Немного демотиваторов

смотреть дальше

@темы: юмор, АРТ, Teen Wolf

---

Гадаю на миры СтарТрека

@темы: гадания, стар трек

---

Новогодние гадания

А каким год будет для вас?



А каким год будет для вас?



А каким год будет для вас?

@темы: гадания

---

Вещие сны

Название: Вещие сны
Автор: lisunya
Бета: увы, нету, и от вычитки уже глаза болят, так что если что – сигнализируйте, исправлю по ходу дела
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински, Лидия Мартин/Джексон Уиттмор
Рейтинг: R (см. «Предупреждения»)
Жанр: юмор (что правда мой, специфический), POV Лидии, пре-слэш (я честно пыталась это компенсировать)
Размер: мини
Статус: закончен
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: 1) присутствуют нецензурные выражения и обесцененная лексика; 2) намеки на девиантное сексуальное поведение.
Саммари: Сны под Рождество – они же вещие, правда?

Посвящается чудной девушке  [Аука], которой «так хотелось почитать что-нибудь стерековское, новогодне-рождественское)))». Ну, от Нового года и Рождества тут, пожалуй, немного, тут даже стерека не слишком-то насыпано Но, как говорится, чем богаты…


Чертов мозгоправ! Тоже мне дипломированный психолог за 150 долларов в час! Лидия со злостью вжала педаль газа в пол. 150 долларов в час – по три часа в неделю – чтобы в итоге получить совет, который бы она и бесплатно слушать не стала.
Сегодня Сочельник. Миссис Уиттмор пригласила ее на семейный обед. Как официальную девушку своего сына. Это вам, конечно, не ключ от дома, но заручиться поддержкой родителей тоже очень важно. Если б Лидия успела сделать это еще полгода назад – глядишь простой эс-эм-ской (и даже без смайлика) Джексон бы при расставании точно не отделался. Нет, она, разумеется, не собирается с ним расставаться. И ему не позволит. Но умная девушка всегда просчитывает ходы наперед. Заранее намечая пути возможного отступления. Особенно чужие – чтобы в случае чего быстренько перекрыть своей большой красивой грудью. Ведь как ни грустно это признавать, но один раз он ее уже всё-таки бросил. И теперь ей придется удвоить – а еще лучше утроить – усилия, чтобы такой лажи с ними больше не случалось.
Поэтому она и пошла к психологу. Убедиться, что воскрешение этого мудака Питера Хейла действительно прошло для нее без последний. Как этот козел ей и обещал. «Ты такая сильная, Лидия», – передразнивает она бывшего альфу джексоновой стаи и снова прибавляет газу. Через неделю Новый год. И она не желает, вот просто отказывается, забирать с собой в новый год старые проблемы. Особенно такие старые как Питер Хейл, сколько бы подтяжек и липосакций этот козлина себе ни делал! «Может, он и выглядит моложе моего папочки, но он же старик! Нафталиновый брюзгливый старикашка!» – негодует Лидия, вспоминая, как тот осмелился ее лапать, педофил недоделанный. Или это были просто игры ее подсознания? Фиг теперь разберешь, что и впрямь было на самом деле – а что навеянный Питером бред. Но ей уже плевать что было, а что нет. Ни открывшуюся правду, ни питерову ложь она не возьмет с собою в новый год. И точка.
Лидия медленно выдыхает сквозь зубы и сбавляет скорость. Она так надеялась, что психолог поддержит ее в этом решении. В конце концов, за те бабки, что ее семья ему платит да еще и в честь праздников – мог бы и сделать ей такой подарок.
А вместо этого он отправил ее в старый дом Хейлов.
И она чуть не отправила его туда, где ему полагается находиться в виду того, что ей до чертиков хочется, чтобы он туда пошел.
«Вам нужно побывать непосредственно на месте тех, роковых для вас, событий. Чтобы своими глазами убедиться, что уже всё в прошлом. Пережито и пройдено. Запорошено пылью…»
Вот, кстати, о пыли: на ней между прочим новые ботильоны, и она отхватила эту чудную лиловую пару на распродаже в «черную пятницу», почти что жизнью рискуя, не для того, чтобы херить их лесными прогулками.
«Побывать на месте роковых для вас событий! – Лидия презрительно кривится. – Он бы еще добавил, что вечерние прогулки на свежем воздухе вообще полезны для здоровья».
Стрелка спидометра ползет еще немного вниз. С большим удовольствием Лидия затормозила бы вообще. А еще лучше – повернула б назад. Но вместо этого продолжает ехать вперед. Всё дальше и дальше углубляясь в лес. К дому Хейлов. Месту тех роковых для нее событий…
Потому что она не какая-нибудь истеричка или слабая кисейная барышня. И уж что-что, а вечернюю прогулку на свежем воздухе выдержать может. Если этот идиот с дипломом психолога так хочет, чтобы она полюбовалась на развалюху Хейлов – то пожалуйста. Она полюбуется. Еще и на порог им плюнет. Или даже пару стекол выбьет. Если найдет булыжник почище. А еще лучше – напишет на всю стену в бывшей гостиной «Питер – мудак!». Или даже «Питер – козел и мудак!». Да, точно, так и напишет. Той карминовой помадой, что купила вчера. Всё равно при дневном освещении выяснилось, что этот оттенок ей не идет. Нет, ей, в принципе, всё идет… Но вот этот оттенок как-то не очень. Такой оттенок только таким простофилям как Стайлз и может нравиться. Но Стайлзу она и в том диком сочетании оранжево-голубого понравилась.
При воспоминании о Стайлзе Лидия грустно вздыхает. Ему в последнее время слишком часто прилетает от Джексона. И стоит признать, что отчасти это и ее вина, ведь Джексон банально ревнует. И, может, у него даже есть повод: Стилински так помог ей после разрыва их отношений с Уиттмором. Повел себя как настоящий джентльмен и истинный рыцарь, всегда готовый сломя голову броситься даме на помощь. Даже немного жаль, что Лидия не поклонница ретро и всех этих ролевых игр в духе толкинистов. Она совсем, совсем другие игры предпочитает. И уже вот в этих играх бедняга Стайлз ну вот совсем не взлетает. Но Джексон всё равно видит в нем угрозу. И так упорно старается от него избавиться, что того и гляди у него ненароком и впрямь получится.
Лидия решительно встряхивает головой. Нет, этого точно нельзя допустить. Ну где еще она найдет второго такого придурка, джентльмена то есть, который бы за нее и в огонь, и в воду, и любимым джипом по каниме? Да и вообще… Он ведь славный… Милый такой. Дурной, конечно, но что ж поделать? В конце концов, у нее просто язык не поворачивается отругать его за то, что он так искренне и рьяно восхищается ее идеальной красотой. Если б еще он делал это потише, чтоб Джексон не слышал. Но с другой стороны: а что этот придурок Джексон хочет? Он разве до сих пор не знает, что красота его девушки и мертвого из могилы поднимет. В буквальном смысле, ага. Воспоминание о Питере заставляет Лидию нахмуриться, некрасиво и для кожи вредно, но с воспоминаниями о чертовом Питере Хейле всегда так.
И еще сильней она хмурится от того, что до дома осталось пару километров, не больше. Да еще и темнеть начинает. Впрочем, в лесу всегда сумрачно и кажется, будто ночь здесь наступает раньше, чем в городе. Лидия бросает быстрый взгляд на часы. Да нет, еще и четырех нету. Если поторопиться, она еще и к Уиттморам успеет. Ну, то есть сначала заехать домой, привести себя в порядок – но потом сразу же к Уиттморам. Да, пожалуй, можно успеть. Если поторопиться.
Но лесные дороги – это вам не городская магистраль Бейкон-Хиллс, тут особо не полихачишь. Если ты, конечно, свою малышку бережешь. Вот Джексон свою совсем не бережет. Еще бы, она ж ему во всех смыслах даром досталась. И если эту угробит – родители с такой же готовностью купят ему новую. А людям вообще-то свойственно не ценить то, что слишком легко им далось. Хотя вот Лидия и не очень-то легко Джексону давалась – а толку? Нет, он ее ценит, конечно. Попробовал бы не ценить! Никакие оборотничьи штучки б не спасли. Но иногда Лидии всё равно кажется, что Стайлз ценит ее больше. Точней сказать, как-то правильней он ее ценит.
От накатившей вдруг грусти, замешанной с нежностью к одному «дурашке» Стилински, Лидия на секунду прикрывает глаза – и тут же снова впивается внимательным взглядом в ухабы дороги. Что толку в том, кто больше ценит ее – главное, кого больше ценит она сама. А мисс Лидия Мартин давно и бесповоротно выбрала мистера Джексона Уиттмора. Значит, со Стайлзом всё-таки придется серьезно поговорить. Потому что Лидия не какая-нибудь школьная шалава вроде Бетси Холлс, она никогда не гуляла на два фронта и не динамила парней за просто так, чисто развлечения ради. А после того, как узнала Стайлза получше, выяснила, какой он на самом деле милый – тем более не собирается.
Но, блин, как же не хочется терять такого друга! Тем более что как друг он просто-таки идеален. Это как парень он одно сплошное недоразумение, а вот как друг… Да спросите у Скотта, если ей не верите! За друзей Стайлз Стилински без всяких волчьих зубов любому вражине глотку порвет. Но Стайлз-бойфренд… Блин, да у Лидии даже ни одной настолько заклятой подружки нету, которой она могла бы подобное пожелать. Вот если бы можно было разделить его на две половинки – каким-нибудь черным криптонитом что ли – и оставить себе дружественную, а влюбленную втюхать кому-нибудь по рождественским скидкам. Люди при хорошей скидке любую дрянь купить готовы… Даже карминовую помаду.
Что бы такое придумать? Нет, зная идиотизм Стайлза (который он почему-то именует гениальностью) и твердолобость Джексона («у меня прекрасный характер», ага) – тут «таким» не обойдешься, тут, пожалуй, «этакое» надо.
А может и впрямь подсунуть ему какую-нибудь подружку? Пару минут Лидия прокручивает в голове эту соблазнительную идею. И приходит к выводу, что ни такая уж она и соблазнительная. Джексон, может, и угомонится, но будем же откровенны хотя бы с самими собой – после такого ревновать начнет уже она. Пусть как поклонник Стайлз и полный отстой, но это же всё-таки ее поклонник. К тому же, выбрав в качестве объекта поклонения «несравненную Лидию», разве не продемонстрировал он тем самым свой хороший вкус? И если его новая влюбленность будет хуже ее – разве не поставит это под сомнение и его «хороший вкус», и «несравненность» самой Лидии? А подобрать Стайлзу такую же прекрасную во всех отношениях девушку, как сама Мартин, – просто нереально. Второй такой просто нет. И быть не может.
К тому же Лидии ведь придется общаться с подружкой своего лучшего друга. Может даже появляться вместе с ними на людях. А Лидия Мартин не гуляет в компании абы кого. Вот разве что Эллисон… Но Стайлз никогда не перешагнет через своего «брательника» Скотта. Он же идеальный друг, вы разве забыли? И вообще, у Эллисон накануне Рождества очередной приступ ностальгии по своему мохнатому толи-бывшему-толи-фиг-их-разберет-приятелю, так что сейчас в любом случае не самое подходящее время.
Хотя именно такая Стайлзу пожалуй и нужная – сильная и боевая. Способная в случае чего вытащить бойфренда из переделки. Или, на худой конец, из дедушкиного подвала.
Лидия снова вспоминает каким трогательно беззащитным, ну просто жизненно нуждающимся в заботе и присмотре, выглядел избитый Стайлз после «гостин» в подвале у Джерарда. И вот, кстати, стоит отметить, что ссадина на скуле у него тогда очень гармонично сочеталась с цветом его домашних штанов. Это вам не оранжевое с голубым! А эти припухшие губки! Хоть сейчас снимай в аниме – ну идеальный же уке, чесслово. Мог бы в тот день смело заменить анимешного героя на стене своим автопортретом.
Кстати, об уке… Может ему не девушку, может ему парня подобрать? Такого… ну, сильного… Или как минимум с правом на ношение оружия. А еще лучше – оборотня. Точно! Уж с оборотнем-то Джексон задираться не будет. Ну, хотя бы не так часто, как с самим Стайлзом сейчас. Тут идеально подошел бы Скотт… Но с ним та ж фигня, что и с Эллисон. Вот буквально та же самая. Стоит признать, что хоть они ей и друзья, конечно, но всё же эта парочка – ну просто взаимодополняющие и взаимозаменяемые друг друга придурки, стабильно обеспечивающие неприятностями всех своих друзей и просто знакомых. Нет бы были как они с Джексоном – Лидия не может сдержать чуть самодовольной улыбки – вот от их с Уиттмором любви всем только польза. Их любовь в буквальном смысле спасение для окружающих. А эти двое только и умеют, что ломать окружающим планы. Хоть и не со зла, конечно…
Лидия всё же прибавляет газу, хотя, наверное, и не стоит особо-то разгоняться, когда голова думушками забита по самое не могу. А с другой стороны – даже хорошо что есть чем отвлечься. Стайлз даже в этом ее выручает. Решено: в благодарность она подберет ему самого клевого парня, какой только есть в Бейкон-Хиллс. Впрочем, нет, Джексона она ему не отдаст, придется Стилински довольствоваться «почти самым клевым парнем Бейкон-Хиллс». И желательно оборотнем. Кто там у нас кроме Маккола в новогоднем меню? Айзек? Не, какой-то он… нежный слишком. Стайлзу нужна рука пожестче. Потому что это тот самый случай, когда «чтобы успокоить девушку в истерике поцелуем – до этой самой истерики ее сначала нужно довести». А параллельно он и сам кого хочешь до истерики доведет. Не-е-ет, бедняге Айзеку по жизни и так досталось, пусть он отцом и закаленный, но Стилински его, пожалуй, окончательно до ручки довести может. Хоть и не со зла, конечно…
А может Питер?! Этот-то у нас неубиенный. А если вдруг и доведет его Стайлз – так Питера-то как раз и не жалко. По крайней мере, не Лидии, это уж точно. К тому же какая-то «искра» между этими двумя когда-то уже проскальзывала, не зря ж «добрый дядюшка» юному Стилински укус предлагал (ей Стайлз сам по секрету рассказывал). И внешне Питер довольно-таки ничего… когда живой и отмытый. Правда, мудак. И козел, не забывать про козла! Этого со счетов сбрасывать всё же не стоит, а Лидия же обещала Стайлзу клевого парня. И пусть этот «парень далеко за 30» улыбается ласково и воркует, что твой голубь сизокрылый – а по всему видать, что на деле тот же еще поклонник… БДСМ-а. Уж Лидия-то в этом разбирается. Не забыть, кстати, забрать с почты посылку с рождественским подарком для Джексона. Посмотрим, как он со стальными фиксаторами справится, оборотень новоявленный! Ее славный песик…
Нет, Питер всё же не подходит. Может, он и не со зла чуть не довел ее до дурки, а самого Стайлза тогда – до инфаркта, но Питер Хейл в роли парня Стайлза Стилински не взлетает ни разу. Лидия так говорит.
Она снова вздыхает и сбавляет скорость: за придорожными кустами как раз мелькает дом Хейлов. И стайзов джип. Ух ты! Нежданчик. Лидия глушит мотор, так и не доехав до дома, и мысленно проводит инвентаризацию стаи. Скотт ошивается возле Эллисон, надеясь воспользоваться приступом рождественской ностальгии. Джексон дома, его мать с уборкой припахала. Айзека с Бойдом Финсток оставил на дополнительную тренировку, она сама слышала, когда заходила за Джексоном, чтоб подкинуть его домой, прежде чем самой ехать к психологу. «Это мой вам подарок на Рождество, ребята». Эрика, стерва эта блеклая, всю математику хвасталась как пойдет сегодня на свидание с сынком нового директора. Питера Дерек и вовсе услал из города с каким-то поручением (за передвижениями «доброго дядюшки» после его воскрешения Лидия следит тщательней, чем за своим маникюром, и Джексон заверил ее, что раньше 28-го Питер вернуться не должен, если, конечно, не хочет огрести по-полной от альфы). Что же мы имеем в сухом остатке?
Неужто Стайлз приехал к Дереку?
Мартин осторожнее выбирается из авто, помня о прекрасном слухе оборотней, она старается шуметь как можно меньше, даже дверцу не захлопывает, бросая машину открытой. Вряд ли под кустом калины прячется одичавший автоугонщик. Лизнув кончик пальца и определив подветренную сторону, Лидия не торопясь, внимательно всматриваясь под ноги, чтоб не попалась ни одна сухая ветка, направляется к дому. Зачем ей все эти предосторожности, она и сама толком не знает, просто Лидия Мартин не полагается исключительно на свой острый ум – простой женской интуицией она тоже не брезгует, а эта интуиция сейчас нашептывает ей (тихонечко так, чтобы даже ее не услышали в доме), что прерывать tete-a-tete Стайлза и Дерека не стоит. А вот подсмотреть, чем это они там наедине заняты – просто необходимо.
Они заняты, да… Они определенно заняты. Друг другом. Так заняты, что Лидия могла б и не красться, как индеец мохаве, шарахаясь от каждой ветки. А они могли бы и не включать свет на кухне – если, конечно, втайне не страдают эксгибиционизмом: на контрасте с уличными сумерками всё что происходит на освещенной кухне видно, как на экране новенького телевизора, с большой такой плазменной панелью. К тому же они еще и боком. Для лучшего, так сказать, обзора.
Лидия судорожно вздыхает, когда обнаженный по пояс Дерек, оторвавшись наконец от стайлзовых губ, начинает медленно спускаться вниз. Он не целует. И не кусает. Он метит территорию, понимает она. Этим вихрем губ, языка и жаркого дыхания он сейчас метит каждую пядь стайлзовой кожи – от шеи и до самого пупка. Кружит языком по соскам… Они такие напряженные и карминовые почти от прилива разгоряченной оборотнем крови, от всех этих игрищ – что Стайлзу, наверно, даже больно.
И Дереку, наверное, больно – ведь Стайлз впивается ему в спину почти до крови. Вспарывает кожу короткими человеческими ногтями. Она почти тут же заживает, но успевшая выступить кровь забивается мальчишке под ногти. Размазывается по спине. Стекает одинокими каплями за пояс отчего-то до сих пор не снятых джинсов. Ведь Стайлз тоже метит – догадывается Лидия – по-своему.
В их жизни было столько боли – и так давно не было до банальности нежной ласки, что они уже и забыли, какова она на вкус, эта ласковая нежность. Они отучились любить без боли. Отвыкли брать просто так, ничего не давая взамен. Погибшие родные (вся стая или только мать, но зато у тебя на глазах), смертельные опасности, вечные угрозы и эти чертовы «дамокловы мечи», от заунывных раскачиваний которых над твоей головою хочется просто завыть: все эти охотники и пришлые альфы – и просто мелкие воришки, которым ничего не стоит пристрелить твоего отца за попытку помешать им взять очередную кассу… Друзья и «щенки», которые бегут к тебе при малейшей личной проблеме, но не торопятся к тебе на помощь, пока ты харкаешь кровью в арджентовском подвале, в «гостях» у Кейт или Джерарда, это уже не важно…
Всё это больно.
И эта боль – их жизнь.
И любовь у них такая же, с болью напополам.
И даже сегодня, в эту «тихую ночь», их празднование приправлено болью. Впрочем, судя по тому, что Стайлз в костюме Санты (пусть уже и порядком расхристанном), они пытались это исправить.
Лидия почти воочию видит, как Стилински заявился к дому Хейлов в дурацком красном костюме. Как наверняка долго мялся на пороге, не решаясь постучать. А Дерек точно всё слышал, стоя за дверью: и чья машина подъехала (потому что у Стилински подвеска стучит «громче всех в Бейкон-Хиллс», он сам это Стайлзу говорил пару дней назад), и как взволнованный мальчишка пыхтит под дверью, не решаясь войти и не желая убраться… И как громко, взволнованно громко, волнительно громко стучит его сердце. И как вкусно он пахнет.
Возбуждением.
Может быть, даже смазкой, криво усмехается Лидия. С банановым запахом. Девчонки как раз вчера в раздевалке со смехом обсуждали, что сын шерифа прикупил к Рождеству в местной аптеке «этакую штучку с банановым запахом», ясно на какой подарок от Санты надеется.
Да, Стайлз точно готовился. И Дерек просто не мог не открыть. Но в тот момент он еще сдерживался, пожалуй. Твердил самому себе какую-нибудь чушь про альф и их контроль, про то, что свои яйца надо держать в кулаке. Во избежание всякого рода пожаров.
И он держал яйца в кулаке. Пока Стайлз нес какую-нибудь ахинею про праздники, в которые нельзя оставаться самому даже таким «хмурым волчарам, как ты, чувак». Пока Стайлз нервно метался по его прихожей, пропитывая весь дом своим возбужденным – вожделенным – запахом. Пока пытался всучить какую-нибудь ярко упакованную досадливо шуршащую коробку с подарком. Наверно, он даже пытался его выгнать, пока еще было можно. И Стайлз ляпнул что-нибудь вроде «что, и чаем не напоишь?». И глянул своим фирменным взглядом рождественского олененка, которого выгоняют из упряжки Санта-Клауса. И Дерек, конечно, повел его на кухню. И до последнего верил, что отделается кружкою чая…
А теперь вместо саусепа, самим Стилински в прошлый раз и притащенного, пьет стайлзово дыхание, вновь впившись в его губы. А жадные руки шарят везде, куда только могут дотянуться. И Лидия почти слышит звонкий треск, с которым рвется красный костюм. «Красный, Стайлз? Серьезно? Аналогия с Красной шапочкой, мой милый? Сублимация детских фантазий?» – Лидия прикусывает губу, силясь сдержать наполовину возбужденный, наполовину досадливый вздох. Она столько упустила – и чуть не пропустила главное. Ведь можно же – нужно же – было догадаться! Ведь столько намеков было…
Ее буквально прошибают воспоминания. Вот она кутает голого уже-не-каниму-Джексона в чью-то заботливо протянутую куртку, периферийным зрением замечая, как Стайлза тянет куда-то вбок Дерек. Она оборачивается сказать Стилински спасибо… И все слова выпариваются из головы, как при температуре 142,2°С выкипает 50%-ный водный раствор NaOH – когда взгляд натыкается на Дерека и Стайлза. На Дерека – зализывающего скулу Стайлза. Неторопливо и спокойно. Влажно и горячо. Нежно – и почти непристойно. Никого не стесняясь, благо все пялятся только на спасенного Джексона и спасительницу Лидию. Ну, а сама Лидия пялится на альфу и лучшего друга. У нее нет суперслуха оборотней, но по тому, как Стайлз прикрывает глаза… как дрожат его пальцы… как он прикусывает губу… которую тоже нужно будет зализать, понимает вдруг Лидия… как ежится время от времени… и она по себе знает, как от сквозняка по мокрой полоске кожи – мокрой от чьей-то слюны, оставленной чьим-то жадным ртом – бегут мурашки по спине и рукам… По всем этим маленьким, но таким показательным симптомам мисс Мартин без всякого суперслуха безошибочно определяет то, что оборотень Дерек определяет на слух: сердце Стайлза бьется сейчас заполошенно, не желая замедляться, отказываясь верить, что это конец…
А это ведь было начало, понимает сейчас Лидия. Это и было их начало. Может не самое оно, может уже его кульминация. Но это определенно было начало.
В тот вечер ее больше волновал Джексон и их собственное новое «начало». И она забыла о Стайлзе и его симптомах. Не вспомнила даже на следующий день, когда, столкнувшись со Стайлзом и Скоттом, спешащими на «междусобойчик» по лакроссу, при дневном свете хорошенько рассмотрела, что оставленные стариканом Арджентом «метки» и впрямь исчезли.
Не вспомнила даже когда Джексон ревниво скулил, мол, ну как это его драгоценный альфа может терпеть «этого урода Стилински, он же даже святого выведет из себя, а Дерек только молчит на все его заебы, мне б его альфа-выдержку».
Да что далеко ходить? Когда вчера вечером стая решила разучивать рождественские гимны – на кого смотрел Стайлз, выводя фальшивым фальцетом «Божий сын, чистейший свет любви, лучезарное сияние со святого лица вместе с рассветом спасительной красоты»? Не-е-ет, не на Скотта, не на Айзека и даже не на Питера (обломись, старый козел!). Он же в Дерека глазками стрелял. Того и гляди шкурку альфе прожжет. И разве сегодня на химии Стайлз не жаловался Скотту, что ему вторую неделю кошмары сняться и избавиться от них у него ну никак не выходит, потому что «Дерек если снится – то от такого и подушкой во сне от отмахаешься»?
Почему, ну почему она упускала всё это раньше?! Ведь всё же было ясно как божий день, понимает наконец-то Лидия…
…и просыпается в своей постели. В лиловых ботильонах, с размазанной карминовой помадой.
Сон был настолько яркий, настолько живой, что поначалу она не может сообразить, как вдруг вместо лесной поляны оказалась в собственной спальне. Но постепенно в голове проясняется.
Доктор Филдс, ее психолог, настоятельно рекомендовал ей посетить место «роковых событий». В качестве очередной ступени ее терапии. В ответ она психанула, прилетела домой, истеря как белка в ПМС-е (самой вспоминать противно) и гахнула двойную дозу успокоительного. После чего ее и свалило: успокоительное-то со снотворным эффектом. И дальше был сон…
Как у Менделеева с его гениальной таблицей.
Ну, конечно! Она же уже пыталась съездить к Хейлам на прошлой неделе. Но завернула назад, как только за кустами мелькнул знакомый дом. И кое-чья машина, припоминает она. Она видела в тот день черно-синий джип перед хейловским домом. Видела, но предпочла не обращать особого внимания, как, впрочем, и на всё, связанное со Стайлзом. Вылизывания, взгляды, сны… Ну, разумеется, сны! Хейлы же обожают обрабатывать своих жертв во сне, уж она-то должна была это запомнить.
Это было две недели назад, и это не сегодня, а именно в тот день стаи не было рядом. Ну какие дополнительные тренировки в Сочельник? У них же вообще каникулы. Или помощь по дому? Всё вылизано еще неделю назад. Нет, эта шлюха Эрика вполне могла попереться на свидание вместо праздничной службы в церкви, но это уже дело десятое…
Итак, Стайлз навещал нашего хмурого волка, пока тот был дома без своих «щеночков». Страдал, так сказать, в одиночестве. И Стайлз заехал, чтобы… Что? Ведь в тот раз Лидия уехала, даже толком не поняв, что Стайлз был в тот момент совсем рядом. Совсем близко с альфой. И не спугнула ли их Лидия часом? Потому что до «чаевничанья» (такого, как в ее сне) дело у них так и не дошло. Если двое умудрились переспать – это всё-таки чувствуется потом, заметно по их поведению. Особенно когда речь идет о Стилински. По крайней мере, Лидия на свою чуйку в этом отношении никогда не жаловалась. «Они не успели, точно вам говорю». А может даже Стайлз и не за тем приезжал. А зачем тогда?
Еще раз пропеть ему о «спасительной красоте»? Устроить, так сказать, приватное выступление. Это словосочетание, впрочем, Лидии своем другие ассоциации подкидывает, никак с церковными песнопениями не связанные. А может он завез домашней еды? Рождественский подарок решил вручить заранее?
А он ведь купил Дереку подарок, понимает она вдруг, сама же и выбирать помогала. Правда, тогда не поняла кому. Да нет, просто в очередной раз не захотела понять. Ну кому еще во всем их захудалом городишке можно подарить ангоровый серо-черный свитер с рисунком из трискелионов? Ага, причем трискелиончики-то из омеловых листьев.
Лидия Мартин, ты слепая наивная девочка. Если б не этот торкнутый сон-озарение, ты б до сих пор ломала голову, куда пристроить Стилински, чтоб и Джексон был «сыт», и Стайлз «цел». В общем, светлая память тебе, Дерек. Точней, твоей холостяцкой жизни.
Зная Стайлза с его десятилетними планами по завоеванию объекта поклонения – на скорый результат рассчитывать не приходится. Тем более что им всем в колледж на следующий год поступать. Нет, Дерек, конечно, вряд ли бросит стаю, но что если Стайлз бросит? Вот стукнет ему что-нибудь в голову… Какая-нибудь желтая жидкость, к примеру. Лидия брезгливо морщится: «золотой дождь» она никогда не любила. И ждать тоже.
Придется взять дело в свои руки. Разве не она обещала Стайлзу клевого парня? Ну так радуйся, чувак, мне для лучшего друга и целого альфы не жалко. Что правда, на Рождество этот «подарок» организовать она уже не успеет. И вообще, ей через два часа уже надо быть на семейном обеде у Уиттморов, то есть времени на составление грандиозных планов в данный момент катастрофически не хватает, но ничего, значит, потерпишь до Нового года. К тому времени добрая – а главное умная – мисс Мартин точно что-нибудь придумает. И всё у них получится.
В конце концов, сны под Рождество – они же вещие, правда?

@темы: Teen Wolf, фанфикшен

---

Любимый пациент

Название: Любимый пациент
Автор: lisunya
Бета: увы, нету
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински
Рейтинг: R (см. «Предупреждения»)
Жанр: AU, юмор (по крайней мере, претензия на него) и в определенной мере Hurt/comfort
Размер: мини
Статус: закончен
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: 1) автор ни разу ни врач, поэтому возможны неточности и нестыковки в медицинских терминах; 2) присутствуют нецензурные выражения и обесцененная лексика; 3) употребляются посторонние предметы в сексуальных целях.
Саммари: Дж. Стилински был у Дерека первым…

Дж. Стилински был у Дерека первым. В общем, ничего удивительного, что Дерек нервничал и, как любил говаривать его старый профессор, «излишне грешил телодвижениями». Юный Стилински (еще более юный, чем сам Хейл) тоже спокойствие демонстрировать не желал: его задница явно страдала повышенной вертлявостью, из-за чего страдать приходилось уже Дереку, потому что вставить ну никак не получалось.
На пятой минуте Хейлу наконец надоело воевать с уже порядком поднадоевшим ему задом и он перевернул Стилински к себе лицом.
– Слушай сюда, малек. Если не прекратишь вертеться – я ночью обернусь большим черным волком, залезу к тебе в окно и перегрызу тебе горло. Зубами.
Мальчишка испуганно замер. И интерн Дерек Хейл, удовлетворенно улыбнувшись, с преогромнейшим удовлетворением поставил наконец-то свой первый укол вживую.

***
Удовлетворенно улыбался он еще пару дней. А вечером третьего в больницу снова доставили Дж. Стилински. С пневмонией.
– Я не понимаю почему у него окно оказалось открыто, – причитала белая, как Белоснежка из той дурацкой сказки миссис Стилински, судорожно стискивая горячую ладошку сына. – Я же сама вечером закрывала. Ей-богу, доктор, оно было закрыто! А сегодня с утра – настежь. А Джи что-то бредит про волков…
На этот раз это был не его пациент. Дерек слышал, как доктор Норрингс обсуждал диагноз с Мелиссой МакКолл: у пацана была аспирационная пневмония. Интернам такое лечить не доверяли. Дерек и сам бы за такой диагноз не взялся. По крайней мере, пока выбор есть. Врачи не зря не рисковали делать позитивные прогнозы. Дерек тоже понимал, что шансы у мальчишки не велики. Но до Рождества оставалось всего два дня и Хейлу отчаянно хотелось верить в чудо.
После окончания смены он выпил кофе в больничной кафешке, не торопясь принял душ, поболтал с дежурной медсестрой в приемном покое… Домой почему-то совсем не тянуло. Тянуло в пульмонологию. Желание шкрябало когтями где-то в грудной клетке. Не в легких, нет. Скорей возле сердца. И Дерек решился.
Миссис Стилински спит на кушетке в углу, да так крепко, что Хейл уверен: тут без успокоительного от сестры Доррис не обошлось. А вот мальчонка, стоит Хейлу подойти поближе, вдруг приоткрывает глаза.
– Ты… окно, да? А дома я… окно… но ты… кхгра-кхгра-кхгра! – мальчишку сотрясает приступ жуткого кашля.
Дерек прикладывает ладонь к детскому лобику, хотя с куда большим желанием он бы сейчас заткнул ему рот. И выбил самому себе зубы, чтоб в следующий раз неповадно было подкидывать бесшабашной малышне идеи вроде ловли «больших черных волков» под открытыми окнами посреди зимы.
– Отдыхай лучше. И никаких больше открытых окон. Ну, хотя бы по холоду. Иначе больше не приду, слышь? И волка не покажу. Вот поправишься – тогда и будет тебе волк. Понял? А пока делай всё, что дядя Норрингс говорит.
– Грудь… больно…
– Знаю, что больно. Но это пройдет, точно тебе говорю. И всё у тебя будет хорошо, – обещает Хейл.

Когда Стилински выписывают из больницы – с больничных коридоров уже успевает исчезнуть праздничная рождественская атрибутика. Но в день выписки мальчишка всё равно получает рождественский подарок – большого черного волка. Плюшевого.

***
В следующий раз Дерек видит Дж. Стилински только через пару лет. Но узнает сразу же. По плюшевому волку. И переполненным болью глазам.
– Там мама… Папа ушел, а я тут… И никто не подходит. А мама… Она заболела, да? Ты ее вылечишь? Я тоже тебе волка подарю, если ты ее вылечишь. Или зайца. Я куплю тебе зайца! У меня в копилке много денежек, на зайца точно должно хватить! Только маму… Пожалуйста…
Дерек молча треплет мальчишку по и без того уже растрепанным волосам и отправляется узнавать в какое отделение положили миссис Стилински.

Он возвращается только спустя полчаса и протягивает мальчишке шоколадку из больничного автомата. Дерек где-то слышал, что все дети любят сладкое. Это должно помочь. Наверное.
Пацан берет шоколадку. И сдвигается, освобождая место рядом. Так они и сидят до прихода мистера Стилински: вжавшись в бока плюшевого волка. Молча. Потому что Дерек теперь не интерн, он повидал уже достаточно больных, чтобы больше не верить в рождественские чудеса. Так что на этот раз Хейл малому ничего не обещает.

***
Теперь у Стилински новая стрижка. И новое имя. Как по мнению Дерека, так новое еще более дурацкое, чем прежнее. Ну да черт с ним, Стайлз так Стайлз. Всё равно он не его пациент. Так что пусть с его СДВГ разбирается Мортенсенн. А Дерек в его сторону даже смотреть не будет. И приближаться к нему тоже. А что они в одно и тоже время в аптеке оказались, так Дерек не виноват, что Стилински заявились сюда с рецептом сразу же по окончанию приема у Мортенсенна. И очередь им Хейл уступать не намерен. В конце концов, аскорбиновая кислота ему нужнее, чем Стилински его… Что там ему выписали?
– Риталин? Знаете, шериф, это, конечно, не мое дело, но у этого препарата очень большой риск привыкания. А учитывая, что вы всё время на дежурствах и контролировать его прием не сможете… Может, стоит сменить?
– Вы думаете, доктор Хейл?
– Нет, дело, конечно, ваше. Но мне кажется, что… Стайлзу… вполне подойдет и аддерол.

Через неделю Стилински привозят в больницу с передозировкой, и Хейл не знает для чего именно ему хвататься за голову: чтобы погладить себя за предусмотрительность или чтоб вырвать пару клоков волос. Лучше тех, которые успели поседеть из-за этого придурка.
Пацан дрожит и дышит так, будто только что отмахал стометровку на время. Он толком не может объяснить, что случилось, как именно случайно у него вот так получилось – но Дереку некогда разбираться: дело явно идет к судорогам.

– Я же лично прописал способ приема таблеток. Куда ты дел мою инструкцию?
– Она в джинсах.
– А джинсы где?
– Ну… Понимаешь…
– Еще нет, но очень хочу.
– Они постирались. Меня Джексон толкнул. Потому что я смотрел на Лидию. И этот козел меня прямо в лужу, прикинь? А лужа, она ж грязная. И джинсы после нее тоже. И я их постирал. Не мог же я ходить в грязных джинсах.
– А карманы не проверил.
– Знаешь, Дерек…
– Доктор Хейл.
– Да ладно тебе, чувак, я ж те жизнью обязан.
– Даже дважды, Стайлз. Потому что если бы это был передоз риталином – мы б тебя точно откачать не успели.
– О, так ты мой ангел-хранитель. Не, лучше так: ангел-лечитель. Нравится, а?
– Просто заткнись.
– Ой, да не стесняйся ты так! Спасенный пациент желает выразить тебе благодарность. Разве не за это ты любишь свою работу?
– Нет. Больше всего я люблю свою работу за неограниченный доступ к лейкопластырю.
– А заче… Э-ээ-эммм… Угрх… У-у-у-у!
– Кормят тебя всё равно внутривенно. Так что полежи пока так.

В день, когда выписывают младшего Стилински – да ладно уж, Стайлза, Дерек ведь и вправду спас ему жизнь, так чего уж там – у шерифа Бейкон-Хиллс случается очередное ЧП на работе. Стайлз порывается ехать домой на такси (он ненавидит больницы и не желает проводить здесь ни одной лишней минуты), но Дерека всё равно никто и нигде не ждет, так почему бы не сделать доброе дело?
Или не совсем доброе. Потому что по пути Хейл покупает на заправке черный маркер и на всех более-менее подходящих поверхностях шерифского дома: на дверце холодильника, белом кафеле ванной, на крышке ноута да и на экране телика заодно – тщательно прописывает дозировку и способ приема аддерола.
– А теперь стирай, пока твой отец не посадил меня за мелкое хулиганство. Будем считать, что так ты проявляешь благодарность, спасенный пациент. А пока стираешь – заучивай.

***
Затем Стилински забыл поменять летнюю резину на зимнюю – и заработал сотрясение мозга. «Потому что мозгов не хватило, чтоб хотя бы пристегнуться! И убери ноут немедленно. Какая буква в словосочетании «полный покой» тебе незнакома, Стайлз? Так основные буквы я тебе сейчас напомню: «хэ», «эр», потом «е» и «эн» на конце. И всё это тебе вместо интернета и болтовни со Скоттом по мобильнику».
Потом был перелом ноги на тренировке по лакроссу. И Дерек сорвался на работу среди ночи (хотя до собственной смены оставалось всего пару часов), чтобы лично наложить шину.
Потом был приступ идиотизма, во время которого Стайлз умудрился, прыгая по кровати – «Это был Чемпионат штата по прыжкам на батуте, чувак! В масштабе отдельно взятой спальни» – головой сбить полку и до крови рассечь себе бровь. Правда, на этот раз обошлось без сотрясения. «Конечно, чему тут сотрясаться-то? Все ж мозги еще прошлый раз вышибло под чистую». Так что Дерек консультирует шерифа по телефону и позволяет наложить швы дежурному врачу. В конце концов, может он хотя бы на годовщину смерти своей семьи побыть один и не мчаться сломя голову к этому идиоту? Впрочем, наверное, себе-то самому можно признаться, что с гораздо большим удовольствием он бы помчался в этот день к «этому идиоту», а не торчал бы посреди городского кладбища под срывающимся дождем. И даже хорошо, что в этот день Стилински напомнили ему, что он всё-таки кому-то нужен. Именно он. Стайлз ведь без него точно долго не протянет. С его-то любовью коллекционировать синяки и ссадины, впутываясь во всевозможные истории. А шериф слишком мягок, когда дело касается сына, особенно, когда тот болеет. Так что, пожалуй, хватит торчать под дождем – ну кому теперь от этого польза-то? – лучше по пути домой всё же заехать проверить «любимого» пациента.
После приступа идиотизма следует приступ аппендицита в выпускном классе. У Дерека сорвалось свидание с терапевтом-блондинчиком из отделения спортивной терапии, потому что шериф позвонил за пять минут «до спальни» и, смущаясь, начал бормотать что-то про то, что Стайлз, «он вообще-то не настолько плохо готовит, чтоб у него от собственной стряпни так животик-то прихватило. Вы б, док, заехали, глянули, а? А то к больницам-то его отношение вы ж знаете. А вот вы ему нравитесь. К тому же меня он волновать ни за что не станет, а вам еще, может, и признается». Стайлз признаётся ему, что «прихватило» означает «жутко болит вот тут, чувак» уже когда дело доходит до симптома Хорна (и Хейл благодарит Бога, что хотя бы страх за «самое дорогое» заставил этого идиота честно сказать, что и где болит).

Отдельным видом головной боли для Хейла были анализы Стайлза, которые тот еще ни разу не смог нормально сдать с первого раза. Вот, например, он никогда не забудет, как Стилински притащил в стаканчике для анализа мочи папин виски. А ведь до этого момента Дерек искренне смеялся над анекдотом про пациентку, принесшую на анализ яблочный сок («А что же я тогда сыну в школу дала?»). Смеяться над шерифом было неудобно. Наоборот, ему бы стоило искренне сочувствовать. И Дерек сочувствовал. Но не улыбаться при виде старшего офицера полиции Бейкон-Хиллс просто не мог. Ну, он ведь всё-таки человек, а не сказочное сверхсущество. Поэтому на ближайшие полгода Хейл решил отказаться от визитов в дом шерифа. Ну, так, на всякий случай…
Но за пару недель до своего выпускного бала Стилински заявляется в больницу сам.

***
Дерек как раз собирается домой. Где его опять никто не ждет. Его уже много лет, с того самого злополучного пожара из-за неисправной электропроводки, никто не ждет. Наверно, стоит уже кого-то завести. Нет, не собаку, животное жалко: Дерек ведь самого себя регулярно кормить и выгуливать забывает, каково ж бедному псу придется? Но, может, завести дружка? Не слишком манерного, но кого-нибудь побойчее. Из тех, которым и «самому не скучно». Чтоб готовил ему ужин и болтал за столом вместо телика.
Хейл досадливо кривится. Подобные мысли в последнее время одолевали все чаще. Может, от того что на примете появился кандидат? Да нет, бред это всё. Недотрах, спермотоксикоз и что там еще бывает от недостатка нормального питания и человеческого общения? Ну, а еще не высыпается он. Потому и лезут в голову всякие «гениальные идеи» в духе Стайлза.
С самим Стайлзом заодно.
Только тот ведь пацан еще. Не малолетка, конечно, вон и водительские права уже есть, и органайзер ему Дерек на 16-летие дарил. И за яйца его щупал, пока симптом Хорна устанавливал. Заодно и член рассмотреть довелось. И rаdix pеnis, и cоrpus pеnis, и даже glans pеnis от его внимания не ускользнули. Так что да, определенно вырос мальчишка.
Но всё равно не дорос.
Тут со взрослыми ответственными парнями, серьезными во всех отношениях, эти самые отношения наладить не получается. Потому что работа. График ненормированный. Характер не сахар. Да и комплексов, пожалуй, хватает, кто ж счаз без них?
А, может, в серьезности-то всё и дело? Может, кого повеселей ему надо? Побеззаботнее. Этакого наивного и еще верящего в сказки про то, как чудовищ можно расколдовать поцелуем. И при этом уже умеющего готовить. Те обеды, что Стайлз ему таскает в благодарность за очередное «спасение», очень даже ничего! И болтает он… достаточно. Больше точно не надо. Правда, в комплекте со Стайлзом еще идет шериф… Но не убьет же он Дерека… Сразу. По крайней мере, не должен. Дерек ведь, если разобраться, он хороший, столько раз его сыну жизнь спасал.
А вот, кстати, и сын. Легок на помине. Забился в уголок приемного покоя и пытается слиться со стеночкой. Хейл его, пожалуй, и не заметил бы, скользнул взглядом и уже почти шагнул за порог, но тут – точно как десять лет назад, в ту злополучную стайлзову пневмонию – что-то вдруг шкрябнуло его когтями где-то в грудной клетке. И он безошибочно, внутренней чуйкой какой-то, почти звериным чутьем определил в серой фигурке с низко надвинутым на глаза капюшоном и с походкой пингвина единственного и неповторимого Стайлза Стилински.
А что это мы мнемся в сторонке? Ну точно: на приеме Мелисса, мать лучшего друга. Видно ждет, пока кончится ее смена. Ну да, ждешь ты всегда до последнего. А вот меня дома никто не ждет. Как всегда. Ну что, Хейл, очередное доброе дело во имя прекрасного Стайлза?
– Если ты здесь не для того, чтоб пригласить меня на свидание – тогда бегом в смотровую. Пятая, кажется, как раз свободна. Я сейчас халат накину и приду.
Вот тут-то первый симптом и определился: Стайлз смолчал. Никогда до этого не перемалчивал – и вдруг смолчал. Потупился еще больше и медлененько так, потихонечку побрел в смотровую. На пингвинью походку, впрочем, сейчас не сбивался, старался держать осанку, но видно было даже непрофессиональным глазом, что это стоит ему определенных усилий.
Дерек вздохнул. Тут и без осмотра, пожалуй, всё ясно. К Мелиссе обращаться стесняется (знает, что та может отцу проболтаться, исключительно с добрыми намерениями, конечно), походка эта странная да еще и двух слов связать не может. Точно вырос пацан. Кто там у нас сегодня дежурит в венерологии? Кажись, потребуется консультация.

Нет, такого Дерек точно не ожидал! Ну, то есть проблемное место он определил почти точно (недотянул чуток), но вот источник проблемы!
– Что-что ты сделал с мячиком для лакросса?
– Понимаешь, тренер всё время мне этим грозит. И я подумал, если буду знать как оно на самом деле, ну, чего точно стоит ждать… Может, оно и не так плохо, как он грозится? И тогда я стану меньше нервничать. Стану меньше нервничать – буду лучше играть. Буду лучше играть – тренер перестанет…
– Довольно! Ход мысли я, в принципе, понял. Он очень извращенный – во всех смыслах этого слова – но я его понял. Но… Должен же ты был подумать, как будешь этот чертов мячик потом вытаскивать?
– Я одел его в презерватив…
– Ну слава богу! Хоть об инфекциях беспокоиться не придется. Хотя на анализы я тебя всё равно отправлю: для профилактики. Чтоб неповадно было себе в зад всякую дрянь совать.
– Почему дрянь? – Стайлз даже обиделся. – Хороший мячик, фирменный. Я его у Джексона спер. То есть не совсем спер, я честно собирался вернуть. Это, кстати, еще одна мотивация: он же эти мячики перед тренировкой целовать любит, типа на удачу. Представляешь как было бы прикольно…
– Хватит. Твоими фантазиями я сыт по горло. Снимай штаны и животом на кушетку.
Стайлз вздыхает: жаль, что Дерек оборвал его на полуслове, тем более что больше-то особо ни с кем и не поделишься, а его распирает прям всего. Особенно в одном определенном месте. Так что, пожалуй, добрый доктор прав, лучше прилечь и пусть тот уже вытащит из него эту штуку.
Дерек придвинул поближе тележку с инструментами, отобрал в сторонку те, которые могут пригодиться, натянул перчатки и попытался не хмуриться так сильно, а то лоб уже болеть начинает. Но не хмуриться не получается. Вот ведь идиот малолетний! Вырос он, как же! Засунуть в задницу мячик для лакросса! Хоть бы с пинг-понга начал.
С другой стороны – Дерек бросает быстрый взгляд на филейные прелести Стайлза, тот как раз, видимо желая помочь, без лишних просьб сам, по собственной инициативе руками развел себе половинки – нет, не такой идиот. Немного поменьше. Вот, к примеру, в презик умудрился свой мячик засунуть. Каким невероятным макаром у него это получилось, Дерек ума не приложит. Но ведь вышло же как-то. И это хорошо: во-первых, латекс отлично скользит, во-вторых, его легче подцепить зажимом, потому как если бы пришлось надрезать сам мячик – дело рисковало бы затянуться.
А еще пару баллов Дерек готов засчитать Стилински за разработанный анус. Ведь судя по тому, что микротрещин вокруг сфинктера невооруженным глазом не видно – Стайлз сначала разработал проход, даже смазал, пожалуй, и только потом…
– Какой же ты всё-таки идиот, – уже не зло, а как-то немного обреченно бормочет себе под нос Дерек и почти со злорадством вставляет в проход расширитель. – Всё, руки можешь убрать.
– А чем тогда еще заняться?
– Лежи и думай о Родине.
– Не, чувак, я не настолько извращенец, чтоб думать о Родине в такую минуту. И вообще, мне сейчас только о попах думается. Ты, кстати, в курсе, что ягодицы есть только у людей? Я в гугле вычитал, пока сюда на автобусе тащился, машину ж стоя не поведешь. Так вот, у четвероногих животных, оказывается, не ягодицы, а просто задняя четверть туши. Плюс к этому из всех видов приматов, которые обитают сейчас на старушке Земле, только человек может похвастаться округлой, неизменно выступающей попой. Каково?
– Стайлз, мне плевать.
– То есть тебе всё равно, что нашей попе 3-4 миллиона лет?! Потому что она сформировалась только в золотом веке australopitecus каком-то…
– Твоей попе явно меньше. С нее еще даже детский пушок не сошел.
– С чего ты взял, что он детский? Ты его даже не тро-о-о… ой.
Дерек сдавливает ладонь чуть сильнее, стараясь не думать о том, как удобно легла в его руку стайлзова «половинка».
И это, кстати, тянет на домогательства. Так что хватит лапать несовершеннолетнего пациента, Хейл, и давай займись делом. «Я просто хотел, чтоб он заткнулся», – пытается оправдаться перед внутренним голосом Дерек. Заранее зная, что ни черта у него не выйдет. Потому что его внутренний голос честнее, чем он. И этот голос давно намекает ему… «Всё, хватит. Просто вытащи этот гребанный мячик и выставь его отсюда, пока ты ему массаж простаты устроить не решил».
– Лежи молча, Стайлз. Пожалуйста.
Это почти невероятно, но мальчишка и впрямь умолкает. Похоже Дерек нашел отличный, во всех смыслах просто великолепный способ заткнуть неугомонного Стайлза. Во всех смыслах – кроме одного: как сказал один его пациент-эмигрант, за совращение несовершеннолетних – это статья, а не тост.
Хейл решительно отбрасывает в сторону лишние мысли и сосредотачивается на деле. Сначала он осторожно пробует дотянуться до мячика пальцем, намечая расстояние, на которое тот «убежал» от хозяина. В конце концов, у него пальцы длиннее, чем у Стайлза, может, получится нащупать… Нет, всё-таки далеко, зараза, придется взять зажим подлиннее.
Стайлз молчит. Только учащенно дышит. Дерек бы решил, что он боится – боли, последствий, что кто-то узнает – наверное, даже попытался б успокоить, ляпнул бы что-нибудь… почти ласковое… Если б не позволил себе скользнуть взглядом на стайлзов член. Который как раз колом стоит.
«Это обычная физиологическая реакция, Хейл. Просто реакция», – пытается успокоить он себя. Но сам на эту реакцию реагирует вполне определенно.
Дерек стискивает зубы и берется за дело всерьез, пытаясь дотянуться до пупырчатого – мать твою, он еще и с пупырышками презик выбрал! – шарика. Несмотря на долгие приготовления, сам процесс не занимает и тридцати секунд. Правда, у самого сфинктера мячик чуток тормозит, Дерек даже пару секунд беспокоится, что презерватив сейчас порвется и мяч придется ловит по-новой и таки надрезать – но в следующий момент с приятным дерекову уху чмоком шарик выскальзывает наружу. «Хм, хорошая всё-таки резинка, крепкая. Надо будет как-нибудь поинтересоваться маркой», – думает Хейл и, не в силах сдержаться, осторожно проводит по мягким стеночкам сфинктера. Те легко поддаются под пальцами, словно приглашая заглянуть внутрь, поглубже. «Пожалуй, в него сейчас сразу три пальца войдет». В ответ Стайлз лишь жалобно взвизгивает.
И пытается насадиться на дерековы пальцы.
У Хейла мутнеет в глазах. Не осознавая – а по правде, даже не желая осознавать – что он сейчас творит, Дерек стаскивает дурацкую перчатку и наживую скользит всё-таки двумя пальцами внутрь, нащупывает простату – чтобы парой движений, отточенных за долгие ночи в одинокой кровати, наконец довести Стайлза до оргазма.
Мать твою!
К черту шерифа, он теперь сам застрелится. Иначе сегодня же вечером ему придется дрочить на эту картинку. Потому что он хочет дрочить именно на эту картинку. На Стайлза, кончившего без рук, только от его, Дерека, прикосновений.
И это хреново.
– Это офигенно. Это просто охренительно офигенно, чува-а-ак. Если ты б знал, как я об этом мечтал. Со своего первого «мокрого» сна мечтал. Хотя ты, наверное, сейчас скажешь, что это всё «случайно» и «просто так вышло». И что нам стоит забыть об этом «инциденте». Поэтому пока ты не начала забывать, я воспользуюсь тем, что нахожусь сейчас в невменяемом состоянии – и скажу тебе наконец…
– Стайлз, заткнись.
– Ну почему-у-у-у?!! Почему вечно «Стайлз, заткнись»? Почему я должен делать вид, что не замечаю как ты в последнее время смотришь на меня? Как ты пытаешься меня избегать, прикрываясь моим отцом? Как задерживаешь руку дольше положенного…
– Хватит, Стайлз.
– И почему ты делаешь вид, что не замечаешь как я смотрю на тебя?
Дерек разворачивается и молча выходит из смотровой.

Это не Стайлз, это он идиот. Законченный и набитый.
И одинокий.
У него в голове одни сплошные отговорки.
Но в его сердце – один Стайлз. И сердцу на отговорки плевать. Сердце догадывалось с самого начала.
Сначала было беспокойство за шестилетнего мальчишку, из-за его, Дерека, дури умудрившегося заболеть пневмонией. Нет, «сначала» было раньше. И это был просто какой-то чертов импринтинг! Из-за которого он вдруг решил произвести на незнакомого мальчишку впечатление, прикинувшись большим черным волком. А потом были еще беспокойство, забота, симпатия… Плюшевые подношения. Он сам вел себя как шестилетний мальчишка, который пытается выпендриться, а потом задобрить понравившуюся девочку.
Вот только ему понравился мальчик.
Сначала просто как человек.
Это как пациент Стайлз его раздражал, выбешивал просто. А как человек – сначала еще маленький, но уже очень смелый и сильный – он ему всегда нравился.
Потом понравился как друг.
Потом мальчишка вырос.
И вся беда в том, что дело как раз не в сексе. Если б он просто хотел его трахнуть, Дерек спокойненько записался бы к психотерапевту и колол бы себе декапептил. Потому что он всё-таки врач, и сам знает, что педофилия – это болезнь и ее надо лечить.
Но ему-то как раз нужен не секс. Ну, то есть Стайлз его возбуждает, чего греха таить, но Дерек готов подождать. Он даже хочет подождать. Ради самого Стайлза. Потому что когда любишь – интересы любимого ставишь выше своих, так мама говорила.
А еще: когда любишь – не можешь позволить любимому уйти.

«Он сказал, что приехал на автобусе. Значит, либо торчит на остановке, либо поплелся пешком. В любом случае, на своей «малышке» я быстро его догоню. Или подожду у дома. Рано или поздно он же вернется домой? И если повезет, то шериф сегодня будет на дежурстве…»
Додумать Дерек не успевает: возле его Camaro стоит Стайлз – так что додумывать уже ничего и не надо.
Надо просто сказать:
– Если ты здесь не для того, чтоб пригласить меня на свидание…
– Ночью обернешься большим черным волком, залезешь ко мне в окно и перегрызешь мне горло зубами?
– В окно – это, конечно, идея. А вот на счет зубов… По-моему, массаж простаты тебе понравился больше.

***
Дерек у Стайлза первый. Первый, с кем Стайлз идет на свидание. С кем заводит отношения. Первый, с кем Стайлз намерен дойти до конца, забив уже «гол в те самые ворота». Чтобы потом «забивать голы» каждую ночь. Каждую ночь, проведенную вместе.
При этом Стайлз почти не нервничает и совсем не боится. Может, он слишком наивный. Может, дело в том, что он до сих верит в сказки про то, как чудовищ можно расколдовать поцелуем. Или потому что ему глубоко плевать на все комплексы и закидоны Хейла – он любит его целиком, со всеми его «недостатками», несмотря на то, что большую часть времени тот ведет себя, как мрачный черный волк. Плевать. Это его волк. Он заманил его открытым окном. Приманил вкусными обедами и приручил ласковым словом.
Потому что влюбился с первой секунды.
Сначала это была любовь детская – любовь к сказочному герою. Своему личному. Немного страшному, но жутко крутому.
Потом подростковая, когда Стайлз ревновал Хейла к каждому столбу, и любовь по пятьдесят раз на дню сменялась ненавистью, а потом возвращалась обратно. И он не знал любовь ли это вообще. Знал только, что готов рассечь себе голову полкой, лишь бы объект желаний оказался рядом.
Потом была просто любовь… Когда стало, в принципе, пофиг какая она там и как выражается. Главное – чтобы взаимная. И пусть Дерек пока сомневается, но Стайлз точно знает, что всё у них будет хорошо.

И хоть до секса – ну того, «взрослого» – у них еще не дошло, но и там Стайлз нервничать и бояться не собирается. В конце концов, это ведь Дерек. Стайлз ему столько раз жизнь собственную доверял – неужели не доверит свою задницу?

@темы: Teen Wolf, фанфикшен

---

16 музыкальных стилей в одной песне

@темы: видео

---

Интернет-журнал ETODAY — Серия "Sumeru" от Nick Pedersen
Нью-йоркский художник и иллюстратор Ник Педерсен (Nick Pedersen) создал серию фотоколлажей под названием Sumeru, которая метафорически иллюстрирует путешествие в мир Дзен-буддизма....

@темы: АРТ

---

Гадаем на пряниках

Подробности гадания тут: dedushka-moroz.diary.ru/p183671048.htm

@темы: тесты

---

Хочу туда!

Индонезя не перестает вдохновлять

Звенящая красота

Индонезя не перестает вдохновлять.

Теуку Джоди Зулькарнаен (Teuku Jody Zulkarnaen) из Северной Суматры, Индонезия и снимает удивительные пейзажи, вдохновляясь видами своей родины. Хорошо, что сейчас всю эту красоту можно лицезреть не садясь в самолет. Интернет делает нас ближе.

© 2012 - Антре.ме

@темы: АРТ

---

Не по погоде, но по душе

Фантазия до головокружения

Фантазия до головокружения

Sophie Rata – фотохудожник - сказочница из Бельгии. Ее работы очень красочные выразительные и загадочны:


«Я люблю красоту. Не классический стереотип, а больше как проблеск, момент, легкая неуловимость этой «красоты», этого «прекрасного». Идея моей работы абстрактна. Это определенное окружение, а не конкретный предмет. Как музыкальная мелодия комбинация звуков, так мои снимки комбинация элементов, чувств и импровизации».

© 2012 - Антре.ме

@темы: АРТ

---

Глазами Чехова. Часть вторая.

Название: Глазами Чехова (Through Chekov's Eyes)
Автор: littlebirdtold
Ссылка на оригинал: littlebirdtold.livejournal.com/10543.html

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

– Я получил 13 валентинок! – с гордостью сообщает Хикару Чехов, на вечеринке по случаю праздника они сидят за одним столом. В последнее время он так переживает из-за коммандера и капитана, что совершенно забыл о Дне святого Валентина, и такое количество валентинок стало приятным сюрпризом. – Но ты, наверно, получил еще больше, да?
Сулу краснеет и демонстрирует ему две валентинки.
– О, – смущается Чехов, и быстро добавляет: – Два – это тоже отличное число!
Сулу смотрит на него и отворачивается, заставляя Павла чувствовать себя довольно неловко.
– Так или иначе, это глупый праздник, – ворчит Сулу.
– Да ладно тебе, веселей, Хикару! Ты здесь единственная бука! – Чехов шутливо толкает приятеля плечом.
– Не единственный, – Сулу кивает на соседний столик. – Спок вон тоже та еще бука, так что я в хорошей компании.
Чехов смотрит на коммандера и признает, что друг, пожалуй, прав. Хотя «бука» – не совсем то слово, которое бы выбрал Чехов, описывая Спока. По вулканским стандартам коммандер Спок больше похож на маньяка, высматривающего жертву на их танцполе.
– Ну, думаю, если бы моя девушка танцевала с другим, я бы тоже был недоволен.
– Может быть, – хмурится Чехов.
Хотя в том, что его девушка сейчас танцует с капитаном Кирком, коммандеру некого винить, кроме себя. Спок отказался танцевать с Ухурой, и довольно резко – Чехов сам слышал. Со своего места Павел не может хорошенько рассмотреть выражения лиц Ухуры и Кирка, но, похоже, они веселятся.
Когда Чехов снова оборачивается к Споку, за столиком его уже нет.
– Дерьмо, – бормочет Сулу и Чехов прослеживает его взгляд.
– Blja, – это, конечно, не совсем приличное – точнее совсем не приличное слово – но Павел просто не может сдержаться, когда видит, что Спок пробирается через толпу к Кирку и Ухуре. – Думаешь, он закатит сцену?
– Думаю, мы скоро это выясним, – отвечает Сулу, когда коммандер уже достигает пары.
Спок кладет руку на плечо Ухуры и практически оттаскивает ее от Кирка. Двое мужчин обмениваются яростными взглядами, а затем Спок тащит Ухуру назад к их столику, и та совсем не выглядит счастливой по этому поводу: она что-то сердито выговаривает Споку, но в ответ тот лишь холодно молчит.
– Ха, никогда б не подумал, что Спок у нас такой ревнивый, – говорит Сулу.
Чехов хмурится, вспоминая разговор, который услышал во время своей первой выездной миссии.
– Ага, – отвечает он. И опять чувствует, что упускает что-то важное.
Чехов оглядывается на капитана Кирка: тот не сводит взгляда с руки коммандера, которую он держит на спине своей девушки, пока провожает ее через толпу.

~*~

На следующий день весь корабль гудит о том, что капитан встречается с лейтенантом Кэтлин Робардс из научного отдела.
Сначала Чехов не верит, но когда он заходит в столовую, то сразу замечает, что Кирк сидит за столиком с Кэтлин. По чести сказать, Робардс – красивая, эффектная штучка: высокая, с темными волосами и глазами, и бледной безупречной кожей. Они отлично смотрятся вместе.
Чехов озирается, а затем направляется к столу коммандера Спока. Он не сидел за ним с тех пор, как началась вся эта чехарда между коммандером и капитаном, но Чехов не трус. Он ставит поднос на стол и садится лицом к Споку и Ухуре, и только тогда замечает напряженную тишину между ними.
Павел облизывает губы, отчаянно пытаясь придумать что сказать.
– Ну, значит это таки правда! – говорит он, улыбаясь. – Капитан Кирк встречается с мисс Робардс! Она очень красивая. Я так счастлив, что он нашел себе кого-то.
Коммандер почти – ну вот чуть-чуть не хватило – грохает чашкой об стол.
– Мистер Чехов, воздержитесь от сплетен о Вашем командире.
– Я… я… – начинает заикаться Чехов, бледнея и чувствуя сразу замешательство, боль и вину.
– Спок! – Ухура щелкает языком. – Не будь таким суровым. Павел не имел в виду ничего плохого.
Коммандер поджимает губы.
– Это неприлично. Личная жизнь капитана никоим образом не касается энсина Чехова.
– Спок, это «Энтерпрайз», – закатывает глаза Ухура. – Невинные сплетни тут практически единственный источник развлечений. Если тебе не нравится, просто не слушай, но не мешай развлекаться другим. И я согласна с Пашей – капитану давно пора начать с кем-то встречаться.
Спок бросает быстрый взгляд на Кирка и Кэтлин, а затем снова опускает взгляд в свою тарелку.
– Я не вижу никакой логики в том, чтобы тратить время на обсуждение личной жизни других лиц. Тем более, что совершенно очевидно, что этот слух фальшивый.
– Откуда ты знаешь? Вы же с капитаном не разговариваете, – подымает брови Ухура.
– Я с полной уверенностью могу заявить, что привязанности капитана лежат в другом месте, – категорически заявляет Спок. – Даже если он начнет романтические отношения с лейтенантом Робардс, долго они не продлятся.
– В другом месте? – переспрашивает Ухура, и ее голос звучит как-то странно.
Спок бросает на нее пронзительный взгляд.
– Вы, кажется, очень интересуетесь данной темой.
– На что ты намекаешь? – хмурится Ухура.
– Я ни на что не намекаю, лейтенант, – Спок встает. – Прошу меня извинить, но мое присутствие необходимо на мостике. – И в последний раз глянув на Кирка и Кэтлин, уходит.
Пристальный взгляд Ухуры следит за уходящей фигурой Спока, а потом она, тяжело вздохнув, поворачивается к Чехову. Ниота улыбается ему, но очевидно, что мыслями она далеко. Сейчас она выглядит раздраженной, расстроенной и усталой.
– Не обращай на него внимания, Паша. Ну, это же… Спок.
Чехов с улыбкой кивает, точно зная, что Ухуре не удастся его переубедить: просто коммандер его ненавидит.

~*~

Когда у капитана Кирка плохое настроение, все изо всех сил стараются отвлечь его и ободрить. Когда плохое настроение посещает мистера Спока – все изо всех сил стараются не привлекать его внимания, по возможности, даже не дышать в его присутствии.
Сейчас Спок в очень, очень плохом настроении.
В эти дни он крайне раздражителен, причем до такой степени, что Чехов боится даже ерзать на стуле, чтоб лишний раз не попасть под раздачу. Ему совсем не хочется быть тем, на ком коммандер начнет оттачивать свой острый язык.
Когда мистер Спок делает выговор бедной йомен Рэнд за пыль на ее станции, Сулу посылает Чехову сообщение: Черт побери, что заползло ему в задницу и там сдохло?
Я не знаю, отвечает Чехов.
Минуту спустя Сулу присылает новое сообщение: Меня бесит, что капитан не вмешивается, несмотря на то, что коммандер вытворяет черти что. Сделать Дженис выговор из-за гребаной пыли – это просто смешно. Даже Спок не может не понимать, что это чересчур. Но похоже, он делает это нарочно.
Чехов хмурится и отвечает: Думаешь, он хочет рассердить капитана? Но зачем? Они и так не особо-то ладят!
Сулу отвечает не сразу. Не знаю. Просто мне кажется, что он добивается от Кирка какой-то реакции, или что-то в этом духе.
«Чужая душа – потёмки», – думает Чехов. Наверно, он никогда не поймет коммандера.

~*~

Неделю спустя капитан вернулся за «капитанский столик»: Кэтлин порвала с ним.
Видимо, капитан Кирк «великолепен в постели, но за ее пределами уж слишком холоден и равнодушен». Это ее слова, не Павла. И, видимо, у Кэтлин «нет времени на несерьезные отношения», потому что мистер Спок наконец дал ей проект, работать над которым она мечтала целую вечность и которому теперь намерена посвящать всё свое время.
И если Кэтлин предпочла капитану Кирку какой-то проект, то Чехов решает, что она не заслуживает их Джима.
Также ходят слухи, что у Ухуры и Спока тоже не всё гладко. Их несколько раз заставали за спорами, и йомен Спока сказала Чехову, что парочка не спала вместе уже два месяца. Павел не знает, что и думать. Конечно, коммандер и мисс Ухура не похожи на счастливую пару – сейчас они вообще на пару не похожи – но это еще ничего не значит. В любых отношениях бывают сложные периоды.
Но, как говорится, нет дыма без огня.

~*~
Чехов не хочет подслушивать, честно. Он никогда не делает этого специально – всё происходит чисто случайно.
Он ищет Хикару, когда натыкается на Спока и Ухуру в одной из ботанических лабораторий.
– …ты сказал, что тебе пришлось отменить наш романтический ужин, потому что у тебя дела на корабле, – похоже, Ухура рассержена не на шутку.
Чехов замирает и задерживает дыхание.
– Я сказал не это, – голос Спока звучит ровно, а сам он продолжает что-то рассматривать в своем микроскопе.
– Но ты позволил мне так считать. Ты не поправил меня.
– Технически, это действительно «корабельные дела», лейтенант. Доктор Гринт попросил меня помочь с этими растениями.
Ухура гневно скрещивает руки на груди.
– Может, это и «корабельные дела», но они не входят в твои прямые обязанности, Спок. Было бы лучше, если бы ты ставил наши отношения на первое место. Но ты отменил наше свидание – нашу первую годовщину! – даже не из-за гребаной чрезвычайной ситуации или чего-то в этом роде…
– Не забывайтесь, лейтенант, – и в голосе Спока ясно звучит предупреждение. – В данный момент мы на службе.
Ухура морщит носик.
– Прекрасно. Извините, – она тяжело вздыхает, встречаясь с его глазами. – Что с нами происходит, Спок? Я – эксперт по коммуникативным связям, но, ради Бога, в нашей связи сейчас я коммуникацию наладить не могу. У нас больше не получается разговаривать как прежде. Это уже не работает.
– Вы хотите прекратить наши отношений? – настороженно спрашивает Спок, не отрывая от нее взгляда.
Она пожимает плечами и выглядит уставшей.
– Я не знаю, Спок. В последнее время я чувствую, что мы остаемся вместе только по привычке, потому что это безопасно и знакомо, и мне это не нравится. Меня начинает раздражать в тебе каждый пустяк, и это мне тоже не нравится. Но хуже всего – я чувствую, что теряю тебя как друга. Половину времени я тебя вообще не понимаю! А ты разве этого не чувствуешь? Что мы становимся чужими друг другу?
Коммандер отставляет микроскоп. И смотрит на Ухуру нахмуренно.
– Да.
Она печально улыбается и утыкается лбом в его плечо.
– Думаю, мы впервые за долгое время согласись в чем-то. – Ее голос звучит глуше, когда она продолжает: – Мы должны что-то сделать с этим, Спок. Так продолжаться не может. Не говоря уже о капитане…
Спок едва заметно напрягается.
– При чем здесь капитан? – резко спрашивает он.
Ухура, нахмурившись, отодвигается.
– Что произошло между вами? Каждый раз, когда я упоминаю Джима, ты начинаешь странно себя вести. Это не может быть только из-за вашего с ним спора, причину которого я, кстати, до сих пор не знаю. Поговори со мной, Спок. Пожалуйста.
Коммандер пару минут молча буравит взглядом пол, а потом, видимо решившись, смотрит Ухуре прямо в глаза.
– Джим испытывает к тебе романтические чувства, – решительно заявляет он.
У Чехова отвисает челюсть. Что?
– Что?! – судя по ее округлившимся глазам Ухура удивлена не меньше. – Кто тебе такое сказал?
– Джим.
От изумления у Ухуры даже рот приоткрывается.
– Это он сказал тебе?
– Утвердительно.
– Во время увольнительной? Может, это какое-то недоразумение? Ты уверен, что правильно его понял? Речь шла не о Кэтлин?
Какое-то время Спок смотрит в пустоту за ее плечом.
– Не было никакого недоразумения, Ниота. Да, он сказал об этом во время увольнительной. Но, оглядываясь назад, должен признать, что в его поведении были некоторые признаки, на которые мне следовало бы обратить внимание и раньше. Иногда он вел себя странно, когда мы говорили о тебе, и однажды он даже признался, что пытался с тобой «закрутить», но я не придал этому значения. Что касается его романа с лейтенантом Робардс, то я не знаю его мотивов. Возможно, он пытался отвлечься от тебя.
– Я не куплюсь на такое, – хмурится Ухура. – Кирк никогда не подавал мне никаких знаков, ни одного намека, что испытывает ко мне подобные чувства. Если что-то и было… – она хмурится. – Постой-ка. Ты хочешь сказать… Ты имеешь в виду, что вы оба соперничаете из-за меня?
Спок поджимает губы.
– Я бы выбрал другие выражения… но так и есть.
Она смотрит на него.
– Так вся твоя агрессия и… Ты ревнуешь?
Спок стискивает зубы. И ничего не говорит.
Ухура сужает глаза и наклоняет голову.
– Ты точно ревнуешь… Но кого?
– Я не понимаю, что Вы имеете в виду.
– Не играй со мной в скромность, Спок. Мы встречаемся уже два года. И за всё это время, сколько бы я ни пыталась тебя спровоцировать, ты ни разу ни к кому меня не приревновал – потому что очевидно ревность нелогична – и с чего бы вдруг вздумал ревновать теперь?
Пару секунд она молчит, а потом вдруг начинает смеяться.
– Ты ревнуешь не меня к Кирку. Ты ревнуешь его ко мне, не так ли? – она снова смеется. – Ха-ха-ха, мой собственный парень ревнует ко мне своего лучшего друга, потому что тот меня захотел, какая ирония, господи! – Она поджимает губы. – Впрочем, нельзя сказать, что я удивлена. Кирк – единственный, на кого всегда распространялись твои собственнические инстинкты.
– Я не ревную. И не испытываю собственнические инстинкты по отношению к Джиму.
Ухура подымает брови.
– Я не слепая, Спок, и не брежу. Я тебя знаю. Ты никогда не был для меня открытой книгой, но всё же я знаю тебя получше, чем остальные. Ты ненавидишь не быть в центре внимание Кирка, и тебе не нравится, когда кто-то еще находится в центре его внимания. Ты, считай, светишься весь, когда он тебе улыбается – и жутко раздражаешься, когда он улыбается так кому-то еще. Каждый раз, когда он входит в одну с нами комнату – я для тебя исчезаю. Каждый проклятый раз, Спок. И, черт, как же я завидовала этому, и ничего не могла с этим поделать. А сейчас уже нет.
– Не говори ерунды, – говорит коммандер, заложив руки за спину. – Я ничего не испытываю к Джиму, кроме дружбы.
Ухура криво улыбается.
– Можешь обманывать себя сколько угодно – но это не изменит того факта, что Кирк обвел тебя вокруг пальца.
– Уверяю Вас, я не…
– Спок, – снисходительно останавливает его Ухура. – Пожалуйста. Сейчас ты, можешь ревновать и сердиться на Кирка за то, что он посмел тайно чувствовать что-то к кому-то, кроме тебя. Но я уверена, что стоит ему посмотреть на тебя своим умильно-печальным взглядом и сказать, что он сожалеет, как ты тут же примешь его обратно. Ты ж до смерти этого хочешь. Ты настолько поглощен им, что это уже даже не смешно. Скорее вызывает жалость, когда приходится наблюдать, как ты «дергаешь Джима за косички», пытаясь вернуть его внимание.
Чехов смотрит с приоткрытым ртом, как скулы Спока слегка зеленеют.
Ухура начинает смеяться.
– Боже… Знаешь, это почти мило. Ты как влюбленный подросток, который не знает, что делать с объектом своих желаний.
– Этот разговор закончен, – практически выплевывает коммандер Спок.
Она улыбается, и наклонившись, чмокает его в щеку.
– Нет, не закончен. Мы продолжим его вечером. – Выражение ее лица снова становится серьезным. – Я устала, Спок. Я устала и мне не нравится то, во что превращаются наши отношения. И как это влияет на нас. Мы не можем продолжать так и дальше – это несправедливо по отношению к нам обоим. Пора что-то решать.
Чехов поворачивается и уходит, пока один из них его не заметил.

~*~

На следующий день они прибывают в систему Дельта.
Чехову стоит немало усилий убедить капитана Кирка позволить ему участвовать в высадке на планету, но когда он заверяет капитана, что второй раз всегда лучше, чем первый – Кирк смеется и соглашается. Это очень простая миссия: им нужно провести переговоры об обмене местных кристаллов на медикаменты.
И всё идет хорошо, просто отлично – пока Чехов случайно не наступает на что-то пушистое, что в итоге оказывается домашним питомцем губернатора.
Дело в том, что дельтане своих питомцев обожают до одури и любой причиненный им вред рассматривают как худший вид преступления. За совершение которого, соответственно, полагается худший вид наказания. Чехов ни прибил животинку, даже не близко, но губернатор всё равно закатывает огромный скандал и зовет стражу.
Павел не знает, как теперь капитану в глаза смотреть. Из-за него миссия под угрозой срыва, но хуже всего, что теперь капитану Кирку предстоит публичное унижение. По дельтанскому закону командир несет ответственность за преступления, совершенные его подчиненными.
– У нас нет выбора, кроме как сделать это, капитан, – говорит Спок. Чехов вздрагивает при звуке его голоса. Он только что дал коммандеру еще один прекрасный повод себя ненавидеть.
Кирк растеряно смотрит на Спока. Это, наверно, впервые за много недель, когда они говорят о чем-то, что не является докладом о положении дел.
– Нет, – и лицо Кирка вспыхивает. – Это безумие. Ухура…
Спок напрягается.
– Лейтенанта Ухуры здесь нет. Здесь есть я. Я прекрасно понимаю Ваше нежелание, сэр, но если мы этого не сделаем, то подвергнем риску Вашу жизнь, не говоря уже о миссии. Нам нужны их кристаллы. И у нас нет выбора.
Кирк облизывает губы.
– Я знаю, но это… Только не ты. Я не хочу, чтобы это был ты.
Ноздри Спока яростно раздуваются. Ничего себе, вот сейчас он точно выглядит очень злым.
– Я не позволю кому-то еще… Я – наиболее логичный выбор, сэр. Вы – капитан. Вы не можете унизить себя, делая это с младшим офицером. Это разрушит Ваш авторитет. Кроме того, лейтенант Фергюсон женат, энсин Чехов еще ребенок, а энсин Кличко явно не желает этого делать.
Кирк открывает рот, чтобы что-то сказать, когда губернатор Дельты вопит:
– Мы ждем!
Капитан прикусывает нижнюю губу, а затем стискивает зубы и опускается перед коммандером на колени.
Чехова начинает подташнивать. Это всё его вина.
– Нет! – рычит дельтанец. – Отойди от своего подчиненного, а затем ползи к нему на коленях.
Капитан впивается в него взглядом, но делает как велят. Он явно избегает смотреть сейчас на свой отряд – и с красным лицом начинает ползти к Споку на коленях.
Стоя в своей обычной позе, заложив руки за спину, коммандер наблюдает, как капитан ползет к нему. Чехову отлично видно его лицо – и как ему жаль, что он ничего не может поделать. Хотя неопытному глазу выражение лица Спока и может показаться непроницаемым, но если приглядеться, можно заметить как у него свело челюсти – и это ясно доказывает, что он очень, ну очень зол.
Чехов прикусывает губу, чувствуя, как сводит живот. Он хочет отвести взгляд, но заставляет себя смотреть, потому что это меньшее, что он может сделать. Павел не может просто отвернуться и сделать вид, что ничего не происходит, как поступают другие члены отряда. Это будет его наказанием.
Когда Кирк подползает, Спок расстегивает штаны и вытаскивает свой член. Ха.
Тот почти полностью эрегирован.
– Заставь его тебя умолять! – вопит дельтанец, и толпа разражается приветственными криками.
Эти дельтанцы – извращенцы, думает Чехов, наблюдая, как Спок что-то спокойно говорит капитану. Кажется, он пытается его убедить.
– Умоляй, – рычит дельтанец.
– Пожалуйста, позволь мне отсосать тебе! – говорит капитан резко, и судя по его голосу у него вот-вот начнется истерика. Это замечают и зрители: в толпе раздается свист. Лицо губернатора от ярости наливается кровью.
Чехов обхватывает себя руками, ему страшно. Разъяренная толпа может быть опасной.
Кажется, коммандер тоже так думает, он хватает Кирка за волосы, заставляя того вскинуть голову. И когда он говорит: «Ты будешь умолять меня», – его глаза сверкают от ярости.
Глаза капитана расширяются. Он облизывает губы.
– Позволь мне отсосать тебе, – повторяет он, и на этот раз это звучит чертовски похоже на правду.
По толпе проносится ропот, похоже, убедить удалось не всех.
Спок берет в руку свой член и проводит головкой по щеке Джима. Он по-прежнему выглядит сердитым.
– Попроси хорошенько. – Его член уже полностью налился. – Проси. Назови мое имя.
Кирк нервно сглатывает
– Я хочу отсосать тебе, Спок, – говорит он, глядя коммандеру в глаза. – Пожалуйста, позволь мне взять у тебя в рот.
В толпе слышатся одобрительные крики, но губернатор все еще хмурится.
– Недостаточно! – ворчит он.
Коммандер сжимает зубы.
– Недостаточно, – повторяет он, глядя на капитана. При этом в его глазах отражается что-то, что Павлу не удается как следует разглядеть. Зато он отлично видит, как Спок водит членом по губам Кирка. – Расскажи, как сильно ты этого хочешь.
По толпе проносится одобрительный гул.
У Кирка раскраснелось лицо, а глаза подернулись поволокой.
– Хочу высосать тебя досуха, – говорит он тихим голосом и щекою трется о член Спока, как кошка. Они не отрывают взгляд друг от друга. – Хочу взять его в рот. Хочу, чтоб ты трахал мой рот, пока не кончишь.
Спок смотрит на губернатора, а потом грубо заявляет: «Сойдет», и подносит своего пульсирующий член к губам Кирка.
Чехову действительно, ну вот действительно не стоит на это смотреть, но он замирает, не в силах оторваться от члена коммандера, скользящего во рту капитана. Не то чтобы Павла когда-нибудь возбуждали парни, но сейчас он должен признать, что это… горячо. Это не должно быть так горячо, потому что он наблюдает за своим командирами, подвергающимися публичному унижению, вынужденными это делать. Но видя, как припухшие губы капитана скользят по плоти Спока, он просто ничего не может с собой поделать. В конце концов, он ведь подросток.
Глаза Кирка закрыты. И это выглядит так… Это выглядит, словно ему действительно безумно нравится ласкать ртом член своего старшего помощника. Ох. И правда, понимает Чехов, скользнув глазами вниз и наткнувшись взглядом на выпуклость в штанах Кирка. Похоже, капитан возбужден не меньше коммандера.
Спок зарывается пальцами в волосы Кирка, задавая нужный ритм. Его глаза широко распахнуты – и совершенно черные сейчас. За всё это время он ни разу не отвел взгляда от капитанского лица. Его пальцы скользят по шее Кирка, по его волосам – так, словно всё это принадлежит ему, думает Чехов. Кажется, Ухура была права.
Павел может точно сказать, когда Спок кончает: он дрожит и на секунду прикрывает глаза. Капитан глотает всё.
Чехов вздыхает с облегчением. Слава богу, все кончено.
Капитан встает, и избегая взгляда Спока, обращается к губернатору:
– Удовлетворены? – решительно спрашивает он.
Чехов краснеет, когда он понимает, почему голос капитана Кирка такой хриплый.
Губернатор качает головой, что в их культуре означает согласие, и отвечает:
– Вполне.

~*~

Похоже, фразу «напряжение, которое можно резать ножом» придумали специально для таких вот ситуаций.
Чехов смотрит на свой монитор, делая вид, что очень занят работой. Краем глаза он замечает, что Хикару делает то же самое. На мостике стоит такая гробовая тишина, что Чехов слышит только собственное дыхание да время от времени попискивание пульта.
Это длится с тех пор, как они покинули Дельту. Все избегают смотреть на капитана, коммандера и Ухуру, а те не сморят друг на друга.
Это все Пашина вина. Если бы только… Если бы только он… Но задним умом всяк крепок. И уже бессмысленно о чем-то сожалеть.
Даже после того, как коммандер уходит с мостика в лабораторию для каких-то расчетов, напряжение в воздухе не становится меньше.
Чехов оглядывается. Капитан уткнулся в падд, словно там есть ответы на все вопросы во Вселенной. Спина Ухуры неестественно прямая и, кажется, вот-вот сломается.
Павел снова утыкается в свой пульт невидящим взглядом.

~*~

Чехов сидит в кресле на смотровой площадке. Мучаясь от чувства вины, он не хочет никого видеть. Поэтому заслышав чьи-то шаги, просто съезжает в кресле пониже и старается дышать потише, надеясь, что кто бы это ни был – он просто пройдет мимо, не заметив Павла.
– Итак, – раздается за спиной знакомый голос. Чехов вздрагивает. Это капитан. – Ты хотел поговорить со мной? Я как бы занят сейчас…
– Капитан, – прерывает его мистер Спок, и Чехов обмирает, узнав его голос. Наверно, нужно встать и показаться, чтобы они не решили, будто он подслушивает – но из-за чувства вины и смущения Павел просто не может сейчас смотреть им в глаза. – Я считаю, что нам необходимо обсудить случившееся.
Кирк вздыхает.
– А, может, не надо? Что сделано, то сделано, так какой смысл это обсуждать, правильно? Мы сделали то, что должны были. Давай просто двигаться дальше. – И после секундной заминки: – Ты что, снова со мной разговариваешь?
Спок отвечает ни сразу.
– Независимо от наших… противоречий, я не позволю Вам страдать от чувства вины за то, в чем Вы нисколько не виноваты. Не стоит винить себя в…
Кирк смеется. Но как-то совсем невесело.
– Ты думаешь, это так просто – не винить себя? Ну, то есть умом-то я понимаю, что ни хрена мы поделать не могли, но… я разрушил твои отношения с Ухурой: она порвала с тобой из-за этого.
– Вы ошибаетесь. У нас… были определенные проблемы еще до миссии на Дельте. Фактически, мы всё обсудили еще вчера и пришли к выводу, что нам стоит закончить наши романтические отношения.
– Что?! – восклицает Кирк. – Какого черта ты мне ничего не сказал?
– Я не думал, что это важно.
– Прибил бы тебя, ей-богу. Конечно, это важно, Спок! Существует большая разница между тем, чтобы отсосать чужому парню и… просто парню.
Он замолкает. Повисает неловкое молчание. Помня о вулканском слухе Спока, Чехов пытается дышать как можно тише и желательно через раз.
– Неловко, – говорит Кирк.
– Очень, – с нотками горечи в голосе соглашается Спок.
Кирк тяжело вздыхает.
– Черт возьми, ненавижу это. Эту напряженность и на мостике, и между нами… Я ненавижу ее, Спок. Ненавижу, что каждый проклятый член команды смотрит на нас с Ухурой и так и ждет, когда же мы вцепимся друг другу в волосы.
– Кто-то проявил к Вам неуважение? – резко спрашивает коммандер.
– Да нет, ничего подобного. Все изо всех сил стараются делать вид, что они не в курсе, что произошло на Дельте, но я ж не тупой: уж слишком старательно они стараются. Черт, могу представить себе с каким лицом Комак будет читать отчет о миссии.
– Крайне маловероятно, что адмирал Комак не читал подобные отчеты раньше. На самом деле, это удивительно, что «Энтерпрайз» не сталкивался с такими ситуациями прежде. Но этот инцидент только доказывает, что Вы – ответственный и преданный капитан – и ставите интересы миссии выше своих собственных.
Пару секунд Кирк молчит, а потом вздыхает:
– Да ладно. Итак, о тебе и Ухуре… Ты расстроился?
– Наше расставание было по обоюдному согласию, мы остались друзьями, сэр. Единственное, о чем я сожалею, что мы оставили это втайне.
– Да. Было бы меньше неловкости, если б команда была в курсе, что ты ей не изменял.
– Действительно. Но что есть, то есть.
Они опять замолкают. Чехов ничего не слышит и уже начинает думать, что они покинули смотровую площадку, но тут капитан, наконец, говорит:
– Прекрати говорить мне «сэр», ладно? Я терпеть не могу когда ты называешь меня «капитаном», но «сэр» – это еще хуже.
– И как Вы хотите, чтобы я Вас называл? Поскольку Вы не считаете меня другом, для меня неприемлемо…
– Постой-ка. Кто сказал, что я не считаю тебя своим другом?
– Вы ясно дали мне понять, что сожалеете, что встретили меня.
Кирк вздыхает.
– Ты знаешь, что я не это имел в виду, Спок.
Спок не отвечает.
– Нет, не уходи… Спок, послушай! – Теперь голос звучит где-то совсем рядом с тем местом, где, по расчетам Чехова, должен стоять коммандер. – Той ночью в туалете. Я был пьян и чувствовал себя неважнецки – ну ладно, отвратительно я себя чувствовал – из-за того, что ты тогда сказал. Я не жалею, что встретил тебя. Чтобы ни случилось, ты по-прежнему один из моих лучших друзей, ясно? Даже если ты и был последней задницей всё это время.
– Я… вижу. Так что насчет романтических чувств к Ниоте?
Молчание.
– Что?
– Ниота теперь свободна. Я знаю, что не имею права спрашивать, но ты намерен начать встречаться с нею? Должен признать, что я… запутался. Зачем ты начинал встречаться с лейтенантом Робардс, если испытываешь романтические чувства к Ниоте?
Чехову не сложно представить, как сейчас выглядит капитан Кирк: наверняка растерянно моргает и точно смущен. Невольно подслушивая вчерашний разговор коммандера с Ухурой, Павел чувствовал себя также.
– Чувства к Ниоте, – ровно повторяет Кирк. – Ты имеешь в виду… О. Дерьмо. То есть ты так злился, потому что… – Он смеется с огромным облегчением.
– Я не вижу здесь ничего смешного, – Спок явно не понимает причин веселья друга. – Джим.
Приглушенный смешок.
– Знаю, знаю, ты терпеть не можешь, когда к тебе прикасаются, но потерпи немножко, а? Небольшое объятие не убьет тебя. Я скучал по тебе, ты, ублюдок.
– Означает ли это, что…
– Да. Я забираю тебя обратно.
– Так что насчет…
– Ухуры? Хм, ну знаешь, я понял, что… что это было просто мимолетное увлечение. Она умная и вообще горячая штучка, но…Чтоб тебя, ты мне ребра сломаешь, Спок.
– Я… Мне тоже не хватало твоей компании.
Кирк тихо смеется.
– Могу ли я узнать причину твоего веселья?
– Ну, просто… Я рад, что ты вернулся. – Счастливый вздох Кирка звучит приглушенно – скорее всего, он уткнулся Споку в рубашку. – Хочешь, сходим в спортзал? Мне до смерти не хватало хорошего спарринг-партнера. Слишком долго некому было оценить всё, на что я способен.
– Я принимаю твое предложение.
Чехов усмехается.

~*~

Примерно через месяц всё в конце концов возвращается в норму. Жизнь течет своим чередом, находятся сплетни поинтересней. Отношения капитана Кирка и Ухуры из стадии болезненной вежливости возвращаются к привычному саркастическому подшучиванию. Отношения Спока и Ухуры выглядят дружескими, и как минимум раз в неделю Спок проводит вечер в ее компании – всё остальное время он посвящает Кирку. Чехов считает, что Ухура теперь выглядит гораздо счастливее и непринужденнее, чем раньше. Поговаривают даже, что за ней теперь ухаживает мистер Скотт, и Чехов искренне желает ему удачи.
Ко всеобщему облегчению, капитан и коммандер снова сливаются в единое КиркоСпоковстсво. Если уж на то пошло, то они, кажется, стали еще ближе. Может, потому что Споку больше не приходится делить свое время и внимание между Кирком и Ухурой, а может и нет – Чехов не уверен.
Зато он уверен, что теперь видя Спока рядом с Ухурой капитан больше не напрягается по этому поводу, и в глазах Джима снова сияет свет его солнечных улыбок. Чехов не до конца понимает, отчего капитан до сих пор слегка напряжен и насторожен, но, по крайней мере, сияющие глаза – это уже кое-что.
Таким капитан Чехову нравится гораздо больше. И, похоже, не ему одному.
Ха, думает он, подмечая каким взглядом Спок смотрит на капитана. Что-то назревает.

~*~

Капитан постоянно твердит, что, по его мнению, для повышения доверия и поднятия морального духа команде необходимо побольше общаться со своими старшими офицерами. По правде сказать, Чехов с ним согласен. Пока «Энтерпрайз» летит сквозь дальний космос к очередной звезде или планете с новой исследовательской миссией, им по нескольку месяцев бывает нечем заняться. И моральный дух действительно падает.
Именно поэтому хотя бы раз в месяц капитан организовывает какое-нибудь массовое развлечение. В этом месяце – очередь Чехова придумать чем развлечь команду.
– В прятки играть? Что, правда? – стонет Хикару, подходя к Чехову поближе. – Это – детская игра, Паша!
– Игра называется «жмурки»! – говорит Чехов, нахмурившись. – И чтобы ты знал, ее изобрели в России!
Хикару закатывает глаза и бормочет что-то себе под нос, но тут оба замечают, что капитан уже завязывает Споку глаза. Судя по виду коммандера, тот не особо рад новой забаве, но молча позволяет Кирку как следует закрепить шарф-повязку. Чехов задается вопросом, как Кирку удалось убедить мистера Спока участвовать в их затее да еще и быть «водящим». Словно в ответ на его мысли Хикару замечает:
– Думаю, это логичный выбор «водящего». Если бы Спока поймали, то любой бы без труда узнал его по ушам и прическе.
– Тсс, – шикает на него Чехов, потому что игра уже началась.
Мистер Спок медленно оборачивается, каким-то образом умудряясь грозно смотреться даже с розовым шарфом на глазах. Члены команды нарезают вокруг него круги и хихикают, но коммандер не делает ни малейшей попытки кого-нибудь поймать. Несколько минут он просто стоит на месте и принюхивается – а затем идет прямо к улыбающемуся капитану.
Глаза Кирка расширяются, он дергается, пытаясь убежать, но ко всеобщему волнению коммандер легко его ловит. Капитан замирает, его лицо вспыхивает, пока руки мистера Спока медленно скользят по его телу вверх, добираются до лица… Спок осторожно исследует каждую черточку, пальцы очерчивают губы, скулы, брови.
– Капитан, – объявляет Спок наконец ко всеобщему ликованию.
Капитан Кирк смеется и шутливо толкает Спока локтем. Он что-то говорит о «мошенничающих телепатах», а затем снимает с глаз Спока платок. Несколько секунд они молча смотрят друг другу в глаза, а потом коммандер забирает шарф и осторожно завязывает Кирку глаза.
Да, определенно что-то назревает. Улыбаясь, Чехов поворачивается к Хикару и случайно замечает Ухуру. Стоя рядом со Скотти, она смотрит на двух старших офицеров корабля с болью и удивлением.

~*~

У них было много миссий, которые пошли не так, но миссия на Некасе II – этот тот самый случай, когда всё идет не просто ужасно, а ужасно до смерти.
– Мистер Чехов, – шипит Спок.
– Я пытаюсь, пытаюсь! – его руки практически летают над пультом управления транспортером. – Но вулканическая пыль… Слишком много помех, сэр!
– Это меня не волнует, – рычит коммандер прямо над его ухом. – Пытайтесь лучше.
Чехов дрожит, паника и страх сжимают ему горло.
– Какого хрена, Спок! Если ты и вправду хочешь, чтобы его попытки увенчались долбанным успехом, кончай на него давить! Потому что ты его только отвлекаешь! – кричит доктор Маккой, продолжая метаться туда-сюда по траспортаторной. – Я тоже волнуюсь о малыше, но при этом не запугиваю Чехова.
– Джим не отвечает на наши вызовы, – Спок привычно пытается удержать эмоции. И у него это получается. Почти.
– Возможно, вулкан влияет и на коммуникацию! Клянусь, только с Джимовой удачей можно вляпаться в такое!
– Есть сигнал! – восклицает Чехов. – Не знаю чей, но хоть что-то. Транспортирую!
Грязный энсин Блэк появляется на траспортаторной платформе, и, наверно, плохо так думать, что Чехов жутко разочарован, что это он, а не капитан.
– Энсин, доложите, – резко приказывает Спок. – Где остальной отряд?
– Я не знаю, коммандер, – Блэк тяжело дышит. – Началось сильное землетрясение и в общей суматохе я потерял остальных.
У Спока сводит скулы.
– Свободны, – велит он Блэку и сам становится на траспортаторную платформу. – Транспортируйте, мистер Чехов.
Чехов качает головой.
– Я не могу, сэр! Из-за вулканической пыли я не смогу переместить вас, не подвергнув риску…
От взгляда коммандера Павла пробирает дрожь.
– Транспортируйте меня вниз, энсин. Это приказ.
Кусая губы, Чехов идет к пульту. Коммандер сошел с ума. Из-за того, что транспортировать старпома придется практически вслепую, Чехов может в конечном итоге переместить Спока в кратер вулкана или под груду камней.
– Не надо, Чехов! – резко приказывает Маккой и поворачивается к коммандеру. – Вы никуда не идете, мистер! Джим убьет меня, если я Вам это позволю.
– Вспомните, с кем разговариваете. Вы не можете отдавать мне приказы, доктор, – рычит Спок сквозь зубы. – Запускайте, мистер Чехов.
Чехов разрывается между ними.
Маккой хмурится, скрестив руки на груди.
– На самом деле могу. И я собираюсь воспользоваться своими полномочиями и отстранить Вас как эмоционально заинтересованного в выполнении поставленной задачи. Чехов, возвращайтесь к поиску сигналов. У нас внизу еще четыре человека.
– Да, доктор, – говорит Чехов с облегчением и возвращается к пульту. А если попробовать вот это…
– Я не эмоционально заинтересован.
– О, правда? – издевательски ухмыляется Маккой. – Тогда почему Вы сейчас смотрите на меня так, будто хотите прибить к черту?
– Я не…
– Слушай, Спок, я понимаю, я и сам… Я тоже до смерти за него волнуюсь, но, чтоб тебя, возьми себя в руки! Если мы спустим тебя вниз, то всё, чего добьемся – что нам придется искать на одного парня больше! Где твоя логика, черт возьми?
Чехов почти подскакивает от волнения, обнаружив два слабых сигнала коммуникаторов и тут же нацеливаясь на них.
– Он может быть без сознания, или ранен, или… – говорит тем временем Спок, и в его голосе слышится едва заметное раскаяние.
Молясь пор себя, чтобы один из этих двух был капитаном, Чехов восклицает:
– Поднимаю двух членов экипажа!
Но ни один из них – не капитан Кирк. У Чехова сердце падает, когда он понимает, что первый член экипажа без сознания, его шея вывернута под неестественным углом. Доктор Маккой подскакивает к нему, чтобы проверить пульс, а затем с мрачным лицом поворачивается к коммандеру и качает головой.
Чувствуя тошноту и стараясь не смотреть на Спока, Чехов возвращается к пульту управления.
Он в пол-уха прислушивается к разговору коммандера с уцелевшим и невредимым членом команды. Нет, тот не знает, где находятся капитан и лейтенант Алонсо. Да, ситуация на планете только ухудшается. Судя по всему, планета очень нестабильна и не подходит для колонизации. Чехов уверен, что нашел бы все это чрезвычайно интересным, если бы голос коммандера не становится с каждой секундой всё резче.
Мистер Спок отпускает члена команды и вызывает сотрудников службы безопасности, чтобы отправить тело в лазарет.
В траспортаторной остаются только Спок, Маккой и Чехов. Павел работает, стараясь не обращать внимания на тяжелое молчание. И почему-то молчание Спока еще хуже, чем его резкие слова.
С каждой минутой Чехов чувствует, что ему все труднее и труднее дышать. Он старается не думать о том… не вспоминать… какое у Спока было лицо, когда Чехов не смог транспортировать его мать. Он старается не думать о том, как коммандер смотрит на капитана, когда считает, что никто не видит. Он старается не думать о мертвом члене экипажа – докторе Белинском…
Чехов чуть не плачет от облегчения, когда две слабые точки появляются на экране.
– Я их нашел, – бормочет он, облизывая пересохшие губы.
– Слава богу! – восклицает Маккой.
Спок ничего не говорит, но Чехов и не ждал этого. Сигнал коммуникатора еще ничего не значит, нет никакой гарантии, что его владелец жив или просто не потерял комм.
– Фиксирую, – бормочет Павел, чувствуя как слегка дрожат пальцы. Пожалуйста, просит он. Пожалуйста. – Транспортирую. – Он нажимает кнопку и поднимает глаза.
Они смотрят на траспортаторную платформу, где начинают материализоваться две фигуры. Чехов улыбается, когда видит капитана Кирка – грязным, но живым и невредимым, рядом с лейтенантом Алонсо.
– Слава богу, Джим! – восклицает Маккой, заключая капитана в медвежьи объятия.
– Ой, Боунс, подумай о своей репутации! – с улыбкой поддразнивает доктора Кирк, а сам через плечо Маккоя смотрит на коммандера. – Эй, а ты разве не беспокоился за меня? Где же мои объятия?
Миллионы, миллиарды эмоций проносятся по лицу Спока и он в одно мгновенье пересекает расстояние между ним и Кирком. Маккой едва успевает отойти от Джима, как Спок крепко прижимает капитана к груди.
От удивления у Чехова даже рот приоткрывается. Так, слегка. Насколько он знает, мистер Спок ненавидит публичные проявления привязанности. Капитан Кирк моргает, он выглядит удивленным – скорей всего он просто пошутил об объятии – но спустя миг закрывает глаза и тоже притягивает Спока к себе, пока тот тычется носом в его волосы, ухо, щеку.
– Эээ, – смущенно тянет доктор Маккой и старается смотреть только на лейтенанта Алонсо, который вовсю таращится на командиров. – Ммм… Свободны, лейтенант.
– Да, доктор, – бормочет Алонсо, спешно покидая траспортаторную с ошеломленным выражением лица.
– Это не мне нужно беспокоиться о своей репутации, – ворчит Маккой, глядя на слившуюся в объятии пару, которая и не думает прерываться. Коммандер шепчет что-то капитану на ухо, а Кирк улыбается – нет, просто светится весь, и выглядит практически головокружительно счастливым. Кирк шепчет что-то в ответ, его губы выводят на ушке Спока одному Кирку понятные рисунки, и тот обнимает его еще крепче.
Ох.
И Ох снова, когда коммандер прижимается губами к уголку рта Кирка, затем к другому, а потом они начинают целоваться – сначала медленно, а затем всё более страстно и яростно.
Это похоже на сцену из романтического фильма. Чехов улыбается и смотрит на доктора Маккоя, который закатывает глаза с многострадальным выражением лица.
– Никогда не думал, что скажу это, но наконец-то. Меня уже тошнит от всех этих драм.
Чехов улыбается.
– Меня тоже, доктор!
Он краснеет и оглядывается, услышав стоны. Чтобы покраснеть еще сильнее, видя как руки капитана Кирка жадно шарят по телу коммандера – всюду, куда могут дотянуться. И при этом Джим и Спок целуются, целуются, целуются… Чехов сильно подозревает, что руки Спока уже перебрались ниже Кирковой талии.
– Какого хрена, идите уже в каюту, вы двое! – от открывающихся перспектив Маккой уже зеленеет.
Пара прерывает поцелуй и поворачивается к ним. При этом Спок продолжает придерживать Кирка за талию. Лицо Джима раскраснелось, губы распухли, и он выглядит немного ошеломленным, как будто не до конца может поверить в то, что это происходит на самом деле. Спок смотрит на него с таким… обожанием и неприкрытым желанием во взгляде, что Чехову приходится несколько раз моргнуть, чтобы удостовериться, что глаза его не обманывают.
– Не приходи ко мне потом плакаться, когда запись с камер слежения к вечеру обойдет весь корабль, – ворчит Маккой.
– Ага, – но Кирк уже снова с шальной улыбкой смотрит на своего старшего помощника. А Спок смотрит на улыбающееся лицо Джима и в поцелуе притягивает его обратно.
– Вы что, подростки? – стонет доктор Маккой. И закатывает глаза, так и не получив ответа, потому что его старшие офицеры слишком заняты страстным танцем их языков. – Капитан, коммандер, – говорит он с насмешливым уважением и покидает траспортаторную, качая головой.
Чехов нерешительно смотрит на целующуюся пару, затем тоже идет на выход. Он почти у дверей, когда за спиной слышится: «Мистер Чехов».
Павел оборачивается. Коммандер нежно скользит губами по виску Кирка. Когда он поднимает глаза на Чехова, тот ловит себя на мысли, что еще никогда не видел в глазах коммандера столько нежности.
– Отличная работа, энсин.
Паша судорожно сглатывает и улыбается.

КОНЕЦ

@темы: переводы, фанфикшен, стар трек

---

Глазами Чехова. Часть первая.

Название: Глазами Чехова (Through Chekov's Eyes)
Автор: littlebirdtold
Ссылка на оригинал: littlebirdtold.livejournal.com/10543.html
Переводчик: lisunya
Бета: за все ошибки отвечаю я сама
Разрешение на перевод: запрос отправлен
Пейринг: Кирк/Спок, Спок/Ухура, Кирк/другие (мало и нечестно)
Фандом: Star Trek 2009
Рейтинг: R
Жанр: ангст, юмор, драма; First Time
Предупреждение/спойлеры: публичное унижение
От себя могу добавить еще одно: хронологически это мой первый перевод, так что, пожалуйста, не судите чересчур строго. К тому же перевод вышел, скажем так, литературный – но авторский стиль и смысл повествования я искренне старалась сохранить!
Количество слов: ~14,000 (англ.)
Саммари: ну и счастливый сукин сын этот Чехов: постоянно оказывается в самом интересном месте в самое интересное время!

Посвящение: всем переводчикам фандома – за их нелегкий, но такой приятный для нас, читателей, труд.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Есть старая русская пословица «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», которая обещает крупные неприятности носу, обладатель которого излишне любопытен. Аналогичную судьбу пословицы обещают также любопытным кошечкам и собачкам, но дословно те пословицы Чехов не сможет сейчас вспомнить, даже если от этого будет зависеть его жизнь.
Дело в том, что Чехов – любопытный человек: всегда таким был и, вероятно, всегда будет. Его мама постоянно говорит ему, что он напрашивается на неприятности, но Павел не может ничего с собой поделать. Он любит узнавать новые вещи, наблюдая за людьми и разговаривая с ними. И это не сплетни.
Он знает многое из того, что происходит на корабле, потому что быть самым молодым членом экипажа зачастую означает, что другие члены экипажа не воспринимают тебя всерьез. Это немного обидно, но Чехов уже привык к подобному обращению. К тому же иногда это даже бывает полезно.
И если ему случается услышать или увидеть что-то, что не предназначалось для его ушей и глаз – так разве его в том вина? Если кто-то считает, что Павел – всё еще глупенький мальчик, который просто не может понять взрослых вещей, – это еще не значит, что так оно и есть.
Ведь он еще как может.

~*~

Обычно Чехов никогда не участвует в миссиях за пределами корабля. Нельзя сказать, что он не хочет в них участвовать, скорее это капитан Кирк не хочет его брать – из-за возраста (что, в принципе, несколько лицемерно с его стороны, ведь капитан-то и сам не намного старше Чехова).
На этой планете по ночам жуткая холодрыга. Павел мерзнет, и от холода даже заснуть нормально не получается. Он, конечно, из России, но кто вам сказал, что русские спят на промерзлой земле? Поэтому ночью Чехов с тоской вспоминает свою теплую удобную кровать на «Энтерпрайзе». И даже начинает думать, что капитан был не так уж не прав – ну, может быть – и выездные миссии действительно не его профиль. Он начинает жалеть, что убедил капитана Кирка включить его в отряд.
Неожиданный шум слева заставляет Павла насторожиться. Ночные хищники?
– Спок?
Чехов с облегчением переводит дыхание, которое, оказывается, успел задержать. Это всего лишь капитан Кирк.
– Да, капитан? – слышится спокойный голос коммандера.
– Ты не спишь?
– Полагаю, совершенно очевидно, что нет.
И Чехов с удивлением слышит в голосе коммандера веселье.
– Точно. Как глупо с моей стороны. Боже, здесь чертовски холодно. Спорю, тебе даже хуже, чем мне.
– Напротив, мой температурный контроль на должном уровне. Вулканцы могут регулировать температуру своего тела, и поэтому я не испытываю дискомфорта.
– Я тебя ненавижу. Я правда-правда-правда тебя ненавижу.
– Завидовать нелогично, Джим. – Определенно, в голосе мистера Спока звучит смех. – Ты не можешь заснуть из-за холода?
– Да. Вроде того. Я не чувствую пальцев ног. И клянусь, что у меня яйца даже изнутри мурашками покрылись.
На какое-то время они замолчали.
– Ты бы хотел поделиться телесным теплом?
На этот раз молчание длилось дольше.
– Ты это серьезно? Ты ж терпеть не можешь все эти телесные контакты.
– Они действительно не доставляют мне особого удовольствия, но в данный момент это не имеет значения. Я не хочу, чтобы ты заработал гипотермию.
Кирк тихо рассмеялся.
– Спок, сомневаюсь, что я тут заработаю гипотермию раньше других. Чехов – наиболее вероятный кандидат на эту заразу. Русский он или нет, но он еще мальчишка и не привык к таким условиям.
Чехов надулся. Капитан действительно считает его маленьким мальчиком.
– Иди сюда, Джим, – судя по голосу коммандера Спока, спорить с ним сейчас бесполезно.
Чехов слышит звук шагов и какой-то шелест, прежде чем все затихает снова.
– Ммм. Ты как электрическое одеяло. Такой теплый.
Чехов тут же чувствует зависть.
– Вам следовало сразу проинформировать меня, что вы замерзли. Ваша кожа просто ледяная на ощупь.
– Прости… мне казалось, ты не захочешь, чтобы мой холодный нос тыкался в твою шею. Я б вот точно этого сейчас не хотел.
– А я не возражаю, капитан.
Приглушенный смешок.
– Отлично, потому что я не собираюсь никуда отсюда убираться. Моему замерзшему носу действительно нравится твоя теплая шея.
– У носа не может быть мнения, Джим.
– У моего может. Это одно из моих супердостоинств.
– Не забудь про свою суперскромность.
– Это всё составляющие моего совершенства. Прилагаются к должности.
– Спи, Джим. Нам завтра рано вставать.
– Угу. Пожалуй, я уже чувствую себя достаточно сонным. И согревшимся. Здесь так удобно. Ммм… и тепло.
– Мне кажется, я понял твою мысль. Нет необходимости повторяться. Засыпай.
– Ночи, Споки.
Пауза.
– Я надеюсь, ты больше не будешь обращаться ко мне подобным образом.
– Ой, вы такой незабавный, мистер Спок, – бормочет Кирк с сонным хихиканьем.
– Спите спокойно, капитан.
– Я постараюсь. – Но Кирк продолжает возиться и пыхтеть. – Как думаешь, Ухура позволит одолжить тебя на пару ночей? А то у меня сплит-система в каюте снова накрылась.
– Очень неудачно. Я решу этот вопрос сразу же по возвращению на корабль.
– То есть нет? Не одолжит? Какая жалость. Как у тебя, кстати, с Ухурой?
– Наши отношения являются удовлетворительными.
– «Удовлетворительными»? И как это понимать?
– Я под этим словом понимаю «достаточные для удовлетворения запросов и потребностей».
– А! То есть я имею в виду – здорово! Рад за вас, ребята. – И после небольшой паузы: – Знаешь, я пытался с ней закрутить.
– Знаю.
– Немного странно, что после этого я умудрился стать твоим лучшим другом… А же твой лучший друг, правда?
– Несомненно, – и голос коммандера звучит очень мягко.
Капитан отвечает не сразу.
– И ты не считаешь странным, что твой великолепный лучший друг пытался приударить за твоей девушкой? Это не будит в тебе пещерного человека или что-то такое?
– Пещерного человека? – медленно переспрашивает мистер Спок.
– Ага.
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– Так значит, ты не ревнивый по натуре?
– Вулканцы не испытывают ревности. Ревность…
– Нелогична, а как же. Вы становитесь предсказуемым, мистер Спок.
– Прошу прощения, капитан. В дальнейшем я постараюсь быть более непредсказуемым и загадочным.
– Ха-ха. Ты забавный, ты в курсе? И если ты скажешь, что вулканцы не бывают забавными, я тебя укушу, клянусь.
Тишина. Прерываемая только хихиканьем Кирка.
– Могу ли я узнать причину твоих расспросов? – наконец спрашивает коммандер.
– Просто интересно стало, знаешь ли. Мне тут одна птичка напела, что вулканцы в любви – большие собственники.
Не дождавшись ответа, Кирк снова начинает хихикать:
– Идиома, Спок. Просто идиома. Расслабься, я не разговариваю с птицами.
Спок вздохнул – честное пионерское – он вправду вздохнул.
– А Вы не пробовали заснуть, капитан?
– Хм, я тебе мешаю, Спок?
– Да.
– Ничего себе, огромное достижение – уже просто заставить тебя в этом признаться. Когда вернемся на корабль, обязательно сделаю запись в капитанском журнале: «Вчера мистер Спок сказал, что я мешаю ему…»
– Капитан, засыпайте.
– Знаешь, даже с Боунсом веселей, чем с тобой, – довольно сообщает ему Кирк. – Тебе повезло, что ты такой теплый и удобный, а не то я бы назначил Сулу своим новым лучшим другом. Сулу иногда бывает той еще горячей штучкой… Горячей, ты понял? Во, я скаламбурил.
Спок глубоко вздыхает:
– Вы уже согрелись, капитан?
– Хочешь прогнать меня? – и по голосу капитана не понятно: то ли он дуется, то ли просто дурачится. Наверно, всё-таки последнее, потому что Чехов точно знает, что капитан никогда не дуется. Ну, он же самый мужественный и храбрый капитан Звездного флота.
– Должен признать, что нахожу эту мысль всё более и более привлекательной.
– Ты – жестокий человек, Спок. Ладно, просто отлично – и прекращай сверлить во мне дырку взглядом, я твой «буравчик» прям кожей чувствую – спокойной ночи.
Минуту спустя…
– Спок?
– …Да?
– У меня спина замерзла. Просто сообщаю.
Еще через пару секунд…
– Так лучше?
– Да. Ммм… У тебя лучшие руки в мире.
– Я очень сомневаюсь в этом.
Немного тишины.
– Спок?
– Да?
– Спасибо, – говорит Кирк тихо. – Обещаю встать пораньше. И никому не позволю увидеть, что под личиной грозного вулканца скрывается мягкосердечный человек, идет?
В голосе Спока звучит насмешка, когда он соглашается со своим командиром:
– Действительно, мы не можем позволить нашим подчиненным увидеть, что их капитану необходим его старший помощник, чтобы справиться с холодом.
Кирк фыркает.
– Наглая ложь. Это была твоя идея, а не моя! Я собирался мужественно бороться с холодом в одиночку, но моему старшему помощнику стало ужасно одиноко и потребовалось срочно кого-нибудь обнять. Как капитан я отвечаю за благополучие членов своего экипажа и, конечно, не мог позволить ему страдать.
– Ну, раз вы так говорите, капитан.
Они замолкают.
Чехов обхватывает себя руками, представляя, что это объятия. Так одиноко он себя еще никогда не чувствовал. И Павел был бы не против, чтобы его тоже кто-нибудь обнял.


Просыпается Чехов на рассвете. Зевая выбирается из спального мешка и озирается. Остальные еще спят. Его взгляд замирает на капитане и коммандере. Кирк почти целиком лежит на своем старпоме, уткнувшись тому в шею. При этом Спок лицом зарылся капитану в волосы и обнимает Кирка обеими руками, будто пытается защитить от всего мира.
Они смотрятся… Они смотрятся мило.
Поняв что именно он только что подумал, Чехов не может удержаться от смеха. Вот уж точно никогда б не заподозрил, что когда-нибудь использует слова «Спок» и «милый» в одном предложении. Коммандер какой угодно, но не милый.
Чехов никогда никому не признается, но он не слишком-то уютно чувствует себя в компании мистера Спока. Никакой ксенофобии, что вы. Это… Ну, это просто… В общем, он до сих пор не может забыть взгляд коммандера, когда Чехов так и не смог транспортировать его мать. Иногда Чехову снится тот день – и он снова видит умирающую планету и выражение лица Спока, когда он смотрит на пустую траспортаторную платформу. Во сне Спок душит его прямо на той злополучной консоли траспортатора, и Павел просыпается в холодном поту, жадно глотая воздух и чувствуя себя ужасно виноватым.
Он считает – нет, просто уверен – что коммандер винит его в том, что он не спас его мать, и Чехову трудно его за это упрекнуть. Иногда он думает, что если бы был немного быстрее, постарался бы еще больше – возможно, он спас бы мать Спока.
Павел нервно сглатывает и заставляет себя перестать думать об этом. Он тихонько крадется за деревья: ну, у него тоже есть естественные потребности организма.
А когда возвращается – замирает на месте.
Капитан Кирк до сих пор лежит на коммандере, но теперь – опершись на локти. Он… Он сейчас смотрит на лицо спящего Спока с таким неприкрытым желанием и тоской, что Паше даже неловко, что он невольно это подсмотрел.
Капитан склоняется, его губы замирают в паре сантиметров от губ коммандера. А один удар сердца спустя Кирк уже на ногах.
– Гребаный идиот, – бормочет Кирк и выглядит разозленным.
Спок шевелится во сне, и Кирк тут же натягивает на лицо равнодушную мину.
– Доброе утро, капитан, – говорит коммандер и сонно моргает.
– Утро, Спок, – Кирк улыбается в ответ, смотря на него сверху вниз. И шутливо пинает Спока ногой. – Вставай. Чем раньше выберемся из лесу, тем быстрее вернемся на корабль. Твоя подружка, наверно, с ума уже сходит от беспокойства.
Спок поднимает бровь.
– Сомневаюсь. Лейтенант Ухура – профессионал.
– Доброе утро, кэптен, коммандер! – бодро приветствует их Чехов.
Кирк заметно напрягается и оборачивается к Павлу.
– Доброе, мистер Чехов, – говорит он с улыбкой, которая, впрочем, не застрагивает капитанских глаз. Его плечи напряжены, и в том как он наблюдает за Павлом чувствуется настороженность.
– Прекрасный день, правда? – спрашивает Чехов, и плечи капитана расслабляются, а улыбка становит искреннее.
– Ага. Ну что, малыш, давай будить остальных.
Павел кивает и идет будить лейтенанта Джотто, чувствуя себя странно и неловко, и как если бы стал свидетелем чего-то, что видеть ему совсем не следовало.

~*~

Чехов никому ничего не говорит. Он старается даже не думать об этом. Это не его дело. Скорей всего, он просто неправильно понял. Ведь не может же капитан и вправду сохнуть по своему коммандеру – и по совместительству лучшему другу, который к тому же встречается с офицером по коммуникациям «Энтерпрайза», и у них всё серьезно. Тем более, что все знают, что на свете нет счастливчика, по которому сохнул бы сам Джеймс Т. Кирк – наоборот, все сохнут по нему.

~*~

«Энтерпрайз» по-прежнему на орбите Фетелл II, но уже 28 часов как без мистера Спока. Полученные данные свидетельствуют, что его похитили местные туземцы, чтобы принести в жертву своим богам. Кажется, они считают коммандера каким-то злым духом из-за его острых ушей. Ничего удивительного, что лейтенант Ухура места себе не находит, и 6 часов назад капитан просто приказал ей покинуть мостик, мотивируя это тем, что она эмоционально заинтересована в выполнении поставленной задачи.
А вот Кирк эмоционально заинтересованным совсем не выглядит. Внешне он хладнокровен и собран, и Чехов успокаивается – теперь он точно знает, что в тот раз ошибся и просто понял всё неправильно.
Капитан Кирк работает без отдыха, и только благодаря его тяжелой работе им удается найти и вернуть мистера Спока – непосредственно перед тем, как он должен был сгореть в синем пламени. В буквальном смысле. Чехов горд служить под началом такого великого капитана.
У мистера Спока серьезная травма, и Чехов решает навестить его. Он пробует уговорить Сулу пойти с ним, но тот только бормочет что-то о своих растениях, и в лазарет Павел отправляется в гордом одиночестве.
По дороге Чехов мысленно решает то уравнение, помочь с которым просил мистер Скотт. Он всё еще в поисках математических ответов, когда, заворачивая за угол, замечает капитана – к счастью, до того, как Кирк замечает его.
Кирк стоит с закрытыми глазами, уткнувшись лбом в стенку и сжав кулаки, он пытается восстановить дыхание. И мелко дрожит.
Пару секунд Чехов не сводит с него взгляда, а потом осторожно на цыпочках пятится назад, по возможности стараясь не шуметь.
Когда Чехов заворачивает за угол снова, Кирк уже выглядит как тот капитан, которого он знает, до самых кончиков волос.
– Чехов! Тоже собрались навестить нашего первого офицера? – с улыбкой интересуется он.
И Павел заставляет себя улыбнуться в ответ:
– Да, капитан! Он в порядке?
Кирк с улыбкой пожимает плечами.
– Я еще не видел его… С ним Ухура… Но Боунс сказал, что Спок скоро снова будет цитировать нам инструкции.
У Чехова от вынужденной улыбки уже челюсть свело. Он задается вопросом, а как поживает челюсть капитана.
– Может, уже можно войти? – предлагает он, и Кирк согласно кивает.
– Ага. У влюбленных голубков, наверно, было достаточно времени нацеловаться и наобниматься. Пойдем.
Ухура сидит у постели Спока. Коммандер выглядит больным. Он очень бледен и выглядит уставшим и ослабленным. Но капитан Кирк смотрит на полувулканца как на нечто самой прекрасное во вселенной из всего виденного им.
– Капитан, – и голос Спока звучит теплее, чем обычно. Но Чехов может и ошибаться, он не силен в споко-языке, в отличие от капитана и пары слов на нем не свяжет. – Мистер Чехов.
– Привет. Как себя чувствуешь? – тихо интересуется Кирк. И когда он смотрит на Спока, то кажется, будто в нем лампочку зажгли и теперь он аж светится изнутри. Чехов отводит взгляд, глубоко внутри что-то скручивается от жалости.
Спок поднимает бровь, и Кирк хихикает.
– Ну конечно. Вы ж, вулканцы, не чувствуете.
– Действительно. Я в порядке, капитан. Чего не могу сказать о Вас. Когда Вы спали в последний раз?
Кирк потирает затылок.
Спок сужает глаза.
Капитану остается только застенчиво улыбнуться в ответ.
– Ну…
– Вы не спали по крайней мере 36 часов, – говорит Спок, и на этот раз Чехову не нужна степень кандидата филологических наук по споко-языку, чтобы расслышать неодобрение в голосе коммандера.
– Боунс вколол мне стимулятор! – пытается оправдаться Кирк.
Но Спок отнюдь не выглядит переубежденным: судя по его взгляду он пытается заморозить капитана на месте.
Капитан вздыхает.
– Хорошо, хорошо! Только кончай на меня так смотреть.
Ухура кладет руку на плечо коммандера.
– Споку нужно отдохнуть, капитан.
– Мне не нужно…
– Да нет, всё в порядке, – Кирк смотрит на своего первого офицера. – Я как раз собирался вернуться к себе и хорошенько отоспаться. И не стоит благодарности. Придурок.
Выражение лица Спока немного смягчается.
– Спасибо, Джим. Ты прекрасно поработал – как всегда.
Кирк с улыбкой шагает к нему, но потом, кажется, передумывает. Он неловко кивает Ухуре, засовывает руки в карманы и выходит из медицинского отсека.
– Хм, пожалуй я тоже пойду, – говорит Чехов. – Хорошо, что Вы снова с нами, мистер Спок.
Вулканец выглядит почти смущенным, когда кивает в ответ.
– Благодарю, мистер Чехов.

~*~

Мама часто твердит Паше: «Меньше знаешь – крепче спишь». Раньше он как-то не верил этому, но теперь – когда он знает, что его капитану ужасно плохо – Чехову и вправду хуже спится.
Он старается не думать об этом – не его это дело – но после той миссии, у него не получается игнорировать это и дальше.
Капитан Кирк – интересный человек. Он кажется открытой книгой, но на самом деле капитан мог бы стать чемпионом корабля по покеру – при его-то суперспособности делать хорошую мину при плохой игре. То есть чаще всего вы даже не догадывается что на самом деле скрывает его улыбка и скрывает ли что-то вообще. Да, он определенно умеет делать непроницаемое лицо, за которым не видно его истинных чувств, не разглядеть его переживаний. Но в отличие от коммандера Спока он не скрывает свои эмоции и мысли за маской равнодушия – он прячет их за завесой других эмоций, за улыбками, ребячеством и дерзкими выходками.
Капитан Кирк ведет себя как ни в чем не бывало, но Чехов уже знает на что стоит обращать внимание, и поэтому без труда замечает те взгляды, которые капитан кидает на коммандера, когда думает, что никто не смотрит; и как он почти незаметно, но все же напрягается каждый раз, когда видит Спока с Ухурой. А еще Чехов видит, что свет солнечных улыбок капитана не затрагивает его глаз.
Это… печально. Но печальней всего, что никто кроме Чехова этого не замечает. Толи капитан Кирк слишком хорошо всё скрывает, толи никому просто нет дела до капитанских переживаний.
Последнее расстраивает Чехова еще больше.

~*~
– Где капитан? – Чехов пытается перекричать шум и гомон бара. И даже повторяет вопрос, неуверенный что Хикару расслышал его с первого раза.
Сулу только рассеянно пожимает плечами, не отрывая взгляда от андорианки. Вздохнув, Павел встает и выходит из кабинки. Он не знает, почему волнуется за капитана, который старше его и намного опытнее – но он волнуется.
Десять минут спустя капитан находится у барной стойки. В руках бутылка какой-то бурды, на заднице – руки какого-то придурка, с которым Кирк, видимо, болтает «по душам». Впрочем, кажется, капитан ничего не имеет против чужих рук на своей капитанской заднице. Кажется, он вообще не обращает на «собеседника» никакого внимания – поглощенный выпивкой и чем-то на танцполе. Вернее, кем-то. Кирк пьет, пьет, пьет – и смотрит.
Нахмурившись, Чехов прослеживает взгляд капитана и вздрагивает, увидев Ухуру и коммандера, танцующих медленный танец под дурацкую песенку о любви. Коммандер не выглядит особо довольным, может, он даже с большим удовольствием променял бы танец на пытку, но в целом, пара выглядит прекрасно – смуглая девушка в объятиях великолепного парня.
Чехов снова переводит взгляд на капитана, но ни Кирка, ни его «собеседника» у бара уже нет. Беспокойство энсина растет, пока он отчаянно пытается отыскать капитана. И, наконец, замечает, как знакомая форма мелькает в дверях туалета.
Чехов прикусывает губу. Чтобы о нем не думала команда, он не наивный маленький мальчик, ни разу в жизни не слышавший о «пестиках» и «тычинках» – и ему не трудно догадаться зачем капитан и его спутник туда пошли. Павел отлично знает, что это не его дело, что капитан в законной увольнительной – но не волноваться просто не может. Капитан Кирк уже миновал стадию «слегка выпивши», и ясно, что соображалка у него сейчас барахлит. А Чехов до сих пор помнит, что произошло во время прошлой увольнительной. (Он никогда не перестает удивляться, как капитан Кирк умудряется влипать в подобные переделки. Капитан на это говорит, что просто он – особенный, а доктор Маккой, когда это слышит, каждый раз бросает на него сердитый взгляд).
Чехов колеблется, не зная, что делать. Тот человек может быть опасен, он может причинить капитану Кирку вред.
– Мистер Чехов? – окликает его знакомый голос. И плечи Чехова с облегчением опускаются: решение принято за него.
– Да, мистер Спок? – он оборачивается к коммандеру. Спок один, Ухура осталась на танцполе и теперь стоит, скрестив руки и метая в Спока свирепые взгляды.
– Вы знаете, где капитан? Он был у бара 4.2 минуты назад, но сейчас его там нет, – коммандер выглядит немного взволнованным.
– Он пошел в туалет, – отвечает Чехов и, решившись, добавляет: – с незнакомцем.
Лицо Спока темнеет, и он быстро направляется к указанной двери. Пару секунд Чехов решает стоит ли идти следом, и всё же идет, надеясь, что капитан не убьет его за то, что Павел решил сыграть роль его «пояса верности».
Когда Павел подходит к туалету, человек, с которым был капитан, вылетает оттуда стрелой, будто за ним бесы гонятся.
– Чтоб тебя через колено, ну что такое, Спок? – это первое, что слышит Чехов, когда застывает в дверях.
Капитан Кирк пьян в драбадан. Его лицо раскраснелось от гнева – и, наверно, от выпивки – пока он сверлит взглядом своего старшего помощника.
Спок закладывает руки за спину:
– Могу задать Вам тот же вопрос, капитан. – И на этот раз его обычный спокойный тон немного, но все же подводит вулканца. – Этот человек мог быть опасен…
Кирк хрипло смеется, качая головой:
– Для кого? Для моего члена?
– Должен ли я напомнить Вам, что произошло во время предыдущей увольнительной? – отрывисто интересуется Спок.
Из глаз Кирка, кажется, сейчас искры посыплются.
– Должен ли я напомнить Вам, что это – моя гребаная жизнь и что я нахожусь в гребаной увольнительной, и на этот раз – это не Ваше проклятое дело, как я провожу время?! Если я хочу трахнуть первого встречного, то будь я проклят, но я это сделаю. Дошло, чтоб тебя?! – он почти кричит, его трясет от ярости, руки непроизвольно сжимаются в кулаки. – Я – не твоя долбанная собственность, Спок!
Чехов давно заметил: частота использования капитаном Кирком ругательств напрямую зависит от степени его опьянения. И, похоже, капитан еще пьянее, чем выглядит.
Спок делает шаг к Кирку.
– В чем дело, Джим? Почему ты так взволнован? – и, втянув носом воздух, добавляет: – И почему ты так пьян?
Капитан смотрит на него, тяжело дыша, его лицо искажает гримаса.
– В чем дело? – с болью в голосе повторяет он и, прислонившись к стене, сползает на пол. – Он спрашивает в чем дело, – бормочет он. Фыркает, а потом начинает смеяться, уткнувшись лбом в колени. Его смех становится все громче и громче, пока не начинает напоминать истерику.
– Джим, – тон коммандера становится мягче, и он тоже опускается на пол. Чехов замечает, что рядом с капитаном мистер Спок совсем другой. – Джим, – повторяет вулканец, касаясь плеча Кирка, – скажи мне что не так. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы найти решение.
Смех усиливается, от смеха Кирка всего уже трясет.
И вдруг он резко замолкает, понурив плечи.
– Возвращайся к Ухуре, Спок, – говорит он устало, глядя в пол. И слишком уж старым выглядит он сейчас для своих двадцати шести. – Есть вещи, которые даже ты не можешь сделать.
– Я не понимаю.
– Конечно, не понимаешь. Уходи, – Кирк кривит губы. – Не заставляй свою красавицу-подружку ждать. Это полный отстой, но для тебя так даже лучше – что она ждет и верит. Поверь мне.
Спок мигает.
– Ты нелогичен.
Кирк горько усмехается, зарывшись пальцами в волосы.
– Ну, я никогда и не утверждал, что логичен. Вот Ухура – великолепная-горячая-штучка-Ниота – вот она чертовски логична и идеальна, не так ли? Вы чертовски здорово смотритесь вместе.
Чехову в зеркале видно, как коммандер хмурит брови. И, прежде чем капитан скажет что-то, о чем может пожалеть утром, Павел кашляет, чтобы привлечь к себе внимание:
– Я могу проводить капитана обратно в корабль, мистер Спок.
Оба поворачиваются к нему.
Спок хмурится.
– Я сам, лично, провожу капитана, мистер Чехов.
– Нет! – Кирк резко отодвигается от Спока, и, и подхватив с пола свою бутылку, пошатываясь, поднимается на ноги. – Чехов прав. Нет никакой необходимости, чтобы ты сопровождал меня лично, Спок. Возвращайся к своей девушке.
Чехов замечает, как что-то непонятное мелькает на лице коммандера, что-то, похожее боль. Но потом Спок снова надевает на лицо бесстрастную маску и тоже встает на ноги.
– Очень хорошо. Я зайду к Вам утром, капитан. – И поворачивается к Чехову. – Убедитесь, что капитан благополучно вернулся на борт, и сразу же сообщите мне.
– Да не нужна мне чертова нянька, – ворчит Кирк, направляясь к выходу. – Я не настолько пьян.
Чехов кивает коммандеру и торопится следом.
– Идите назад, Чехов, – говорит Кирк, когда они выходят из бара. И вытаскивает свой коммуникатор. – Не волнуйтесь, я иду домой.
Но Чехов волнуется.
– Не могу, капитан. Я обещал.
Кирк фыркает.
– Спок не откусит тебе голову, Паша. Он как сехлат – внешне опасный хищник, а внутри белый и пушистый, – качает он головой и делает большой глоток из своей бутылки. А затем вызывает корабль: – Поднять двоих, энсин Сократис.
Чехов не знает, что ответить, и они молча ждут пока мир, наконец, исчезнет в привычной транспортерной круговерти.
Несмотря на возражения капитана, Павел провожает его в каюту. Он ждет, пока Кирк разденется до трусов и футболки, а потом помогает ему улечься в постель.
Чехов уже собирается уходить, когда слышит, как Кирк сонно бормочет:
– Никогда не влюбляйся, малыш. Любовь – полный отстой.
На следующее утро капитан ничего не помнит. Ну, или делает вид, что ничего не помнит.

~*~

Главная особенность первых контактов – это то, что половину времени они идут ужасно неправильно. На этот раз аборигены похитили капитана Кирка, доктора Маккоя и лейтенанта Ухуру.
В отличие от того раза, когда похищали коммандера Спока, нет необходимости искать пропавших, остальные члены команды знают, где содержат пленных. Но вот проблема: из-за особенностей местности и условий содержаний офицеров «Энтерпрайза» безопасно поднять на борт можно только одного из них – а двое других тут же окажутся к окружении разъяренных абригенов.
Как исполняющий обязанности капитана именно мистер Спок должен принять решение. Чехов не завидует ему. В конце концов, это не какие-то там три случайных члена команды, а как раз самые близкие коммандеру люди.
Все на мостике, включая Чехова, наблюдают за коммандером, ожидая его решения.
Лицо Спока подчеркнуто спокойно. Как всегда.
– Первым спасаем капитана.
Чехов кивает. Вероятно, только логично спасти капитана Кирка – он командир «Энтерпрайза», в конце концов, наверно, на этот счет даже есть соответствующее положение в уставе Звездного флота.
Вечером того же дня, когда всё уже позади, Павел идет в лазарет, чтобы навесить Ухуру и доктора Маккоя. Они пострадали, но живы. И это единственное, что имеет значение. Он как раз собирается войти в палату Ухуры, когда слышит, что внутри идет разговор на повышенных тонах. Чехов останавливается и прислушивается.
– Да послушай, Спок! Еще раз тебе говорю: не за что тебе чувствовать себя виноватым. Я ведь ни какая-нибудь глупая девчонка, я отлично понимаю, что это был твой дог и обязанность – спасти его. И я ведь выжила, правда?
– Да. Но могла умереть…
– Но не умерла же.
– Дело не в этом, Ниота. Дело в том…
– Дело в том, что ты слишком эмоционально реагируешь. Ты нелогичен, Спок. И я тебя сейчас не понимаю. Почему, приняв вполне логичное решение, ты чувствуешь себя настолько виноватым?
Оба замолкают.
– Я не чувствую себя виноватым, – тихо говорит Спок, и Чехов хмурится.
Ухура фыркает.
– Не надо снова этой ерунды, что ты, мол, вулканец и ничего не чувствуешь. Я знаю, что очень даже чувствуешь.
Они снова замолкают.
– Ты не понимаешь, Ниота.
– Так сделай так, чтоб поняла!
– Чехов?
Павел резко оборачивается и чувствует, что краснеет.
– Капитан!
– Ну, это уже становится своего рода традицией, не так ли? – усмехается Кирк. – Пришел навестить Ухуру?
Чехов кивает, надеясь, что капитан не подумает, будто он подслушивал. Хотя он делал именно это.
– Это мисс Ухуре? – Чехов кивает на букет в руках капитана.
– Ага. Обокрал ботаническую лабораторию. Вижу, и ты не с пустыми руками.
Чехов гордо улыбается.
– Да. Это настоящий русский шоколад!
Кирк тихо смеется.
– Ну разумеется. Ну, пойдем тогда.
Коммандер Спок оборачивается, когда они входят. И тут же начинает сверлить капитана пристальным взглядом, будто желая убедиться, что Кирк по дороге не успел поранить коленку. Взгляд Спока замирает на цветах. Он сужает глаза.
– Капитан…
Кирк улыбается Ухуре.
– Как поживает мой старший офицер по коммуникациям?
– Спасибо, я в порядке, – слабо улыбается в ответ Ухура. – Privet, Паша.
Чехов тоже улыбается и кладет свой подарок на этажерку рядом с ее биокроватью.
– Надеюсь, вам понравится. Eto nastoyashyi russkii shokolad. Moya mama…
– Капитан, – настойчиво повторяет Спок, и Чехов замолкает на полуслове.
Джим закатывает глаза.
– Я тебя не слушаю, Спок. Потому что и так уже знаю, что ты скажешь: мне необходимо отдохнуть, бла-бла-бла. Я прекрасно себя чувствую, договорились? И мне не надо…
Спок резко подходит к капитану и вырывает у него цветы.
– Эй! Это Ухуре подарок, а не тебе!
Коммандер бросает цветы в мусорную корзину. Джим (а заодно и Чехов с Ухурой) смотрит на Спока, раскрыв рот.
– Какого черта сделал? Я их сам собирал! – наконец говорит Кирк, нахмурившись.
Спок молча берет трикодер и начинает сканирование.
– Полагаю, что если б ты не так устал, то заметил бы, что эти цветы из списка веществ, на которые у тебя есть или может быть аллергическая реакция, того самого списка, который составил для тебя доктор Маккой и который был предоставлен тебе для ознакомления.
Кирк хмурится.
– Да не может быть. Я не помню, чтоб у меня была аллергия на эти цветы. На самом деле я их и не видел-то раньше никогда.
– Ты прав, ты действительно никогда не сталкивался с ними раньше, но они принадлежат к тому же роду, что и Andorian rithersku, на который у тебя сильная аллергическая реакция. А следовательно эти цветы входят в категорию потенциально опасных. И процент вероятности, что такая реакция у тебя на них всё же наступит, высок.
Кирк закатывает глаза.
– Да в этом списке десятки веществ, на которые у меня никакой аллергии и в помине нету. Это называется паранойя, Спок. Кажется, на этот счет даже есть русская поговорка: «Не делайте из мухи динозавра», правильно, Чехов? Вы ведь у нас кладезь русских поговорок.
– Слона, а не динозавра, капитан, – поправляет его Чехов, а Ухура хихикает.
Кирк только отмахивается.
– Смысл тот же. Серьезно, я думаю, что паранойя Боунса заразна. Я прекрасно себя чувствую, ну правда.
Между бровей Спока залегает морщинка, пока он изучает показатели трикодера.
– Ничего «прекрасного» в вашем самочувствии нет, капитан. Ваша температура на 1.3 градуса выше нормы, – холодно заявляет он, прежде чем нажать на коммуникаторе кнопку вызова. – Медсестра, пожалуйста, принесите гипоспрей с антиаллергеном «Капитан#2» в палату лейтенанта Ухуры.
Кирк хмурится. Ухура снова хихикает:
– Прекратите дуться. Спок прав, капитан. Вы можете прекрасно себя чувствовать в данный момент, но это еще ничего не значит. И кстати, спасибо за цветы.
– Пожалуйста. И я не дуюсь.
– Нет, дуешься, Джим, – сообщает Спок, забирая у медсестры Чэпел гипоспрей и подходя к капитану. Про себя Чехов задается вопросом, почему коммандер просто не позволит профессионалу сделать ее работу.
Кирка передергивает.
– Ненавижу гипоспреи.
– Я прекрасно осведомлен о твоем иррациональном страхе перед данным видом медицинского оборудования, – говорит Спок, мягко наклоняя голову капитана.
– Эй, это не страх. Это отвращение.
– Ну, раз вы так говорите, капитан.
– Прекращай смеяться надо мной.
– Я не смеюсь над тобой.
– Точно смеешься.
– Ты страдаешь от заблуждения, Джим. Готово.
Кирк удивленно моргает, глядя на Спока.
– Правда? Я ничего даже не почувствовал.
– А ты и не должен был. Если всё сделано правильно, инъекция не причиняет боли.
Капитан Кирк не может сдержать смеха.
– Что, наезжаешь на Боунса? Я ему передам, обязательно!
Спок поднимает бровь.
– Уверен, что квалификация доктора Маккоя позволяет ему делать уколы любой сложности. Возможно, ему просто нравится таким образом наказывать Вас за Вашу безответственность в вопросах собственной безопасности. Я советую Вам быть более осторожными в своих действиях в будущем.
Прежде чем взглянуть на Спока, Кирк на мгновение прикрывает глаза.
– Смотри, не пойми меня превратно: я действительно ценю твою заботу, но я не стеклянный, Спок. У меня в общей сложности три аллергии. Три. Может, это прозвучит для тебя странно, но нет никакого вселенского заговора с целью меня убить. – Он улыбается Споку и хлопает его по плечу. – Расслабься, а? От меня так легко не избавишься.
Коммандер пару секунд смотрит на улыбку Кирка, прежде чем кивнуть:
– Я приложу все усилия, чтобы так было и дальше, капитан.
– Боже, ты безнадежен, Спок, – стонет Кирк.
Ухура, прочистив горло, просит:
– Я… немного устала, Спок.
Кирк тут же отступает подальше от своего первого офицера и засовывает руки в карманы.
– Да, конечно. Поправляйтесь, лейтенант. Пойду загляну к Боунсу. Чехов, вы со мной?
Чехов кивает, вдруг почувствовав неловкость.
А еще он чувствует, как пристальный взгляд Ухуры провожает его и капитана, когда они выходят из палаты.

~*~

Чехов с гордостью считает себя экспертом по части сплетен. В том смысле, что сам он не сплетник, конечно, но это не мешает ему хорошо ориентироваться в работе этой «кухни» на «Энтерпрайзе», представляя себе как и что на ней варится. Зачастую он довольно легко отличает правдивое «блюдо» от «утки».
Вот, к примеру, слух о беременности Ухуры – точная «утка», уверен он. Но все остальные почему-то этому слуху верят. В заваривании этой каши Чехов винит йомена Баллак. Тот факт, что Ухура прибавила в весе (и по мнения Чехова, это даже хорошо, теперь у нее весьма аппетитные формы), еще ничего не значит. В конце концов, они же в космосе, а это влияет на фигуру – но совершено точно не делает никого беременным. Однако ложь ведь всегда интереснее правды.
У них очередная увольнительная, но из-за этого дурацкого слуха вместо того, чтобы наслаждаться законным отдыхом, Чехов вынужден наблюдать, как капитан Кирк снова накачивается спиртным в очередном баре. Очередной «собеседник» тоже имеет место быть. И кончается всё снова в туалете, откуда мистер Спок снова выгоняет неудавшегося капитанского любовника.
Сказать что он чувствует дежа-вю было бы преуменьшением.
И сейчас Чехов наблюдает уже знакомую картину через оставленную приоткрытой дверь туалета. Черт побери, похоже, он становится заинтересованным лицом.
– Уходи, Спок, – просит капитан, тупо пялясь в потолок. Он сидит на полу, прислонившись головой к стене. И выглядит еще пьянее, чем в прошлый раз.
Коммандер присаживается рядом.
– Джим, скажи, что не так. Это не похоже на тебя – напиваться вот так. – Он стискивает челюсти. – И это уже во второй раз, как я заметил. Почему ты позволяешь… позволяешь этим типам…
– Позволяю что? – агрессивно вскидывается Кирк. – Целовать себя? Так ведь это чертовски приятно – когда тебя целуют, знаешь ли! И, может, ты удивлен, но в мире есть люди, которым приятно целовать меня! Странно, да?
Спок хмурится:
– Это не имеет никакого отношения к…
– Оставь меня в покое, Спок, – просит Кирк, закрывая глаза. – Иди к Ухуре и вашему ребенку.
– Ниота не беременна.
Кирк фыркает.
– Это не важно. Может, не беременна сейчас, но в один прекрасный день это всё равно случится. Уверен, у вас уже есть план, который предусматривает 2,5 ребенка и белый заборчик, ну, а мой план состоит в том… Я чертов идиот… – Он замолкает и, понурив плечи, устало трет лицо. – Я устал, – говорит он наконец, глядя в пустоту безжизненным взглядом. – Я чертовски устал притворяться, постоянно рисуя на морде смайлик. Но, дерьмо, я так больше не могу. Не могу.
Чехов судорожно сглатывает, его сердце сжимается от жалости.
Спок хмурится еще сильнее:
– О чем ты, Джим?
– Я старался быть хорошим и правильным, – Кирк надрывно смеется, будто и не слыша Спока. – Старался радоваться за своих друзей. Но я не хороший. Неправильный. Я эгоист, черт возьми. Я хочу… – Его губы кривятся в усмешке. – Иногда у меня мелькают эти мысли… Я думаю… Что если попробовать? Рискнуть? Это чертовски глупо, потому что я знаю, что у меня нет шансов и я просто разрушу хорошие дружеские и рабочие отношения… Но это так заманчиво, чертовски заманчиво. Потому что я устал быть хорошим парнем, понимаешь? Я хочу бороться за то, чего хочу – и получить это. Получить это не от случайного незнакомца в баре, а от друга.
Он смеется, опустив глаза в пол.
– Я отвратителен, я знаю. Но хуже всего то, что я не могу избавиться от этих мыслей, не могу выкинуть их из головы, – он потирает лицо. – Как же мне это надоело. Надоело до чертиков.
Чехов четко ловит момент, когда до коммандера наконец-то доходит. Он смотрит на Кирка, приоткрыв рот.
– Ты…
Кирк прикусывает губу.
– У меня не было выбора, Спок, – говорит он спокойно, уставившись в пол. – Любовь вообще-то не оставляет людям выбора.
Спок стискивает зубы.
– Я не могу поверить, что все это время… – говорит он, а в его глазах мелькает что-то. Какое-то непонятное чувство. – Все это время ты звал меня другом, в то время как… Ты прав. Ты отвратителен.
Кирк вздрагивает.
– Отвратителен, да? – говорит он, когда Спок поворачивается к выходу. – Хорошо. Ладно. – Он смеется самоуничижительным, горьким смехом, и прикрывает глаза рукой. – Никогда не думал, что скажу такое, но ты не представляешь, как я жалею, что встретил тебя.
Чехов – единственный, кто видит, как на лице коммандера мелькает боль, прежде чем он снова надевает свою бесстрастную маску и направляется к двери.
Павлу чудом удается сбежать незаметно.

~*~

Чехов берет поднос и пытается решить куда сесть. Ухура сидит за столом коммандера Спока. Доктор Маккой сидит за столом капитана Кирка. Сулу и Робертсон сидят за «нейтральным» столом со Скотти и его инженерами.
Чехов чувствует себя ребенком, чьи родители подали на развод и теперь делят детей и собаку.
Он ненавидит это.
Раньше они были КиркоСпоковские. И несмотря на все различия, они были лучшей командой Звездного флота, слаженной и всегда готовой выступить единым фронтом. Теперь всё не так.
Со злополучной увольнительной прошла почти неделя, а капитан и коммандер до сих пор не общаются, кроме как по работе. Нет больше игр в шахматы, совместных посиделок в столовой и тренировок – ничего. Их общение подчеркнуто официально. А стоит им оказаться в одной комнате, как напряженность между ними Чехов практически чувствует кожей.
Он еще раз окидывает взглядом столы и идет к столику капитана Кирка. Если он должен выбрать одну из сторон, то это будет не Спок. Чехов сердит на него. Потому что считает, что капитан Кирк вряд ли виноват в том, что влюбился в Спока. Ну, то есть Чехов считает, что реакция Спока была несправедливой, вот. Даже если он не отвечает на чувства Кирка, то должен был хотя бы проявить сострадание и как-то помягче объяснить ему это – раз уж не как любимый, то хотя бы как друг. А не заявлять, что Кирк ему противен.
Кивнув капитану и доктору Маккою, Чехов садится и начинает есть, несмотря на то, что тишина за столом почти болезненно давит на него – как и отсутствие за столом мистера Спока. То, что его нет за этим столом – это неправильно. Павел так чувствует.
Минут пять они едят молча, но наконец доктор Маккой прерывает молчание.
– Джим, – тихо зовет Маккой. – Давай я поговорю с ним…
– Нет, – говорит Кирк твердо, не отрываясь от тарелки.
– Джим, черт возьми…
– Я сказал нет, Боунс, – и в голосе Кирка появляется сталь.
– Но…
– Он ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего, – Кирк яростно орудует вилкой. – И я не собираюсь умолять его о прощении, потому что мне не за что извиняться. Не моя вина, что я… – Он резко замолкает, настороженно глянув на Чехова. – У меня есть гордость, знаешь ли. Чтоб ее и его вместе с нею.
Чехов кусает губы, отчаянно желая сказать капитану, что он все знает, но, заметив как сжимаются челюсти Кирка, решает держать рот на замке. Если Павел скажет хоть слово, то капитан узнает, что он подслушивал – и даже не раз. И не два. А Чехову не хочется, чтоб капитан плохо думал о нем.
Почти покончив с обедом, он подымает глаза и случайно ловит взгляд коммандера Спока, направленный на их столик. Вулканец практически сверлит дырку в спине Кирка, не обращая внимания ни на свою девушку, ни на содержимое своей тарелки.

~*~

– Может, посмотришь на меня, Спок?!
Чехов поднимает голову от своего падда, узнав голос лейтенанта Ухуры.
– В данный момент я крайне занят, лейтенант.
Затаив дыхание, Чехов на цыпочках крадется к краю платформы и смотрит вниз на нижний уровень инженерной палубы.
Мистер Спок работает за компьютерным терминалом, демонстративно игнорируя свою девушку.
Ухура поджимает губы.
– Да, и в этом вся проблема. Когда ты уже наконец прекратишь работать и хоть немного поспишь? Посмотри на себя, Спок! Ты похудел, натянут как струна, да у тебя уже мешки под глазами!
– Мое здоровье удовлетворительно, лейтенант, и у меня нет желания обсуждать нерабочие темы в свое рабочее время.
– А когда ты не на дежурстве, то бегаешь от меня, как от чумы!
– Я не бегаю от Вас.
Ухура тут же подбоченивается.
– Знаешь что? Я сыта по горло, Спок. Скажи мне что, черт возьми, сделал Кирк, или я спрошу его сама.
Спок бросает на нее пристальный взгляд.
– Вы не станете с ним разговаривать.
Ухура подозрительно щурится.
– Если ты не хочешь, чтобы я поговорила с ним, тогда начинай разговаривать со мною сам.
– Вас это не касается, лейтенант.
– Не касается? Я – твоя девушка, Спок.
– Вас это не касается, – повторяет Спок, уткнувшись в компьютерный терминал.
Чехов считает, что он действительно выглядит больным: черты лица заострились и одежда теперь смотрится мешковато.
– Неужели он… – начинает Ухура, но замолкает.
– Он что? – коммандер наконец подымает глаза.
Пару секунд Ухура смотрит на него, а потом качает головой.
– Неважно, – говорит она со вздохом. – Просто скажи мне, что происходит, Спок.
– Ничего не происходит, лейтенант.
Она фыркает.
– Отлично. Почему тогда вы просто не можете обсудить это, выяснить всё и решить наконец проблему? Команда волнуется, Спок.
Коммандер, сжав зубы, снова возвращается к терминалу.
– Нам нечего «выяснять». И в любом случае, не я должен начинать этот разговор. Если бы он действительно сожалел – и нуждался в моей компании – то сам бы сказал мне об этом.
– Боже, эти мужчины, – закатывает глаза Ухура. – Вы хуже чем подростки, серьезно. Это смешно, Спок. Ведь очевидно же, что вы оба несчастны!
Спок поджимает губы.
– Он не несчастен. Ему все равно.
Ухура даже не пытается скрыть удивления:
– Боже, это… Знаешь, сейчас мне кажется, что это ты – его девушка, а я – твой лучший друг, которому ты жалуешься на закидоны своего бойфренда. Это глупо, Спок. Почему, когда дело доходит до Джима, твоя проклятая логика отключается и ты перестаешь мыслить рационально? Ведь логично же, что ваши нелады с капитаном подрывают боевой дух команды, но, похоже, вас это совершенно не волнует, – она с усмешкой качает головой. – Похоже, ты можешь быть «Споком хладнокровным», когда дело касается кого угодно, кроме Кирка, и только для него ты всегда «Спок иррациональный и упрямый».
– Я не считаю данную тему забавной и не желаю обсуждать ее далее. Свободны, лейтенант.
Ухура раздраженно отворачивается, ее «конский хвостик» сердито бьет воздух.
А потом:
– Ниота, – зовет Спок.
– Что? – Ухура всё-таки останавливается.
– Ты считаешь капитана… привлекательным?
Ухура, нахмурившись, оборачивается:
– Странный вопрос. Я не из тех девушек, которые заглядываются на других мужчин, когда у них уже есть парень.
– Но если бы у тебя не было парня, – спрашивает Спок, уткнувшись в терминал.
Она приоткрывает рот.
– Это такой способ порвать со мной?
– Не будь смешной, – Спок по-прежнему не отрывает взгляда от терминала. – Просто ответь, Ниота.
Ухура хмурится.
– Хорошо. Он вообще-то не мой тип – голубоглазые блондины мне никогда не нравились. Но объективно говоря, да, он горяч и определенно гений, так что когда он включает обаяние на всю катушку – он привлекательный. Почему ты спрашиваешь, Спок?
– Социологическое исследование, – равнодушно отвечает Спок и начинает печатать, всем своим видом демонстрируя, что ей пора уходить.
Ухура смотрит на его прямую спину, прежде чем покачать головой и выйти.
Нахмурившись, Чехов наблюдает за коммандером. Он не знает почему, но у него такое чувство, что он упустил что-то важное.

@темы: переводы, фанфикшен, стар трек

---

Название: Девственница в жертву (Virgin Sacrifice)
Автор: CMM
Ссылка на оригинал: ksarchive.com/viewstory.php?sid=2443&warning=1
Переводчик: lisunya
Бета: небечено!
Разрешение на перевод: запрошено
Жанр: erotica (ну, по-нашему видимо, PWP), First Time, romance (я б от себя еще и флафф добавила и, частично, hurt-comfort )
Пейринг: Спок/Кирк
Рейтинг: ну, автор не указал, но как по мне так полноценное NC-17
Предупреждение: мне тут подсказали, что помимо флаффа это еще и ООС Кирка
Дисклеймер: всё, всё чужое! Моя – только любовь к героям.
Размер: в англ. версии 6585 слов.
Саммари: на этот раз ради мира во всем мире нашему Джиму придется расстаться с самым дорогим

Примечание автора: Бедный Джим – его так часто изображают какой-то шлюхой, что мне захотелось написать фик, где он не был бы настолько уверен в себе, особенно с другим мужчиной. Я также хотела попробовать AU. И вот результат (надеюсь) – удачный. И я всегда думала, что Гарри Митчелл является ничтожеством в любой вселенной, так что и здесь он не изменяет себе.

– О Боже! – Гэри Митчелл запрокинул голову и рассмеялся. – Так речь о девственнице, которую приносят в жертву! – Он расхохотался еще сильнее. – Всё это время я умолял позволить мне засадить тебе, а теперь ты сам должен трахнуться с вулканцем?
– Черт, ты можешь потише? – Джеймс Т. Кирк, бывший капитан недавно списанного военного корабля «Энтерпрайз», обвел бар настороженным взглядом. Кажется, никто ничего не заметил, все были слишком заняты, празднуя нежданно-негаданно закончившуюся долгую войну с Вулканом. Военные действия прекращены. Дипломатам удалось выработать договор, и в ближайшие шесть дней он должен быть подписан обоими правительствами.
И прославленный герой этой войны Джеймс Кирк со всеми своими орденами тоже отправляется на Вулкан в ближайшие шесть дней, где его представят одному из членов Высшего Совета планеты. И они должны будут совокупиться – этакое символическое скрепление нового соглашения двух культур.
Кирк сделал последний глоток. Он до сих пор не оправился после встречи с адмиралом Мендосой. Мыслями он то и дело возвращался к разговору с этим хитрым старым воякой.

– Они хотят, чтобы мы что?.. – Джим был ошеломлен и никак не мог поверить в то, что так небрежно предложил ему Мендоса. От перспектив у Кирка даже живот подвело.
Мендоса казался смущенным, но настроен был явно решительно.
– Это древний вулканский обычай, Джим, – попытался он объяснить. – Они верят, что если два бывших врага физически соединятся, то мир между их народами будет вечным.
– Да по хрен мне, во что они там верят! – вырвалось у Кирка.
– Капитан! – ледяным тоном одернул Джима старик. – Вы – всё еще офицер Вооруженных сил Федерации, и должны вести себя подобающе. – И уже мягче добавил: – Я понимаю, что это… неожиданно, но, Джим, договор слишком важен для нас и мы не можем рисковать им, оскорбляя вулканцев отказом. Ты был на фронте, ты знаешь, чего нам стоила эта война. Мы потеряли более миллиона человек, десять линейных кораблей, и даже не знаю, сколько истребителей, фрегатов и судов снабжения. Нападениям подверглись и наши колонии, люди в панике. А теперь клингоны угрожают выступить против нас, и только союз с Вулканом может обеспечить нас так необходимыми нам сейчас людьми и ресурсами. Мы вынуждены пойти на этот союз. И ничуть не приуменьшая твоей жертвы, я всё же считаю, что одна ночь в постели с вулканцем – это небольшая плата за…
– Но… почему я? – голос Кирка звучал сейчас как у неуверенного мальчишки.
– Они просили кого-то, кто действительно воевал на этой войне, кого можно было бы считать настоящим «врагом», а не какого-нибудь гражданского или дипломата. Видно, этот их символизм крайне важен для них, – Мендоса поглядел на Кирка. – На самом деле, они просили именно тебя, потому что их впечатлило проявленное тобой милосердие, когда ты спас пассажиров с поврежденного вулканского грузового корабля, высадив их на Звездной базе-6 – вместо того, чтоб разнести их корабль в щепки. Высший Совет был впечатлен твоим великодушием. – Судя по виду Мендосы вопрос был решенный. – Я очень не хочу делать это приказом, Джим. Но сделаю, если потребуется.
– Я понимаю, – Джим выпрямился и отдал старому лису честь. – Разрешите идти, сэр?
– Свободен. И чтобы завтра в 0800 был на «Вэлиант», отправляющемся на Вулкан.

Джим покинул штаб с радостью, а в баре столкнулся с Гэри, который последний год служил первым офицером на «Энтерпрайзе». Они неплохо сработались, даже несмотря на то, что Гэри никогда не был Джиму настоящим другом, а сам Гэри бесился из-за того, что Джим в свои 25 – уже капитан, самый молодой в истории флота. А еще Митчелла бесило, что Кирк не обращает внимания на его сексуальные авансы. И всё-таки Джим доверился ему, сам не зная на что надеясь – и вот получил от Гэри только ядовитый смех и грубые шутки. Я всегда знал, что Гэри – тот еще хрен, но даже не подозревал насколько.
Митчелл все еще хохотал.
– Похоже, у тебя теперь забот полон рот. И это, пожалуй, не единственная твоя дырочка, которую ждут неприятности, – он противно захихикал. – Видал я нескольких вулканских воинов в камерах заключения. Они оснащены как жеребцы, и, насколько я могу судить, готовы трахать все, что движется. Ох, и отлю-у-у-убят же они тебя, милашка.
Джим резко вскочил и раньше, чем успел понять, что делает – его кулак впечатался в челюсть Гэри. Митчелл упал, задыхаясь. Его глаза потемнели, и он встал, поправляя одежду и потирая челюсть, на которой кулак Кирка оставил отпечаток.
– Иди, позадирай кого-нибудь еще, – бросил он холодно. – Но только не своего вулканского дружка, если, конечно, не хочешь сорвать договор.
– Трахнутый ублюдок, – Джим бросился прочь.
А вслед ему летело:
– Трахать будут не меня, Джимми!


И вот спустя шесть дней Джим Кирк на Вулкане, лежит на кровати в комнате для гостей в огромном особняке и ждет, когда хозяин дома – его хозяин – явится и изнасилует его. Да, это определенно смахивает на изнасилование.
На самом деле, саму церемонию вынести было довольно легко. Он просто постоял рядом с делегацией Земли, смотря как представители Федерации и Вулкана подписывали соглашение. При этом Джим старался не слишком пялиться на членов Высшего Совета, потому что в тот момент не был уверен, что хочет знать, с кем именно ему придется встретиться позже. После подписания был длинный торжественный официальный прием. Все было сделано со спокойным достоинством и любезностью, которая произвела на Кирка впечатление, несмотря на его нервозность. Когда обед подходил к концу молодая вулканка по имени Т'Принг осторожно коснулась его руки и проводила сюда, в эту комнату. Он был бы рад «скрепить» соглашение с нею: она была великолепна. Но она явно не была членом Высшего Совета, так что на такой вариант рассчитывать не приходилось. Вулканка молча предложила ему штаны для сна и вышла. Он сменил мундир на предложенную одежду и стал ждать. Вот только прошел уже час и Джим начинал нервничать всё больше и больше.
Всё не так уж и плохо, уговаривает себя Кирк, пытаясь успокоиться. Всё не так уж и плохо. Он твердит себе это уже шестой день, но почему-то с каждым разом верится всё меньше. Его собирается трахнуть инопланетник, чужак… Мужчина. И в этом вся проблема. Джеймс Т. Кирк, галактический герой, познал сладкий вкус сотен побед на полях сражений и в постели самых горячих цыпочек этой Вселенной – а вот мужикам лапать свой зад Джим прежде никогда не давал. У него не то что таких желаний – и тени мысли не возникало. Вот и выходит, что Джеймс Т. Кирк сейчас – самая что ни на есть девственница на первом свидании.
Кирк огляделся. Приходится признать, что обстановка довольно приятная. У того, кто подбирал эту мебель, отменный вкус: спокойные зеленые и голубые тона, дорогой декор. И тут прохладней, чем в Большой зале, где они подписывали договор. У Кирка мелькнула мысль, уж не для него ли отрегулировали температурный режим. Вулкан – жаркая планета, и вулканские дипломаты, которые встречали делегацию Земли, успели заметить, как потеют от их некомфортного для людей климата земляне.
Кирк покачал головой. О чем он только думает в такой момент? Какая разница какой тут выставлен температурный режим, когда он вынужден… Сформировать мысль до конца Джим не успел – дверь открылась, впуская чью-то стройную фигуру. Вулканец осторожно прикрыл за собою двери и обернулся к кровати, где на горе подушек одетый лишь в шелковые штаны возлежал Джим. На незнакомце помимо таких же штанов еще были мягкая туника и тапочки. Как и большинство вулканцев, которых успел повидать Джим, этот был высокий, сантиметров на восемь выше, чем сам Кирк. Смолянисто черные волосы, бледная, напоминающая зеленоватые сливки, кожа. За шесть лет войны с ними Джим узнал, что вулканская кровь не красная, а зеленая. Как и у большинства вулканцев возраст незнакомца определялся с трудом, но выглядел он довольно молодо для Высшего Совета, пожалуй, всего на несколько лет старше Кирка. Вулканец не торопясь скользнул к изголовью кровати, изучая Джима спокойным взглядом карих глаз. Выражение лица у него было серьезное (Джим уже заметил, что вулканцы не очень-то привыкли улыбаться), но с виду вполне дружелюбное. Кирк судорожно сглотнул и отвел взгляд.
– Я – Спок, член Высшего Совета Вулкана, – мягким, глубоким голосом на беглом стандарте и практически без акцента представился вулканец. – А вы – капитан Кирк?
– Да, – выдавил из себя Джим. И про себя с горечью добавил: К Вашим услугам.
– Мне говорили, что у людей обычно два имени. Является ли Кирк именем вашей семьи или вашим личным?
– Это моя фамилия. Мое имя – Джеймс, – спокойно уточнил Кирк.
– Джеймс, – повторил вулканец, словно смакуя имя на языке. – Звучит очень приятно. – Он склонил голову в приветственном поклоне. – Могу ли я звать Вас Джеймсом или Вы предпочитаете обращение «капитан Кирк»?
Черт, это было бы смешно – кабы с просьбой называть его по имени к нему обращался не его насильник. Чертовски смешно. Он пожал плечами.
– Конечно, можешь звать меня Джеймсом, – он честно пытался скрыть горечь в голосе, но, кажется, у него не слишком хорошо получилось. – Учитывая, для чего мы здесь, «капитан Кирк» звучало бы слишком формально.
Спок посмотрел на него молча, а затем обошел кровать и сел рядом. Он казался почти смущенным, и Джим угрюмо подумал, с чего бы это. Вулканец скинул тапочки и медленно стянул тунику. Торс у него был худой, но с хорошо развитой мускулатурой, грудь покрывали мягкие с виду, черные волоски. Джим невольно напрягся. И расслабиться никак не получалось: он слишком хорошо представлял, что будет дальше…
С минуту Спок просто сидел рядом, глядя на Кирка тем же нечитаемым взглядом.
– Джеймс, я хочу поблагодарить тебя за твою готовность выполнить этот ритуал. Я понимаю, что подобное слияние бывших врагов не принято в твоей культуре.
Кирк попытался небрежно пожать плечами, но попыткой продемонстрировать равнодушие была та же фигня, что и с попытками скрыть горечь в голосе – такие попытки ему определенно не очень-то удавались.
– Для межпланетного мира всё, что угодно, – и вздрогнул, когда понял насколько саркастично это прозвучало.
В этот момент Джим понял, что устал ждать от вулканца следующего шага. Давай уже трахнемся наконец, чтоб я смог вернуться домой и начать благополучно забывать всё это.
Кирк откинулся назад, заставляя себя лежать спокойно.
– Просто… сделай то, что должен, – выдавил он. И зажмурился, не желая видеть нависшего над ним вулканца.
Джим закусил губу, твердо решив, что стерпит любые боль и унижение молча, без бесполезных трепыханий и визгов, что было бы совсем уж позором для него и всех людей в целом. Ну, он же типа сейчас их полноправный представитель.
Ничего не произошло. Потом он почувствовал, как теплая рука нежно ложится ему на плечо.
– Джеймс, – тихо позвал Спок, – что тебе сказали об этом ритуале?
Кирк открыл глаза. Рядом с ним на кровати на коленях стоял Спок, его силуэт освещал мягкий свет. Он по-прежнему был в брюках, и спокойствие с его лица тоже никуда не делось. Никаких признаков «жеребца, готового трахать все, что движется», кажется, такую судьбу ему Гэри предсказывал.
– Они сказали, – Кирк почти шептал, – что это очень важно для обоих наших народов, что этот… ритуал символически скрепит мир между нами, и что это первостепенное требование вашего Высшего Совета… чтобы нашу клятву мира подтвердил этот… акт… – Джим поднял глаза, заставив себя встретиться взглядом с вулканцем. – И я готов. – «Точней, я хотел бы быть готов, но этого лучше не уточнять». Джим снова откинулся на подушки. – Просто… давай просто покончим с этим.
Спок медленно скользнул рукой с плеча Кирка вниз по его руке, слегка сдавливая, при этом Джиму показалось, что у него вдруг оголились все нервные окончания. Кончиками пальцев вулканец нежно погладил внутреннюю часть запястья Кирка, прочертил горячую линию на его ладони. И Кирк неожиданно почувствовал, как через него прошел странный поток тепла, похожий на нежный электрический ток.
Его размышления прервал голос Спока:
– Боюсь, что твое понимание «готовности» сильно отличается от моего.
От внезапно вспыхнувшей злости Кирк резко сел.
– Да какая, к черту, разница? – резко спросил он. – Ты должен трахнуть меня, а я должен позволить тебе это сделать, так вперед. Веселись.
Спок отпрянул; Кирк мог бы поклясться, что вулканец искренне потрясен.
– Джеймс, – и Джим готов был поклясться, что в голосе молодого вулканца слышится боль, – «готовность» в нашей культуре означает, что ты можешь и хочешь что-то делать. Для большинства из нас сексуальный контакт – единение не только тела, но и разума. Я не могу тебя изнасиловать, для меня это физиологически невозможно. Возможно, среди наших воинов попадаются и такие. Я знаю, что в пылу сражения случается всякое, солдаты часто ведут себя грубо. Но я не могу принудить тебя. Ты говоришь, я должен взять тебя. Но ты так говоришь только на словах – а на деле, по тому, как ты напряжен, я чувствую, что вовсе ты не готов. – Он глубоко вздохнул. – Возможно, моя инопланетная внешность неприятна тебе, и если так, я приношу извинения, но изменить этого я не в состоянии. – Спок замолчал, опустив глаза, и Кирку показалось, что его только что хорошенько шарахнули по голове. Нерешительно он протянул руку и положил ее на запястье вулканца.
– Мне жаль, – пробормотал он. – Я не хотел тебя обидеть. У тебя очень даже приятная внешность, ну правда. – Только произнеся это вслух, Кирк понял, что и вправду так считает. Стройное тело цвета слоновой кости, умное лицо с тонкими чертами, темные, бездонные глаза, нежные, скульптурные губы, даже острые удлиненные уши были ужасно очаровательными.
Кажется, Спок каким-то образом узнал, что Джим сказал это искренне. Его лицо просветлело от облегчения.
– Джеймс, я тоже нахожу тебя… внешне привлекательным. Признаюсь, я не был готов к тому, что человеческая внешность будет такой очаровательной, но и твое тело, и лицо – привлекают меня. – На его скулах едва заметно выступили зеленоватые пятна, и Кирк понял, что именно так выглядит покрасневший вулканец. Спок поднял глаза: – Как ты сам сказал, этот ритуал очень важен для обоих наших народов, и мы находим друг друга… совместимыми, по крайней мере, насколько могут найти друг друга совместимыми два существа за столь короткий промежуток времени. – Спок снова вздохнул. – Тебя беспокоит, что я могу… причинить тебе вред? Уверяю, как партнер я не жесток в постели. И я хотел бы разделить с тобой ложе, а не брать тебя. – Он снова замолчал, показывая, что теперь говорить должен Джим.
Кирк почувствовал, что тепло возвращается, но оно почему-то смешано с водоворотом страха и неуверенности. Его рука все еще покоилась на запястье Спока, но тут вулканец резко перевернул руку и обхватил ладонь Джима своими длинными тонкими пальцами. При этом Спок держал его руку как какую-то драгоценность.
– Джеймс, – выдохнул он, – у тебя… нет опыта в такого рода делах?
Теперь настала очередь Кирка краснеть. Он прикинул как бы ему помягче обрисовать ситуацию.
– Да, – признался он. – У меня были женщины, но с мужчиной я никогда, ни разу… – Он замолчал, глядя на их сплетенные руки. Блин, неловко. Он точно как девственница на первом свидании. Но тут Джим почувствовал, как пальцы Спока нежно обхватывают его подбородок, приподымая голову, пока он не встретился взглядом с теплыми карими глазами, полными доброты и восхищения.
– Тем не менее, ты пришел сюда, в мою кровать, и готов позволить мне причинить тебе любой вред, любую боль.
Кирк пожал плечами.
– Ты тоже признал, что этот ритуал очень важен для наших народов. Слишком долго продолжалась эта война, слишком много людей мы потеряли. И если цена вопроса – всего лишь испытываемое мною… небольшое неудобство, то это небольшая плата за мир. И все же… Я не знаю, что делать, чего ожидать.
Спок посмотрел на него задумчиво.
– Конечно, нет. Даже с мужчиной твоего вида это был бы странный и тревожный опыт. А соединиться с чужаком, инопланетником, врагом…
– Я не считаю тебя своим врагом, Спок. – Он должен был это сказать. Потому что это правда. Этот чужак, с которым Джим знаком меньше часа, проявил к нему больше доброты, чем большинство его друзей за всю предыдущую жизнь. Кирк покраснел, вспомнив насмешки Гэри о «принесении в жертву девственницы».
Спок спокойно посмотрел на Джима.
– Джеймс, ты готов позволить мне… направлять тебя? – Он поколебался. – Я не могу обещать, что ты получишь большое удовольствие от процесса, может случиться так, что твое тело не сможет отреагировать на меня таким образом. – Еще один вздох, на этот раз дольше, чем в прошлые разы. – Но я обещаю отнестись к тебе со всем уважением. Я постараюсь не торопиться, и не сделаю ничего, чтобы повредить тебе.
Кирк почувствовал, как его затапливает облегчение. Он даже вздрогнул, как, бывает, вздрагиваешь от тепла комнаты, когда из тебя выходит уличный холод. И снова Джиму показалось, что Спок откуда-то знает, что он чувствует. Вулканец осторожно отпустил руку Джима и медленно наклонился вперед, одной рукой приобнимая Кирка за шею, слегка массируя его затылок. И от этих прикосновений тугой узел мрачных предчувствий, мучавший Джима последние несколько дней, куда-то исчез. Джим вздрогнул снова, но не от страха. Он чувствовал, как проворные пальцы скользят вниз по его спине. А в следующий момент осознал, что сам льнет к этим пальцам, тянется за успокаивающими ласками. Наконец он поднял глаза и встретился со взглядом бархатных карих глаз.
– Спасибо, Спок, – пробормотал он. – Да, я с радостью позволю тебе направлять меня. Я постараюсь быть по-настоящему готов. И отдавать тебе в постели столько же, сколько ты даешь мне.
Пусть губы Спока и не улыбались, зато улыбались его глаза.
– Тогда я думаю, что всё будет в порядке.
Он осторожно надавил Джиму на плечи, аккуратно укладывая его назад на подушки. Затем встал и потушил почти все фонари, оставив только лампу и пару свеч. После это Спок лег рядом с Джимом. Растянувшись на левом боку и подперев рукой голову, он стал разглядывать Кирка.
– Джеймс, – тихо позвал он, – даже если бы у тебя были любовники-мужчины, мы с тобой – представители двух совсем разных культур. Ты позволишь мне познакомить тебя с некоторыми нашими традициями? Если что-то в моих действиях будет тебе неприятно, просто скажи и я постараюсь… найти альтернативу.
Джим снова почувствовал как его омывает волной тепла и благодарности.
– Я согласен. Если ты пообещаешь то же самое.
– Конечно.
Спок поднял свободную руку и протянул Джиму указательный и средний пальцы, прижав их друг к другу. Землянин посмотрел на Спока и повторил его действия. У него перехватило дыхание, когда их пальцы встретились. Какое-то время они просто соприкасались пальцами, а потом Спок начал медленно поглаживать пальцами ладонь Джима, вверх и вниз по всей руке, от самых кончиков пальцев до нежной впадинки запястья. Спок его едва касался, кажется, что он почти не задевал кожу, но каждое прикосновение отзывалось у Джима в груди, затем в животе и оттуда устремлялось прямо в душу. Кирк закрыл глаза, наслаждаясь ощущением и слегка дрожа от силы нахлынувших чувств. С удивлением он понял, что его соски затвердели, хоть их даже не касались, превративших в тугие ноющие горошины. Раньше с его сосками такого никогда не случалось, а сейчас они будто зажили собственной жизнью, посылая импульсы удовольствия по всему телу. И Джиму вдруг захотелось, чтобы пальцы Спока, а еще лучше рот, прикоснулись к ним, дразня и терзая в сладкой пытке. Представив себе на миг такую картину Джим уже не смог сдержать стона.
– Это… это называется ozh'esta, объятия пальцев. – Голос Спока был немного хриплым, как будто он тоже чувствовал проскальзывающие между их руками разряды. – Так целуются вулканцы. Я… Мне сказали, что люди целуются ртами. Правда ли это?
– Да, – Джим никак не мог выбраться из водоворота сладостных ощущений, вызванных прикосновениями пальцев Спока.
– Ты можешь… показать мне как? – шепнул Спок.
Джим с трудом заставил себя поднять отяжелевшие веки. Его взгляд упал на губы Спока, и он понял, что действительно хочет, просто до чертиков мечтает поцеловать этот рот.
– Да, – прошептал он. – Вот так. – Джим наклонился и нежно коснулся губами губ Спока, и тут же застонал, ощутив нежную бархатистость его рта. Кирк надавил сильнее, провел кончиком языка по ложбинке сомкнутых губ. И услышал стон. А затем вулканец приоткрыл рот, впуская язык Джима. Кирк тут же скользнул в горячую бездну, стремясь напиться пряным вкусом Спока, чувствуя как их языки соприкасаются, проворно и так приятно лаская друг друга. Джим вытянул руку и притянул Спока ближе, зарываясь одною рукою в шелковистые волосы, а другой – очерчивая высокую, скульптурную скулу. Один палец скользнул по краю острого уха, и Спока пробила дрожь, передаваясь партнеру. Джим на секунду оторвался от его рта: – Я причинял тебе боль?
– Ох, нет. Нет, пожалуйста, продолжай.
Кирк улыбнулся и снова увлек вулканца в поцелуй, позволяя пальцам поглаживать эти, как выяснилось, весьма чувствительные ушки, почти влюбляясь в ощущения, которые испытывал, касаясь горячей шелковистой кожи и так непохожих на земные, чисто вулканских черточек лица. Спок застонал ему в рот, а затем оторвался от его губ, чтобы перевести дыхание.
– Кто… кто кого ведет, Джеймс?
Джим улыбнулся куда-то в щеку Спока.
– Ах да, точно. – Он в последний раз провел рукою по щеке Спока и откинулся на локти. Когда он поднял взгляд на Спока, в его глазах отражалось пламя свечей, золотя их. – Твоя очередь, – пробормотал он.
Спок мягко опустил Джима на спину и сел сверху, обхватив его ногами. Не отрывая взгляда от человека, вулканец медленно провел рукою по его ключице вниз, чувствуя игру мышц под кожей.
– Твое тело такое мягкое и нежное, и в тоже время в нем чувствуется сила, – пробормотал Спок. Его рука продолжила свой путь уже по груди, оставляя за собой теплый след. – У тебя здесь такая гладкая кожа. – Он погладил голую грудь Джима. – Так принято у твоего народа?
– Нет… не обязательно, – Джим наконец-то сумел вдохнуть, чувствуя как дрожит что-то глубоко внутри, а соски напрягаются еще сильнее, стоило только Споку их задеть. – У некоторых мужчин есть волосы на теле, как у тебя, а у некоторых… Спок, пожалуйста, ооооо… – Он снова прервался, когда ладонь Спока круговыми движениями погладила его сосок, посылая волну возбуждения по телу вниз, прямо к его члену. Он выгнулся навстречу этой ласковой руке, желая большего.
– Тебе это нравится? – Голос Спока был хриплым от возбуждения. – Возможно… это… понравится тебе еще больше. – Продолжая ласкать один сосок рукою, он склонился над вторым.
– О, о, Боже, Спок! – Джим не смог сдержать вскрика и выгнулся всем телом, чувствуя как горячий, влажный рот принялся ласкать правый сосок, облизывая и посасывая, в то время как другая рука то жестко, то нежно поглаживала левый. Потом рот Спока и его рука поменялись местами, и второй сосок получил свою собственную нежную языковую ванну. У Джима перехватило дыхание, пульс просто зашкаливал, его член пульсировал в такт посасываниям Спока. Вулканец теперь полностью лежал на Джиме, прижимаясь всем телом.
– Джеймс, я хотел бы почувствовать тебя. Не желая тебя оскорбить, я… Могу я рассмотреть твое тело?
– Да, – Джим не знал почему, но он больше не колебался, больше не боялся того, куда это могло завести. Он хотел, чтобы Спок видел его, видел всего его – и сам хотел сделать то же самое.
Кирк кивнул и Спок осторожно стянул с него мягкие, шелковые штаны. А затем отодвинулся, чтобы лучше видеть. Джим отшвырнул одежку ногой и бессовестно растянулся на кровати. Спок склонился над его членом, бесстрашно восставшим среди золотых завитков. Вулканец нерешительно протянул руку, а затем кинул на Джима быстрый взгляд, чтобы убедиться, что тот не против. Джим улыбнулся.
– Да, пожалуйста, коснись меня, – прошептал Кирк. У него перехватило дыхание, когда тонкие пальцы прошлись по всей длине, погладили ствол и нежно покружили по головке. Потом пальцы Спока скользнули по стволу вниз и затерялись в мягких волосках. Затем двинулись дальше, со всевозможной нежностью принимаясь ласкать отяжелевшие яички, вызвав у Кирка тихий стон.
– Да, так… замечательно, – голос Спока звучал всё тише и тише. – Я чувствую, как твоя жизнь бьется в тебе, здесь. – Его пальцы снова обхватили ствол и медленно скользнули вверх, потом снова вниз, и снова… и снова… и… И в такт движениям руки Спока то вверх, то вниз выгибался Кирк, плавясь от ощущений. Он хотел больше и прямо сейчас, это изящное, неторопливое исследование было столь возбуждающим, дарило ему такое удовольствие, что Джим почти мечтал, чтобы оно длилось вечно. Он задохнулся от желания, когда Спок второй рукой принялся ласкать его яички, мягко сжимая и поглаживая их в такт движениям другой руки.
– Оооох, Спок, я… о, как хорошо. Твои руки… такие горячие, такие нежные… – Почти теряясь в вызванных Споком ощущениях, Джим всё же нашел в себе силы дотянуться до завязок штанов вулканца. – Пожалуйста, – задыхаясь, попросил он, – пожалуйста, позволь мне увидеть тебя. Позволь мне почувствовать тебя.
Спок отодвинулся и позволил Джиму раздевать его, демонстрируя человеку свое тело, как перед этим демонстрировал свое тело Джим. Он был красивый и изящный – никаких жеребцов, над которыми глумился Гэри. Его член, полностью возбужденный, был длинным и тонким, но не намного длиннее члена Джима, разве что на пару сантиметров. Из различий Кирк заметил, что на головке было два устья уретры, вместо одного, как у людей, к тому же член был нежного нефритового цвета. У Джима во рту пересохло. Он вдруг почувствовал, что хочет попробовать его на вкус, да так, как ничего еще не хотел в своей жизни.
– Надеюсь, я не разочаровал тебя, – прошептал Спок.
– Разочаровал? Позволь показать, насколько ты «разочаровал» меня. – Джим подтащил Спока повыше, чтобы они соприкасались всем телом. Кирк застонал, когда его возбужденный ноющий член встретился со членом Спока, обоих окатило жаром. И тут Джим начал медленно и чувственно раскачиваться, стараясь, чтобы каждый раз их пенисы прижимались и терлись друг о друга. Он цеплялся за Спока, до боли впиваясь ему в спину – и скользил руками вниз, сжимая его ягодицы, притягивая к себе еще ближе. Эти трения были возбуждающими, но их было недостаточно, и, кажется, Спок это понял. Он снова прижал человека обратно к кровати. Джим посмотрел на него снизу вверх, его лицо раскраснелось от возбуждения, его глаза округлились от невысказанной просьбы, на которую Спок быстро ответил.
– Джеймс, – пробормотал он, – вы делаете это на своей планете? – Он наклонился и одним легким движением вобрал истекающий смазкой и изнывающий от желания член Джима в горячий, влажный рай своего рта.
– О, Спок, о пожалуйста, отсоси мне… твой рот, такой горячий, такой влажный, я не могу… пожалуйста… ааа-ах… я… я… ох, я сейчас кончу, да, пожалуйста, только не останавливайся! – Джим корчился на кровати, сам не понимая, что он там бормочет, только из последних сил стараясь не схватить голову Спока и не начать толкаться в него, пока не заполнит собою его рот целиком.
Хотя Спок, казалось, не возражал, просто использовал свои умелые губы и язык, чтобы доставить удовольствие Джиму, пока тот не лишился последних остатков разума и со всхлипом не взорвался вулканцу прямо в горло.
Спок пережил оргазм Кирка, будто тот был его собственным. И так и продержал опадающий член в безопасной теплоте своего рта, дожидаясь пока сойдет пик, пока Джим наконец не откинулся назад, задыхаясь, с бешено колотящимся сердцем. Только после этого Спок выпустил его член изо рта и улегся повыше, чтобы его рука могла медленно и успокаивающе поглаживать всё еще подрагивающий живот Кирка.
Наконец Джим достаточно выровнял дыхание, чтобы, повернувшись к любовнику и снова сплетая их руки, пробормотать:
– Ты… Ты так и не…
– Нет, но я бы хотел получить разрядку, если ты мне позволишь.
– Всё, что угодно, – заверил его Кирк. И сейчас он действительно сказал именно то, что имел в виду. – Чего ты хочешь?
Спок на минутку уткнулся Джиму в плечо.
– Я… если бы ты позволил мне, это было бы… наиболее удовлетворяющим… я хотел бы войти, но ты всё еще испытываешь тревогу…
И когда он посмотрел на Джима, тот без труда прочел голод в карих глазах.
Кирк внезапно почувствовал внутри себя боль, пустоту, которую он едва ли мог описать. И в то же время он откуда-то, на уровне инстинктов, точно знал, что в мире существовала только одна вещь, способная успокоить эту боль, только одно действие, которое может заполнить эту пустоту.
– Да, – сказал он спокойно, чувствуя, что возбуждается от одной только мысли. – Спок, да, пожалуйста. Я хочу тебя во мне. Я хочу, чтобы ты наполнил меня, предъявил на меня права, взял то, что я никогда не давал никому прежде. – С горящими глазами он откинулся назад на подушки. – Покажи мне, – пробормотал он. – Научи меня как доставиь тебе удовольствие.
Казалось, Спок потерял дар речи.
– Ты оказываешь мне честь, – прошептал он, его глаза блестели от невысказанных эмоций.
Вулканец протянул руку к столику рядом с кроватью и взял оттуда крошечный резной пузырек со смазкой. Спок притянул к себе руку Джима, любовно поцеловал его ладонь, затем налил на нее смазки, прошелся его рукой по своей эрекции и начал поглаживать. Кирк быстро подстроился под его ритм. Теперь настала очередь Спока стонать и извиваться под чужими прикосновениями. Кирк поразился его контролю: он бы на его месте уже взорвался. Спок снова взял пузырек и смочил пальцы. Осторожно он перевернул Джима, ставя его на колени и для поддержки подсовывая подушки ему под грудь.
– Так тебе будет проще, – пробормотал он.
Джим уткнулся лицом в подушку, но бедра держал в воздухе, зная, что Спок смотрит на него, что сейчас он может видеть самые интимные местечки его тела. Но это больше не имело значения. Ничто не имело значения, кроме голода в душе Джима, голода, который только Спок мог утолить.
Человек ахнул, когда чувствовал, как тонкие, смазанные пальцы начали нежно ласкать его дырочку. И толкнулся навстречу, молча прося о большем. Его член снова затвердел от желания, будто с момента последнего оргазма прошло несколько недель, а не пара минут. Кирк застонал, когда один, а потом и второй палец скользнули в него и стали осторожно двигаться внутри. Джим насаживался на пальцы, тихо всхлипнув, когда они исчезли. Он снова почувствовал пустоту внутри себя.
– Спок, – попросил он. – Спок, пожалуйста. Войди в меня. Пожалуйста. Я хочу тебя внутри, ты нужен мне там.
Джим чувствовал, как губы Спока покрывают короткими поцелуями его спину, а затем он услышал шепот вулканца:
– Повернись, Джим. Я хочу тебя видеть.
Он повернулся и обхватил Спока ногами, притягивая ближе, вжимаясь бедрами, обнимая руками.
– Сейчас, Спок, пожалуйста, сейчас!
– Да! – член Спока сантиметр за сантиметром начал входить в Джима, сводя обоих с ума от накатывающего возбуждения.
Спок пытался войти медленно, но огонь, который охватил теперь обоих, перешел в пламя. С криком боли, удовольствия и торжества Джим толкнулся бедрами вверх, нанизывая себя на ту горячую твердость, которую он так жаждал.
– Ааах! Джеймс. О… Я в тебе… ты принял меня в своем теле… удерживаешь в себе, будто шелком обволакиваешь… я… ооох! – Спок погружался в Джима и выныривал обратно, и казалось, что останавливаться он не собирается, никогда. Кирк чувствовал, как огромный, твердый и горячий, как только что сплавленная сталь, член вулканца раскалывает его на части, раз за разом разрушая и воссоздавая вновь. Каждый раз, когда Спок, погружаясь в Джима, пытался замедлиться и ослабить толчки, человек сжимался и будто пытался втянуть в себя, поглотить его, Джим явно жаждал большего. Кирк плыл и летел одновременно, будто насаженный на кол, его зад горел от удовольствия, а член пульсировал, приближаясь к пику. Он задыхался, толкался и цеплялся за Спока, пока вулканец трахал его, утверждая на него свои права – делая именно то, о чем его просил человек. Джим резко распахнул глаза, когда услышал отчаянную просьбу Спока: – Джеймс… Прошу тебя… позволь мне… соединить свой разум с твоим. Позволь мне почувствовать то, что чувствуешь ты.
Телепаты, смутно припомнил Джим. Правильно. Вулканцы – телепаты. Еще вчера эта идея напугала бы его, но теперь он ничего не хотел так сильно, как утонуть в Споке, заползти к нему внутрь и никогда не выбираться наружу, стать единым целым с этим великолепным парнем, который дал ему самый насыщенный сексуальный опыт в его жизни – когда от этой ночи Джим ждал только насилия и жестокости.
– Да, – выдохнул он, дотрагиваясь до руки Спока, которая замерла возле его виска, и прижимая ее к лицу. – Да, Спок, я всецело твой, ты – мой, и ты можешь делать всё, что захочешь. Возьми меня, возьми меня, ради Бога, возьми меня…
И это произошло. Джим почувствовал, что его разум слился с вулканским. Он трахал сам и одновременно трахали его, целовал, обнимал и ласкал – чувствуя то же, что чувствует Спок. Разум вулканца был похож на разгоряченное солнце в самом зените, манящее Кирка к себе, приглашающее его остаться под этими лучами навсегда. Джим мысленно потянулся к этому солнцу, как тянулся Спок к разуму Джима, и вулканец вскрикнул, взрываясь в оргазме, до краев заполняя человека горячей спермой. И его оргазм отозвался в Джиме, заставляя и его кончить снова. Они оба удерживали друг друга в своих телах и разумах, сотрясаясь в едином оргазме, предназначенном для тех, кто был единым целым.


Кирк лежал в руке Спока, вконец обессиленный, зато совершенно удовлетворенный. Сейчас весь его мир вместился в эту комнату, в эту теплую постель и парня, который нежно укачивал его на руках. Ни одна женщина, которая была у Джима раньше, так и не сумела проникнуть в его чувства настолько глубоко, как этот парень с чужой планеты. Руки Спока всё еще нежно поглаживали Джима: то зарываясь в волосы, то лаская шею – и повсюду за собою оставляя тепло и нежность. Голова Кирка покоилась на плече вулканца, он зарылся носом ему в шею, время от времени проводя по коже губами, наслаждаясь слегка сладковатым вкусом нечеловеческой кожи. Сейчас Джим уже знал, что всё это время вулканец, оказывается, «целовал» его руками. Кирк все еще чувствовал как гудит нить их связи – и откуда-то точно знал, что Спок поглощен моментом также, как и он.
– Спок, – тихо позвал он, – то, что… что произошло между нами… так бывает у всех ваших людей?
Рука Спока на мгновение замерла, а затем снова принялась вычерчивать ласковые узоры по его коже.
– То, что мы сейчас чувствуем, Джеймс, мой народ называет связью т’хи’ла.
– Т’хи’ла, – Джим покатал каждую букву по языку, словно пробуя на вкус. – Красивое слово. Что оно означает?
– Это очень старое слово. У него есть много значений – «друг», «брат», «возлюбленный». Насколько я понимаю твой язык самым близким эквивалентом было бы «родственная душа». – Спок мягко приподнял лицо Джима, чтобы заглянуть ему в глаза. Пристальный взгляд Кирка встретился с серьезными глазами вулканца. – Я не ожидал такого подарка от тебя, – прошептал он нежно. – Я пойму, если тебе не захочется быть… связанным со мной таким образом.
– Нет. О, нет. – При одной только мысли отвергнуть такого нежного и любящего партнера сердце Джима болезненно сжалось. Он сжал руку Спока в своих ладонях и прижал ее к сердцу. – Спок, Спок, пожалуйста, поверь, я ни за что не хочу, чтобы это заканчивалось. Даже представлять не желаю, что могу больше никогда не почувствовать тебя в своем разуме, сердце, теле. – Он опустил глаза, внезапно осознавая, что говорит будто влюбленный мальчишка – но замолчать уже просто не мог. Он должен это сказать. – Я… Я люблю тебя, Спок. Можешь смеяться, если хочешь, потому что я прекрасно понимаю как это выглядит: еще пару часов назад при одной мысли о тебе у меня волосы на затылке дыбом вставали – так что я б и сам с удовольствием посмеялся, но как раз смеяться-то я и не могу. Это правда. – Он поднес руку к губам и страстно поцеловал ее. – В моей жизни не было правды правдивей. Я люблю тебя.
Спок высвободил руку и тут же обнял Джима, пряча лицо в изгиб его шеи. Он прильнул к нему так, что казалось, стоит ему оторваться от Джима – и Спок распадется на атомы. А, может, и распадется, Джим уже ни в чем не был уверен.
– Т’хи’ла, – пробормотал Спок ему в шею. – Нет, я не буду смеяться. Я тоже тебя люблю, так сильно люблю, что даже не могу описать словами, потому что для меня ты – слишком ценен, слишком невероятен и при этом слишком необходим. – Он поднял голову и посмотрел на своего возлюбленного. – Джеймс, я должен спросить тебя. Я не видел ее в твоем сердце, но возможно она скрыта, ведь всё самое важное находится глубоко в душе. Есть… есть ли кто-то, кто ждет тебя на Земле?
– Ты имеешь в виду жену? Подружку? Нет. – Кирк решительно покачал головой. – Нет, – прошептал он. – Нет никого. Мое сердце, весь я – сейчас здесь.
– Тогда… в таком случае я хотел бы спросить, – Спок сел, все еще сжимая Кирка в объятьях, и прямо посмотрел ему в глаза. – Ты свяжешься со мной? Согласишься оставить нашу связь навсегда?
Джим был ошеломлен.
– Твой народ позволит это? – Джим был поражен. – Они меня примут?
– Мы т’хи’ла, – глаза Спока засветились от радости. – Каждый вулканец, который тебя встретит, поймет это сразу. Для нас не существует связи священней. Ни один вулканец и помыслить не может требовать от т’хи’ла разрыва уз.
– Тогда… да. О, Боже, Спок, да! – Кирк бросился в объятия Спока, их губы слились в нежном страстном поцелуе, и Джим вложил в него всю душу, чувствуя как дрожит Спока, принимающий с поцелуем его любовь.
Наконец, они отодвинулись друг от друга на расстояние вытянутой руки и посмотрели друг другу в глаза. Джим улыбался, не скрывая своих чувств, в то время как выражение лица по-прежнему Спока было серьезным, но при этом глаза его сверкали от счастья и страсти.
Джим тихо спросил:
– Как думаешь, на Вулкане нужен посол Земли?
Спок снова взял его руки в свои.
– Не могу представить более подходящего посла Земли, чем т’хи’ла члена Высшего Совета. Завтра мы объявим всем о наших узах, после чего проведем переговоры с Землей о твоем назначении.
Кирк уютно устроился в объятиях Спока, осознав наконец, что именно в этих любящих руках он проведет каждую последующую ночь своей жизни, и надеясь, что они подарят ему еще как минимум миллион оргазмов. Он положил голову на плечо любовника, чувствуя как его охватывает усталость после самого важного в его жизни дня. Джим закрыл глаза и зарылся лицом Споку в шею, вулканец нежно поцеловал его в макушку.
– Спи, т’хи’ла, – шепот Спока был последним, что он услышал прежде, чем провалился в сон. – Спи. Завтра, твоя жизнь – наша жизнь – начинается по-настоящему.

@темы: переводы, фанфикшен, стар трек

---

Название: Отведенные судьбы (Destinies Averted)
Автор: bigmamag
Ссылка на оригинал: bigmamag.livejournal.com/239003.html
Переводчик: lisunya
Бета: нет, одна я виноватая
Вселенная: ST-11
Рейтинг: PG-13
Пейринг: K/S
Жанр: флафф, устоявшиеся отношения
Слов: 1200 в англ. версии
Дисклеймер: персонажи и вселенная Star Trek принадлежат своим правообладателям. Я не извлекаю никакой материальной выгоды.
Запрос на перевод: получено
Саммари: Кирк и Спок отправляются в увольнительную на Тарсу IV.
Примечание: это сиквел к фику «Отражения», любезно переведенному для нас ефиг. Его первую главу можно прочесть здесь: never-parted.diary.ru/p114733799.htm#form – и дальше по ссылкам.
Автор сказал, что запрос на перевод какой-то русский «Чехов» у него уже просил, но в списке переведенных фиков или заявках на перевод нашего соо я этого перевода не нашла, поэтому и решилась выложить. Если что – надеюсь, мы со вторым переводчиком договоримся
И еще: по словам автора, песня, которую герои слушают в фике – это инструментальная версия Bran New Lovesong.

Бывают в жизни такие моменты, когда оглядываешься назад, окидываешь мысленным взором все прожитые годы – и понимаешь, что ничего из пережитого тобой так и не смогло подготовить тебя к сегодняшнему испытанию. Что в его жизни наступил как раз такой момент Спок понимает, когда видит в зеркале свое отражение, облаченное в новомодную рубашку, разрисованную ананасами. Но когда он вдобавок вспоминает, что это самое зеркало находится в ванной, а ванна – в отельном номере, а в номере – только одна кровать, хоть и королевских размеров, и ее Спок делит с Джеймсом Т. Кирком – вулканец, усмехаясь про себя, решает, что по сравнению с этим рубашка – это такая мелочь, что на нее и внимания обращать-то не стоит.
– Эй, Спок, погляди-ка на это! – зовет Джим из соседней комнаты. Спок покорно выходит из ванной, по пути подмечая, что Джим выключил в номере свет, и теперь комнату освещают лишь яркие городские огни Ару’таль’вийа. Вулканец останавливается сбоку от Кирка и смотрит как тот, не замечая ничего вокруг, с благоговейным восхищением любуется горизонтом. – Я знал, что кольца Тарсы IV напоминают кольца Сатурна, но когда ты смотришь на них с земли – они воспринимаются совсем иначе.
– Действительно. Нам повезло, что мы смогли отправиться в увольнительную именно сюда, ведь рисианцы крайне избирательно подходят к выбору посетителей.
– Ага, трудно поверить, что какой-то психопат уничтожил половину колонии 15 лет назад. Плохо для них, хорошо для предприимчивых рисианцев, способных с первого взгляда распознать достопримечательность, которая привлечет побольше туристов. – Джим скрестил руки на груди и стрельнул глазами на Спока. – Только не говори, что тебе удалось зарезервировать нам увольнительную в этом местечке без посторенней помощи.
– Отрицательно. Я подозреваю, что посол Сарек мог повлиять на положительный исход дела.
Джим фыркнул.
– Он определенно мог. Когда тебе надо, ты из своего отца веревки вьешь.
– Хоть я и не уверен, что до конца понял смысл твоего сравнения, у меня сложилось впечатление, что ты имеешь в виду, что я – избалованный ребенок, отец которого потакает всем его прихотям.
– Ты? Избалованный? Ой, ну что ты! Конечно же это не о тебе, хоть ты практически королевских кровей да еще и рос единственным ребенком в семье посла. И, разумеется, это вовсе не ты ведешь себя так, будто прав всегда и во всем.
– Существует крайне малая вероятность, что один индивид может быть прав всегда и во всем, Джим.
Кирк повернул голову к Споку:
– Поправляя меня, ты тем самым только еще раз доказываешь мою правоту. Шутки в сторону, думаю, твой папочка демонстрирует такую потрясающую выдержку, потому что его уже ничем не испугаешь, он итак уже пуганный, – заметил Джим, понизив голос, и – судя по выражению глаз – вполне серьезно.
– Пуганный чем, капитан? – Спок тоже понизил голос.
– Пуганный тобою. Ты ж почти умер месяц назад: ты несколько минут умирал на биокровати после того, как мы транспортировали тебя обратно. Думаю, твоего отца тоже испугала угроза потерять тебя. Поэтому он и не послал секретного космического ниндзя Федерации прибить меня, когда узнал, что мы теперь встречаемся.
– Предполагать, что Федерация нанимает ниндзя, которые действуют в космосе…
– …в высшей степени нелогично. Но согласись, что это чертовски странно – что вместо ниндзя он прислал нам поздравительную корзину с фруктами.
– Да, это было необычно, – ответил Спок и понял, что уголки губ неудержимо расплываются в усмешке. Затем в течение 1,86 минут они смотрели на город, погрузившись в свои размышления.
– Веселей, еще не вечер, – заметил Джим, подходя к панели управления комнатой, чтобы выбрать музыку.
– Возможно, нам стоит переодеться во что-нибудь более подходящее и выйти погулять?
– О, черт возьми, нет. Раз уж я таки уговорил тебя нарядиться в эту рубашку, то вынуть тебя из нее я собираюсь только в постели, и это даже не обсуждается. Если завтра не будет так чертовски холодно, я тебя и на ленч в ней выйти заставлю. А следующую увольнительную мы проведем на пляже.
– Я постараюсь подобрать подходящую планету.
– Постараешься, ага, – нараспев протянул Джим. – Надо полагать, изо всех сил стараться будешь. Ты – первый вулканец, умеющий хитрить, потому что вряд ли хоть кому-то и в голову придет, что ты действительно согласишься подыскать мне пляж. Но ты, конечно, согласишься постараться – также усердно, как Боунс старается не ворчать на меня по возвращению из миссий.
– У нас с добрым доктором мало общего.
– О, ну конечно. Вы оба любите выбивать из меня дух. Боже, помоги мне, если Боунс научится вулканскому нервному захвату. Единственная причина, по которой я не валяюсь всё время без сознания – так просто потому, что Боунс не хочет, чтоб у меня случилась передозировка от седативных средств. – И тут же с выражением полной нирваны на лице заявляет: – Давай танцевать!
– Танцевать, Джим? Мы сейчас не на одной из торжественных церемоний, предусматривающих подобные светские традиции.
– Давай, Спок, расслабься, – Джим придвинулся к Споку поближе и коснулся его запястья. – Месяц назад я думал, что ты мертв, а теперь смотри! Я в прекрасном городе с прекрасным вулканцем и мы слушаем прекра… ну ладно, просто музыку, хоть какую-то.
– Прекрасным, капитан? – переспросил Спок, явно смутившись.
– Боже, я сказал это вслух? Проклятье, я только что потерял до хрена очков в зачетной таблице мачо, да? Но слово ведь не воробей?
– Слово «не-воробей», – повторил Спок странные слова.
– Мы согласились, потрясающе!
– Напротив, я проводил исследования касательно определения…
– Ну давай же, Спок, музыка заждалась.
Спок сдался и позволил Джиму взять его за руки. Он был рад, что они медленнее, чем в обычном танце, покачивались, стоя на месте, и было приятно ощущать прохладные руки Джима на своих бедрах. Они были практически одного роста, но сейчас Спок был выше, потому что прежде чем позвать вулканца полюбоваться на город Джим успел разуться. Когда Кирк поднял на него глаза, Спок поразился собственными чувствам, которые вызывает в нем этот человек – с таким хрупким телом, но духом самым сильным из всех, что Споку довелось повидать на своем веку.
– О, чтоб тебя, это она, – простонал вдруг Джим, уткнувшись Споку в грудь. Встревожившись, вулканец замер и положил Джиму руку на спину.
– С тобой всё в порядке?
– Ага, но есть проблема, не так ли? – простонал Джим, продолжая стоять, уткнувшись ему в грудь.
– Джим, если ты хочешь, чтобы я понял в чем дело, тебе придется мне всё объяснить.
– Просто заткнись на секундочку, я собираюсь сделать глупость. – Спок подчинился, давая Джиму возможность взять себя в руки, и успокаивающе похлопал его по спине. Спустя несколько долгих секунд Джим поднял лицо и посмотрел на него с невыразимой мукой во взгляде.
– Джим…
– Я люблю тебя, – пробормотал Джим, ласково беря в ладони лицо Спока. – Вот так-то. И у меня уже «шары» в тело вросли, мой внутренний подросток просто вопит, и, кажется, меня тошнит.
Спок стоял, потрясенный, не в силах подобрать в ответ нужные слова, чтоб прекратить мученья Джима. Наконец, он поднял два пальца, и Джим, немного успокоившись, отнял руки от лица Спока и соединил свои пальцы с пальцами вулканца.
– В таком случае нам повезло, что вулканские поцелуи не требуют вступать в контакт с твоим ртом, учитывая его теперешнее внутреннее состояние.
Уголки джимовых губ медленно расплывались в улыбке, пока не блеснули зубы.
– А люди еще говорят, что логику переоценивают. Как ты относишься к тому, чтобы вступить в сексуальные отношения прямо сейчас?
– Вопреки сложившейся традиции, этот ваш план безупречен, капитан.


КОНЕЦ

А вот такими я вижу героев:

@темы: переводы, фанфикшен, стар трек

---

Ух, горячо!

11.12.2012 в 11:57

Пишет  Dance, Little Liar:

@темы: АРТ, Teen Wolf

---

Пора заводить календарь на следующий год

18.11.2012 в 14:03

Пишет  Trends:

Пенелопа Круз в календаре Campari 2013
Пенелопа Круз (Penélope Cruz) стала новым лицом календаря культового бренда Campari. Актриса предстала в обворожительных нарядах всех оттенков красного цвета от ведущих домов моды, в том числе Vivienne Westwood и Ferragamo, а также ювелирных украшениях от Chopard. Если в прошлом году темой календаря был «Конец света», то на этот раз темой года стали суеверия. Черная кошка, разбитое зеркало, открытый зонт в доме, черый ворон — все эти явления и события часто сулят неудачу. А на фотографиях знаменитого фотографа Кристиана Шуллера (Christian Schuller) чувственная Пенелопа вовсе не выглядет удрученной, скорее наоборот — яркой, эффектной, уверенной в себе. Нужно просто помнить, что это всего лишь суеверия, в которые можно верить, а можно и нет. Ведь такие мелочи совсем не должны омрачать нашу жизнь.

Некоторые из вас уже могли видеть эту съемку, но чтобы лучше понять какая примета имеется в виду, специально для Trends мы сделали перевод с английского и напомнили о некоторых известных поверьях

1. Январь: Черные Кошки

Чёрные кошки — объект суеверий различных народов. В Западной истории, черные кошки часто рассматривались как символ зла, в частности, это приметы подозреваемых, связанных с ведьмами. Большинство народов из Западной и Южной Европы считает, что черная кошка — символ неудачи, (например, если чёрная кошка перебегает дорогу, то это приводит к дальнейшим несчастьям в жизни).

2. Февраль: 13 — несчастливое число.

Боязнь числа 13 — настолько широко распространена, что эта фобия официально известна как Трискаидекафобия (или тердекафобия, от др.-греч. τρεισκαίδεκα — тринадцать и φόβος — страх). Есть много версий почему в это верят, например, в собраниях ведьм традиционно участвовало 13 членов, и старая легенда, которая говорит, что первый человек, вставший из-за стола, за которым сидит 13 человек, умрет в течение года.

3. Март: Открытый зонт в помещении

Одна теория относительно того, почему открытый зонтик в помещении приносит везение, заимствует образ зонтика, как защитника от жизненных бурь. Если человек открывает зонт в доме, домашние духи могут подумать, что их защита была недостаточной, и они уйдут, проклиная его семью.

4. Апрель: Разбитое зеркало

Разбитое зеркало приносит Семь Лет невезения: традиционно отражение в зеркале считается представлением души или духовного состояния. Разбитое зеркало, и, следовательно, отражение человека, принесет вред душе и духовные проблемы. Считается также, что когда человек смотрит в осколки зеркала, идет утечка энергии и его жизнь может быть расколота. Если незамужняя девушка увидит свое отражение в осколках зеркала, то еще семь лет она не сможет выйти замуж. Чтобы избежать этого, осколки следует закрасить черной краской, завернуть в плотную ткань и закопать подальше от дома. При этом нужно повторять: «Куда осколки, туда и беды. Осколки зарываю — беду отгоняю». Этот простой наговор следует повторять до тех пор, пока остатки зеркала не будут полностью скрыты под землей.
Практически у каждого народа существует примета, что смотреться в зеркало с трещиной опасно. Считается, что даже нахождение поврежденного зеркала в помещении может принести множество бед. Вот какие приметы есть у разных народов: «Трещина в зеркале — разлад в семье» (французская примета). «Зеркало с трещиной иметь — со счастьем распроститься» (русская примета). «Смотреться в зеркало с трещиной — раньше времени состариться» (испанская примета). «Трещина в зеркале — дыра в мошне» (украинская примета). «Глядеть в зеркало с трещиной — здоровья лишиться» (английская примета). «Посмотришь в треснутое зеркало перед дорогой — конь падет» (белорусская примета). «И кошка от треснувшего зеркала подальше держится» (белорусская поговорка). «Сквозь трещину в зеркале к людям бесы пробираются» (украинская примета). «Трещина в зеркале силу вытягивает, жизнь сокращает» (русская примета). «Зеркало треснуло — жди скорой беды» (мексиканская примета).

5. Май: Обмести кого-то веником

Когда ноги обметают веником: считается, что женщина, которая не могла подметать пол правильно, не могла стать хорошей женой и никогда не выйдет замуж. Если вы подмели свои ноги или кто-то другой обошел вас веником, это значит, что вы не сосредотачиваетесь, или не обращаете внимание на то, что делают другие, и, следовательно, не подходите для брака. Поверье связано с несколькими символами: кругом, веником, мусором. Веник символизирует крепость дома (все прутья связаны вместе), отгоняет нечистую силу. Но если им при обметании замыкается круг, то человек так и останется одиноким в этом символическом круге. Верили также, что души умерших могут найти пристанище в домашнем мусоре. Обметая человека, его оставляют с частью невыметенного мусора, кругом словно обручая с ним навечно. В этой связи вспомним, что веник часто применялся при гадании о женихе.

6. Июнь: Головные уборы на кровати

Считалось, что злые духи живут в волосах и, когда шапка ставится на постели, злые духи, перешедшие из волос в шляпу, оказываются на кровати, таким образом, вы позволяете злым духам остаться с вами на ночь.

7. Июль: Птица, залетевшая в дом

Исторически, птицы, залетающие в дом считались предвестниками необычных происшествий и рассматривались как срочное сообщение, приходящее непосредственно из уст Богов и, как правило, плохой знак. Странное поведение животных было причиной для беспокойства и дикие птицы, которые пытались попасть внутрь дома, как правило, означали смерть.

8. Август: Не просыпайте соль!

Поверье, что рассыпанная соль – к ссоре, берет свое начало с того времени когда соль стоила очень дорого, буквально на вес золота. Кстати, слово «солдат», которое схоже звучит на основных европейских языках, происходит именно от слова «соль». Более того, в ряде языков и слово «зарплата», которое по-английски, например, звучит как «сэлэри» (salary), латинское слово «salarium» – то есть «жалованье», «зарплата» – имеют «солевое» происхождение от Римской традиции платить солдатам солью. В Древнем Риме зарплата солдат называлась sal - соль: они получали вместо денег огромные куски соли или специальные выплаты на ее покупку. Рассыпанная соль означала новые расходы на ее приобретение, и того, кто рассыпал — за это ругали. Суеверие было придумано специально, чтобы удержать людей от ее траты впустую.

Сентябрь: Нельзя наступать на Трещины

Весьма вероятно, что это поверье пришло к нам от древних греков, которые искренне верили, что трещины в земле – это окна, сквозь которые души умерших смотрят на живых. А тот, кто наступает на трещины, проявляет неуважение к предкам. Память об этом суеверии сохранилась в исторически сложившихся разных детских поговорках, например: «Как по трещине пройдешь, маме спину перебьешь» или «Кто на трещину ступил – шею бабушке сломил». В России, например, поэтому, наступив на трещину или люк, надо было непременно сказать «Раз-два-три, мама-папа не умри». Также известна поговорка: «Шаг на трещину, и вы будете похищены медведем». Эта версия о том, что боязнь трещин заложена в генетической памяти людей, чьими предками были древние охотники. В поисках добычи они забирались на крутые скалы, но одно неосторожное движение – и человек падал в глубокую пропасть.

10. Октябрь: Потрет, упавший со стены

Когда-то считалось, что портрет содержит душу портретируемого. Таким образом, если портрет падал на пол и разбивался, то и душа человека должна была упасть и разбиться. В России и сегодня бытует поверье: если портрет упадет со стены — человек, который на нем изображен непременно заболеет. (Ср. английский вариант: «если падает чей-то портрет — значит этому человеку осталось жить не больше месяца»). Если со стены падает картина: в течение месяца после этого в доме кто-нибудь умрет.

11. Ноябрь: Подковы

Подвешанная подкова рожками вверх, давно считается удачей. Такое положение символизирует дом полную чашу. Однако, в некоторых странах верят, что если повесить ее концами вниз — все счастье выпадет.

12. Декабрь: Пройти под лестницей

Одна из происхождений этого суеверия происходит от сходства между лестницой, приставленной к стене, и виселицей. В средние века преступники шагали под лестницами перед казнью, а палач, которого так и звали, "лестничный грум", поджидал их в сторонке. Все, что связано с виселицей — традиционно считается дурной приметой, поэтому проходить под такой лестницей не рекомендуется. Христианство поместило лестницу в "дурные" предметы, потому что она лежала на земле, пока Христос мучился на кресте. Древние кельты, бритты и саксы верили: когда человек умирает, его душа, чтобы побыстрее очутиться на небе, поднимается по лестнице. Пройти под ней означает ненароком спугнуть чью-то душу и помешать ей вовремя достичь Царствия Небесного

источник

@темы: АРТ

---

Отличные иллюстрации к Teen Wolf. Хоть автор, наверно, об этом и не догадывается

11.11.2012 в 21:01

Пишет  Тайнира:

Christy "Goldenwolf" Grandjean
Еще летом нашла сайт замечательной художницы Кристи Гранджин, которая больше известна под ником Goldenwolf. Вот, наконец, собралась поделиться - под катом много ее красивых картин. Они довольно большие, но зато можно разобрать детали.

Полюбоваться

@темы: АРТ, Teen Wolf

---

Название: Особенный
Автор: lisunya
Бета: Microsoft Word
Пейринг: Имс/Артур
Жанр: затруднясь определить, скорее «драма», чем «ангст»; омегаверс
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: отказ от прав
Статус: закончен
Размещение: только с разрешения
Размер: мини
Саммари: После долгих и ответственных размышлений Артуру пришлось мысленно смириться с тем, что если он по-прежнему хочет тихий и надежный дом, то «англичанкой» в семье придется быть ему…

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: во вселенной «альфо-бето-омег» автор ориентируется, в основном, по фанфикам, поэтому возможно вольное толкование поведения бет и омег. Пожалуйста, имейте это в виду!

Артур всегда был особенным. Правда, старшие братья в этом случае периодически употребляли другое слово… из того лексикона на «е», который не решались повторять при маме. Но сам Артур предпочитал слово «особенный», и даже в какой-то мере своей «особенностью» гордился. Его особенность делала его уникальным. Отличным от серой массы. А главное – от старших братьев-придурков.

Братья у Артура были истинными альфами: шумными, драчливыми, зависимыми от инстинктов имбецилами. Может, Артур и был предвзятым в этом вопросе. Может, это даже было от зависти… Но заставить его признаться в этом не смог бы никто. Как в свое время не смог его отец, полковник Моссада, выбить на допросе признание из матери Артура.
Даже спустя 35 лет совместной жизни и троих детей Дениэл по-прежнему был не в курсе, на какой объект нацелилась в тот злополучный месяц группировка Анны. И ведь никто не сможет сказать, что он тогда не старался, в ход даже сексуальное насилие пошло… В принципе, результатом того «допроса» и стал старший брат Артура. Дениэл, узнав, что скоро станет «папой Деном», оформил Анне липовое свидетельство о смерти и перевез свою «самку» в родовое поместье под присмотр бабули-омеги.
И вот тут-то к бете Анне и вернулся «вкус к жизни». Точней, к мести. Дениэл умудрился дослужиться в Моссаде до полковника, но шрам через всю щеку заработал отнюдь не на службе – а от слабенькой беты. Но уже носившей под сердцем его детеныша, и исключительно поэтому оставшейся после выкинутого фортеля в живых. Впрочем, про себя Артур подозревал, что отец втайне даже гордится такой силой духа и ловкостью жены. Как сильному альфе ему импонирует достойная его по силе самка, которую каждый раз приходится завоевывать по-новой, раз за разом подтверждая собственную силу и ловкость.
Хотя после рождения второго сына Анна почти смирилась: толи материнский инстинкт смягчил женское сердце, толи наконец-то выработалась привычка по отношению к мужу. Может, в этом даже была заслуга и самого мужа, который после рождения еще одного сына тоже понял, что никуда уже от своей судьбы, подкинувшей ему в матери его детей такую вот «пантеру», не денется… Но факт оставался фактом: Артур стал в их семье не только последним по хронологии – но и первым добровольным для обеих сторон ребенком.
Наверно поэтому и характер у него был спокойней, чем у остальных сородичей. Нет, даже не так. Характер у Артура как раз был бешеный. Но бешенство это было тихое. Из всех видов оружия, еще со школьной скамьи, будущий координатор предпочитал холодное. Никакого глупого ора и никому ненужных лишних трепыханий, которые его старшие братья по какой-то причине считали признаком настоящей «драки по-мужски» – подкрадываешься к жертве незаметно, демонстрируя сноровку и ловкость, и действительно как настоящий мужчина, то есть сам, а не с помощью какой-нибудь «пукалки», тихо делаешь свое дело. Быстро и без лишних сантиментов. А главное – наверняка и не боясь замарать руки. Причем в буквальном смысле.
Видимо, эта артурова «тихость» и пугала его братьев (также как одноклассников и соседских мальчишек) сильнее всего. Никогда нельзя было понять, что «мелкий» выкинет в следующую секунду. Но вот ведь в чем незадача: чем сильнее братья опасались своего «малого», тем сильнее их инстинкты альф заставляли их цеплять брата, всё время стараясь проломить его броню. Сколько Артур себя помнит, их детская всегда была полем боя. И даже вмешательство родителей не могло этого исправить. Впрочем, Дениэл особо и не старался что-то исправлять, считая (отчасти справедливо), что такие детские игры – лучшая тренировка для «его маленьких альф».
Так что до девяти лет маленький Артур даже не подозревал, что может быть иначе. До девяти лет он точно знал: если в доме тишина длится дольше 27 минут – значит, один из братьев засел в засаде и готовит там двум другим какую-то подлянку. Если мать ласково улыбается отцу за ужином – значит, утром он выйдет из спальни с расцарапанной физиономией (Анна всегда предпочитала целиться в лицо, о чем лучше всего свидетельствовал шрам на лице отставного полковника). Если брат задержал взгляд на твоей игрушке дольше, чем на 3,5 секунды – значит, с нею пора прощаться (прячь – не прячь, но рано или поздно брат ее найдет, и чем дольше будет искать, тем более страшный конец ожидает игрушку).
И Артур слепо следовал семейным традициям. Выросший в окружении потомственных альф и особо воинственной беты, он рано научился «вертеться, если хочешь жить»… ну, в смысле, жить хорошо и комфортно. Нет, кормить их мама, конечно, кормила исправно. На то она и еврейская мама. А вот хорошую игрушку нужно было сначала отбить у братьев, даже если она была старой, надоевшей и уже давно не нужна. И чтоб заработать у папы новый велосипед – надо было сначала доказать, что ты этого достоин, отстояв «семейную честь» в дворовой драке. Да и в школе приходилось поддерживать созданную старшими братьями семейную репутацию.
А потом девятилетнего Артура отправили погостить к дяде. В то лето артуровы братья доигрались до того, что умудрились сломать «мелкому» руку. В двух местах. Отнюдь не со зла. Просто у обоих начался переходный возраст, альфа-гормоны перли из всех щелей, и артурова «тихость» ну просто как никогда становилась этим гормонам поперек горла. Один раз старший даже на отца огрызнулся. Больше не смел, конечно, после отцовской-то «отповеди», но факт говорит сам за себя. В общем, Артур со своей «особенностью» еще легко отделался. А, учитывая, что перепуганные братья потом две недели таскали ему передачки в больницу, ни разу за всё это время не назвав «девчонкой», так младшенький и вовсе чувствовал себя практически героем-победителем той схватки. Ну, по факту, это ж братья в конечном итоге оказались в пролете, а не он. И вообще, сломанная рука у него максимум на полтора месяца, а вот ключи от машины отец у Чарльза отобрал до конца учебного года, придется братцу на выпускной переться на «девчачьем» лимузине. Да и Дэвид, после «разговора» с матерью (родители поделили между собой «обидчиков»), выглядел далеко не самым счастливым представителем альфа-самцов. И это после разговора-то с бетой! Артур в тот день как никогда гордился мамой.
А на следующий день его отправили к дяде. Пока рука не заживет. Как говорится, на всякий пожарный. От греха подальше.

И именно в гостях у дяди Артур впервые и понял, что он особенный. Не совсем такой, как все. То есть при желании он может быть как все. Также ломать носы. Или впиваться зубами в голень. Не спать полночи, чтобы, когда уж наверняка все уснут, тайком пробраться в гараж и засунуть гроздь в обивку водительского сиденья братишкиной машины. Физически он всё это может. Но на самом деле, в глубине души, он этого никогда не хотел. Просто делал, потому считал, что все так делают. Ну, это как есть хремзлах на Пейсах. А в гостях у дяди Артур вдруг осознал, что всего этого можно и не делать. Даже если ты альфа.
Потому что папин брат был стопроцентной альфой (в детстве Артур своими глазами видел, как на охоте дядя Брейди перегрыз глотку здоровенному волку). Но при этом в его доме царили тишина и покой. А драки были скорее исключением из правил, потому что дядя старался взращивать в своих маленьких альфах осознание того, что «семья – превыше всего», и, значит, «своих трогать нельзя», а вот «чужим за своих можно – и нужно – глотку перегрызть».
Определенную роль в семейной атмосфере дядиного дома, наверняка, сыграла и жена-омега. В отличие от воинственной беты Анны тетя Сара была женщиной тихой и сдержанной. Типичная англичанка, клише на клише: с глазами пятичасового чая, волосами цвета сизо-серого лондонского тумана и въевшимся в кожу запахом овсянки.
Артур смотрел на ее неторопливые плавные движения, слушал ее тихий, почти на грани шепота, голос – и тихо млел.
Может, просто именно в тот год у него началось половое становление, на которое наложилась первая подростковая (или даже еще детская) влюбленность. Может, всё дело в обезболивающих, которые доктора прописали ему из-за травмы руки, и он реально был не в себе в то лето. Может, всё дело в артутором упрямстве и демонстрируемом с детства желании быть не как все…
Но именно после того, как Артур погостил у дяди, он твердо решил, что хочет себе такой же тихий и надежный дом. А, значит, женится он исключительно на англичанке.

С мечтами о жене-англичанке пришлось расстаться в 13, когда традиционная медицинская комиссия доподлинно установила, что никакой он ни альфа. И даже не бета. Столь нетипичных омег школьная медсестра за всю свою 27-летнюю практику никогда не видала (зато не раз видала оставленные Артуром синяки и даже один откушенный им палец, который, к счастью, успели пришить обратно), поэтому анализы Артуру пришлось сдавать трижды. После чего члены комиссии принялись тянуть жребий, кто же всё-таки донесет «неблагую» весть Дениэлу.
В итоге новость папе сообщал целый отряд из директора, зауча по воспитательной работе, классного руководителя Артура, школьной медсестры и штатного психолога.
Из-за своего «добровольного» появления на свет, Артур всегда считался в семье любимчиком. Но в тот вечер он впервые с опаской садился в отцовскую машину. Несмотря на то, что поддержание семейной репутации и борьба с братьями за солнечное место в детской отнимали немало времени и сил, Артур всегда всё схватывал на лету, более того – обладал какой-то просто-таки суперспособностью выискивать нужную ему информацию буквально из воздуха. И, будучи начитанным и эрудированным, он, даже не особо интересуясь раньше этой темой, тем не менее уже знал из каких сам не помнил источников, что, например, в ряде мусульманских стран, если в семье первым ребенком рождалась омега, отец по закону имел полное право ее убить. Не то чтобы его отец когда-либо хоть в чем-нибудь наследовал чертовых мусульман… Но в тот вечер Артур искренне боялся не доехать домой живым.
Доехал. И даже до домашнего крыльца дошел без приключений. Но у самого порога его остановила легшая на плечо отцовская рука. Артур уже приготовился услышать что-нибудь вроде: «Собирай манатки и уматывай отсюда, чтоб ноги твоей омеговой больше тут не было!», но услышал вдруг:
– Ты – мой сын. И всегда им будешь. Несмотря ни на что.
После чего отец спокойно вошел в дом. Оставив дверь гостеприимно открытой.

В общем, своеобразный каминг-аут для Артура-омеги прошел на удивление спокойно. Мама так вообще искренне порадовалась новости (наверно, показалось тогда Артуру, ей просто надоело быть самой слабой представительницей семейной стаи). Впрочем, сам Артур слабым себя не считал, и при необходимости мог убедить в этом и любого сомневающегося (чаще всего его доводы были холодными и колющими). Так или иначе, отец вроде как особо не возражал, мама была рада, а у братьев, после того, как у «мелкого» потихоньку начали вырабатываться гормоны, на уровне инстинктов рука не подымалась на омегу. Так что с этой семьей у Артура вроде как был полный порядок. Но нужно же было что-то решать и с семьей будущей.
В общем, после долгих и ответственных размышлений Артуру пришлось мысленно смириться с тем, что если он по-прежнему хочет тихий и надежный дом, то «англичанкой» в семье придется быть ему.

К выполнению намеченного по созданию будущей семьи плана Артур подошел максимально ответственно: прикупил серию дисков с медитационной йогой и монографию по управлению гневом, дополнительными специализациями в колледже выбрал дипломатию и психологию и даже завел себя для ежедневного самоанализа дневник, удачно замаскировав его под деловой молескин.
Черт, да он даже в бизнес управляемых снов полез именно потому, что в перспективе надеялся в случае чего через сон супруга контролировать семейный покой своего домашнего очага (наверно, этот вариант ему его детское альфа-воспитание подсказало).
Ну, и еще он влез в это дело из-за Мол с Домиником, пожалуй. Просто с его точки зрения они были второй – после дяди с его женой-англичанкой – семейной парой, на которую бы стоило равняться. Ведь альфа Мол даже позволяла омеге Дому практически самостоятельно вести дела, пока вынашивала детенышей. Несмотря на все новомодные разговорчики про эмансипацию омег, чета Коббов была единственным реальным примером относительного семейного равноправия, с которым Артуру довелось столкнуться лично.
Правда, потом Мол свихнулась и вздумала наложить на себя руки, а без ее контроля и чуткого руководства свихнулся уже Дом. Причем оказалось, что омега Доменик настолько нуждается в контроле своей альфы, что готов подчиняться даже ее проекции.
Но сам Артур такого конца для себя не боялся, ведь настолько слабохарактерным он себя не считал. Более того, он прекрасно отдавал себе отчет, что с типичной альфой просто не уживется, несмотря на всю свою «омеговость». Может, он был бракованной омегой. Может, наложило свой отпечаток альфа-воспитание. Может, просто звезды так стали… Но, черт, его первая течка закончилась для случайно подвернувшейся альфы свернутой шеей! Вот уж действительно, когда тебе вскружили голову, сложно уловить момент, когда тебе уже свернули шею. И Артур отнюдь не чувствовал себя виноватым: тот придурок под трахошумок попытался навязать ему связь, не заручившись предварительно артуровым согласием! По сути, он еще легко отделался: будучи начитанным и эрудированным, Артур знал немало прелестнейших пыток. Одну из самых мерзких ему как раз пришлось в ту ночь испытать на себе: попробуйте-ка в самом разгаре течки прикопать чей-то труп на заднем дворе второсортного мотеля, и сами поймете, что это вам не романтическая прогулка на яхте.
Впоследствии у Артура были и романтические прогулки на яхте, но подходящих альф – и даже бет – никак не находилось.
Пока не нашелся Имс.

В принципе, Имса нашла Мол. Еще до того, как потеряла рассудок и саму себя. Именно Артуру как координатору поручили собрать досье на потенциального нового члена команды. Он подошел к делу ответственно. Как всегда. Вот только то, что он находил… Это было сложно объяснить, просто в какой-то момент он стал искать информацию уже не ради дела, а ради себя. Потому что это стало интересно ему как Артуру, а не как координатору. Потому что Имс – такой разный, такой странный мистер Имс – его зацепил. Пусть даже Артур сразу не понял чем. И как так случилось.
Он еще даже толком не знал, как Имс выглядит (все фото были разного качества, некоторые черно-белыми, на других имитатор пытался скрыть свою внешность, то очками, то козырьком бейсболки, были даже фото, с которых на Артура смотрела какая-то опухшая после драки – скорей уж избиения – рожа), но внешность уже была неважна. Артур просто чувствовал: это оно. Точнее он. Тот самый нетипичный альфа. Ответ на его молитвы. Не то чтобы Артур молился… Может, это мама вымолила альфу своему любимчику?
Так или иначе, уже через пару недель Артур окончательно убедился, что перед ним идеальный вариант. Ну, во-первых, Имс оказался натуральным англичанином. Суеверным Артур никогда не был, но тут ему виделся некий перст судьбы. К тому же, также как Артур был совсем нетипичной омегой – так и Имс был каким-то нетипичным альфой. Как и в самом координаторе, в их новом имитаторе была некая «тихость». Там, где другие альфы сразу кидались глотку грызть, этот шутил и улыбался. А когда враг расслаблялся – перегрызал ему глотку. Такая выдержка, по мнению Артура, была достойна похвалы. Во всяком случае, немного он знал альф, которые могли бы – а главное хотели – держать свой тестостерон под контролем. Может, Имсу просто пришлось обзавестись этой милой привычкой, потому что он был вором. А, может, наоборот, он был одним из лучших воров своей эпохи именно потому, что умел держать себя в узде, быть при необходимости уравновешенным и сдержанным.
Артуру было глубоко плевать на причинно-следственные связи яйца и курицы, его волновал результат – он нашел себе альфу. Осталось только убедиться в этом при личной встрече.

Личная встреча оказалась… не совсем такой, как Артур планировал. Имс оказался… вызовом. Вызовом всему: профессиональной гордости Артура, его с таким трудом наработанному самоконтролю, его самообладанию, его омеговским инстинктам, в конце-то концов!
Правда, в этом был и плюс: теперь Артур точно знал, если он выдержит Имса с его подколами, подначками и долбанным английским чувством юмора – значит, выдержит кого угодно. Главное – продержаться подольше. Потому что Артур был категорически против следовать по стопам родителей и сначала обзаводиться парой детенышей, а уж потом решать, что так уж и быть они останутся вместе. Ну уж нет, сначала Имс останется при нем, поклянется своим дурацким Биг-Беном, что никуда от него не денется (хотя он и так никуда от него никуда не денется: у Артура отличная сеть осведомителей и связи по всему миру, он кого хочешь где хочешь найдет, и тот – если что – пожалеет, что смылся) – а уж потом Артур его осчастливит. Уж он придумает как. Ведь сколько бы Имс не хихикал, что у Арти, мол, нет фантазии – фантазия у Артура на самом деле будь здоров. Ну, в смысле, что надо бы обладать отменным здоровьем, чтоб воплотить в жизнь артуровы придумки.
Надо только подождать…

Правда, Мол чуть было не испортила всё своей дурацкой смертью. Двум оставшимся без прикрытия альфы омегам пришлось все силы бросить на спасение бизнеса и сохранение с таким трудом наработанной деловой репутации. Даже спустя годы Артур с содроганием вспоминал первые месяцы после смерти миссис Кобб, когда всякая шваль вроде Добса или Харви не просто за профессионалов их не считала – а еще и держала за какой-то передвижной филиал омеговского борделя.
Они выдержали и справились, выплыв исключительно на знаменитом артуровом упрямстве. И на его боевом стилете V-42, папином подарке на совершеннолетие.
Справились вдвоем, без Имса. Потому что Имс за месяц до смерти Мол впутался в какую-то аферу на востоке Китая, и самые жаркие месяцы становления «самостоятельности» Артура и Дома провел в одной из китайских тюрем. А когда выбрался из неё… Ну, наверно, он решил, что больше им и не нужен. У команды уже был Нэш – плохонькая, но бета. И новая репутация, благодаря которой даже прикрытие альфы Координатору и Архитектору (оба слова уже с большой буквы) было особо не к чему.
О том, что Имс по пути к себе в Момбасу всё-таки заезжал в Мадрид, где в тот момент базировалась команда Артура (ну, формально, по старой привычке – команда была коббовской, но это так, для визиток) – сам координатор узнал только спустя два дня, когда Имс уже точно грел свои кости в Африке. Сам имитатор к бывшим подельникам даже не заглянул. Ну, может, и заглянул, но разве что через стекла бинокля.
Артур всё же на всякий случай сходил на соседний чердак проверить. На какую-то секунду ему даже показалось, что он почуял там имсов запах… и вот тот кусочек отпечатка кеды в правом углу, кажется, похож на отпечаток знакомой лапищи… Но, конечно, всё это было так, дурья блажь. За два дня все запахи обязаны были выветриться с чердака напрочь, а отпечаток скорей всего был даже не от кеды, а от велосипедной шины.
Но в глубине души Артуру, даже в детстве не верящему в сказки, всё равно хотелось думать, что он прав.

А потом было дело Фишера. И первая встреча за черти-знает-сколько времени. Такая чертовски долгожданная встреча. Артур сам не осознавал, насколько соскучился, пока не увидел Имса в дверях офиса.
После того, как они «разминулись» в Мадриде, Артур стал следить за передвижениями своего Имса на порядок пристальней и тщательней. Поэтому когда Дом заявил, что им нужен имитатор, то есть Имс, Артур в ответ выдал машинально, почти автоматически: «Он в Момбасе» – потому что знать, где сейчас Имс стало почти привычкой, практически жизненно необходимой.
Наверно оттого, что омега внутри Артура уже чувствовала приближающуюся течку. И ждала своего альфу. Она уже присвоила его себе. Не спросив самого Имса. Не спросив даже Артура. Просто решив для себя, что ее альфа – Имс. И в следующую течку он наконец-то заменит собой порядком надоевшие омеге секс-игрушки, которыми – после неудачного первого раза – пытался укротить ее в такие периоды Артур.

Течка едва-едва не наложилась на дело. И Артур чертовски торопился. Настолько, что как какой-то дилетант лопухнулся с защитой сознания Фишера. У Дома были все основания орать на напарника. Впрочем, за Дома тут же отомстила Мол. Из-за ее проекции решено было, что на последний уровень пойдут сразу две альфы – Имс и Ариадна.
А Артур останется на втором уровне. Ждать и молиться.

Когда в аэропорту, после того, как довольная собою команда уже расходилась, Имс спросил координатора, какую гостиницу тот ему заказал, Артур, сдерживаясь из последних сил, нарочито спокойно ответил:
– А зачем тебе гостиница? У меня в ЛА квартира.
Его наносного спокойствия еще хватило на поездку такси, но как только они переступили порог артурова дома – омега тут же дала о себе знать.
Если до этого сквозняк из открытых окон машины еще подменял уличными запахами запах самого Артура, то стоило им очутиться в закрытом помещении, как Имс тут же ощерился.
– Блядь, детка, да у тебя течка.
– Какой ты догадливый, Имс. Что будет дальше – тоже догадываешься?
– Э-э-э… Арти, солнышко… черт, ты ж мой лучший друг… мне как-то неловко пользоваться ситуацией. Может, в больницу?
– Сами справимся.
– Артур, я серьезно, ты ж меня потом прирежешь.
– Если не разденешься, я прирежу тебя прямо сейчас. А потом трахну твой окоченевший труп.
Имс лопотал что-то еще, про дружбу и совесть, про то, какой Артур классный и что он достоин большего и лучшего, еще какую-то муть. Артуру надоело слушать на второй минуте. И он просто разделся. Этого хватило, чтобы все жизненные принципы Имса про дружбу, совесть и лучшую долю вылетели к чертям.

В ту ночь Артур окончательно поверил, что он – особенный. И у него совершенно особенная альфа.

@темы: Inception, фанфикшен

---

Подборка понравившихся клипов

@темы: фанвидео, Tenn Wolf

---

А вы кто?

А кто вы в сказке? © globus & olga_fink

@темы: тесты