоджо. – Не хочу пробовать. Ты говоришь: а вдруг они хорошие? Ну а я говорю: к черту пробовать то, что может оказать плохим. Мне и так хорошо, слышишь? Так на кой мне то, что может всё испортить?!
В доме… вот вроде не тишина: телевизор работает, холодильник гудит, во дворе соседском кто-то тявкает, спам рвется на Дэйвов ноут противной рекламной мелодией – но все эти звуки, это не то. А те звуки, которые сейчас нужны… «Святой» не знает, что сказать. Он вроде уже всё сказал. Джейка и Брэда, у которых обычно легче всего получается подобрать хоть пару, но правильных слов, вообще нету в доме. А Дэйв наверняка сейчас привычно кусает губы в кровь (благо они у оборотней регенерируют хорошо), он, может, и порывается что-то сказать, но это ведь Дэйв, что он тут скажет?
Тут Летиции говорить надо.
– Стайлз, – осторожно начинает она. И чувствуется, что Летти тоже подбирает (почти на ощупь), вспоминает (из собственного жизненного опыта, такого важного сейчас) нужные слова. – Но ведь жизнь – это не только стая. Тебе ведь… придется… придется жить… с нами, да, мы тебя бросать не собираемся, ты не подумай! Но тебе всё равно надо… да хоть за хлебом самому уметь сходить! Ты ж никуда не выходишь один… Если со стаей – так и ночью на улицу под ливень. А если сам… Куда ты в последний раз выходил сам, а?
– В туалет, – бурчит «Святой».
– Ты это прикалываешься сейчас или и впрямь всерьез? – хмурится Летти.
Не дождавшись ответа, она резко встает из-за стола, будто подпрыгивает со стула, и принимается носиться по кухне, словно… дурацкое сравнение, но да – словно зверь по клетке. «Святой» видел что-то подобное в передачах про животных.
Его волку нравились передачи про животных. Нравилось чувство превосходства, которое они позволяют ему испытывать. После слабости и хрупкости доставшегося ему человека – эти эмоции лились бальзамом на его душу. На его звериную душу – чувствующую, но чувствующую цинично. Знающую, что в природе (и в дикой, а в цивилизованной тем более) выживает сильнейший. Ни одно из виденных на экране животных не пугало волка «Святого», тот знал, что намного сильнее их. Эволюция, бог или дьявол, природа или небо – нечто позаботилось, чтобы он был вправе считать себя сильнейшим хищником на земле. Но при этом волк «Святого» никогда не забывал, что он – не единственный представитель этих самых сильнейших хищников.
И вот теперь еще один представитель его рода досадливо мелькает перед глазами, напоминая скорее какую-то кошку – чем достойную во всех отношениях волчицу.
«Святой» нехотя, словно лениво жмурит глаза. И чувствует, как внутри подбирается волк. Ему не нравится, что Летти ведет себя, как какая-то кошка – но и сам он сейчас напоминает себе кошака: и этот ленивый прищур, и боевая стойка на мельтешащую перед глазами «игрушку»… так и хочется прихлопнуть ее лапой…
«Святой» резко встряхивает головой, пытаясь стряхнуть волчьи желания, которые так и лезут в голову. Значит, вот как действует дурацкое полнолуние? То самое приближение Полной Луны? Волк так и лезет наружу, а тебе всё трудней запихнуть его обратно. И окружающие будто сговорились, чтобы тебе помешать «контролировать внутреннего зверя».
Летиция, краем глаза заметив движение «Святого», замирает и пару секунд просто смотрит в глаза. Тоже не лучший вариант: глаза в глаза-то.
– Стайлз, – вдруг зовет она нарочито ласково, – а давай поиграем?
– Я тебе кошка, что ли? – он, да и его волк тоже, всё еще не могут простить себе всплывших недавно кошачьих повадок. А тут еще и кошачье любопытство атакует: – А во что?
– В стороны света. Вот, – резкими, рваными движениями Летиция почти срывает с себя черные старенькие электронные часы, чересчур громоздкие даже для нее, не говоря уж о руке до сих пор не восстановившегося подростка, – возьми-ка. Да бери ты! Просто в руке держи. Вот видишь здесь секунды? Ты же знаешь, что такое… ну да… ладно, проехали! Играть будем так. Ты сейчас выйдешь во двор. С этими вот часами в руках. Станешь спиной к двери и будешь так стоять минуту. Засечешь по часам, договорились? Потом станешь к дому правым боком – и еще на минуту. Потом левым. Опять минуту. И последнюю минуту – спиной к дороге. Договорились?
Когда в проеме кухонных дверей мелькает макушка Дэйва, «Святой» на секунду отвлекается от изучения Леттиных часов. Тот явно чем-то обеспокоен, даже хочет что-то сказать, но Летти предостерегающе рыкает на него, и пацан быстренько ретируется подальше. Впрочем, судя по звуку суматошно колотящегося сердца – не слишком далеко.
«Святой» снова переводит взгляд на часы. Он знает, что они как армейский нож Брэда – тоже «наследие». И, также как и Брэд свой нож, Летиция никому их не дает. Особенно на «поиграться». А тут вдруг сама предлагает. Это проявление доверия, да? Вот так оно и выглядит, это «доверие», верно? Странное слово, с которым все так носятся – потому что за ним стоят такие вот хорошие поступки? Раньше Летти ему не доверяла. Еще вчера в торговом центре она держала его за руку, не доверяя ему контролировать себя самому.
А теперь она доверяет ему контролировать свои часы.
– А если я выиграю?
– Спеку тебе бисквит. Лично. Я и на кухне – представляешь? Вот Дэйв нахохочется! Ну? Согласен, что ли?
– А если ты? – подозрительно щурит левый глаз «Святой».
– Я тебе проигрыш прощу. Я сегодня добрая. Так согласен?
– Просто стоять?
– Ровно по минуте.
– Это пока в секундном «окне» не будет такая же цифра, как на момент начала?
– Вот именно. Только головой не вертеть! Глазами смотри куда хочешь, а голову держи прямо.
– А бисквит, он вкусный?
– Вот выиграешь – и узнаешь.
Волк «Святого» радостно сигает внутри (он, по сути, еще такой щенок, оказывается), ласково щекоча лапами нутро. От этой щекотки хочется смеяться, но, чуя напряжение волчицы, «Святой» позволяет себе только робко улыбнуться.
– Так я пойду?
– Ага, начинаем.
«Святой» радостно несется на улицу. Порог «выпит залпом», как первые полкружки прохладной воды после долгой тренировки. К середине дворовой лужайки он, впрочем, замедляется. Последние шаги делаются уже осторожно, не торопясь. Может, это и жульничество, но прежде чем замереть спиной к дому, как было условлено, волк обводит округу быстрым цепким взглядом, настороженно тянет носом – и удовлетворенно кивает сам себе: всё путем, опасности не видать.
«Святой» замирает на месте, выставив перед собой руку с часами. Тринадцать, четырнадцать… Ну, понеслась!
Первая минута проходит спокойно. А чего волноваться-то? Спину прикрывает стая (волк чует их присутствие в доме), впереди тоже опасности не видать. Через пару дворов налево какой-то мужик поливает лужайку. Справа тянет подгоревшими

бейглами

бейглами [прим. авт.: выпечка в форме тора из предварительно обваренного дрожжевого теста, популярен в США, Канаде, Великобритании]. Вон машина завернула из-за угла, пару секунд – и проедет мимо. Обычная машина, пахнет железом. «Святой» привык к таким, пока они с Джейком колесили в поисках мамбо, ответов и прочих «маяков». Сердце бьется ровно. Дышится легко. Рот наполняется слюной, пока в голове крутятся всякие вкусные картинки, из которых он пытается выбрать те, которые, по его мнению, лучше всего опишут «бисквит». Это же что-то сладкое, да? Он видел нечто с такой надписью в кондитерском отделе одного из супермаркетов, в которых бывал во время путешествия вместе с альфой. Только то пахло невкусно. Холодной химией. А Летиция сказала «спеку». Значит, это будет горячим.
…двенадцать, тринадцать… Поворачиваемся так, чтоб, значит, правым боком…
Странно, но так как-то хуже стало стоять. Конец улицы виден хорошо, но вот ее начало… Там, конечно, ничего страшного… и даже быть не может… Но как-то неуютно. А секунды как назло что-то медленней поползли. И что там делает чужак с поливалкой? «Святой» старается прислушаться, но вода, будто нарочно, сбивает, заглушает звуки. Точно нарочно? Или всё же не стоит волноваться? Нет, конечно, не стоит волноваться. Стая рядом. Летти спечет ему бисквит. Пятьдесят шесть, пятьдесят семь… Но как всё-таки неудачно он вышел поливать, не мог что ли подождать до вечера? Четыре, пя… Ох ты ж блин! Чтоб не сказать круче! Дурацкая машина. Пока прислушивался к звуку воды – пропустил приближение машины. Нет, она просто проехала мимо, но ведь он умудрился ее не заметить. Что еще он может не заметить? Нет, лучше даже не думать о таком. Лучше думать об…
…одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Всё!
Хотя нет, еще только левым боком. Ладно, это не может быть хуже, чем правым. Тем более что с этой стороны больше видно дом: это крыло у него длиннее. И чужака со шлангом теперь видно хорошо. Больше не подберешься ко мне исподтишка! Правда, теперь не видно дома наискосок, где бейглы готовят. А ему сготовят бисквит. Вот только… Хейлов ведь, кстати, сожгли. У Дэйва на ноуте даже картинки были. Не совсем Хейлов, дома их обгоревшего. Ну и пакеты пластиковые. «Святой» не успел посчитать сколько их там. Но почерневший дом смотрелся жутко. Точно ли бейглы готовят в том доме? Летти успеет, если что, забрать поливалку у чужака, чтоб их логово потушить? Да ладно, фигня всё это. Просто стоим и считаем. Эти чужаки жарили свой обед еще до того, как он вышел поиграть во двор. И, наверняка, не они одни. Но ведь раньше этот факт его почему-то не заботил? Проезжающие мимо их логова машины, огонь по соседству, вода, заглушающая звуки… Всё это было и раньше. Но раньше он об этом не думал. Потому что раньше вокруг была стая. Вокруг были стены. Стая прикрывала спину. Стены создавали иллюзию защиты от чужаков.
А теперь нет ничего. Только часы в руке. И секунды в электронном окошке. Двадцать два, двадцать три… Время будто замедляется. «Святому» почему-то казалось, что оно должно течь… ну, равномерно… как вода, когда не подкручиваешь кран… Вон он, мужик с поливалкой, так и косит, гад, в мою сторону. На меня? Да нет, вроде мне за спину… Мне за спину?! А что там? Там кто-то есть? Я не услышал его так же, как ту машину? Вот черт, а голову-то повернуть нельзя! Ну почему так, почему? Почему когда сосредотачиваешься на зрении – упускаешь какой-то звук? Или запах? Почему нельзя всё сразу? …сорок семь, сорок восемь… Когда кончится эта дурацкая минута? Он протянет, он сможет. Он сильный. Или не он – но пусть хотя бы волк. Его волк сильный. Он защитит его. И стая рядом.
Если только они успеют. Если не будет так же, как тогда на складе. Когда чужаки смогли провести даже альфу. И взяли в круг всю стаю.
Он чувствует Летти и Дэйва – один, два – но он чувствовал их, и когда он были в круге. Что если пока он здесь – с ними что-то случится там? Зачем он согласился играть в эту дурацкую игру? Зачем он вышел из дома? …девять, десять… Зачем отошел от стаи дальше, чем в состоянии их увидеть или услышать?
Тринадцать.
Осталось только спиной к дороге. Только минута – и он выиграет. Он откуда-то точно знает, что Летти хочет, чтобы он выиграл. И Дэйв, хоть и испугался, когда Летиция предложила «Святому» поиграть, но Дэйв тоже хочет, чтобы он выиграл. Наверно, и альфа – его Джейк – хотел бы того же. Откуда он это знает? Он так чувствует. Та его часть, что не такой дурак, как всё остальное в нем. Он выиграет. И кинется к дому. Осталось не так уж и много… семнадцать, восемнадцать…
Вот только спина открыта.
Так и тянет нервно обернуться. Ему хочется вертеть головой. Ему это надо! Он должен знать, что там сзади ничего нет.
Как было важно знать – что ничего страшного нет справа. А потом с другой стороны. Рука с часами безвольно опускается. Какой бы стороной он не стоял – всегда будет «сзади», доходит вдруг до него. И не всегда там «сзади» будет стая. Это Летти пыталась ему объяснить?
Тридцать три, тридцать четыре…
У него сбивается дыхание. Что-то противно холодит лопатки. Пот, скорей всего. Если только сосед не подобрался к нему незаметно со своей поливалкой.
Тридцать девять…
Я на улице, Летти. Один. Ты ведь этого хотела? Ты этого хотела, а Дэйв этого боялся. Я тоже этого боялся. И знаешь что? Я и сейчас этого боюсь. Мне страшно, Летти. За что ты со мною так? Почему нельзя было подождать с этой дурацкой игрой до завтра? А лучше – отложить ее на неделю. На месяц. Не играть в нее вовсе! Я согласен не играть в нее вовсе, слышишь? Да, ты права: со стаей и во двор под ливень не страшно. С тобой или Джейком можно и в другой конец страны или даже в полный «крученых» чужачек торговый центр. А один…
Один, два…
Один я никуда не хочу. Мне страшно одному. Разве тебе из окна не видно, как меня трясет? А меня трясет? Ну да, это дрожь. Я хочу в дом. Хочу чаю. Хочу под Джейково одеяло. Чтоб пахло альфой. Чтоб тепло, тихо и никому меня не видно. Хочу, чтобы пот перестал застилать глаза, я ж так уже почти ничего не вижу. Я хочу…
Тринадцать.
Он был уверен, что после этого сразу кинется в дом – но ноги вдруг подгибаются, и он просто садится на землю. Всё. С игрой всё. И со страхом почему-то тоже – всё. Выгорел весь. Одна апатия осталась.
И Дэйв с кружкой воды.
– Не обижайся на нее, Стайлз. Она хотела как лучше. У нас так Брэда от посттравматического стрессового синдрома лечили. Профессиональный психолог ему такое прописывал. Чтоб, значит, попробовал – и сам убедился, что ничего тут страшного нет.
«Святому» хочется захохотать истерично. Ничего страшного? Тут? Да всё самое страшное как раз тут-то и находится!
Только вот где тут? Вряд ли на этой лужайке. Может… у него в голове?..
Вслед за Дэйвом из дому выходит Летти. Подымает из травы свои часы (когда он успел их выронить?) и устало (кажется, она даже больше устала, чем сам «Святой») просит:
– Идем в дом, Стайлз. Примешь душ. Выпьешь чаю. Я даже спеку тебе бисквит. Я ж обещала…
«Святой» делает всё, как она говорит. После «игры» это уже не страшно. Вот только всё равно хочется к альфе. Сейчас – еще больше, чем утром. Поэтому после душа он спускается пить чай, кутаясь в Джейково одеяло.
– Я хочу к Джейку.
– Он поехал к твоей прежней стае. Им надо уладить… приготовиться, в общем.
– Я хочу к Джейку, – глухо повторяет «Святой».
– Он скоро приедет.
– Как вчера? Приедет, поговорит с тобой – и уедет снова?
– Он побудет с тобой. Обещаю, Стайлз. Даже если мне придется притащить его к тебе за шкирку.
– Он же альфа, – недоверчиво улыбается «Святой». Вот только улыбка выходит какой-то… усталой.
– А я волчица, заботящаяся о волчонке. Перед таким даже альфа не устоит. – Она неловко, неумело совсем, гладит его по отрастающим волосам и просит: – Ты только потерпи.
Но «Святой» устало мотает головой:
– Я хочу к Джейку. И раз он не приезжает ко мне – давай мы поедим к нему?
– Он – с твоей – прежней – стаей, – медленно, с расстановкой повторяет Летиция.
– Ну и что? – пожимает он плечами. – Ты ж сама хотела, чтоб я их увидел.
– Да, – настороженно кивает Летти. – Я и сейчас хочу. Но еще больше я хочу, чтоб ты понял, почему я так хочу. Чтоб не обижался на меня. Просто понимаешь, Стайлз… наверно, это плохой пример… но ты ведь знаешь, мы с твоим отцом… ну… Дэвид ведь тебе про спаривание передачу показывал, да?
– У вас был секс, – усмехается «Святой». – Вчера. Мы все это поняли. И по звукам, и по запаху.
– И ты знаешь, что такое секс?
– Знаю, – возле губ залегает горькая складка. Мешает улыбаться правдоподобно, так, чтоб Летти поверила. – Знаю еще с тех пор, как жил у «своих». – Он не хочет ее расстраивать, но всё равно уточняет, он просто хочет быть с нею честным, она же член его стаи. – Я не понимал тогда… Но теперь – понимаю. И знаю, да. Ты хочешь поговорить со мной о сексе? Я вряд ли тебе что посоветовать могу. Просто постарайся горло расслабить, тогда не так больно. И дышать по очереди: то ртом, то носом. Потому что иногда запах…
– Нет, – жалко кривится Летти. И, кажется, она сейчас заплачет.
«Святой» не хочет, чтоб она плакала, ему искренне жаль, что он не может ей посоветовать что-то умное. Просто он тогда такой дурак был, плохо понимал, что делает. Но если она согласится подождать, то он может попробовать сейчас… вот с Джейком, к примеру, с ним должно быть не так… больно и страшно… Он попробует и тогда сможет посоветовать ей что-то получше.
– Нет-нет, – качает головой Летиция. – Не надо советовать. И вспоминать – не надо. Забудь это, Стайлз. Просто забудь. Такое случается. Со мной вот тоже случилось. Но больше такого не будет. Я тебе точно говорю. Не вспоминай. Просто верь. Мне. Джейку. Брэду. Даже нашему Дэйви. Верь нам. – Она медленно выдыхает, закусывает нижнюю губу и всё-таки решается: – И, пожалуйста, я прошу тебя, в то, что мы говорим тебе о прежней стае – тоже верь.
Она быстро тянется к его кружке, делает пару глотков, досадливо морщась (всем своим видом демонстрируя: ну как он может пить эту гадость?) и продолжает:
– Знаешь, я очень долго не могла заниматься сексом после того… что случилось. Я боялась. У меня тоже есть вещи, которых я боюсь. И также как и ты я предпочитала просто не делать того, что боюсь. А потом случился твой отец. Обычно, когда мне начинал кто-то нравиться, я просто начинала его избегать. А здесь сбежать не получилось. Из-за твоей… ситуации… мы оказались словно заперты в одном доме… Пару раз столкнулись на лестнице. Он обратился ко мне за советом, что приготовить на ужин. Пока вы с Дэйвом делили свой дурацкий ноут, мы немножко обсудили подрастающую молодежь… Ну и вечером потом… А потом у нас случился секс. Джейк говорил, что рано или поздно я встречу кого-то, с кем смогу. И надо просто не торопиться, не требовать от себя слишком многого. И как всегда оказался прав.
– Он же альфа, – снисходительно, словно ребенку, поясняет «Святой».
– Ну да, – усмехается Летти, – наш славный альфа. Просто я всё это к чему? Вчера я поняла, что могу заниматься сексом. И даже получать от этого удовольствие. Я, оказывается, до сих пор это могу. Это не значит, что теперь я пущусь «наверстывать». Просто теперь… когда я буду засыпать в своей кровати одна… это уже наверняка будет потому, что я так хочу – а не потому что я не могу иначе. – Она подымает на него глаза, ловит его взгляд. – Я пострадала тогда. И не то чтобы я была одной из этих свихнувшихся патриоток, которые ради страны на всё готовы. Но когда я вспоминаю, чего ради я страдала – от этого боль не уходит… но становится как-то проще… легче, что ли. И ты… ты ведь пострадал не просто так. Они говорят, у них тут война с другой стаей случилась, а ты… Господи, Стайлз, да я по себе знаю, что такое терять друзей на войне. Как ты их не береги! Что ты не делай! Сколько раз не повторяй: «да лучше бы я, чем она»! И ты готов, ты действительно готов умереть вместо друга, лишь бы он выжил. Вот только… Нас никто не спрашивает, Стайлз. Ни враги, ни судьба наша дурацкая. А уж Бог, тот в последнюю очередь. Просто кто-то страдает – а ты в это время сербаешь кофе на привале. И даже не догадываешься, что подруга, отлучившаяся в туалет – уже не вернется.
Летти на пару секунд прикрывает глаза рукой, а потом продолжает:
– Но свою историю тебе нужно услышать самому. Причем лучше тебе это сделать из первых рук. Услышать хотя бы ради того, чтобы понять, что это не было напрасно. Не было, слышишь? И ты должен… если не вспомнить – то хотя бы узнать как оно было. Хотя бы со слов своих друзей. Со слов своей первой стаи. Ты можешь – и просто должен, ради себя самого должен – спросить у них, ради чего было всё это. Все твои шрамы. Все те «свои». Вся твоя боль и весь твой страх. Потому что это ведь было ради чего-то…


Он думает, что они поедут в тот дом, ну тот – с фотографий в ноуте Дэйва. Но там вокруг был лес, а Летти везет его куда-то на окраину, где полно каких-то огромных мрачных домищ.
В одном из них и обустроила себе логово «личная» стая. «Святой» понимает это по запаху. Стоит только в подъезд ступить. Здесь всё ими пропахло. Может, они свою территорию метят?
Или просто их здесь слишком много, понимает он, когда они заходят в нужную «квартиру», она еще называется «лофт» (Летти рассказывала ему всё это по дороге, наверно, отвлечь пыталась, чтоб он не нервничал так).
Их много. И они сильные. Теперь «Святой» отлично понимает нежелание Летти с ними враждовать. Вот только не понимает, отчего при таком раскладе остальная его стая не понимает его желания уехать?
– Стайлз! – первым с места срывается темноволосый лохматый мальчишка. Судя по всему, его ровесник. Вот только волк его – намного сильнее волка «Святого». Еще один альфа.
И этот альфа напоминает «Святому» одну из собак на углу: такая же кудлатая была, с огромными блестящими глазами, и тявкала, как этот сейчас гавкнул своё «Стайлз». И кусала больно.
«Святой» невольно отступает назад. Не то чтобы он забыл наставления «своих» на счет собак. Более того, сейчас, когда голова снова потихоньку начинает выполнять свои прямые обязанности – он даже согласен признать их справедливость. Ну, в определенной мере.
Но он всё равно отступает. Это просто сильнее него. И этот волк – сильнее него.
– Скотт, – предостерегающе рыкает мрачный чужак, застывший в дальнем углу, а какая-то блондинистая бета успевает перехватить «кудлатого» за руку.
Как Летти вчера хватала «Святого» в торговом центре.
Вот только Летти сильнее него. А этого альфу удерживает бета. А бета альфу никогда не удержит. Если только он сам не хочет. Но, кажется, этот Скотт хочет. Позволяет себя остановить. И пропускает мимо Джейка.
Тот подходит к ним не торопясь. Останавливается рядом, демонстративно не касаясь. И ни о чем не спрашивает.
Следом к ним подходит уже знакомый Питер. Но остается чуть в стороне. И начинает говорить елейным голоском («Святой» не знает, что такое елей, но еще раньше, по тому, как употребляли это слово киношные герои, успел понять, что это нечто, что используют, когда желают оставить тебя в дураках).
Питер представляет всех. Это, мол, Скотт, «твой лучший друг», «почти что брат, чувак», а это вот Эрика, «у вас почти был роман в школе», а там вот Бойд, на Кору можешь не обращать внимания, «с ней ты толком и познакомиться не успел». А вот с Лидией уже и в новой жизни судьба свела, «привет, Стайлз». А на ступеньках у нас Айзек, «во всех отношениях милый парень, так что постарайся не слишком ревновать его к Макколу».
А это Дерек.
Его Питер припас напоследок. Словно стараясь выделить особо. Хотя его запах уже и так выделили его достаточно.
Сильный. Особая мощь. «Личный». Часть той, «личной», стаи. Чужой – и слишком близко.
Это им пропах весь дом. Это он был в его комнате в ночь их приезда. И это от его взгляда «Святой» хочет сейчас спрятаться. Залезть куда-нибудь поглубже, и даже не дышать, чтоб не нашли подольше.
Но вместо этого он делает шаг вперед. Рядом дергается Джейк – да так и застывает на месте. Питер с улыбочкой отшагивает в сторону. Даже дерганый Скотт притихает.
– Моя стая хочет, чтоб я на тебя посмотрел. Я могу подойти поближе?
«Святой» просто старается быть вежливым, что тут такого? Просто он очень не хочет подставлять свою стаю, провоцируя драку.
А еще он очень хочет уйти отсюда.
Вот только это уже не игры, тут секундомер ничего не решает. Тут «секундомер» – это конкретное действие, которое ему необходимо сделать. Он должен… просто подойти и посмотреть.
Но Дерек подходит сам. Медленно, явно боясь спугнуть. Останавливается в паре шагов. И смотрит. На «Святого» так еще никто не смотрел. Глаза от расширившихся зрачков словно черные. Как у демонов из Дэйвовых сериалов. Но при этом точно горят. Потому что и сам Дерек внутри словно горит. И смотрит на «Святого» так, будто верит, что тот – единственный, кто может его потушить.
Может, стоит сбросить его в бассейн? Там много воды, там всё должно погаснуть…
«Святой» нервно сглатывает. Встряхивает головой, выбрасывая лишние мысли. И смотрит. Вы хотели, чтоб я посмотрел? Ну вот я и смотрю. Что вижу? Вижу здорового сильного альфу. Мощного такого. Молодого. И человек ему достался… красивый. Такого даже шрамы б не испортили.
И всё это вместе взятое – очень хреново.
Потому что когда кусает собачка, вроде Скотта, это больно, конечно, но не смертельно. А такие мощные звери, как Дерек, рвут зубами насмерть.
Лучше бы он был старый. Или хоть чуть-чуть калечный. Или хотя бы у него были б шрамы, чтоб сразу видно было, что он на собственной шкуре познал боль, и потому не станет почем зря причинять ее другим. Лучше б… Лучше б его не было вовсе.
Вот только он есть.
А еще внутри «Святого» тоже что-то есть. Кто-то. Кто-то, кроме волка. Он это уже раньше понял, просто сейчас оно вдруг стало сильнее. И его потянуло… вперед… к этому альфе… а «Святого» потянуло следом.
Шаг. Второй. Дерек приглашающе откидывает шею. В этой стае все чокнутые – что Питер утром, что Дерек сейчас – так и норовят подставить «Святому» шею. Совсем, видать, ума нету. Что ж у них на всю стаю ни одного умного нету, чтоб предостерег, упредил как-то? Как же они выживают-то при таком раскладе?
Но «Святой» не хочет думать обо всей «личной» стае. Сейчас у него есть дела поважнее: ему приходится думать об этом Дереке. Так что он медленно, сквозь полуприкрытые веки пристально следя за чужаком, наклоняется – и проводит носом по шее, вдыхая запах.
Пытаясь вспомнить.
А в следующую секунду, злобно фыркнув, отскакивает назад.
Запах – чужой. Пахнет чужой стаей. Агрессивно сильно пахнет чужаками. И волк просто в ярости. Настолько в ярости, что Джейк и Летти хватают его оба, с двух сторон, и торопятся оттащить подальше.
В принципе, «Святой» догадывался, что так и будет. Он ведь уже слышал запах этой стаи раньше. Просто… он надеялся… или это кто-то внутри надеялся вместо него… что есть всё-таки шанс – что «живой» запах, с кожи, подогретый бегущей по венам кровью, не запорошенный пылью, не смешанный ни с чем другим, что такой запах окажется лучше.
Но он по-прежнему чужой. И даже без всяких кавычек.
– Договорим в другой раз, – в голосе Джейка нету злости, но он всё равно звучит как-то чересчур жестко.
Ему бы радоваться: он ведь прав оказался, не так ли (и «Святой» готов привычно добавить: ну так он ведь альфа) – но кажется, он всерьез рассержен. На Летти, которая привезла пацана без спросу. На Стайлза, который вдруг согласился ехать. На Дерека… На Дерека больше всех. Причем за всё подряд, начиная от им самим проебанного шанса до притязаний на члена чужой – его, Джейковой – стаи, выразившейся вот сейчас в тупой демонстрации доверия. Какое, на хрен, может быть доверие к чужой незнакомой бете? Еще и нестабильной к тому же…
– Джейк, им надо поговорить, – пытается вклиниться Летти.
– Раньше надо было разговоры разговаривать. А теперь пусть до конца полнолуния ждут.
– Джейк…
– А сказал: поехали. Пока я его держу. Или хочешь сама подержать, в одиночку?
Летиция опускает голову. И не понять, то ли это проявление покорности беты перед решением альфы, то ли попытка скрыть боль из-за неудачи. А, может, даже обида. Но Летиция опускает голову – и первой отступает к выходу.
– Я позвоню, уточню на счет подвала, – скрипит Джейк, и почти за шкирку тащит Стайлза к выходу, хватит, наобщались уже. Познакомились – ну и ладушки. А чаи распивать как-нибудь в другой раз будут. Туда попозже, после полнолуния. – А вечером кто-нибудь из моих его привезет.
Дерек только кивает. Молча. Голосу не доверяет? Или просто понимает, что нечего тут говорить?
Зато Питер демонстративно весело спешит заверить гостей, что им окажут всяческое содействие, «не чужие ведь люди».
– Скотт за вами заедет. Покажет дорогу. Не волнуйтесь, мы помним наставления Дитона: он надолго не задержится: убедится, что добрались благополучно – и сразу назад.


Прослушать или скачать Кипелов Я свободен бесплатно на Простоплеер

Подвал «личной» стаи не так уж и плох. После фотографий в Дэйвовом ноутбуке, почти коптивших сквозь экран, и неловких просьб Скотта «не обращать внимания, что дом… ну, в таком виде» – «Святой» ожидал, что здесь можно будет снимать «Пилу». Он, правда, только трейлер видел, сам фильм ему Джейк смотреть не дал, еще и Брэду внушение сделал за такое предложение. Но этот подвал скорее подходит для «Домашнего ареста» (вот это кино Джейк посмотрел с удовольствием, а «Святой» тем временем отлично погрелся у его бока). Не то чтобы здесь висели цветные электрические гирлянды или валялись гавайские венки, но здесь… мило. Как для подвала. Чистенько, вот. «Святой» в своей жизни не так уж много видел подвалов, но он просто уверен, что их «ну, такой вид» – более грязный и мрачный.
Впрочем, он был уверен, что и пресловутое «полнолуние» должно проходить как-то иначе. Что будет… ну, скорей всего, боль и страх. Боль и страх – это универсальные чувства, особенно для чего-то неиспытанного раньше. Проверенные временем, так сказать.
«Святой» грустно усмехается. Как же он привык к своим боли и страху. Вот уж, правда, «под кожу въелись». И почему из них нельзя сделать этот самый «якорь»? Ах да, слишком дес-та-би-ли-зи-рую-щие эмоции. Такой «якорь» утягивает на дно, а не помогает удержаться на поверхности. Так Джейк сказал. Правда, «Святому» отчего-то кажется, что это он слова дурацкого Дитона ему повторил – но, в любом случае, Джейку он верит.
Следом за улыбками накатило страстное, почти нестерпимое желание повздыхать… над своей горькой долей, наверное. Ну, так говорят. В кино, во всяком случае.
Вместо вздохов он решает обследовать территорию. Зависает пару минут в углу, возле цепей. Прислушивается к перебранке наверху: обе стаи спорят, не приковать ли его на ночь «пока не поздно». Судя по всему, мнения разделились. Летти вот предлагает еще и «венок» какой-то на него нацепить. И та «крученая» из торгового центра – Лидия, ее зовут Лидия – как-то нехотя, но всё же поддерживает ее в этом стремлении. А вот кудрявый Айзек и добряк Дэйв, похоже, против. Они почему-то уверены, что «их Стайлз» и так справится, найдет себе «якорь» по быстрячку и вообще… Кажется, ребята убеждены, что его первое полнолуние – это так, фигня, на пять минут дело, и уже через полчасика обе стаи будут пить пиво в какой-нибудь кафешке («у тебя ж удостоверение-то уже есть, а, Дэйв?»).
А вот сам «Святой» и не знает, что думать. Ему вообще всё сложней и сложней думать. И это как раньше. Как было до волка. Как «Святой» больше никогда не хочет. Лучше никак – чем так, как раньше. Под «никак» он понимает башкой вниз с этой самой лестницы. Если уж башка больше ни на что не способна, то пусть хоть так ему поможет.
Голова явно не желает слишком близко знакомиться с местными ступенями. Но с каждой минутой становится всё более тяжелой, почти неподъемной. Тянется вниз. Упирается подбородком в грудь. Шею сзади приятно тянет, так что поднять голову «Святой» даже не пытается.
А потом в окно заглядывает Луна.
И голову подымает волк.
А потом волк подымает голову «Святого».
Поводит их плечами, разминая тело.
И делает шаг уже собственной ногой.
Он исследовающе ведет носом и удовлетворенно фыркает: на многие мили вокруг нет ни одного человека. Вот только других волков многовато. На охоте это лишнее. Они все лишние. Стоит либо избавиться от них – либо избавить их от себя. Не то чтобы его тянуло на драку, но делить охотничьи угодья с остальными собратьями – а уж с чужаками вообще – его тем более не тянет.
Через дверь хода нет: там толпятся свои вперемешку с чужими, и волк совсем не уверен, что и те, и другие просто расступятся, уступая ему дорогу. С другой стороны… Точно, с другой стороны у нас окна. Другой путь. Решетки расшатать получится вряд ли. Но вот тут одна перекладинка сбита… А ему ведь досталось такое хрупкое тело, ехидно скалится волк. Такое изможденно-исхудавшее тело. И все эти разъезды и переживания отнюдь не пошли ему на пользу. Его человечек такой худенький… такой почти везде протискивающийся… что так и тянет противненько подхихикать над собравшейся наверху братией. Будто он гиена какая-то, а не волк благородный. Ну что ж, совещайтесь себе дальше, дорогие мои. А меня ждет свобода.
ПЕРВАЯ МОЯ НАСТОЯЩАЯ СВОБОДА!
Как же меня достала эта клетка из человеческого тела! Как меня достало ВСЁ! Всё, что сдерживает меня. Что мешает мне видеть. Так – как я могу. Слышать так – как я могу. Чуять – как я могу. Я ведь это могу! Так почему же мне не дают? Когда не видит слепой детеныш – это понятно. Тот просто малой еще или вообще больной, обуза для стаи. Но он ведь здоровый, он может. Почему нельзя то, что можешь? Почему вообще чего-то нельзя? У волков нет запретов. Есть стая и инстинкты. То, что не вредит стае, и подсказывают инстинкты – это… это даже не то, что можно… это просто образ жизни такой. Если можно дышать – почему нельзя дышать на-полную, различая весь спектр запахов, а не довольствуясь жалкими крохами? Если у его человека есть глаза – почему же он, волк, вынужден быть слепым большую часть времени?
Волк отползает от окна подальше. Подымается, отряхивается. И последним усилием воли – последней уступкой чужим запретам – сдерживает победный вой, чтобы не привлекать к себе стаи, обе стаи.
А ведь так хочется кинуть победный клич! Потому что свобода – это лучшая победа, которая может достаться зверю. Свобода от запретов. От стен. От собственного человека. Даже от стаи.
Он свободен.
Каждая клетка его тела. Его тела, слышите? Каждая капля крови. Каждый вдох, что делают его легкие. Это сама свобода. Куда подальше умные слова. И боль туда же. Страх выпрем на самые задворки, пусть остерегает оттуда.
А впереди оставим лес. Мягкие, одуряюще пахнущие, преющие листья. И влажная земля. Они так ласкают кожу верхних лап, когда он срывается в бег. Верхним лапам настолько прррриятно, так хоррррошо, что волк без лишних раздумий (мысли он снисходительно оставит человеку, тот и так попался ему ущербный, так пусть ему хоть что-то перепадет) скидывает лишнюю обузу и с нижних лап, оголяет кожу. И с непередаваемым удовлетворением чувствует, как шевелит, перебирает не спеша ветер мягкий подшерсток, волчий подшерсток, настойчиво лезущий, пробивающий человеческую кожу. Так сам он рвался на свободу, пока Луна не выпустила его, наконец. И теперь каждая частица его – каждая шерстинка, каждая когтевая пластиночка, каждая волчья клеточка, отвечающая за слух, обоняние, зрение – устремляется наружу. Рвется сейчас на свободу.
И не в силах больше сдерживать себя – отказываясь сдерживать себя – он наконец-то срывается в бег. В свободный бег. Волчий бег. По лесу, самой природой созданному, задуманному и воплощенному, для волков.
Он бежит. Стараясь нагнать лунный свет. И ветки не помеха – когда он пытается допрыгнуть до Луны. И внутри у него никаких больше людей – только счастье. Это распирающее, одуряющее, сытное, как долгожданная добыча, и успокаивающее, как спящая вокруг тебя стая – это счастье. Потому что он наконец-то видит. Слышит. Чует…
…чужака.
На его пути – чужак. Сильный. Особая мощь. «Личный». Часть той, «личной», стаи. Чужой – и слишком близко.
Да мы ж тебя знаем, скалится волк. Мы все тебя знаем. И я, и мой человек, и даже то, что внутри моего человека.
Дерррек.
Мой человек видел тебя днем. А то, что внутри него – оно знало тебя и раньше. Волк это чует. Это его человек не может разобрать, что за странные, непонятные – ему непонятные – сигналы подает ему его нутро. Огрызок, отшметок его старой-престарой (устарелой, как по мнению волка) сущности. Потому что человеку, этому ущербно-мудреному существу, чтобы знать – обязательно нужно понимать. А волку – ему достаточно ощущать. Человеку, чтобы понять, нужны слова, подсказки, доказательства… А волк… Он примитивен, быть может, зато не заморачивается с «доказательной базой». Ему достаточно инстинкта. Ощущения. Эмоции. И в отличие от человека – волк не боится эмоций. Ни чужих, ни своих тем более. Они же его, верно? К чему бояться себя самого? Поэтому он не боится эмоций.
И идет за своими инстинктами.
Сейчас, вслед за своими инстинктами, он идет к чужому вожаку. К Деррреку. Идет открыто. Что толку таиться: если он, бета, унюхал вожака, то альфа уж и подавно в курсе его пребывания на этой территории.
Чужой альфа стоит на опушке. Подсвеченный Луной. Сильный. С виду спокойный.
Только с виду спокойный.
Чужой альфа сейчас – как замершая, застывшая картинка из железной коробки, с которой так любит возиться его человек. Там есть такие движущиеся картинки, которые можно заставить замереть в любой выбранный тобою момент.
Волк довольно урчит. Его чуйка подсказывает ему, что этого альфу замереть, застыть тут заставил он. Чужая бета. Чуждый и более слабый волк. Но что-то в нем оказалось сильнее местного альфы. Притащило его на эту опушку. И заставило топтаться тут в ожидании прихода чужой, более слабой, чем он, беты.
Значит, не так уж волк и слаб.
Значит, можно рискнуть подойти поближе.
И пусть себе альфа пялится, главное – что когти держит при себе. Но как зыркает, а! Что ты пытаешься во мне рассмотреть, чужой, незнакомый вожак? Впрочем, даже я, волк, могу додуматься до нужного ответа.
Тебе нужен огрызок, тот самый отшметок, застрявший внутри моего человека. Тебе или твоему человеку. Хотя… Вы со своим человеком гораздо дольше вместе. Вы с самого рождения вместе. Вы с ним не то, что срослись – вы едиными и родились. Значит, и желания у вас общие. Это мы с моим уговариваем себя потерпеть друг друга. А вы даже не представляете, что может быть иначе.
Как мой человек не представляет – какая сила спрятана внутри него. Сила, способная заставить проявить слабость такого мощного альфу, как этот чужой вожак.
– Стайлз, – хрипит чужак.
Волк чувствует: его человек сейчас бы оскалился, ему не нравится эта кличка, хоть он и сам себе до конца в этом не признается. А вот самому волку всё равно. Человеки постоянно издают какие-то лишние, ненужные звуки. Если на каждое их слово обращать внимание – это ж честному волку рехнуться можно.
– Стайлз, – снова повторяет альфа. И в голосе его мощи нет. Только глухая жажда. Непонятная волку жажда: так сильно он хотел свободы – а этот, больной видно, зверь вот так же сильно жаждет неволи.
Жажда неволи – это слабость. Слабым, больным зверям не место в дикой природе. Не место в стае.
Не место в этой жизни.
– Стайлз, – как заевшая картинка твердит альфа и наконец срывается с места.
Останавливается чужак только возле волка. Снова всматривается. Волчьи глаза с горящим красным взглядом – это всё, что осталось от его альфа-формы. Волк тоже скидывает бета-форму. Ну, почти. Толку от нее против такого мощного альфы всё равно мало. Даже жаль, что тот болен. Такой прекрасный зверь пропадает зазря.
Альфа тянется вперед. На ощупь, словно слепой детеныш тычется куда-то в висок, потом в шею (вот его, кажется, не-свой запах совсем не отпугивает, не раздражает – ну точно, совсем больной, бедолага). Шарит руками – человеческими руками, без когтей, без шерсти – по телу. Так точно ведут себя только слепые, хмурится волк.
Он должен бы радоваться слабости чужого вожака. Но ему почти больно. Ему почти… звери не знают жалости… но ему почти жаль.
Жаль, что внешне такой мощный вожак оказался таким слабым внутри.
Жаль, ведь стаи не принимают таких вожаков, долго он тут теперь не протянет.
Жаль, что причиной этой слабости стала именно его скрытая, глубоко внутри запрятанная сила. Сила, которая всё больше рвется наружу. Словно питаясь слабостью чужого альфы, она сама становится сильнее и всё настойчивей рвется наружу.
А вместе с ней почему-то наверх рвется боль.
И волк понимает, что пора со всем этим кончать. И с чужой слабостью, и собственной силой (пока та не обернулась его слабиной), и просто с препятствием на его пути.
Он резко отводит верхнюю лапу – и со всей доступной ему, бете, силой, лупит когтями в беззащитно, так по-глупому беззащитно, подставленный чужаком бок, стремясь добраться до сердца.

Вопрос: Спасибо

1. ♥		101	(100%)
Всего:		101

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, «Святой»

---

Список ссылок

Я очень люблю наш ФБ, это отличная возможность расширить кругозор - но всё-таки фандомов там слишком много. Я там теряюсь Поэтому решила сохранить то, что читаю, в отдельном посте, для «оперативного доступа», так сказать. Тем более что макси на носу, пора готовится наслаждаться
Итак:

Волчонок — fk-2o13.diary.ru/?tag=4900907
Дикий Запад — fk-2o13.diary.ru/?tag=4903235
Начало — fk-2o13.diary.ru/?tag=4902225
Ганнибал — fk-2o13.diary.ru/?tag=4902371
Стар Трек — fk-2o13.diary.ru/?tag=4897192
Suits — fk-2o13.diary.ru/?tag=4893930
Дозоры — fk-2o13.diary.ru/?tag=4901820

@темы: ссылки

---

Не скажу, что правда, но сам кот прикольный

Узнай, какой ты секси-котик

@темы: тесты и гадания