Ух, какой Артур!

@темы: видео, Inception

---

Забавная антенна

@темы: юмор

---

Фото на память

05.06.2012 в 10:00

Пишет  Diary best:

Конкурс на лучшую запись месяца!

Пишет  Melina_Divine:

Одна из самых известных фотографий о Вьетнамской войне
Говорили с Ричи недавно про ответственность фотографов за свои снимки (в принципе это распостраняется на любого, кто производит некий интеллектуальный продукт, который впоследствии воздействует на умы людей), про Кевина Картера, когда он оставил умирать от голода суданскую девочку, которую фотографировал, но при этом получил Пулицеровскую премию за этот снимок. Но об этом дальше.

Прочитала про «Казнь в Сайгоне», которая стала одной из самых знаменитых фотографий Вьетнамской войны. Эдди Адамс получил за неё несколько премий, в том числе Пулитцеровскую премию и награду Уорлд Пресс Фото как за лучшую фотографию 1968 года. Впоследствии фоторгаф очень сожалел о своём снимке.



Эдвард Адамс (предпочитавший, чтобы его называли Эдди Адамс) родился 12 июня 1933 года в Нью-Кенсингтоне, Пенсильвания. Свою карьеру фотокорреспондента он начал ещё во время учёбы в школе, фотографируя на свадьбах. После окончания школы работал в местной газете «Дэйли Диспэтч» (Daily Dispatch). Во время Корейской войны Адамс был военным фотографом, приписанным к подразделению морской пехоты США на фронте. За время своей карьеры он освещал 13 вооруженных конфликтов, работая на Ассошиэйтед Пресс, журналы «Тайм», «Ньюсуик», «Пэрэйд». Он фотографировал политических деятелей, звезд шоу-бизнеса, но всемирную известность ему принесла только одна фотография, сделанная во время Вьетнамской войны.

Во Вьетнаме Адамс побывал дважды, в 1965—1966 и в 1967—1968 годах, оба раза в качестве корреспондента Ассошиэйтед Пресс. Он был личным другом командующего морской пехотой США во Вьетнаме генерала Льюиса Уолта и неоднократно бывал на операциях вместе с американскими подразделениями, освещая наиболее известные сражения войны (операции «Starlite» и «Utah», оборону лагеря спецназа Плей-Ме). Свою самую известную фотографию Адамс сделал через несколько недель после возвращения во Вьетнам.

30—31 января 1968 года в Южном Вьетнаме началось первое широкомасштабное наступление сил НФОЮВ и северовьетнамской армии, известное как Тетское наступление. Одной из главных целей наступления была столица страны Сайгон, в котором развернулись уличные бои. На второй день наступления, 1 февраля, в атмосфере царившего повсюду хаоса, Адамс отправился в китайский квартал Сайгона Холон, где шли ожесточенные бои за буддийскую пагоду. Когда он прибыл туда, пагода уже была взята южновьетнамскими войсками.

Фотокорреспондент «Ассошиэйтед Пресс» Эдди Адамс и оператор NBC Во Суу, стоявшие возле пагоды Анкуанг, обратили внимание на двоих вьетнамских морских пехотинцев, конвоировавших человека в клетчатой рубашке и черных шортах; руки пленного были связаны за спиной. Во Суу включил кинокамеру. Бригадный генерал Нгуен Нгок Лоан, шеф южновьетнамской полиции, взмахом руки приказал охранникам отойти и шагнул к их подопечному, стоявшему, опустив глаза к земле. Ни говоря ни слова, Лоан вытащил револьвер, вытянул правую руку, почти коснувшись стволом головы пленного, и нажал на спуск. Фотограф Эдди Адамс тоже нажал на спуск.

«Казнь в Сайгоне» стала одной из самых знаменитых фотографий Вьетнамской войны. Эдди Адамс получил за неё несколько премий, в том числе Пулитцеровскую премию и награду Уорлд Пресс Фото как лучшая фотография 1968 года. Фотография была опубликована на первых полосах многих газет по всему миру, и, как считается, сыграла свою роль в изменении отношения американского общества к войне во Вьетнаме. Как выяснилось, расстрелянный вьетнамец действительно был активистом Вьетконга, перед своим пленением убившим южновьетнамского полицейского и его семью. Факт расстрела военнопленного без суда и следствия, произведенного к тому же начальником полиции Южного Вьетнама, вызвал волну негодования в кругах интеллигенции, а фотография широко использовалась антивоенным движением.

Кстати говоря, СМИ сыграли одну из центральных ролей во Вьетнамской войне, если не главную. Все время, которое она продолжались, американские СМИ активно освещали происходящие во Вьетнаме события. На протяжении 60-х и первой половины 70-х годов вместе с позицией СМИ менялась и позиция общественности по отношению к войне. Так, историк Филипп Дэвидсон пишет: "Причиной того, почему американскому руководству не удалось мобилизовать народ на поддержку войны, служит непонимание в среде интеллектуалов и отсутствие согласия между ними, в СМИ и в политической элите страны".

Вьетнамская война была первой войной, которую транслировали по телевиденью. "A living-room war" (или дословно война в гостиной) - так называли ее, потому что каждый вечер люди семьями собирались перед экранами телевизоров и смотрели репортажи. Вся Америка следила за тем, что происходит во Вьетнаме. Учитывая то, что эта война освещалась безо всякой цензуры, журналисты имели неограниченную власть над умами и сердцами миллионов американцев. Филипп Дэвидсон пишет: "Немало потрудились для того, чтобы лишить президента поддержки и СМИ, которые когда намеренно, но по большей части неумышленно искажали истинное положение дел во Вьетнаме. В конце концов, СМИ разбирались в тонкостях революционно-освободительной войны еще хуже, чем руководство США. Чем дальше, тем все в худшую сторону менялось отношение телевизионщиков и прессы к РВ, а поскольку США поддерживали правительство этой страны, то СМИ выступали также и против руководства собственного государства". Таким образом отсутствие цензуры сыграло одну из решающих ролей в поражении США в войне. "Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой"

Сам Адамс, поначалу сказавший другим журналистам в Сайгоне: «Я получил то, за чем приехал во Вьетнам», впоследствии глубоко сожалел о своем снимке, отказавшись от присужденной ему Пулитцеровской премии: «Я получил деньги за показ убийства. Уничтожены две жизни, а мне за это заплатили». Он хотел, чтобы славу ему принесла не эта, а другая фотография, сделанная одиннадцать лет спустя. Адамс тогда сфотографировал плывущих в Таиланд беженцев из коммунистического Вьетнама, лодку которых власти Таиланда отказались принять в своей стране, и этот снимок заставил президента Картера и Конгресс разрешить иммиграцию вьетнамских беженцев в США. Эдди Адамс писал в журнале «Таймс»: «Генерал убил вьетконговца; я убил генерала своим фотоаппаратом. Фотографии являются наиболее мощным оружием в мире. Люди верят им; но фотографии лгут, даже без манипулирования ими. Они — лишь полуправда». Когда Нгуен Нгок Лоан жил в США, Адамс принес ему и его семье извинения за тот ущерб, который его фотография причинила чести генерала. После смерти генерала в 1998 году Адамс назвал его героем.

Несмотря на очевидность изображения, на самом деле фотография не так однозначна, как показалось простым американцам, преисполнившимся сочувствием к казненному. Дело в том, что человек в наручниках - капитан вьетконговских «воинов мести», и в этот день им и его подручными было застрелено множество невооруженных мирных жителей. Генерала Nguyen Ngoc Loan, изображенного на фотографии слева, всю жизнь преследовало его прошлое: его отказывались лечить в австралийском военном госпитале, после переезда в США он столкнулся с массированной кампанией, призывавшей к его немедленной депортации, ресторан, который он открыл в Вирджинии, каждый день подвергался нападению вандалов. «Мы знаем, кто ты такой!» - эта надпись преследовала генерала армии всю жизнь.

Несмотря на то, что это самый известный снимок из этой серии, но есть ещё несколько "до" и "после"

ссылки

ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%B4%D0%B4%D0%B8_...
samlib.ru/l/lxwow_w_s/oswesheniewojnywowxetname...
www.famouspictures.org/mag/index.php?title=Viet...


Ну и про Кевина Картера, раз уж я о нём упомянула



Kevin Carter (13 сентября 1960 года — 27 июля 1994 года) — фотокорреспондент из ЮАР. Стал известен после своей фотографии погибающей от голода девочки в Судане, к которой приближается стервятник. Что случилось с девочкой после этого, выжила она или нет, не знает никто, даже сам Кевин Картер, поскольку он покинул место съёмки сразу после фотографирования. За эту фотографию он получил Пулитцеровскую премию. Через два месяца после получения премии Кевин Картер покончил жизнь самоубийством.

Огни Нью-Йорка зажглись для Кевина Картера в 1994-м году.
«Оказалось, что подобные снимки могут стать модным выгодным бизнесом» - заявила директор его фотоагенства Sigma Элайн Лаффонт. Лучшие рестораны города кормили его за счет заведения, лучшие девушки города мечтали об его обществе, Картера ждали на лучших светских раутах. Истерия вокруг Кевина началась после вручения ему Пулитцеровской премии за один единственный снимок — не за совокупность работ, не за вклад в историю журналистики. За один кадр. «Меня все поздравляют», — писал он родителям, — «Не могу дождаться встречи и показать вам свой трофей. Это — самое высшее признание моей работы, о котором я не смел и мечтать». Спустя два месяца, 27-го июля, Кевин Картер вставил один конец садового шланга в выхлопную трубу своего красного пикапа и сел на водительское сиденье со вторым концом в руках. В его предсмертной записке сказано: «Я правда, очень сожалею. Боль жизни убивает счастье от достижений, счастья не существует».

Существует более известная предсмертная запись, ее нашли в доме Картера: «Я устал … без телефона … без денег на квартплату … на алименты … на отдачу долга … деньги!!! Меня преследуют ожившие воспоминания об убийствах и трупах и злости и боли … о голодных или раненных детях, о психопатах с оружием в руках, нередко они полицейские, о палачах.. Я ухожу, чтобы встретиться с Кеном, если повезет».

За несколько часов до смерти Картер навестил вдову фотографа Кена Остерброка. Остерброк, коллега и близкий друг Картера, погиб в небольшом поселении в 25 километрах от Йоханнесбурга 18 апреля того же года, под перекрестным огнем. Вооруженные столкновения в ЮАР прекратились спустя полторы недели, когда на выборах победил Африканский Национальный Конгресс во главе с Нельсоном Манделлой. Пулитцеровскую премию вручали 23-го мая.

Позже Картер говорил друзьям, что жалеет о том, что не помог девочке: ведь рядом был лагерь Объединённых Наций, где голодающим оказывали помощь. Но было уже слишком поздно.

Кевин Картер родился в 1960-м году в семье британских эмигрантов, в пригороде Йоханнесбурга. Его родители одобряли режим апартеида, Кевин не разделял их мнения. Закончив католическую школу, Картер поступил на фармакологический факультет местного колледжа, однако через год был отчислен за неуспеваемость. Лишившегося отсрочки молодого человека призвали Южно-Африканские Вооруженные Силы, что было для противника государственного строя кошмаром наяву. Лояльность рядового Картера по отношению к чернокожим вызывала конфликты в части, его регулярно избивали. Наконец, в 1980-м году Картер дезертировал. Позаимствовав у своей части мотоцикл, он доехал до Дурбана, где нашел себе работу диджея; возвращаться домой он не хотел, стыдясь показаться перед родителями. Одиночество, положение беглеца, незнакомый город — все это привело Картера к первой попытке суицида. В очередной раз вернувшись в свою съемную конатушку под утро, Кевин принял снотворное, болеутоляющее и для верности — крысиный яд. Однако врачи смогли спасти ему жизнь. Картер вернулся в Армию, откуда был уволен с серьезным ранением в 1983-м году — в штаб-квартире военно-воздушных сил в Претории, где он нес службу, разорвалась бомба, унесшая жизни 19 человек.

Освободившись от воинской службы, Картер переехал в Йоханнесбург, где устроился на работу в фотомагазин. Его первые фотографии публиковались в местном журнале — Картер занимался спортивными репортажами. Однако бунты в «черных» районах ЮАР, особенно частые в 1984-м, заставили Картера сменить специфику. Картер бросился в гущу событий с фотоаппаратом наперевес, оказавшись в компании таких же сорвиголов. Шесть лет Картер ходил по лезвию ножа, оказываясь в горячих точках, фиксируя ужасающую правду апартеида, сбившись со счета смертей, которые видел, но стремясь увеличить этот счет. В 1990-м году Картер объединился с Остербруком, Грегом Мариновичем и Жоао Сильва в «Bang-Bang Club» — так они назвали свой журнал, выходивший в Йоханнесбурге и наглядно демонстрировавший страшную реальность сегрегации. Четверо отчаянных направились из центра ЮАР к южным бантустанам (резервациям чернокожего населения). Подпольное существование Африканского Национального Конгресса, официально запрещенного в год рождения Кевина, провоцировало население на гражданскую войну. Белое население ЮАР, к тому времени сократившееся в два раза — до 11% от общего населения республики — оказалось под угрозой, за цвет кожи убивали, не раздумывая, даже в столице. В вооруженных столкновениях на улице использовали и камни, и копья, и АК-47. Сильва расскажет позже о своем первом снимке: «На чьих-то похоронах скорбящие заметили какого-то постороннего парня, начали его избивать, а когда он попытался сбежать, стреляли ему в спину, потом сели в машину, догнали, расстреляли в упор, а затем сожгли. Мой снимок сделан в момент, когда парень лежит на земле, а толпа собирается растоптать его».

В 91-м Маринович получил Пулитцера за серию снимков жестокого убийства сторонника апартеида в Зулу, и «Bang-Bang Club» в этом составе развалился. Картер остался в хороших дружеских отношениях с Остербруком, продолжавшем выпускать журнал вместе с триумфатором, с Сильвой он поздней работал в Судане. К тому времени у Картера уже родилась дочь.

Именно в Судане, где Картер и Сильва снимали умирающих от голода африканцев, Картер увидел свой главный кадр. Самолет, взятый Картером напрокат, приземлился неподалеку от деревни Айод. В поисках интересной натуры Картер блуждал по окрестностям и услышал еле различимый детский плач. Кевин пошел на звук и обнаружил крохотную полумертвую от голода и страха девочку, в нескольких метрах от которой сидел ястреб, готовый наброситься на жертву. Картер осторожно, боясь напугать птицу, стал выбирать позицию с лучшей постановкой кадра. Он ждал двадцать минут, молясь, чтобы девочка двигалась помедленней, ему хотелось, чтобы ястреб двинулся к добыче, эффектно расправив крылья. Наконец ему надоело ждать, он сделал снимок, и птица, услышав щелчок затвора, улетела. Картер еще некоторое время понаблюдал за девочкой, после чего ушел. Сильва нашел его позже рыдающим, в окружении многочисленных окурков. Картер сказал ему :«Я хочу обнять свою дочь». На следующий день он продал снимок в New York Times, где его опубликовали 26 марта 1993-го года. Уже через несколько дней редакция была завалена письмами с единственным вопросом — что стало с девочкой. Картер не мог на него ответить.

11 марта Картер попал в переделку, где чуть не погиб. Впервые он испугался за свою жизнь. Спустя некоторое время он сел за руль пьяным и разбил машину о чей-то пригородный домик. Кэти Дэвидсон, мать его ребенка, выгнала его из дома и из своей жизни. Его наркозависимость, обычное явление для корреспондентов ЮАР, принимала слишком серьезные масштабы. 12 апреля звонок редактора Times Нэнси Вурски застал фотографа в предсуицидном состоянии, о чем он не замедлил ей рассказать. «Кевин — закричала в трубку Нэнси — Ты выиграл Пулицера. Это важней всего на свете». Картер послушался ее и через неделю вылетел бы в Нью-Йорк, однако 18-го в Токозе убили Остерброка. На следующий день Картер был там и встретился с Силвой, уже успевшим отснять мертвого товарища.

Нью-Йорк был необходим, чтобы залечить раны и погреться в лучах славы. Слава, однако, была кратковременной. Едва стихли аплодисменты в Колумбийской мемориальной библиотеке, общество задалось моральным вопросом. Ярче всех на эту тему высказались Pittsbourg Times: «Человек, который проверяет линзы и наводит фокус, чтобы сделать удачный кадр ее страданий, очевидно, такой же хищник, как и ястреб на этом снимке.». Травля Картера и восторги по его поводу слились в один общий гам, мир поделился на сторонников и противников. На штыках моралистов и на волне успеха одновременно, Картер покинул Америку и вернулся в Йоханнесбург, где встретился со своими кошмарами лицом к лицу.

В ЮАР медленно отходили от ужасов 45 лет аппартеида, а Картер не мог снимать. Представители Sigma потребовали от Картера фотоотчета о прибытии в Южную Африку президнта Франции — Картер прислал пленку слишком поздно, к тому же снимки откровенно не удались. Ему предложили работу в Мозамбике — закончив, Картер проспал свой самолет домой (20 июля), вылетел следующим рейсом, с большим опозданием, а пленку в итоге забыл в самолете, в аэропорту ничем не смогли помочь. Рано утром он прибыл в родной город и вломился к друзьям, угрожая покончить с собой, если ему не дадут наркотиков. Его требование было выполнено, но через неделю Картер все-таки выполнил угрозу.

ссылки

foto1uralsk.livejournal.com/220538.html
www.photoisland.net/pi_hist_text.php?lng=1&hist...

Подборка | Не Бест? Пришли лучше!

---

Счастливые часов не наблюдают, но...

и


Всё это счастье отсюда

@темы: стар трек

---

И снова танго

@темы: видео

---

Меня сегодня пробило на танго

19.03.2012 в 17:14

Пишет  MadMoro:

El Tango
Название: El Tango
Автор:  MadMoro
Фэндом: Marvel Movie-verse
Персонажи: Стив Роджерс aka Капитан Америка, Тони Старк aka Железный Человек
Жанр: ЮСТ, пре-слэш...
Дисклеймер: вся трава у Marvel, мне лишь отсыпали...
Музыка: El Tango De Roxanne (instr.)
Саммари: общение на грани, оба друг другу не безразличны, но никто не собирается делать первый шаг
От Автора: для коварной женщины  Эстен Джальд, которая виртуозно развела меня на этот клип. Сорри, но делалось на коленке из трейлеров и кусков с Ютуба

@темы: видео

---

Похоже, я обожаю все вариации на эту песню

30.05.2012 в 23:40

Пишет  Власть несбывшегося:

особенно начало
и особенно танго но вообще лично я считаю, этому тарзану джейн абслютно не нужна

@темы: видео, юмор

---

Литература в формулах и граммах

Прочитала на сайте новость, что западные литераторы «составили списки величайших книг всех времен». Сразу почему-то вспомнились «списки», которые берешь с собой, отправляясь в магазин или на рынок: «Вот курицу куплю в первую очередь – это надо. А клюкву – это если деньги останутся».

Собственно, сама новость

Выдающиеся современные писатели составили списки величайших книг всех времен
В рамках опроса под условным названием «Писатели выбирают свои любимые книги» 125-ти самым известным писателям Великобритании и Америки было предложено составить несколько списков книг. В данном опросе приняли участие Норман Мейлер, Стивен Кинг, Энн Патчетт, Джонатан Франзен, Джойс Кэрол Оутс и другие известные авторы современности.
В данных списках книг должны были расположиться десять величайших произведений художественной литературы – романов, сборников рассказов, драматургических и поэтических произведений.
В общей сложности писателями было предложено 544 произведения. В каждом списке книги набирали определённое количество баллов в зависимости от порядкового номера. Если книга значилась под первым номером, она получала десять баллов, а если завершала список – один балл.
Сложившаяся в результате этого эксперимента литературная коллекция, объединившая литературные пристрастия совершенно разных писателей – от Дэвида Фостера Уоллеса до Стивена Кинга, позволяет взглянуть на мировую литературу как на своего рода коллективное творчество великих писателей.


Десять величайших литературных произведений ХХ века
1. «Лолита» Владимира Набокова
2. «Великий Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда
3. «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста
4. «Улисс» Джеймса Джойса
5. «Дублинцы» Джеймса Джойса
6. «Сто лет одиночества» Габриэль Гарсия Маркеса
7. «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера
8. «На маяк» Вирджинии Вульф
9. «Полное собрание рассказов» Фланнери О’Коннор
10. «Бледное пламя» Владимира Набокова

Десять величайших литературных произведений ХIХ века
1. «Анна Каренина» Льва Толстого
2. «Мадам Бовари» Гюстава Флобер
3. «Война и мир» Льва Толстого
4. «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена
5. Рассказы А. П. Чехова
6. «Миддлмарч» Джорджа Элиота
7. «Моби Дик» Германа Мелвилла
8. «Большие надежды» Чарльза Диккенса
9. «Преступление и наказание» Федора Достоевского
10. «Эмма» Джейн Остин

Десять авторов по количеству произведений, попавших в «топы»
1. Уильям Шекспир – 11
2. Уильям Фолкнер – 6
3. Генри Джеймс – 6
4. Джейн Остин – 5
5. Чарльз Диккенс – 5
6. Федор Достоевский – 5
7. Эрнест Хемингуэй – 5
8. Франц Кафка – 5
9. Джеймс Джойс – 4
10. Марк Твен – 4

Десять величайших писателей всех времён, согласно общему количеству набранных очков
1. Лев Толстой – 327
2. Уильям Шекспир – 293
3. Джеймс Джойс – 194
4. Владимир Набоков – 190
5. Федор Достоевский – 177
6. Уильям Фолкнер – 173
7. Чарльз Диккенс – 168
8. Антон Checkhov – 165
9. Гюстав Флобер – 163
10. Джейн Остин – 161
novostiliteratury.ru/2012/02/vydayushhiesya-sov...

Я ничего не имею против Стивена Кинга, Энн Патчетт, Джонатана Франзена и всех остальных действительно известных авторов современности. И я даже не буду придираться к тому, что в голосовании принимали участие лишь авторы Великобритании и США, которые почему-то решают за весь литературный мир. Ну, будем считать, что на данном этапе там более сильная литературная школа. Мне безумно нравятся эти книги. Ну, хорошо, не все. Но большинство - нравится, чесслово. Но сам факт - мы выбрали за вас...

Меня смущает их подход…

Мнение

По моему личному, но крайне глубокому убеждению, творчество – это нечто ужасно субъективное, и оценочным критериям поддающееся с трудом. По каким формулам высчитывается «гениальность» книги? По количеству использованных троп и метафор? А что в этом случае достойно большего количества баллов – синекдоха или гипербола?
Или – как и вправду принято на современном Западе – судить надо по количеству продаж?
По новаторству идеи? Или по ее актуальности, в том числе и для современного читателя?

Мейлер, Оутс и компания – они хорошие ребята. И, по большому счету, пишут хорошие книги. К их советам действительно стоит прислушиваться. Наверное…
Но я по себе знаю, что книга, которую любишь сейчас – совсем необязательно будешь любить лет через десять, так сказать «с высоты прожитых лет». Или наоборот – не любить. Я в детстве терпеть не могла Диккенса за его мрачность и трагизм и «доросла» до него только в университете. С другой стороны, мою подругу – бывшую преподавательницу русского языка и литературы для иностранных студентов в одном из ведущих вузов нашего областного центра, а теперь специалиста пресс-службы нашего губернатора – глубоко возмутило, что в одну десятку с Толстым и Достоевским, с так нравящейся ей «Лолитой» попала «глупенькая», с ее точки зрения примитивная Остин. А у меня ситуация прямо противоположная – мне нравится Остин, я считаю ее новатором своего времени – и я терпеть не могу Набокова, считая его извращенцем, который просто не постеснялся перенести свои переживания на бумагу. Я согласна признать его смелость, но петь ей оду – увольте: все возможные неудобства ему компенсировали гонорары.
Я «доросла» до Диккенса, может, через пару лет – столкнувшись в своей жизни с какой-то коллизией, преодолеть которую не смогу самостоятельно – я выберу настольной книгой «Моби Дика» или вообще Мережковского, который в список не попал. Я это к тому, что книга «лучшая» для тебя – совсем не обязательно «лучшая» и для кого-то другого. Тем более – для всех.
Литература – подогнанная под рамки, измеряющаяся баллами, выстроенная в шеренги… Это уже не литература. Потому что литература – это творчество. Творчество – это состояние души. А ГОСТами и стандартами измеряют ремесла.

Пока писала пост, в голове рефреном крутился фразеологизм того же Мережковского: «Никогда, ни при каком торжестве демократии, не стоит забывать, что Христос был распят большинством голосов».

@темы: мнение

---

Об отзывах о Голом Короле

Посмотрела я недавно «Свадебную вазу» ((Vase de noces) от режиссера Тьерри Зено. Потом долго «Пеплом и снегом» лечилась.
А главное – чувствую себя дура дурой. Ведь там же, в «Вазе», в описании к фильму всё предельно честно написано – а ты отзывов начитаешься, и надеешься, что самый умный, сейчас самостоятельно разберешься, сакральный смысл там выищешь. В общем, как в сказке про Голого Короля (просто в последнее время отличить голую наготу от, скажем, Высокой Моды становится всё сложнее. Можно ли считать наготой уродливые телеса, символично прикрытые прозрачным целлофаном? А если телеса – красивые, это повод их демонстрировать? И тут стоит добавить, что красота – понятие сугубо субъективное…)



В общем, нагота – назовем ее красивым словом «эротика» – начинается в «Вазе» с самого что ни на есть начала. То есть эротика как идея – как обнажение сути – стартует тут с самой аннотации. Меня ведь честно предупредили, что фермер – сумасшедший, что любит он самую натуральную свинью, и что в финале все умрут, так как «когда свинья родила от фермера поросят, он начинает ревновать их отцовской ревностью к матери и в конце концов вешает всех. После этого показывает мертвых поросят свинье и убивает ее, а потом закапывает себя в землю вместе с возлюбленной».
В общем, всё предельно честно рассказано заранее. Все предупреждены, все вооружены, все обиженные/разочарованные/ожидавшие большего могут преспокойно идти гулять лесом. Желательно в обход «веселой фермы».

Тем не менее меня заинтриговали отзывы типа «бесподобная игра второстепенных актеров» (они курей с этой фермы имели в виду: «Эти куры творят что-то невероятное!») и что фильм на фоне современных «пустышек» наполнен просто таки небывалым, давно забытым смыслом. В общем, на Короле прекрасный наряд, но увидеть его могут только поистине мудрые люди.
А я дура. Потому что я тоже полезла искать в фильме тот самый «сакральный смысл».

Нет, вот об эротике самого фильма – сама удивляюсь – хочется почему-то говорить только хорошее. Вот чувствуется всё же, что это фильм 70-х годов, когда эротика (которая в современных картинах зачастую больше походит на порнографию) еще не была у режиссеров самоцелью. Звучит, как парадокс, но сам процесс любви к свинье… ну, как бы рейтинговая сцена – там реально показана так, что даже филейной части актера не видно. Хотя тут стоит признаться, что с середины фильм уже проматывался (не выдерживала моя «душа поэта» этих фермерских страстей) – так что может я что и пропустила… Но это вряд ли. В общем и целом, сейчас некоторые намеки в американских комедиях выглядят пошлее, чем заявленная любовь к свинье. Но на то она всё-таки и любовь. За одно это режиссеру всё же стоит сказать «спасибо».
В целом, внешне фильм напомнил мне колхозную хронику советских времен (даже ностальгия в душе всколыхнулась) с кадрами паханой земли и милыми животинками, задорно бегающими по скотному двору. Всё время казалось, что вот-вот – и мелькнут на заднем фоне транспарант с призывом «Поднимем свиноводство страны до небывалых высот!»
В общем, эта эротика режиссеру удалась. Пусть она извращенная, зоофилическая – но удалась.

И потянула за собой «эротику» иного плана – зрительского. Когда толпа начинает видеть наряд на голом в общем-то Короле. Голом-преголом. И начинаются комментарии типа «тонкая поэзия кинематографа, словно глоток свежего воздуха среди бестолковых мыльных картин современности». Ну, в принципе, «красота в глазах смотрящего», с этим я спорить не буду. Я даже не буду спорить по поводу сравнений с «Сумерками»: в чем-то «Ваза» однозначно лучше, может, даже в части игры актеров…
Но блин же! Неужели люди и вправду серьезно?!! «Превосходным актерам веришь с первого кадра» и т.п.?!

Так получилось, что смотрела я этот фильм в один день с оскароносным "Артистом" – и фильмы отлично оттенили и дополнили друг друга: оба черно-белые, немые и с животными (которые, судя по пресловутым отзывам + один Оскар четвероногому, - отлично играют). Только вот игра собаки в «Артисте» мне реально понравилась, а вот куры что-то не впечатлили…

Ну что сказать, единственный плюс, который я вынесла для себя из этого фильма - теперь я точно знаю как рождаются свинки, видела процесс практически в живую.
Единственный плюс, который я приписываю самому фильму - отсутствие пошлости, несмотря на сюжет.

А что касается подоплеки фильма - при желании приписать любому произведению можно всё, что угодно, была бы только фантазия. Можно даже сказать, что режиссер так боролся за права женщин: показывая, что большинство мужчин держат нас за домашних животных, ревнуют к собственным детям и своим эгоизмом убивают в нас нашу душу, но и сами не могут без нас жить. Можно приписывать всё, что угодно. Но нужно ли? Ведь «иногда цветы - это просто цветы». А свиньи - просто свиньи... И статьи за зоофилию еще никто не отменял.

Кстати, всех моих знакомых почему-то больше всего волнует именно сходство с "Сумерками", это первый вопрос, который они мне задают, узнав, что я этот "шедевр" таки посмотрела. Ну, не знаю: чего не увидела, того не увидела…

В общем, смотрите лучше «Снег и пепел». А современную трактовку «Вазы», если хотите – можете глянуть тут. По-моему, гораздо лучше фильма Тьерри Зено получилось.

@темы: видео, мнение, юмор

---

Просто нравится

@темы: видео, юмор, стар трек

---

Ну прикольно же!

@темы: видео, шерлок, юмор

---

Интересное прочтение Миядзаки

Люблю этого режиссера, но таких трактовок я б ему придумать не смогла:

20.09.2011 в 01:51

Пишет  Скрёб-поскрёб:

Мой сосед Тоторо
...Сегодня ужинали с чудесным молодым японцем с Окинавы. Парня зовут Ю, он путешествует по Европе и фотографирует все, что ест. (Mystery train, типа того.) Слово за слово - конечно, все свелось к Миядзаки, у нас по-другому не бывает.
- Знаете, я думаю, что мультики Миядзаки - очень страшные. Ну вот "Кики" или "Лапута" - это очень простые истории. А "Тоторо" - это по-настоящему страшно. /и ёжится весь такой/ Ну, во-первых, обеих сестер зовут Мей. Ну то есть маленькую зовут May - пятый месяц по-английски, а старшую - Сацуки, пятый месяц по-японски. А самое страшное знаете что? Последние 10 минут фильма девочки не отбрасывают тень. Понимаете, в студии Миядзаки очень аккуратные люди, они рисуют тень даже от одного листочка.. они не могли забыть нарисовать тени двух главных персонажей. В той местности, про которую мультик, задолго до съёмок фильма произошла ужасная история - маньяк убивал в лесу детей. Там помните, когда бабушка с Сацуки нашли в пруду сандалик? Мей умерла, понимаете? А Сацуки пошла её искать, и умерла сама. Туннель в дереве, через который бежит Сацуки - ну это то самое, свет в конце туннеля, у вас же тоже так говорят?
Потом котобус этот.. когда Сацуки садится в котобус, у него на лбу меняется надпись. Там все очень быстро происходит, и в конце получается destination: May, а до этого пункт назначения был кладбище. Если вы остановите кадр в этот момент, вы увидите. И ещё когда когда Мей находят, она сидит в таком святом месте, где Будды каменные стоят. Религиозные японцы верят, что человек, когда умирает, становится Буддой. И Будд в святом месте должно быть семь. А там шесть, и Мей сидит. She's already Buddah, you see. Ну и потом.. мультик же называется "Мой сосед Тоторо". Не просто Тоторо - тролль, или что-то типа того. Я думаю, это значит "Мой сосед - смерть".
- Представляю, Ю, что ты скажешь о Spirited away.
- О, это тоже страшный мультик. Ты знаешь, о ком он?
- Я читала, что Миядзаки срисовал Чихиро с молодого старательного сотрудника студии, который добросовестно бегал с поручениями старших коллег.
- Эээ.. нууу.. понимаешь, там действие просходит в бане. Клиентов в бане _всегда_ обслуживают.. ээ.. available women. Посмотри на её клиентов. Они все очень-очень грязные. У них грязные мысли, они грязные сами. А NoFace, чёрный персонаж в маске - он же совершенно фаллический. Он олицетворяет все грязные желания посетителей.
- Только не говори, что Порко Россо..
- Ну, это как раз очень простая история. ) Она страшная по-другому, как Достоевский, когда однажды утром просыпаешься, а из зеркала на тебя смотрит свинья..

---

О словах и свободе

И пусть мне теперь кто-нибудь попробует сказать, что в Украине нет свободы слова!


Сама статья здесь: www.11pr.net/2012/02/29/cherez-sfinktery-k-zvez...

И даже обидно: такой заголовок для слэшного фика пропадает

---

Ухихикалась

@темы: видео, юмор, стар трек

---

Люблю красивую природу

13.03.2012 в 12:17

Пишет  Diary best:

Конкурс на лучшую запись месяца!

Пишет  AnaisPhoenix:

В объективе - природа.
Всё красиво, но лисы, совы и журавли хороши особенно. И белые гуси, маскирующиеся под снежные холмики, просто очаровательны.

Фотограф Винсент Мюнье живет в Вогезах, на востоке Франции, и просто обожает дикую природу. Работы Мюнье получили немало положительных отзывов критиков, целый ворох профессиональных премий и, конечно, восторги аудитории.

Отсюда

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: АРТ

---

Сохраню - на досуге почитаю

Жёлтая Звезда

Твой Гороскоп Майя via Queen de la reanimaR

Еще интересные тесты и гадания:
Блины и характер! (тест)
23 февраля (военный тест)
Éire - Ирландские пословицы и поговорки
Ваша Характерная Перчинка (гороскоп)
Ваш Halloween образ (гороскоп)
Ваш Талисман Викинга

@темы: тесты, гороскоп

---

Василий Федоров

@темы: АРТ

---

Кто я?

Кто ты из мифических существ?

Ваше имя Ну и кто ты?

все гадания на aeterna.qip.ru

@темы: гадания, тесты

---

Благодарность для Мэтти

Маленькая благодарность вот за это чудо: «Он жаждал небесных материй»

@темы: фанвидео, стар трек

---

Высшая любовь. Часть вторая

На всякий случай напомню:
Название: Высшая любовь (Higher Love)
Автор: Amanda Warrington
Ссылка на оригинал: www.awarrington.livejournal.com/20652.html

+++

Вскоре Кирк обнаружил, что среди прочего экспорта на Ригли благополучно завезли и День святого Валентина – впрочем, стоит ли удивляться, что планета, предназначенная для развлечения туристов, позаимствует и традицию праздновать день влюбленных.
На обратном пути им встретилось немало членов команды, которые при встрече реагировали на командиров по-разному: кто-то отдавал честь, а кто-то смущенно вздрагивал – в зависимости от того, кто в тот момент был их парой. И если Маккой выбрал себе на время увольнительной довольно интересного партнера, то партнер энсина Нории Ялпы из отдела снабжения и жизнеобеспечения со всеми его щупальцами, часть из которых он уже успел запустить энсину в штаны, в произвольном рейтинге Кирка не занял особо высокой позиции по причине того, что «такое мы и сами проходили». Поразмыслив, Джим решил, что, возможно, Ялпа вздрагивал и не от смущения, а стараясь обуздать собственную страсть, хотя с виду казалось, что бедный энсин страдает запором. От неловкости Кирк не знал куда глаза девать, но смотреть старался выше уровня плеч – чисто из профессионализма.
По правде сказать, он хотел бы и дальше держать Спока за руку, но рассудил, что по пути они могут столкнуться со знакомыми, и решил отказаться от этой идеи. Вероятней всего, их репутации альфа-самцов полетят к черту, если их застукают за всякими там нежностями. К тому же то, что они со Споком теперь вместе, что у Джима теперь тоже есть отношения,– это было Кирку в новинку, и он пока не готов был делиться своей тайной с этой галактикой.
Было забавно думать, что сегодня Кирк успел дважды увидеть стояк своего старпома и даже подержать его в руках – и при этом они даже одежды не снимали. Ну что ж, по крайней мере, когда они доберутся до постели, никаких сюрпризов их поджидать не должно. Не как в тот раз, когда у Джима наметилась интрижка со сигнианином, но когда им таки удалось уединиться, тот выставил себя на посмешище, явив партнеру своего фиолетового «петушка» в обрамлении перьев – размером с джимов мизинец, разве что еще короче. Это не было бы проблемой, но и зад у сигнианина тоже оказался не способен принять что-либо больше, ну, мизинца. А когда горе-любовник попытался сделать ему минет, то умудрился довольно болезненно оцарапать Кирка клювом, после чего они наконец-то сдались и решили, что с них хватит. Это был один из тех опытов, воспоминаниями о котором Джим никогда не делился с Боунсом.
Они выбрали ресторан, который могли позволить себе лишь состоятельные особы, а это в свою очередь являлось своего рода гарантией, что там будет не слишком много служащих «Энтерпрайз», а в идеале их не будет там вовсе. Несмотря на то, что в этот праздничный вечер найти свободный столик было непросто, имени Кирка оказалось достаточно, чтобы решить эту проблему. Похоже, местные власти действительно прониклись духом святовалентиновского праздника, со всеми этими вазочками с темно-красными цветами на каждом столике, ароматизированными красными свечами, источающими цветочный аромат (определенно роз). При этом стены были разукрашены красными и розовыми сердцами, на настенных экранах крутили ролики с фотографиями и видео самых романтичных пар в истории Федерации, а из скрытых динамиков тихо лилась соблазнительная и чувственная музыка.
Метрдотель-кэйтианка проводила их в дальний конец ресторана. Кирк пришел в восторг от ее длинного, серого пушистого хвоста, которым она помахивала, пока вела их к кабинке, которую Джиму удалось заполучить за отдельную плату. Сидения с высокой спинкой создавали видимость интима, хоть немного ограждая от любопытных глаз других посетителей. Усевшись, Кирк подождал пока они останутся наедине, а затем открыто улыбнулся Споку, про себя отмечая как смягчаются строгие черты вулканца, когда их взгляды встретились. Руки неуверенно потянулись друг к другу через стол, пальцы сплелись.
Прежде он никогда не видел Спока таким открытым, и сейчас Джим поразился оказанному ему доверию – оказанному только ему. И от этого сносило крышу; его переполняло счастьем, это давало ощущение законченности и цельности, а бешено стучащее от радости сердце напивало сейчас песню… любви? Что за странное чувство он сейчас испытывал? Он не испытывал ничего подобного ни к одному предыдущему партнеру, никогда прежде он не тратил столько времени, чтобы получше узнать кого-то из череды своих любовников. То, что было между ним и Споком, – брало начало в их общей работе, в дружбе и, как выяснилось, в их любви. И Кирк сам не смог бы назвать день, когда это чувство внезапно накрыло их с головой. Хотя он давно находил Спока привлекательным, стоило ему только подумать о нем, как Джим тут же превращался в придурка. И всё же прежде такой сентиментальности он не испытывал. Ну, очевидно, что его чувства родились не вчера, но раньше он отказывался их признавать, объясняя их так, как ему было удобней – дружбой, к примеру. Теперь же, оказывавшись на месте героя любовного романа, Джим понял, что сегодняшний вечер действительно останется в его памяти до конца его дней.
Спок смотрел на него так, будто никогда не видел прежде. Возможно, сейчас в его голове крутились такие же мысли, может, именно сейчас он наконец понимал, что человек, с которым он так долго работал, который всё это время был рядом – на самом деле был кем-то особенным и таким желанным. Впрочем, понять Спока было сложнее: в отличие от Кирка тот умел скрывать свои чувства, и преотлично. Может, как раз в этот момент он мысленно анализировал все возможные последствия и варианты.
– Ты?.. – начал было Кирк, но закончить так и не успел, потому что Спок вдруг резко отдернул руку.
– Джимми, мальчик мой! – раздался рядом возбужденный голос Маккоя, а в следующее мгновение он остановился возле их столика, за его спиной маячили Соломон и метрдотель.
Таких обломов Кирк не мог припомнить с того времени, когда мать, неожиданно вернувшись домой раньше срока, застала своего пятнадцатилетнего сыночка в спальне с каким-то пацаном, одетым под Борга, при этом Джим трахал мальчишку со всем присущим юности энтузиазмом и кричал, что «сопротивление бесполезно».
И вот сейчас Кирку в голову лезли далеко не дружественные мысли о том, что в данный момент он вполне мог бы без всяких зазрений совести придушить своего лучшего друга. Джим заметил, что Соломон успел переодеться в другое, не менее яркое платье, а это означало, что по всей вероятности, они успели зайти к нему домой. Заодно это могло бы объяснить и расслабленную веселость Маккоя, и источаемый им сильный запах виски.
– Они сказали, что свободных столиков нет, но мне показалось, что я видел как сюда нырнули вы двое, так что я сказал метрдотелю, что мы вас знаем и вы не станете возражать, если мы к вам присоединимся. Если вы чуток потеснитесь, то мы все отлично поместимся.
Изо всех сил стараясь, чтоб на лице не отразилось его истинных чувств, Джим солнечно улыбнулся Маккою и скользнул ближе к стене. На лицо Спока тоже вернулась его бесстрастная маска, вся его открытость вмиг пропала, спряталась куда-то глубоко, дожидаясь более подходящего момента.
Метрдотель в нерешительности замерла позади, с тревогой помахивая хвостом и ожидая от Кирка отказа. Дождавшись утвердительного кивка, кэйтианка отправилась по своим делам, оставив их с двумя крайне нежеланными гостями.
– Боунс, Соломон. Рад вас видеть, – не совсем искренне поприветствовал друзей Кирк, освобождая место для Соломона. При этом он заметил, что центурионец усаживается как-то чересчур осторожно, и Кирк подавил усмешку, догадываясь чем именно эта осторожность могла быть вызвана. Он знал, что Боунс неплохо оснащен, эту информацию Джим почерпнул, основываясь на всех тех бесчисленных разах, когда напившись до состояния, что уже и ноги не держат, он заваливался спать на маккоевский диван в академическом общежитии. А пока рано поутру доктор считал, что тот еще спит, Джим пару раз заставал приятеля с утренним стояком. Это вполне естественно, что он посмотрел – и сравнил. Померявшись членами, Джим с изрядной долей самодовольства обнаружил, что эти соревнования его член выиграл. Потребовалось немало усилий, чтобы не выдать себя самодовольной ухмылкой.
Кирк порадовался, что по крайней мере не придется смотреть на цветастое в блестках платье Соломона, от одного взгляда на которое у него начинали слезиться глаза. Он знал, что центурионцы славятся своей яркой цветастой одеждой.
Во всяком случае сам Маккой скользнул на соседнее со Споком место с самым невозмутимым видом. Чего нельзя было сказать о Споке, дошло до Джима в следующую секунду, поскольку его первый офицер старательно избегал смотреть на Соломона. Кирк смутно помнил что-то такое из учебной программы – должно быть, из ксенобиологии – что чувства вулканцев гораздо сильнее человеческих: и слух, и обоняние, и вкусовые рецепторы у них развиты сильнее, чем у людей, в том числе они различают намного больше цветовых оттенков, поэтому-то сами и носят одежду таких нейтральных тонов. И, разумеется, вулканцы обладают чрезмерно развитым чувством осязания, настолько развитым, что по прикосновению даже могут понять мысли и эмоции других.
– Хорошо провели время в музеях? – не скрывая злорадства поинтересовался Маккой.
Ты не поверишь, подумал Кирк.
– Знаешь, да. Попалось несколько интересных экспонатов в Музее Естество… Боунс, ты что делаешь?
– Проверяю, нет ли у тебя температуры, – ответил Маккой, перегнувшись через стол и прикладывая ко лбу Кирка прохладную ладонь. Сидящий рядом с ним Соломон начал стучать ногами по полу.
– Что? Ты думаешь, что я не могу наслаждаться музеями? – спросил Джим, стараясь, чтобы по голосу не было заметно его смущение. Из всех людей уж Боунс-то знал его достаточно хорошо, чтобы не недооценивать уровень его интеллекта.
– О нет, не тогда, когда вокруг столько возможностей сексуально оттянуться. Ну, я имею в виду, мы же говорим о Джеймсе «Ти» Кирке, где «Ти» – это главная буква в слове «коТяра».
Несмотря на то, что Кирк считал, что это последнее, что стоило бы слышать Споку, он изо всех сил постарался не морщиться, хоть у него и не очень хорошо получалось. И для него стало приятным сюрпризом, когда Джим почувствовал, что вулканец сдвинул ноги, переплетая их с джимовыми в молчаливом акте солидарности.
– Я не так уж и плох, – возразил Кирк. – Хватит уже поливать меня грязью.
– Да, ты не так уж и плох, – согласился Маккой с усмешкой. – Но ты должен признать, из-за своего либидо за эти годы ты не раз попадал в любопытные ситуации.
– Боунс, – предупреждающе заявил Джим, обжигая приятеля сердитым взглядом. Но толку: Кирк отлично знал, что стоит Боунсу выпить, и его чувство такта тут же вылетает в окно.
– Ну, я в том смысле, что припомни-ка один случай со сигнианином, у которого член был размером с твой мизинец…
– Боунс! Достаточно, – Джим повысил голос, используя свой командный тон. И как приятель, мать его, узнал о том неловком эпизоде?
При всей невозмутимости лица Соломон явно бился в истерике, его ноги в диком темпе отплясывали на ресторанном полу чечетку.
– Ладно, Джим, не горячись! Итак, что там у нас сегодня вечером в меню?
Спок. Именно это «блюдо» надеялся отведать этим вечером Кирк. Только попозже, на «десерт». От одной только мысли о подобной «трапезе» его тело пронзила сладкая дрожь, и судя по изогнувшейся брови Спока, вулканец, видимо, уловил эту мысль благодаря тому, что их тела соприкасались под столом. Кирк тепло улыбнулся ему, а затем снова переключил свое внимание на Маккоя.
– Ну, не уверен, что в здешнем меню есть что-то из тех деликатесов, которые вы, южане, так обожаете, – заметил Кирк. – Ну, знаешь, вроде отбивной из аллигатора, обжаренной во фритюре, или тушенной с овощами бельчатины по-брансуицки, или…
– Правда? – заинтересовался Соломон, а вот Спок, судя по выражению лица, был мягко говоря шокирован.
– Ага, там, откуда Маккой родом, люди съедают всё, что стоит на месте достаточно долго, – усмехнулся Кирк.
– А сейчас ты перебарщиваешь, Джим, – настала очередь Маккоя использовать предупреждающий тон.
– О, а ты ж у нас этого никогда не делаешь, Боунс, – парировал Кирк, стараясь в споковой манере поднять одну бровь. Пытаясь научиться этой вулканской фишке, он уже несколько недель практиковался перед зеркалом в ванной, но, точно вам говорю, у него и вулканца брови управляются разными мышцами, потому что стоило Джиму поднять одну, как вторая упорно поднималась следом.
– Туше! – признал Маккой, и Кирк надеялся, что на этом смущающие или разоблачающие темы закончатся. Он не винил друга, тот просто весело проводил время и, очевидно, абсолютно не обращал внимания на то, что происходит между ним и Споком.
В свою очередь Кирк признал, что хоть романтический ужин оказался и не слишком романтическим, но всё обернулось довольно неплохо, стоило только немного привыкнуть к Соломону с его постоянной чечеткой и умением находить повод для смеха даже там, где его не могли найти другие. Джиму нравился этот парень и он искренне надеялся, что в ближайшие несколько дней Маккой будет очень занят – достаточно, чтоб не мешать им со Споком.

+++

– Ты пытался спариться со сигнианином? – скептически спросил Спок, как только за ними закрылась дверь заказанного гостиничного номера.
Кирк почувствовал как от смущения вспыхнуло лицо и понял, что Спок может это заметить.
– Я не пытался спариться… в конце концов у нас ничего не получилось. Я не знал, что у нас настолько разная физиология, – подчеркнул он, снимая обувь и оставляя ее у дверей, как это принято у вулкенцев. Спок сделал тоже самое.
Краем глаза Джим заметил, что в номер доставили их со Споком сумки с ночными принадлежностями. Они оба сообщили Скотти название отеля – но только консьерж знал, что они остановились в одном номере.
– Они являются представителями птичьих, поэтому…
– Да, знаю, – оборвал его Кирк, искренне не желая обсуждать эту тему.
– Кроме того, у них весьма острые клювы…
Кирк поморщился.
– Это мне теперь тоже отлично известно.
– Джим, – Спок подошел ближе и замер перед ним. – Ты был ранен?
Джим совсем не так представлял себе начало их романтической интерлюдии. Маккой определенно попал в опалу, хоть Кирк еще и не понял, как доктор умудрился узнать чертову правду о том инциденте.
– Всё быстро зажило. – Спок вздрогнул при этих словах – Джим это точно видел. Шагнув вперед, он взял вулканца за руку. – Я вынес из этого урок, но сейчас, Спок, я надеюсь, что мы перенесем обсуждение этого вопроса на потом.
Свободной рукой он потянулся к щеке Спока, провел по ней ладонью, а затем потянулся приласкать давно манившее его ушко, и на этот раз ему позволили скользить кончиками пальцев по всей бархатистой мягкой длине до самого кончика. Спок невольно, кажется сам того не осознавая, подался вслед ласке, Кирк скользнул пальцами за ободок, нежно почесал за ушком. У Спока затрепетали ресницы, он прикрыл глаза, не в силах сдержать рвущийся из горла стон. Ничего более сексуального Кирк не слышал за всю свою жизнь, и, подавшись вперед, он впился в рот вулканца, сминая их губы в голодном поцелуе.
И пока их языки сплетались в поединке, Кирк продолжал свой безжалостный натиск, одной рукой играя с острым ушком, в то же время как другая по-прежнему оставалась в ладони вулканца. При этом он самым бессовестным образом терся о Спока, вжимаясь в него своей эрекцией и чувствуя как сквозь несколько слоев ткани соприкасаются их затвердевшие члены.
Джим провел рукой по ушку Спока и позволил ей соскользнуть вниз на сильную твердую спину, насладиться чувственным ощущением шелка вулканской туники и, наконец-то, обхватить сквозь ткань свободных штанов ягодицу, заполнив ею всю ладонь.
Кирк оторвался от поцелуя.
– Хочу увидеть тебя обнаженным, – голос Джима охрип от возбуждения.
При виде Спока, расстегнувшего невидимые застежки туники и позволившего одежке свободно упасть на пол, у Джима от восторга задрожали пальцы. И тогда, осторожно сжав плечи Спока, Кирк принялся выцеловывать, вылизывать и раз за разом впиваться в обнажившуюся кожу шеи, подметив, что Спок слегка приподнял голову, давая ему больший доступ. Затем он двинулся вниз, волоски на мускулистой плоской груди Спока оказались мягкими, а не жесткими, как у людей, и темно-зеленые соски тут же отозвались на ласки джимового языка, стоило только посасывая подразнить их зубами, как мокрые горошинки тут же затвердели. И Кирка пронзала острая дрожь всякий раз, когда его действия вырывали у Спока любой вербальный отклик.
Вулканец протянул руку, и Джим почувствовал, как тот принялся расстегивать пуговки его рубашки, а потом потянул ее вниз, и Кирк, передернув плечами, скинул рубашку на пол. И пока Джим исследовал языком его торс, у самого Спока хватало сил только на то, чтобы скользить руками то вверх, то вниз по наконец-то обнаженной коже партнера, и эти прикосновения заводили его всё сильней и сильней, высекая искры, из которых рождалось пламя, погасить которое сможет лишь поток оргазма.
Кирк встал и, прижавшись обнаженной грудью к голой груди Спока, поцеловал вулканца страстно и жадно, скользнул рукою в шелковые штаны, принявшись мять ягодицы своего старпома и одновременно притягивая его ближе, будто желая слиться с ним воедино.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз был так возбужден. Возможно, никогда. Впервые в жизни он занимался любовью с кем-то, кто был ему другом, первый раз его партнером был тот, кого Джим хорошо знал и уважал.
– Твои штаны, – скомандовал он, и Спок молча подчинился, мягкая ткань лужицей стекла с его ног и застыла на полу, оставив после себя лишь черные боксеры. Кирк обхватил возбужденный член Спока прямо через ткань, краем сознания отмечая жар и что на ткани уже успело поступить влажное пятно «смазки», которое лучше всяких слов рассказало ему, что вулканец также возбужден, как и он.
Став на колени, Джим медленно стянул трусы, любуясь наглядным доказательством возбуждения Спока, которое, вырвавшись на свободу, тут же устремляется прямо ему в лицо в экстравагантном приглашении. Убрав преграду из одежды Кирк выпустил на волю пьянящий аромат мускуса, который вдыхал, закрыв глаза, чтоб в полной мере насладиться этим мужским ароматом. Открыв глаза, он обхватил член Спока ладонью, отметив, что тот и впрямь выглядит точь-в-точь как фаллоимитатор из музея: тот же оттенок и размер, и такой же горячий. Но разница всё же была, и разница огромная: плоть в его руке была живой, горячей и налитой вулканской кровью; казалось, что это тританиум, обернутый мягким атласом. На самом кончике жидким кристаллом застыла капелька, и никакие силы природы не могли бы сейчас помешать Джиму наклониться и слизнуть ее.
На вкус вулканская «смазка» оказалась не такой солоноватой, как человеческая, оставляя во рту сладковатое послевкусие – и Джим понял, что легко может на нее подсесть. Сверху раздался стон, а в его голову вцепились руки Спока, сжав на мгновение, но тут же отпустив, как если бы его первый офицер на пару секунд забыл о собственной силе.
Джим чувствовал, что темные волосы на лобке под его ладонью, как и волосы на груди, были шелковистыми на ощупь, а член и яички чуть меньше его собственных.
Приблизившись вплотную, он заглотнул набухший пенис с его единственными и неповторимыми – как и его вулканец – двумя крайними плотями и всосал. И звук, который при этом издал Спок, пронзил Джима насквозь, сладостно отозвавшись где-то в паху и наполнив чувством триумфа от того, что он, оказывается, может довести своего обычно такого невозмутимого и сдержанного первого офицера до подобного состояния.
– Я хочу посмотреть на тебя, Джим, – попросил Спок, и голос его был тих и напряжен.
Кирк встал, расстегивая джинсы, стоило ему подняться, как он спихнул их вниз, к самым щиколоткам, вместе с трусами и перешагнул через одежду.
– Ты прекрасен, – решительно заявил Спок, кладя горячую руку ему на грудь, туда где бешено стучало его сердце. Рука двинулась вниз по плоскому животу и решительно обхватила его член, заставив Джима зашипеть от нахлынувших чувств.
– Как ты удовлетворяешь себя? – спросил Спок, и от одного только вопроса член Кирка налился еще больше.
– Вот так, – и Джим обхватил руку Спока, показывая как лучше обхватить и насколько сильно стоит сдавливать.
– А как насчет тебя? – поинтересовался Кирк. – Покажи, как это делаешь ты.
Спок колебался, словно он соглашался показать Кирку нечто, что вулканцы не делали прежде или, по крайней мере, не делали при ком-то. Была ли вообще логика в мастурбации, раз вулканцы настолько хорошо контролируют свое тело?
Спок неуверенно потянулся рукою к члену, обхватил ствол и, закрыв глаза, провел ладонью по всей длине. Кирк накрыл его руку своей.
– Расскажи, о чем ты думаешь, когда ласкаешь себя, – прошептал Джим.
– Я думаю о тебе. О твоей руке на моем члене, или жаре твоего рта, или о том, как мой член врывается в тебя всё глубже и глубже, толкаясь в тебя всё сильней…
Кирк крепче сжал руку, лежащую поверх руки Спока.
– Притормози, я не хочу, чтоб ты кончил так рано. – И когда вулканец немного успокоился, продолжил: – Помнишь голограмму вулканца и человека… я хочу это попробовать. – Спок резко распахнул глаза. – Я хочу, чтоб ты взял меня именно так, – повторил Кирк. – Сделаешь это?
Когда Спок посмотрел на него, его глаза были такими темными, что казались черной бездной.
– Да. Какая нужна подготовка?
Спок – такой прагматик, подумал Кирк с улыбкой. Ему слишком не терпелось, чтоб наблюдать как Спок будет его подготавливать по всем канонам и правилам, так что он быстренько откопал в сумке с ночными принадлежностями небольшую баночку со любрикантом и сам окунул туда пальцы.
– Я тебе в следующий раз покажу что да как, а прямо сейчас не хочу снижать обороты.
Он завел руку назад и осторожно ввел в себя палец. С тех пор как он делал это в последний раз, уже прошло немало времени, к тому же в те разы, когда в постели ему случалось иметь дело с парнями, Джим в большинстве своем предпочитал быть сверху.
– Можешь приласкать себя, пока я делаю это? – спросил Кирк, и Спок немедленно согласился.
Это было умопомрачительно эротичное зрелище, а еще больше заводило знание, что вулканец наверняка никогда прежде не делал этого ни для кого другого, знание, что Спок возбуждался, наблюдая как Джим пальцами растрахивает свой зад, растягивает себя для него. Ему потребовалось несколько минут, но наконец он понял, что готов. Подойдя к стене ванной, Кирк поманил Спока к себе.
А в следующую секунду Спок накрыл его собою, жадно целуя; скользнув руками по плечам и груди, и притянул его бедра к себе так, чтобы их члены терлись друг об друга.
– Ты покорил меня, – прошептал Спок на высшем вулканском куда-то ему в шею, и тут же жестко прикусил нежную кожу, а затем зализал языком ранку, на месте которой, Джим точно знал, завтра будет красоваться синяк.
Обняв Спока за плечи, Кирк поднял одну ногу, потом другую, чувствуя как любовник благодаря своей вулканской силе уверенно поддерживает его под бедра. Подтянувшись повыше, он слегка наклонился и почувствовал, как Спок рукой направляет себя. Медленно, почти мучительно, Джим опустился на горячий, налитый член, с каждым сантиметром чувствуя как тот растягивает и наполняет его – и всё это время Джим не отрывал взгляда от лица Спока, удерживая его взгляд. Наконец Спок вошел в него на всю длину.
– У тебя есть идеи, как мне подключиться к процессу, а, Спок? А то ведь я собирался делать это одновременно с тобою, а в итоге твой член просто застрял в моей заднице. – Кирк подтянулся на руках, а затем опустился назад, заставив Спока зашипеть. – Передвинься, – потребовал он.
Спок так и сделал, сначала выйдя на середину комнаты, а затем без видимых усилий принялся поднимать и опускать Джима, еще и своими бедрами двигая между делом; он то позволял силе тяжести опустить любовника на его бедра, то снова приподымал его. Его надежный Спок, подумал Кирк с нежностью, который никогда не делал этого прежде и просто не знал какой угол стоит подобрать для лучшего проникновения. Он слегка сместился, чтоб немного сменить угол.
– Там. Да. О, Боже. – Джим стиснул зубы, поскольку теперь Спок каждым движением задел его простату. – Помнишь… я рассказывал об… одной железе?.. – Говорить у него получалось только на подъемах, при каждом толчке речь отказывала. – Ты только что… а-а-а… о, чтоб тебя, да… нашел ее!
Продолжая входить в него всё глубже и глубже, Спок уткнулся ртом в изгиб его шеи, покусывая и посасывая нежную кожу то шеи, то плеча. По его участившемуся дыханию Кирк понял, что любимый уже на грани.
Джим принялся вылизывать вулканское ушко, особое внимание уделяя острому кончику, чувствуя как каждое движение его язычка вызывает у Спока невольную дрожь и провоцирует на новый жесткий укус в плечо. Ему потребовалась всего пара секунд, чтобы понять: Спок ставит на нем свои метки – и эта мысль завела его еще сильнее. Но заполучив наконец-то этот трофей в личное распоряжение, Кирк не готов был кончить так рано – даже если уже готов кончить Спок.
– Я хочу видеть твое лицо, когда ты кончишь, – прошептал он и увидел, как Спок отпрянул в неуверенности, не пропуская впрочем очередного, душу вынимающего, глубокого толчка. Кирк крепко обхватил основание своего члена, чтоб сдержаться и не кончить раньше задуманного. – Ты великолепен, ты это знаешь, – прошептал он, – с растрепанными волосами, с губами, припухшими от поцелуев. Я люблю чувствовать как ты насаживаешь меня на свой член, как трахаешь меня. Я хочу почувствовать тебя глубоко внутри, Спок, хочу, чтобы ты оставил на мне свою метку, хочу быть твоим. Т’хи’ла.
И древнее вулканское слово словно запустило цепную реакцию, потому что Спок вдруг зажмурился, жадно глотая ртом воздух, его бедра задвигались быстрее, теперь хлопки выходили более резкими, и в то же время более хаотичными, а затем с протяжным стоном кончил. Кирк наблюдал, как Спока накрывает оргазм, а потом принялся целовать вулканца, отбросив все мысли, оставив лишь страсть.
Джим и сам уже был на пределе, но всё же невероятным усилием воли умудрился сдержаться и не кончить. И когда Спок медленно опустился на колени, Кирк опустил ноги с его талии и тоже встал перед ним на колени, чувствуя исходящий от него жар, понимая, что Спок буквально истекает желанием – и снова страстно поцеловал своего вулканца. Без натяжек это можно было назвать самым эротичным сексуальным опытом, которые когда-либо был у Джима, он в этом даже не сомневался. Вулканская сила, вулканский контроль, вулканский член – непревзойденное сочетание, и всё это в одном неповторимом «флаконе».
Кирк оторвался от таких желанных губ и, взяв лицо Спока в ладони, пристально посмотрел в бездонные, черные глаза.
– Это было… – Спок умолк и склонил голову. – Я не могу подобрать слова, которые бы в полной мере могли бы описать происшедшее между нами. Ты для меня особенный, Джим, – признался Спок.
– Ты позволишь мне заняться с тобой любовью? Хочу, чтобы мы сделали это, как те воины со статуи в музее. А ты хотел бы… – Он едва мог думать, у него яйца поджались и, казалось, скрутились узлами, желание становилось всё более и более непреодолимым.
– Не могу представить ничего, что я хотел бы больше, – признался Спок.
Они оба поднялись и не сговариваясь молча направились сначала в ванную обмыться, а затем перебрались на кровать, при этом Джим предусмотрительно захватил по пути бутылочку со любрикантом.
Спок раскинулся на кровати, а вот Кирк задержался, чтобы вдоволь полюбоваться приготовленным для него пиршеством, это был тот самый «десерт», которого он так долго ждал. Когда он встретился со Споком взглядом, то от поразительного сияния мягких, приветливых глаз у Джима перехватило дух. Его эрекция, которая только-только немного спала, тут же снова заставила член прижаться к самому животу, подсказывая, что если он всё же каким-то вероятным образом доберется до горячей тугой задницы своего старпома – быстро это ну никак не закончится.
Забравшись на кровать, он оседлал талию Спока, а затем наклонился и поцеловал своего вулканца так, как если бы его дыхание стало бы вдруг единственным, что могло б спасти Джиму жизнь. Но даже просто от легкого соприкосновения с горячей кожей Спока его член начал истекать «смазкой», моля: «Кончить!».
– А сейчас я собираюсь трахнуть тебя, ладно? – Ему нужно было сказать это вслух, потому что собственные слова заводили его еще сильнее, возбуждая до предела.
Очевидно, Спок (как и сам Джим) был совсем не прочь поболтать во время секса, понимая, что слова уже и сами по себе заводят Кирка.
– Да, Джим, я хочу, чтобы ты меня трахнул.
Джим обхватил свой член и сжал сильнее, изо всех сил пытаясь сдержаться, хотя с головки уже падали одна за другой прозрачные капли, а яйца готовы были взорваться.
– Ты даже не представляешь, что подобные разговорчики со мной делают, – с трудом выдавил он скрипучим голосом. – Отстранившись, он мягко толкнул ноги Спока в разные стороны и устроился меж его коленей, а затем потянулся к бутылочке и макнул в любрикант пальцы. – Знаю, у тебя прекрасный мышечный контроль, но я хочу всё сделать как надо, чтоб убедиться, что не причиню тебе боли, ладно?
Спок кивнул и молча поднял ноги. Эта поза давала Джиму отличную возможность как следует рассмотреть вулканскую дырочку – и он понял, что круто попал. Ему безумно хотелось устроить Споку отличный римминг, показать насколько это чувствительное местечко, потому что Джим был уверен, что его офицер по науке об этой науке ни фига не знает, зато сам Джим точно знал, что стоит ему отвлечься на новую ласку – и на этот раз оргазм сдержать уже не удастся.
Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и протянул руку, чтобы осторожно покружить пальцами вокруг сфинктера, пока не почувствовал, как тот расслабился, тогда он осторожно ввел первый палец. Ему не понадобилось много времени, чтоб обнаружить, что у Спока тоже есть простата: вулканец буквально дугой на кровати выгнулся.
– Теперь понимаешь, почему некоторым парням так нравятся фаллоимитаторы? – улыбнулся Кирк.
– Думаю, да, – у Спока дрогнул голос.
Кирк специально не торопился с подготовкой, чтобы дать и себе время чуток успокоиться и отсрочить собственный оргазм. И пока Джим ректально растягивал любовника, он старался избегать прикасаться к маленькому бугорку снова, приберегая это местечко для самого траха.
Наконец он с радостью констатировал, что Спок готов, и накрыв его собою, осторожно толкнулся, вставив головку, которая внезапно вошла довольно легко. Было что-то опьяняющее и собственническое в осознании того, что Джим был первым, с кем Спок это делал, и – сам себе удивляясь – Джим в этот момент твердо решил, что он будет не только первым – но и последним, тут и спорить нечего.
– Ты в порядке? Скажи, если это причиняет тебе боль или хочешь, чтоб я остановился.
– Я в порядке, – задыхающимся голосом заверил его Спок.
Кирк толкнулся чуть дальше и понял, что ничего подобного он никогда прежде не испытывал. Его член затягивало в невероятно горячий, мягкий и податливый туннель, чужая плоть обнимала его, как обхватывает руку сшитая на заказ лайковая перчатка. Прежде чем он успел это осознать, Джим уже был в девственной заднице Спока по самые яйца, и вулканец обвил его талию ногами. Какая-то часть джимового сознания до сих пор не могла поверить, что это и вправду происходит – он трахает своего поразительного, такого вечно невозмутимого, постоянно держащего себя в руках старшего офицера, который преданно стоял на его стороне, разделяя с ним череду постоянно сваливающихся на Кирка опасностей.
Джим попробовал осторожно толкнуться, и Спок ахнул, выгибая спину. Кирк вышел на всю длину и осторожно скользнул обратно, боясь причинить боль.
Спок протянул руку и прижал пальцы к губам Кирка.
– Я не сломаюсь, Джим.
От этих слов в Джиме поднялось что-то непонятное, животное, и он принялся толкаться сильнее, наблюдая как член Спока вновь наливается желанием. Он видел, как сжимались мышцы вулканского живота, стоило ему задеть ту самую драгоценную точку. Удовольствие накатывало всё сильнее с каждым новым толчком, пока Джим погружался в этот жар, которым никогда не смогло бы опалить его ни одно человеческое тело, и ведомый страстью Джим бешено толкался в Спока, выгибающегося ему навстречу, извивающегося всем телом. Их дыхание сбилось и, с трудом ловя ртом каждый новый глоток воздуха, они наконец слились в едином первобытном ритме, который неумолимо вел их к полному уничтожению.
Среди всей этой эйфории страсти Кирк сам не зная как всё же смог ухватить спокову руку и притянуть ее к своему лицу.
– Объедини нас, – он задыхался от безумных толчков. – Сейчас.
И Спок сделал это, прижав пальцы к пси-точкам на лице Джима. С тех пор, как уверенные пальцы Посла Спока сложили на его лице тот же узор двадцать месяцев назад – за месяц до того, как он взял на себя управление «Энтерпрайз» и заполучил на свою сторону Спока – мелкие детали обряда уже стерлись из джимовой памяти. Но на этот раз не было никакой бешенной круговерти информации, в голове Джима будто открылся портал в другой мир. Их разумы влились друг в друга, и каждая их частичка обрела свое место в общей, единой на двоих, мозаике. И тут Спок будто бы открыл дверь, за которой хранил все свои с виду контролируемые, но внутри постоянно бурлящие эмоции, хаотичные и почти пугающие своей силой.
Ты заставляешь меня чувствовать. Спускаешь мои чувства с поводка.
Кирк сделал глубокий ментальный вдох и шагнул через дверь, чувствуя как его затягивает в водоворот эмоций, которые так и норовят налететь на него, осыпать градом ударов – и внезапно он понял как открыть собственную дверь, пустив Спока в свои эмоции, не менее страстные, но более спокойные и не такие тревожные. Через вулканскую дверь он пронес с собою любовь и теперь наблюдал, как Спок рассматривает ее и соглашается признать, и с ее помощью утихомиривает свои эмоции – и те перестают быть такими тревожными, агрессивными, подавленными.
Я могу помочь тебе, Спок. Доверься мне. Мы можем сделать это вместе.
Это было нелегко, но Кирк заставил себя сосредоточиться на лице Спока, который всё еще удерживал их в мелдинге – как на той скульптурной композиции, изображавшей любовников – при этом лицо его выражало благоговение, и, Джим точно знал, это чувство отражалось и на его лице.
Вот она. Это и была их судьба. Быть друг для друга т’хи’ла, воинами и партнерами.
Каждый из них чувствовал разум и тело второго, и Кирк понял, что когда он достигнет пика – это будет нечто особенное, и он приветствовал это с распростертыми объятиями и открытым сердцем.
Джим толкался снова и снова, чувствуя как его накрывает всё больше и больше, а в животе раскручивается спираль, начинающаяся где-то в глубинах его души и тянущаяся к низу его члена. Давление нарастало, вознося Джима вверх, как возносят воздушные потоки парящего на крыльях орла, подымая всё выше и выше, в черноту космоса, и сам Кирк парит среди чувств дружбы, верности и любви – и вдруг всё разливается вдребезги, проливаясь белым горячим извержением, и казалось, что оно поколебало все основы мироздания.
Кирк пришел в себя уже в своем разуме, он лежал поперек споковой груди, задыхаясь, словно его легкие пережили кислородное голодание, и хотя он чувствовал Спока телом – как его руки нежно ласкают спину Джима – он по-прежнему чувствовал вулканца и в своем разуме.
– Похоже, ты сумел сформировать между нами связь.
Кирк устало поднял голову.
– Я? И как мне это удалось?
Он почувствовал, как рука Спока зарылась в его волосы, легко перебирая прядки.
– Я не уверен. У тебя исключительно динамичный разум, Джим. Я недооценил твою способность захватывать контроль и подчинять всё своей воле.
По лицу Спока Кирк пытался понять, что тот думает об этом, затем понял, что может еще и «слышать» что происходит в его голове.
– Ты не против. На самом деле ты этого хочешь.
– Я стыжусь этого, Джим. Стыжусь того, что мой разум столь жадно ухватился за возможность связаться, стоило лишь тебе предложить. – Спок отвел взгляд, уставившись в стену. – Я разделял связь с вулканкой, я был с ней помолвлен. И хотя я убежден, что свадьбу бы скорей всего отменили при первой же возможности, тем не менее когда она погибла вместе с Вулканом и связь была разорвана, мне стало одиноко.
– Нет, эта ситуация тебе так просто видится из-за багажа твоего прошлого, Спок. Я знаю, что я видел, и я знаю, что я все еще чувствую, чувствую в тебе. Я не замена для твоего одинокого разума, я – тот самый партнер, который должен был быть у тебя всё это время. Похоже, об этом и говорил нам Посол Спок – вселенная находит способы исправить себя. – И произнеся эти слова, Джим с кристальной ясностью понял, что прав.
После душа оба снова вернулись в кровать. Спок лег на бок, свернувшись «калачиком», и положил голову Кирку на грудь. Никогда раньше Джим не чувствовал такой полноты жизни, такой умиротворенности, и знал, что Спок чувствует то же самое. Между ними тихонько, почти неслышно мурлыкала связь, объединяющая их жизни. Этот День святого Валентина определенно стоил того, чтобы хранить его в памяти.
– Могу ли я задать тебе личный вопрос, Джим?
Для Спока это было редкостью – спрашивать о чем-то личном, но Джим ожидал чего-то подобного еще раньше, так что всё было в порядке. В его прошлом не было ничего такого, чего б он стыдился.
– Конечно, валяй.
– Ты сказал правду о том, что у тебя была сексуальная связь только с девятью людьми?
Ну ладно, может и были в его прошлом вещи, которыми он не очень-то гордился и не спешил делиться со Споком. Но на прямой вопрос должен быть прямой ответ.
– Я солгал… Специально назвал такую маленькую цифру, чтоб сразу было понятно, что это неправда. – Вулканец молчал. – Это тебя беспокоит, Спок?
– Я не столь опытен в сексуальных вопросах как ты.
– Я знаю, что сегодня был твой первый раз с мужчиной, и я еще никого не впускал в свою жизнь настолько глубоко как тебя, Спок. Тебе определенно не о чем волноваться, а самые важные детали мы, полагаю, выясним вместе по ходу дела.
– Такие, как твой фетиш на латексе?
Кирк почувствовал, что краснеет.
– Ты слышал это? Черт побери, Спок, ты ж в это время по уши увяз в научной дискуссии с Соломоном.
– На мостике ты неоднократно мог убедиться, что я в состоянии сосредоточиваться на нескольких задачах одновременно.
Ну, раз пошла такая масть, Кирк решил, что может сознаться кое в чем еще.
– Мне надо тебе кое в чем признаться.
– Действительно?
– Помнишь тот вулканский фаллоимитатор? Я… э-э-э… заказал один.
Спок приподнял голову, чтобы посмотреть на него, его темные глаза, кажется, проникли Джиму в самую душу, и он еле сдержал дрожь.
– Какое совпадение.
«Совпадение?» – удивился про себя Кирк, чувствуя замешательство. Может, Спок просто не расслышал в полудреме?
– Э-э-э… Почему совпадение?
– Потому что я заказал человеческий.
Кирк рассмеялся, заметив в глазах Спока смешинки и – какое потрясное чувство – ощущая нечто подобное через их новую связь.
– Великие умы, да?
– Очевидно, – с этими словами Спок опустил голову Кирку на грудь.
Не в силах лишний раз пошевелиться, Кирк почти задремал, перебирая пальцами мягкие пряди споковых волос, то и дело проводя по беззащитному ушку, как вдруг услышал кое-что странное. С трудом вынырнув из полусонного состояния, сквозь дрему он не сразу понял в чем дело. И тут до него наконец-то дошло, что именно он слышит да еще и чувствует по странной вибрации на своей груди.
О мой Бог, подумал он. Спок мурлычет!

~ КОНЕЦ ~

А вот так я вижу Спока:

@темы: переводы, фанфикшен, стар трек