...надо делать революцию. Революция всё спишет (Ауренга)
Название: Взять живым или мертвым
Автор: lisunya
Бета: GinGin Lolli
Пейринг: Дерек/Стайлз (основной)
Рейтинг: NC-17 (ну, я надеюсь
)
Жанр: слэш, AU, агнст, hurt/comfort
Статус: в процессе
Размер: не знаю пока (см. предыдущий пункт)
Предупреждения: АУ, упоминание смерти второстепенных персонажей
Саммари: на Диком Западе конокрадов очень не любят. Но, похоже, сын шерифа любит в одного из них…
Пожалуй, что Эрика Рейес пошла в свою мать. В том смысле, что обе они – странные женщины. Непонятные совсем. Вот вроде и сильные, но всё равно… бабы. Тихие, неконфликтные – а своего завсегда добьются. Хоть Эрика-то сейчас… как бы это помягче… да чтоб из приличного общества не выгнали за подобные выражения… В общем, Эрика сейчас – это не та Эрика, что была раньше.
Впрочем, и миссис Рейес – после того, что с дочкой сталось – уже не та, что прежде.
Но обе они сильные. Хоть и бабы.
И нет в Бикон Хиллс ни одного мужчины, который не уважал бы женщин рода Рейес. И ту, что на своем женском горбу уже пятый десяток тащит всё хозяйство, и ту, которая даже после «Бизона» Скреджа имеет силы и волю (и просто желание) ходить по их городку с гордо поднятой головой, да еще и не шарахаться испуганно от каждого встречного мужчины.
А вот женщины Бикон Хиллс женщин рода Рейес, наоборот – терпеть не могут. Ну, видимо, по тем же причинам, по которым их мужья смеют женщин Рейес уважать. Иногда даже больше собственных жен.
Стайлз и Эрика привезли Кору на ферму Рейесов, в ковбойскую сторожку на самой окраине их земли. Эрика заверила, что в ближайшие пару дней там никто не появится. Стайлз сделал вид, что даже не сомневается в этом.
Им просто некуда было больше ее везти. Ну не красить же ее, как лошадь, и не ставить в саллуное стойло? В сторожке хотя бы есть матрас. Целых два вообще-то. Запас воды и сухарей. И очаг. Хотя вряд ли Кора захочет развести в нем огонь.
– Он их сжег.
Это первые слова, которые она им сказала. С тех пор, как они достали ее из сундука по дороге в город.
И Стайлз готов поклясться, что это вообще первые ее слова с тех пор, как Дэнни и Айзек, затыкая ей рот, затащили ее в ковбойский барак, а потом двое суток прятали по конюшням и пристройкам на ранчо.
– Милая… – мисс Эрика осторожно присела рядом. Даже руку подняла, словно погладить хотела. Но потом передумала. – Солнышко, не думай сейчас…
– Он их сжег, – уже решительнее повторила Кора. С какой-то злобой. Почти ненавистью. С каким-то… нежеланием поверить. – Просто облил мамин домик керосином и сам поднес к нему спичку.
Стайлз молчит. И мисс Эрика не находится, что сказать. Потому что… ну что тут скажешь?
– Это всё Кейт! – вдруг с ненавистью зарычала Кора и оскалила зубы в хищном, безумном оскале.
«Так, наверное, выглядят одержимые», – пронеслось у Стайлза в голове. И он невольно попятился.
– Ке-эээ-эйт, – злобно тянет Кора и щурит глаза, словно стараясь разглядеть свою врагиню в темном углу сторожки. Крылья ее носа судорожно трепещут, шумно поглощая спертый воздух, как, верно, трепещут на ветру полы типи, покинутых индейцами, вышедшими на тропу войны. А в следующую секунду она упала лицом в ладони – топя в них и злобные глаза, и воинственный нос – и надсадно всхлипнула: – Она, и этот дурачок Дерек.
Вот только голос ее при упоминании брата невольно смягчается – и вместо обвинения выходит вдруг жалоба. Жуткая детская обида на любимого старшего братика. Который старше. Который носил на плечах. И ты сидела там, словно на вершине мира. Который герой. Потому не боится крыс и темноты. Который… брат. Глупый. Обманувший и сам обманутый. Обидевший. До смерти. Но всё равно – брат.
– Что ж ты наделал, Дерек? – и Кора наконец-то зашлась плачем. Горьким, обиженным плачем обманутого ребенка. Осиротевшего вмиг.
И вот тут уже не выдержал Стайлз: присел, протянул руку, и решительно (с той решимостью, которой и не хватило Эрике) притянул к себе. Позволил уткнуться в плечо. И сделал то, что делает каждый мужчина, пытающийся утешить обиженную – такими же мужчинами обиженную – женщину, соврал:
– Всё будет хорошо, Кора. Всё как-нибудь образуется.
Пожалуй, что лучше было бы семь раз вправить нос Эннису, или два раза прооперировать огнестрельное ранение (кого-нибудь постороннего… не Дерека, нет!), или даже ампутировать конечность… к примеру, у Джексона. Да, Стайлз даже на это готов. Что угодно! Что угодно… кроме, конечно, папы… и Дерека… а еще, пожалуй, мисс Эрики и мисс Лидии…
Что угодно – кроме рыдающей Коры.
Потому что и нос, и рана от пули, и даже ампутация – всё это грязно и больно. Всё это очень жестоко. И, конечно, опасно.
Но это еще не смертельно.
Всё это – это, когда еще можешь помочь. Хоть чем-то… хоть как-то помочь. Через грязь и кровь, через боль и страх, через собственную дрожь в пальцах и сомнение в своих силах. Но ты можешь.
А когда у тебя на плече плачет ребенок, лишившийся – лишенный – семьи и опоры… Стайлз не знает, как такому помочь. Такого он не читал в своих медицинских книгах.
В какой-то момент Кора вдруг затихла. Отодвинулась от Стайлза и решительно утёрла лицо тыльной стороной ладошки.
– Он думал – она его любит. Я знаю, он правда так решил, – глухо произнесла она.
И у Стайлза, и Эрики просто не хватает духу ее остановить. Они – так никому и не рассказавшие о своих Скреджах и «Бешенных Биллах» – дают ей единственное, что они в силах ей дать: возможность выговориться.
– Когда Лора смеялась над ним… Из-за того, что он выслуживается перед пап… стариком. Перед этим чертовым Арджентом. Она говорила, что он дурак, – всхлипнула Кора. И надсадно шмыгнула носом, прежде чем почти шепотом добавить: – Она была права. Они часто ссорились с Лорой. Дерек и Лора, – зачем-то поясняет она. – Сестренке не нравилось, что Дерек ходит перед стариком на задних лапках. А еще это огорчало маму. Мама никогда не любила старика.
По грязному детскому личику снова потекли слезы. От этого лицо почему-то кажется еще грязнее. Еще чумазей и неряшливей. Но у чистюли Стайлза оно отчего-то вызывает не желание умыть девчонку, смыть слезы и сопли, а желание взять револьвер и пристрелить одного «старика», устранив саму причину этих слез.
– Мама его не любила, нет. А Лора любила маму. И ей не нравилось, когда мы… что мы… Но я же не знала, что он такой! – снова зашлась она истеричным плачем. – Я не знала! Я б ни за что не стала его любить, если б знала, какой он! Что он… Он плохой. Он совсем-совсем нехороший, – и словно только сейчас догадавшись: – И он нас не любит. Ни меня. Ни Дерека. И маму с Лорой совсем… Почему он нас не любит? Мы были хорошими. По крайней мере, мы с Дереком точно были хорошими. Мы так старались. Дерек вкалывал на ранчо, как проклятый. С восьми лет уже с ковбоями на пастбище ездил. Он даже раньше дяди Бобби вставал. Он всё-всё мог. И с коровами, и с лошадьми. Он даже в курятнике управляться умел, а там у нас петухи знаете, какие злые! И куры клюются. А он мог, он всё умел! Дерек лучше всех объезжал лошадей. И клеймил скот. И подковать. И подлечить. И… и… И, в общем, всё! Он самый лучший! Самый-самый! Ну почему? Почему он нас не любит?!
Кора уткнулась в колени и пару минут просто выла, царапая себе грязными ногтями щиколотки. Отчаянно тихо и по-звериному безнадежно.
– Мама знала. Она с самого начала знала, – сама себе кивнула Кора, продолжая свою нелегкую исповедь. – Она так старалась… как-то нас подготовить. Как-то нам… объяснить. Намекнуть. Она всё просила нас… не принимать старика всерьез. Говорила: нам с белыми людьми не по пути. Не надо, мол, слушать, что белые люди болтают. Не надо им… верить. И Лора ее поддерживала. Всё просила брата… меньше с ними общаться… Со всеми, даже с дядей Бобби. И, конечно, с Кейт. С этой… сучкой, – последнее слово Кора произнесла с вызовом, но почти испуганно. Наверняка, это первое ругательство, которое она позволила себе произнести вслух. Ребенок, выросший на ранчо в окружении ковбоев, таких ругательств, верно, знает немало. Но, как всякий ребенок, выращенный доброй матерью, она боится произносить их вслух. Даже сейчас, сидя на земляном полу укромной сторожки, она невольно вжала голову в плечи, словно опасаясь воспитательной материнской оплеухи. Но ничья рука не спешила наказывать ее за «плохие слова», и Кора медленно выпрямилась. И уже решительней повторила: – Сучка Кейт.
Судя по мрачной улыбке, застывшей на детских губах, ей понравилось, как это звучит. Решительно и твердо. По-взрослому. Оскорбительно. Это ее маленькая месть. Единственная месть, на которую она вообще способна: хоть так, хоть словами отомстить своему обидчику.
– Она улыбалась, эта Кейт, она всегда улыбалась. Слушала, как Лора ругается с Дереком – и лыбилась довольно. Ей, наверно, было просто смешно. Наверняка, она так забавлялась. Ей ведь было «скучно в этой дыре», – Кора издевательски скривилась, передразнивая дочку, законную дочку, старика Арджента. – Ей здесь нечем было развлечься. Ну вот она и развлекалась, стравливая Дерека и Лору. Всё подзуживала его, говорила, что Лора завидует. Что она просто сама ничего не умеет. А Дерек всё может, Дерек такой «славный». И вообще: он мужчина, ему видней, а сестре стоило бы помолчать и послушаться. Сама-то она не сильно слушалась, когда отец… старик то есть… притащил ее домой чуть ли не за косы! Беспутная шалава! Ой… Ну да… Она такая. Все знают, что она в большом городе распутничала с женатым мужчиной. Наверняка дурила ему голову, также как Дереку. Старику даже пришлось ехать за ней. Притащил ее домой, на нашу беду. Старик запретил ковбоям с ней общаться. Знал ведь ее блудливую натуру. А Дерек… он ведь и не ковбой на самом-то деле. Он вообще… не пойми что… Мы с ним… Он и я… Не пойми что.
Кора судорожно вздохнула. Еще ниже опустила голову. И уже тише продолжила:
– Единственную забаву, которую Кейт себе тут нашла – это дразнить Лору и смущать Дерека. Он говорил – она его «понимает», – передразнила Кора брата. – Она «милая». С ней «интересно». И он сам ей… интересен. Только это чушь! – взорвалась вдруг она, снова гневно сверкая глазами. – Полнейшая чушь! Она просто развлекалась за его счет. Наверняка, еще и смеялась у него за спиной. А потом… потом… Что-то переменилось после Пасхи. Кейт вернулась из города мрачнее тучи. И на Дерека посмотрела… Когда он вышел встречать их после возвращения… Он ведь не христианин. Рождество и Пасха – это единственные дни, когда он оставался за главного, пока почти всё ранчо выезжало в город на службу. Но как только старик вернулся, Дерек пошел к нему с отчетом. Похвалиться какой он молодец и как отлично со всем справился в его отсутствие. И я с ним пошла. Потому что отец обещал мне кролика. Он обещал игрушечного кролика привезти мне из города, – она замолкла на несколько секунд и без всякого выражения в голосе закончила: – Его он тоже сжег вместе с нашим домиком.
На пару минут в сторожке повисла гулкая тишина. Неуютная. Страшная. Но Стайлз знает: это еще не конец. Это только начало конца.
– Старик помог Кейт спуститься из двуколки, – продолжила Кора и тут же насмешливо фыркнула: – Тоже мне неженка! На лошади толком ездить не умеет. Дура! А туда же! Зыркнула на брата так, что он аж с шагу сбился. А она только губы поджала и убежала в дом. Я надеялась, что теперь-то они больше не будут водиться, – ревниво добавила младшая сестренка Дерека, но Стайлз уже знает, что ее надеждам не суждено было сбыться. – Но на следующее утро она опять к нему подошла. Она всегда первой к нему подходила. Снова начала петь ему эти… ну, комплименты там всякие…
– Дифирамбы, – с трудом разлепив пересохшие губы, вставил Стайлз.
– Ну, может, и их, – Кора не стала спорить, справедливо решив, что помощнику доктора со всей его ученостью наверняка видней. – А еще она начала к нему… ластиться.
В своем углу мисс Эрика даже воздухом подавилась:
– Это как это? Это что же… Ты что имеешь в виду?
– Ну, ластиться. Как кобель к сучке, когда у той течка – только наоборот. То по руке его погладит: «Ах, какие у тебя мускулы, Дерек!» То вроде как споткнется на ровном месте и прям повиснет на нем. А один раз вообще сделала вид, что ногу потянула и заставила его тащить себя домой на руках. А сама его всё руками, руками! И по плечам, и по шее, и в волосы-то пальцами зарывается, и дышит так… правильно так дышит… и прямо на ухо. Он ее чуть не уронил пару раз. Жаль, что не уронил, дурака кусок! Лучше б она себе шею сломала! Но она не сломала, – грустно констатировала Кора. – Только еще сильней ластиться к нему начала. Даже дядя Бобби заметил. И кое-кто из ковбоев. Айзек вот, например. Айзек милый. Леденцы мне с ярмарки всегда привозит. И он тоже заметил. Дядя Бобби даже пытался с братом поговорить. Что, мол она ему не пара. И сучка еще та. И лучше б он вообще с парнями любовь крутил, чем с этой змеей подколодной.
На этой фразе воздухом подавился уже Стайлз. И невольно порадовался, что на улице уже темнеет и девчонкам не видать его враз покрасневших щек. А еще очень понадеялся, что и стука его заполошного сердца им тоже не слыхать.
– Только брат, он ведь упрямый. И вообще. Ну и Кейт… хитрая уж очень. После того, как Дерек намекнул ей, что ковбои над ними уже смеются… Ну как намекнул? Он же дурачок прямодушный. Сказал, что они, мол, выдумывают черти что. И вообще. Но Кейт после этого вожжи стала придерживать. Поотстала малость. А пару недель назад, когда отец… ну, старик то есть… уехал с ковбоями на пастбище, она подстерегла Дерека в конюшне – ну, он ее и повязал.
– Как повязал? – вырвалось у мисс Эрики.
– Ну, как кобель сучку вяжет, – с детским простодушием пояснила Кора. И по реакции взрослых догадавшись, что брат сделал всё-таки что-то не то, тут же кинулась его выгораживать: – Да она сама хотела! Честное слово! Он поначалу даже отбивался. Честно-честно! Я как раз в дальнем стойле ждала, пока он денник Ветерка чистить закончит, чтобы он меня на плечах покатал. А тут она. И чуть ли не с ходу давай с себя одежку срывать. «Ах, Дерек! Ах, я не могу больше сдерживаться! Ты разжег во мне такую страсть, Дерек!» Ну прям такую страсть, что бедолага Дерек чуть себе граблями не отбил там… ну там… себе всё, пока метался по деннику, пытаясь увернуться от ее цепких лапок. Только от такой фиг смоешься. Стоило ему споткнуться и упасть на спину, как эта сучка тут же запрыгнула сверху и давай по нему елозить. Я такого… ну, этой самой «страсти такой» не видала, даже когда наши жеребцы кобыл покрывают. Ну и, видимо, в какой-то момент она его страстью этой таки заразила, потому что он перестал сдерживаться, зарычал даже, подмял ее под себя, ну и… В общем, повязал. Потом она, весьма довольная собой, враскорячку похромала в господский дом, а Дерек так и остался там лежать. Он даже забыл, что я в конюшне, представляете? Так удивился, когда меня увидел. Перепугался, побледнел, заикаться начал… И тогда я тоже сказала ему, что прав был дядя Бобби: лучше б он с парнями любовь крутил. Потому как, по всему видать, Кейт плохо сказывается на его здоровье. Душевном, по крайней мере, – Кора снова шмыгнула носом. – Он обещал мне, что больше не будет. Просил ничего не говорить маме. И особенно Лоре. Говорил, что это была… ошибка. Что просто так получилось. Но это случайно и только один раз. А больше никогда, – она мрачно усмехнулась. – Но через пару дней старик снова уехал на пастбище.
Кора вновь замолкла и с болезненной гримасой потерла натруженное горло. Стайлз тут же вытащил из внутреннего кармана флягу с водой. Пока сестренка Дерека жадно пила, Стилински оглянулся на мисс Эрику, гадая, будет ли это гигиенично – предложить ей выпить из его фляжки после того, как из нее уже пили… И будет ли это галантно – не предложить. Но мисс Эрику, по всей вероятности, вода сейчас занимала в последнюю очередь. Она жадно впитывала в себя каждое слово, раскрасневшись, словно юная девушка, впервые узнавшая, что у мужчин под одеждой, оказывается, скрывается нечто совсем иное, совсем не схожее с ее «тайным местечком». Сейчас мисс Эрика напоминала безвинную простоту даже больше, чем мисс Лидия, никогда в глаза не видавшая «Бизона» Скреджа. И оттого выглядела она пугливо-любопытной и смущенно-восторженной.
– А дальше что? – осторожно спросила она.
– А дальше голубки не рассчитали время. Старик вернулся не вовремя. На ранчо раньше утра его никто не ждал. Настолько сильно не ждал, что Кейт даже удалось заманить Дерека в господский дом. Мы туда и по праздникам-то особо не ходим. А тут он пошел. Да что там! Побежал почти что! И я тоже… Я назло ему… Потому что он обещал, а сам… И я пошла на свидание с Дэнни. Я его сама пригласила. Он посмеялся добродушно, но всё равно пришел. Я так и знала, что он придет. Дэнни ведь добрый. Ну я и подложила под одеяло узелок с одеждой, чтоб незаметно было, что я не там. А сама выбралась – и в сад. А там Дэнни стал мне говорить, что я еще маленькая. Что многого еще не понимаю. Но я еще обязательно встречу… такого, как надо. А он уже старый для меня, и вообще… Вот тут-то мы выстрелы и услышали. А потом крик. В господском доме кричали. Я кинулась туда. Дэнни за мной. А там в спальне Кейт – окна нараспашку и светло, как днем. И Кейт вопит на старика, что он сам виноват. Нечего было прикармливать всякую «шваль». Отбросы. Выродков. Что всякие… «тупые животные»… что они смеются над ним у него за спиной… Что для этих «язычников» нет ничего святого… И сколько волка не корми… – Кора всхлипнула, но мужественно продолжила: – Старик их застал. У него захромала лошадь и он вернулся пораньше. А они там. На ее постели, и даже лампу не погасили. Старик схватился за ружье, но Дерек его заметил и выскочил в окно. Вскочил на первого попавшегося коня и – деру. А Кейт – в крик. Заявила, что они уже давно… ну, в общем, давно. И что Дерек спит и видит, когда уже наш старик сдохнет. И мечтает, как будет здесь полноправным хозяином. И станет творить, что захочет. Будет иметь тут всё, и даже собственную сестру, – Кора вздохнула. – Она врала всё. Конечно, врала. Вы ведь мне верите, правда? Вы же знаете: Дерек не такой. И он взаправду любил старика. Он батрачил на него с утра до ночи. А Кейт – это так… Это его бес попутал, – Кора снова вздохнула. – Но старик ей поверил. Ударил ее, она аж упала. Но всё равно хохотала там, как безумная. А он выскочил во двор. Посрывал лампы, что под руку попались и бросился куда-то. Мы с Дэнни не видели куда. Мы за Дереком кинулись. Мы думали, он недалеко ускакал. Он же голый. Ну, из койки ведь. Разве что шторку с окна сорвать успел, когда во двор выпрыгивал. Вот мы и кинулись за ним. Дэнни говорил – всё образуется, старик успокоится, они поговорят. А если и нет, так Дерека любой ковбоем возьмет. Или вообще… на прииски поедет. Но всё будет хорошо. Всё точно будет хорошо, жаль только, что Финстока нету, что почти все ковбои на пастбище, только этот лизоблюд, негодяй этот Рафаэль со своей сворой остались… Интересно, если б дядя Бобби там был… если не его смена была…
С каждым предложением Кора говорила всё медленней. Каждое слово давалось ей всё тяжелее.
– А потом мы увидели огонь. Что-то горело во дворе. И мы повернули назад. Раз Дерека всё равно не нашли. Там что-то горело. Что-то… что… – Кора стиснула голову руками, словно пытаясь раздавить. Или хотя бы выдавить из нее воспоминания. – Он просто облил мамин домик керосином – и сам поднес к нему спичку. Я знаю, что сам. Я не видела – как. Но эти самые спички были у него в руках. А Рафаэль и его скоты просто стояли и смотрели. Стояли и смотрели. И мы с Дэнни тоже стояли и смотрели. И я всё никак не могла понять, а где же мама? Отчего же ее не видать? Домик мне было не жалко, я утешала себя мыслью, что на приисках Дерек построит нам новый. Нормальный домик, а не времянку, в какой мы тут ютились. Вот только кролик… игрушечный кролик, которого мне привезли на Пасху… он был совсем новый… И мамы отчего-то было нигде не видать. А потом они закричали. Кто-то из ковбоев не выдержал, кинулся… Но старик вскинул ружье. Он сказал: «Я выстрелю». Пару секунд они играли в гляделки, а потом тот и вправду выстрелил. Только не в него, а в Лору, выскочившую из двери. Выстрелом ее откинуло назад. Но не убило. Она еще кричала. Потом еще кричала. А вот маму он всё-таки пристрелил насмерть. Сразу. Выстрелил в голову. Она не кричала. Совсем. И я не кричала. Потому что Дэнни зажимал мне рот. А потом я потеряла сознание. Не знаю, что старик сказал утром ковбоям. Дяде Бобби и остальным. Когда те вернулись. А Рафаэль уехал. За Дереком. А меня Дэнни с Айзеком спрятали. И сказали, что всё образуется. Всё как-нибудь наладится и будет хорошо. Вот только ничего хорошего больше не будет. Потому что мой собственный отец сжег мою мать. Он облил наш домик керосином – и сам поднес к нему спичку. Я не видела как. Но это точно был именно он.
На улице вконец стемнело, когда Стайлз наконец переступил порог родного дома. Устало стащил с себя сюртук прямо там, в гостиной. Бросил его на кресло, особо не беспокоясь – попал, или тот свалился на пол. И медленно, в потемках, не зажигая лампы, на ощупь побрел к себе в спальню.
Наверно, ему стоило бы уже беспокоиться, что отец до сих пор не вернулся. Беспокоится, как там Дерек, не стало ли тому хуже. Беспокоиться за перекрашенного, но от этого не менее ворованного коня. За Дитона, к которому он сегодня даже не заглядывал. За мисс Эрику и Кору, которых оставил одних в ковбойской сторожке, на которую любой ублюдок наткнуться может, и тогда мисс Эрике придется-таки пускать в ход свой маленький дамский пистолетик.
Но у Стайлза просто не было сил.
Он просто медленно побрел к себе в комнату, шаркая по полу, как шаркает Джеб перед самым закрытием. Но Джеб ведь старый уже, а Стайлз… Стайлз просто очень устал. Так устал, что поскидывал вещи прямо на пол по пути в спальню. Почти сорвал их с себя, стараясь вместе с ними снять, стащить, сорвать воспоминания сегодняшнего дня.
Возле своей кровати он на минуту замер. Глядя на Дерека, он позволил себе… То, что позволял раньше только в темноте своей спальни в качестве вознаграждения за самые тяжкие испытания. Позволил себе представить. Что Дерек в его кровати не просто так. И что повод для этого – радостный. Хороший у них для этого повод. И что стонет тот сейчас… Впрочем, на подобные фантазии у Стайлза сейчас вот честное-пречестное ну просто нету сил.
Так что он только решительно пырхнул носом и приказал себе не быть тряпкой, собраться, и быть… Ну, если не мужчиной (нет, у него вот правда нету сейчас сил), то хотя бы врачом. Стайлз сжал кулаки, на секунду прикрыл глаза – а открыл их уже не спасенный героем Дереком мальчишка Стайлз, а помощник доктора младший Стилински. Который зажег-таки свечу и сначала напоил водой полусонного, еще не отошедшего от принятой утром настойки опия, пациента. Потом бережно сменил повязку, осматривая рану и нанося новую порции мази. И даже нашел в себе силы, чтобы снова спуститься вниз, подогреть на кухне бульон, и попытаться покормить больного. Вышло у него не очень, но ложек семь в Дерека влить всё-таки получилось. Остальное Стайлз – полусонный, уморившийся, многое, слишком многое переживший и пропустивший сегодня через себя Стайлз – выпил сам. После чего оставил миску просто на полу. И полез под одеяло (под горячий бок, лучше не вспоминать – чей именно, потому что сил действительно не осталось, так чего расстраиваться из-за упущенных возможностей) и наконец-то закрыл глаза.
Впервые за этот день у него есть повод для радости. Охрененный повод для радости.
Стайлз очень рад, что этот день наконец-то закончился.
Говорят, нет большей радости, чем проснуться в объятиях любимого. Почувствовать его нежную руку на своей спине. Вдохнуть запах его кожи. Провести по ней губами…
Стайлз и рад бы узнать, правду ли говорят. Но он просто не успел спросонья осознать – ни где там его рука, ни что там за запах – из сна его выдернул громкий стук. Можно сказать, стучище. Кто-то ломился в двери. Да так, что, кажись, сейчас ее выломает. В итоге вместо рук, запаха и всякой там нежности Стайлз проснулся от жесткости, – от жесткости пола, на который он благополучно свалился, испуганный стуком.
Первая паническая мысль: «Отец!» Просто «отец» даже без любого предположения – что там с ним может быть и как. Потому что отец – шериф, и с ним может быть что угодно. Так что Стайлз бросился к двери прям так, как был – голяка, и даже не взглянув на Дерека. Такого же голого Дерека. В его собственной кровати. Но там ведь отец до сих пор не вернулся, а сейчас так стучат, что это явно не к добру, и…
И на пороге мисс Эрика.
Не успел он закрыть за ней двери, как она тут же схватила его за плечи:
– Я оставила Кору со своей младшей сестрой. Поехала в город за едою, и по дороге… Дерек всё еще у тебя?
Стайлз только захлопал глазами, бестолково хватая ртом воздух. Потом кинулся к креслу, схватил сюртук. Кинулся в спальню. На полпути затормозил. Вернулся к Эрике.
– Что… Зачем… Ты зачем?..
И тут снова раздался стук в дверь.
– Кто…
Мисс Эрика успела заткнуть ему рот, делая страшные глаза, и шепотом повторила:
– Он всё еще здесь?
Стайлз смог только кивнуть в ответ.
– В спальне?
Очередной кивок.
– А шерифа до сих пор нет?
Стайлз только зажмурился, вновь окунаясь в недавние переживания.
– Ладно, выжди минуту и открывай.
И мисс Эрика на цыпочках, крадучись, направилась из гостиной в сторону хозяйских спален.
Стайлз шумно вдохнул. Он никак не мог надышаться. Всё вчерашнее беспокойство – за отца, за Дерека, за Кору, за мисс Эрику, которая, разумеется, не просто так ворвалась к нему в дом – все тревоги и волнения накатили на него с новой силой, будто в отместку, что он не уделил им должного внимания вчера. И теперь они постарались отыграться по-полной сегодня.
В дверь снова постучали. Не так, как стучала мисс Эрика, а спокойно, вальяжно, снисходительно даже. Но Стайлза, никогда раньше не страдавшего особыми предчувствиями, вдруг пробрала дрожь.
– Минутку, – попросил он хриплым со сна голосом. Пару раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, а потом потянул засов и решительно дернул дверь на себя.
– Добрый день, мистер Стилински. Он ведь добрый, не так ли?
Но с этим утверждением Стайлз вряд ли готов был согласиться: ни один день, начавшийся с Джерарда Арджента и его головорезов на родном пороге, не может считаться добрым.
Автор: lisunya
Бета: GinGin Lolli
Пейринг: Дерек/Стайлз (основной)
Рейтинг: NC-17 (ну, я надеюсь
)Жанр: слэш, AU, агнст, hurt/comfort
Статус: в процессе
Размер: не знаю пока (см. предыдущий пункт)
Предупреждения: АУ, упоминание смерти второстепенных персонажей
Саммари: на Диком Западе конокрадов очень не любят. Но, похоже, сын шерифа любит в одного из них…
Пожалуй, что Эрика Рейес пошла в свою мать. В том смысле, что обе они – странные женщины. Непонятные совсем. Вот вроде и сильные, но всё равно… бабы. Тихие, неконфликтные – а своего завсегда добьются. Хоть Эрика-то сейчас… как бы это помягче… да чтоб из приличного общества не выгнали за подобные выражения… В общем, Эрика сейчас – это не та Эрика, что была раньше.
Впрочем, и миссис Рейес – после того, что с дочкой сталось – уже не та, что прежде.
Но обе они сильные. Хоть и бабы.
И нет в Бикон Хиллс ни одного мужчины, который не уважал бы женщин рода Рейес. И ту, что на своем женском горбу уже пятый десяток тащит всё хозяйство, и ту, которая даже после «Бизона» Скреджа имеет силы и волю (и просто желание) ходить по их городку с гордо поднятой головой, да еще и не шарахаться испуганно от каждого встречного мужчины.
А вот женщины Бикон Хиллс женщин рода Рейес, наоборот – терпеть не могут. Ну, видимо, по тем же причинам, по которым их мужья смеют женщин Рейес уважать. Иногда даже больше собственных жен.
Стайлз и Эрика привезли Кору на ферму Рейесов, в ковбойскую сторожку на самой окраине их земли. Эрика заверила, что в ближайшие пару дней там никто не появится. Стайлз сделал вид, что даже не сомневается в этом.
Им просто некуда было больше ее везти. Ну не красить же ее, как лошадь, и не ставить в саллуное стойло? В сторожке хотя бы есть матрас. Целых два вообще-то. Запас воды и сухарей. И очаг. Хотя вряд ли Кора захочет развести в нем огонь.
– Он их сжег.
Это первые слова, которые она им сказала. С тех пор, как они достали ее из сундука по дороге в город.
И Стайлз готов поклясться, что это вообще первые ее слова с тех пор, как Дэнни и Айзек, затыкая ей рот, затащили ее в ковбойский барак, а потом двое суток прятали по конюшням и пристройкам на ранчо.
– Милая… – мисс Эрика осторожно присела рядом. Даже руку подняла, словно погладить хотела. Но потом передумала. – Солнышко, не думай сейчас…
– Он их сжег, – уже решительнее повторила Кора. С какой-то злобой. Почти ненавистью. С каким-то… нежеланием поверить. – Просто облил мамин домик керосином и сам поднес к нему спичку.
Стайлз молчит. И мисс Эрика не находится, что сказать. Потому что… ну что тут скажешь?
– Это всё Кейт! – вдруг с ненавистью зарычала Кора и оскалила зубы в хищном, безумном оскале.
«Так, наверное, выглядят одержимые», – пронеслось у Стайлза в голове. И он невольно попятился.
– Ке-эээ-эйт, – злобно тянет Кора и щурит глаза, словно стараясь разглядеть свою врагиню в темном углу сторожки. Крылья ее носа судорожно трепещут, шумно поглощая спертый воздух, как, верно, трепещут на ветру полы типи, покинутых индейцами, вышедшими на тропу войны. А в следующую секунду она упала лицом в ладони – топя в них и злобные глаза, и воинственный нос – и надсадно всхлипнула: – Она, и этот дурачок Дерек.
Вот только голос ее при упоминании брата невольно смягчается – и вместо обвинения выходит вдруг жалоба. Жуткая детская обида на любимого старшего братика. Который старше. Который носил на плечах. И ты сидела там, словно на вершине мира. Который герой. Потому не боится крыс и темноты. Который… брат. Глупый. Обманувший и сам обманутый. Обидевший. До смерти. Но всё равно – брат.
– Что ж ты наделал, Дерек? – и Кора наконец-то зашлась плачем. Горьким, обиженным плачем обманутого ребенка. Осиротевшего вмиг.
И вот тут уже не выдержал Стайлз: присел, протянул руку, и решительно (с той решимостью, которой и не хватило Эрике) притянул к себе. Позволил уткнуться в плечо. И сделал то, что делает каждый мужчина, пытающийся утешить обиженную – такими же мужчинами обиженную – женщину, соврал:
– Всё будет хорошо, Кора. Всё как-нибудь образуется.
Пожалуй, что лучше было бы семь раз вправить нос Эннису, или два раза прооперировать огнестрельное ранение (кого-нибудь постороннего… не Дерека, нет!), или даже ампутировать конечность… к примеру, у Джексона. Да, Стайлз даже на это готов. Что угодно! Что угодно… кроме, конечно, папы… и Дерека… а еще, пожалуй, мисс Эрики и мисс Лидии…
Что угодно – кроме рыдающей Коры.
Потому что и нос, и рана от пули, и даже ампутация – всё это грязно и больно. Всё это очень жестоко. И, конечно, опасно.
Но это еще не смертельно.
Всё это – это, когда еще можешь помочь. Хоть чем-то… хоть как-то помочь. Через грязь и кровь, через боль и страх, через собственную дрожь в пальцах и сомнение в своих силах. Но ты можешь.
А когда у тебя на плече плачет ребенок, лишившийся – лишенный – семьи и опоры… Стайлз не знает, как такому помочь. Такого он не читал в своих медицинских книгах.
В какой-то момент Кора вдруг затихла. Отодвинулась от Стайлза и решительно утёрла лицо тыльной стороной ладошки.
– Он думал – она его любит. Я знаю, он правда так решил, – глухо произнесла она.
И у Стайлза, и Эрики просто не хватает духу ее остановить. Они – так никому и не рассказавшие о своих Скреджах и «Бешенных Биллах» – дают ей единственное, что они в силах ей дать: возможность выговориться.
– Когда Лора смеялась над ним… Из-за того, что он выслуживается перед пап… стариком. Перед этим чертовым Арджентом. Она говорила, что он дурак, – всхлипнула Кора. И надсадно шмыгнула носом, прежде чем почти шепотом добавить: – Она была права. Они часто ссорились с Лорой. Дерек и Лора, – зачем-то поясняет она. – Сестренке не нравилось, что Дерек ходит перед стариком на задних лапках. А еще это огорчало маму. Мама никогда не любила старика.
По грязному детскому личику снова потекли слезы. От этого лицо почему-то кажется еще грязнее. Еще чумазей и неряшливей. Но у чистюли Стайлза оно отчего-то вызывает не желание умыть девчонку, смыть слезы и сопли, а желание взять револьвер и пристрелить одного «старика», устранив саму причину этих слез.
– Мама его не любила, нет. А Лора любила маму. И ей не нравилось, когда мы… что мы… Но я же не знала, что он такой! – снова зашлась она истеричным плачем. – Я не знала! Я б ни за что не стала его любить, если б знала, какой он! Что он… Он плохой. Он совсем-совсем нехороший, – и словно только сейчас догадавшись: – И он нас не любит. Ни меня. Ни Дерека. И маму с Лорой совсем… Почему он нас не любит? Мы были хорошими. По крайней мере, мы с Дереком точно были хорошими. Мы так старались. Дерек вкалывал на ранчо, как проклятый. С восьми лет уже с ковбоями на пастбище ездил. Он даже раньше дяди Бобби вставал. Он всё-всё мог. И с коровами, и с лошадьми. Он даже в курятнике управляться умел, а там у нас петухи знаете, какие злые! И куры клюются. А он мог, он всё умел! Дерек лучше всех объезжал лошадей. И клеймил скот. И подковать. И подлечить. И… и… И, в общем, всё! Он самый лучший! Самый-самый! Ну почему? Почему он нас не любит?!
Кора уткнулась в колени и пару минут просто выла, царапая себе грязными ногтями щиколотки. Отчаянно тихо и по-звериному безнадежно.
– Мама знала. Она с самого начала знала, – сама себе кивнула Кора, продолжая свою нелегкую исповедь. – Она так старалась… как-то нас подготовить. Как-то нам… объяснить. Намекнуть. Она всё просила нас… не принимать старика всерьез. Говорила: нам с белыми людьми не по пути. Не надо, мол, слушать, что белые люди болтают. Не надо им… верить. И Лора ее поддерживала. Всё просила брата… меньше с ними общаться… Со всеми, даже с дядей Бобби. И, конечно, с Кейт. С этой… сучкой, – последнее слово Кора произнесла с вызовом, но почти испуганно. Наверняка, это первое ругательство, которое она позволила себе произнести вслух. Ребенок, выросший на ранчо в окружении ковбоев, таких ругательств, верно, знает немало. Но, как всякий ребенок, выращенный доброй матерью, она боится произносить их вслух. Даже сейчас, сидя на земляном полу укромной сторожки, она невольно вжала голову в плечи, словно опасаясь воспитательной материнской оплеухи. Но ничья рука не спешила наказывать ее за «плохие слова», и Кора медленно выпрямилась. И уже решительней повторила: – Сучка Кейт.
Судя по мрачной улыбке, застывшей на детских губах, ей понравилось, как это звучит. Решительно и твердо. По-взрослому. Оскорбительно. Это ее маленькая месть. Единственная месть, на которую она вообще способна: хоть так, хоть словами отомстить своему обидчику.
– Она улыбалась, эта Кейт, она всегда улыбалась. Слушала, как Лора ругается с Дереком – и лыбилась довольно. Ей, наверно, было просто смешно. Наверняка, она так забавлялась. Ей ведь было «скучно в этой дыре», – Кора издевательски скривилась, передразнивая дочку, законную дочку, старика Арджента. – Ей здесь нечем было развлечься. Ну вот она и развлекалась, стравливая Дерека и Лору. Всё подзуживала его, говорила, что Лора завидует. Что она просто сама ничего не умеет. А Дерек всё может, Дерек такой «славный». И вообще: он мужчина, ему видней, а сестре стоило бы помолчать и послушаться. Сама-то она не сильно слушалась, когда отец… старик то есть… притащил ее домой чуть ли не за косы! Беспутная шалава! Ой… Ну да… Она такая. Все знают, что она в большом городе распутничала с женатым мужчиной. Наверняка дурила ему голову, также как Дереку. Старику даже пришлось ехать за ней. Притащил ее домой, на нашу беду. Старик запретил ковбоям с ней общаться. Знал ведь ее блудливую натуру. А Дерек… он ведь и не ковбой на самом-то деле. Он вообще… не пойми что… Мы с ним… Он и я… Не пойми что.
Кора судорожно вздохнула. Еще ниже опустила голову. И уже тише продолжила:
– Единственную забаву, которую Кейт себе тут нашла – это дразнить Лору и смущать Дерека. Он говорил – она его «понимает», – передразнила Кора брата. – Она «милая». С ней «интересно». И он сам ей… интересен. Только это чушь! – взорвалась вдруг она, снова гневно сверкая глазами. – Полнейшая чушь! Она просто развлекалась за его счет. Наверняка, еще и смеялась у него за спиной. А потом… потом… Что-то переменилось после Пасхи. Кейт вернулась из города мрачнее тучи. И на Дерека посмотрела… Когда он вышел встречать их после возвращения… Он ведь не христианин. Рождество и Пасха – это единственные дни, когда он оставался за главного, пока почти всё ранчо выезжало в город на службу. Но как только старик вернулся, Дерек пошел к нему с отчетом. Похвалиться какой он молодец и как отлично со всем справился в его отсутствие. И я с ним пошла. Потому что отец обещал мне кролика. Он обещал игрушечного кролика привезти мне из города, – она замолкла на несколько секунд и без всякого выражения в голосе закончила: – Его он тоже сжег вместе с нашим домиком.
На пару минут в сторожке повисла гулкая тишина. Неуютная. Страшная. Но Стайлз знает: это еще не конец. Это только начало конца.
– Старик помог Кейт спуститься из двуколки, – продолжила Кора и тут же насмешливо фыркнула: – Тоже мне неженка! На лошади толком ездить не умеет. Дура! А туда же! Зыркнула на брата так, что он аж с шагу сбился. А она только губы поджала и убежала в дом. Я надеялась, что теперь-то они больше не будут водиться, – ревниво добавила младшая сестренка Дерека, но Стайлз уже знает, что ее надеждам не суждено было сбыться. – Но на следующее утро она опять к нему подошла. Она всегда первой к нему подходила. Снова начала петь ему эти… ну, комплименты там всякие…
– Дифирамбы, – с трудом разлепив пересохшие губы, вставил Стайлз.
– Ну, может, и их, – Кора не стала спорить, справедливо решив, что помощнику доктора со всей его ученостью наверняка видней. – А еще она начала к нему… ластиться.
В своем углу мисс Эрика даже воздухом подавилась:
– Это как это? Это что же… Ты что имеешь в виду?
– Ну, ластиться. Как кобель к сучке, когда у той течка – только наоборот. То по руке его погладит: «Ах, какие у тебя мускулы, Дерек!» То вроде как споткнется на ровном месте и прям повиснет на нем. А один раз вообще сделала вид, что ногу потянула и заставила его тащить себя домой на руках. А сама его всё руками, руками! И по плечам, и по шее, и в волосы-то пальцами зарывается, и дышит так… правильно так дышит… и прямо на ухо. Он ее чуть не уронил пару раз. Жаль, что не уронил, дурака кусок! Лучше б она себе шею сломала! Но она не сломала, – грустно констатировала Кора. – Только еще сильней ластиться к нему начала. Даже дядя Бобби заметил. И кое-кто из ковбоев. Айзек вот, например. Айзек милый. Леденцы мне с ярмарки всегда привозит. И он тоже заметил. Дядя Бобби даже пытался с братом поговорить. Что, мол она ему не пара. И сучка еще та. И лучше б он вообще с парнями любовь крутил, чем с этой змеей подколодной.
На этой фразе воздухом подавился уже Стайлз. И невольно порадовался, что на улице уже темнеет и девчонкам не видать его враз покрасневших щек. А еще очень понадеялся, что и стука его заполошного сердца им тоже не слыхать.
– Только брат, он ведь упрямый. И вообще. Ну и Кейт… хитрая уж очень. После того, как Дерек намекнул ей, что ковбои над ними уже смеются… Ну как намекнул? Он же дурачок прямодушный. Сказал, что они, мол, выдумывают черти что. И вообще. Но Кейт после этого вожжи стала придерживать. Поотстала малость. А пару недель назад, когда отец… ну, старик то есть… уехал с ковбоями на пастбище, она подстерегла Дерека в конюшне – ну, он ее и повязал.
– Как повязал? – вырвалось у мисс Эрики.
– Ну, как кобель сучку вяжет, – с детским простодушием пояснила Кора. И по реакции взрослых догадавшись, что брат сделал всё-таки что-то не то, тут же кинулась его выгораживать: – Да она сама хотела! Честное слово! Он поначалу даже отбивался. Честно-честно! Я как раз в дальнем стойле ждала, пока он денник Ветерка чистить закончит, чтобы он меня на плечах покатал. А тут она. И чуть ли не с ходу давай с себя одежку срывать. «Ах, Дерек! Ах, я не могу больше сдерживаться! Ты разжег во мне такую страсть, Дерек!» Ну прям такую страсть, что бедолага Дерек чуть себе граблями не отбил там… ну там… себе всё, пока метался по деннику, пытаясь увернуться от ее цепких лапок. Только от такой фиг смоешься. Стоило ему споткнуться и упасть на спину, как эта сучка тут же запрыгнула сверху и давай по нему елозить. Я такого… ну, этой самой «страсти такой» не видала, даже когда наши жеребцы кобыл покрывают. Ну и, видимо, в какой-то момент она его страстью этой таки заразила, потому что он перестал сдерживаться, зарычал даже, подмял ее под себя, ну и… В общем, повязал. Потом она, весьма довольная собой, враскорячку похромала в господский дом, а Дерек так и остался там лежать. Он даже забыл, что я в конюшне, представляете? Так удивился, когда меня увидел. Перепугался, побледнел, заикаться начал… И тогда я тоже сказала ему, что прав был дядя Бобби: лучше б он с парнями любовь крутил. Потому как, по всему видать, Кейт плохо сказывается на его здоровье. Душевном, по крайней мере, – Кора снова шмыгнула носом. – Он обещал мне, что больше не будет. Просил ничего не говорить маме. И особенно Лоре. Говорил, что это была… ошибка. Что просто так получилось. Но это случайно и только один раз. А больше никогда, – она мрачно усмехнулась. – Но через пару дней старик снова уехал на пастбище.
Кора вновь замолкла и с болезненной гримасой потерла натруженное горло. Стайлз тут же вытащил из внутреннего кармана флягу с водой. Пока сестренка Дерека жадно пила, Стилински оглянулся на мисс Эрику, гадая, будет ли это гигиенично – предложить ей выпить из его фляжки после того, как из нее уже пили… И будет ли это галантно – не предложить. Но мисс Эрику, по всей вероятности, вода сейчас занимала в последнюю очередь. Она жадно впитывала в себя каждое слово, раскрасневшись, словно юная девушка, впервые узнавшая, что у мужчин под одеждой, оказывается, скрывается нечто совсем иное, совсем не схожее с ее «тайным местечком». Сейчас мисс Эрика напоминала безвинную простоту даже больше, чем мисс Лидия, никогда в глаза не видавшая «Бизона» Скреджа. И оттого выглядела она пугливо-любопытной и смущенно-восторженной.
– А дальше что? – осторожно спросила она.
– А дальше голубки не рассчитали время. Старик вернулся не вовремя. На ранчо раньше утра его никто не ждал. Настолько сильно не ждал, что Кейт даже удалось заманить Дерека в господский дом. Мы туда и по праздникам-то особо не ходим. А тут он пошел. Да что там! Побежал почти что! И я тоже… Я назло ему… Потому что он обещал, а сам… И я пошла на свидание с Дэнни. Я его сама пригласила. Он посмеялся добродушно, но всё равно пришел. Я так и знала, что он придет. Дэнни ведь добрый. Ну я и подложила под одеяло узелок с одеждой, чтоб незаметно было, что я не там. А сама выбралась – и в сад. А там Дэнни стал мне говорить, что я еще маленькая. Что многого еще не понимаю. Но я еще обязательно встречу… такого, как надо. А он уже старый для меня, и вообще… Вот тут-то мы выстрелы и услышали. А потом крик. В господском доме кричали. Я кинулась туда. Дэнни за мной. А там в спальне Кейт – окна нараспашку и светло, как днем. И Кейт вопит на старика, что он сам виноват. Нечего было прикармливать всякую «шваль». Отбросы. Выродков. Что всякие… «тупые животные»… что они смеются над ним у него за спиной… Что для этих «язычников» нет ничего святого… И сколько волка не корми… – Кора всхлипнула, но мужественно продолжила: – Старик их застал. У него захромала лошадь и он вернулся пораньше. А они там. На ее постели, и даже лампу не погасили. Старик схватился за ружье, но Дерек его заметил и выскочил в окно. Вскочил на первого попавшегося коня и – деру. А Кейт – в крик. Заявила, что они уже давно… ну, в общем, давно. И что Дерек спит и видит, когда уже наш старик сдохнет. И мечтает, как будет здесь полноправным хозяином. И станет творить, что захочет. Будет иметь тут всё, и даже собственную сестру, – Кора вздохнула. – Она врала всё. Конечно, врала. Вы ведь мне верите, правда? Вы же знаете: Дерек не такой. И он взаправду любил старика. Он батрачил на него с утра до ночи. А Кейт – это так… Это его бес попутал, – Кора снова вздохнула. – Но старик ей поверил. Ударил ее, она аж упала. Но всё равно хохотала там, как безумная. А он выскочил во двор. Посрывал лампы, что под руку попались и бросился куда-то. Мы с Дэнни не видели куда. Мы за Дереком кинулись. Мы думали, он недалеко ускакал. Он же голый. Ну, из койки ведь. Разве что шторку с окна сорвать успел, когда во двор выпрыгивал. Вот мы и кинулись за ним. Дэнни говорил – всё образуется, старик успокоится, они поговорят. А если и нет, так Дерека любой ковбоем возьмет. Или вообще… на прииски поедет. Но всё будет хорошо. Всё точно будет хорошо, жаль только, что Финстока нету, что почти все ковбои на пастбище, только этот лизоблюд, негодяй этот Рафаэль со своей сворой остались… Интересно, если б дядя Бобби там был… если не его смена была…
С каждым предложением Кора говорила всё медленней. Каждое слово давалось ей всё тяжелее.
– А потом мы увидели огонь. Что-то горело во дворе. И мы повернули назад. Раз Дерека всё равно не нашли. Там что-то горело. Что-то… что… – Кора стиснула голову руками, словно пытаясь раздавить. Или хотя бы выдавить из нее воспоминания. – Он просто облил мамин домик керосином – и сам поднес к нему спичку. Я знаю, что сам. Я не видела – как. Но эти самые спички были у него в руках. А Рафаэль и его скоты просто стояли и смотрели. Стояли и смотрели. И мы с Дэнни тоже стояли и смотрели. И я всё никак не могла понять, а где же мама? Отчего же ее не видать? Домик мне было не жалко, я утешала себя мыслью, что на приисках Дерек построит нам новый. Нормальный домик, а не времянку, в какой мы тут ютились. Вот только кролик… игрушечный кролик, которого мне привезли на Пасху… он был совсем новый… И мамы отчего-то было нигде не видать. А потом они закричали. Кто-то из ковбоев не выдержал, кинулся… Но старик вскинул ружье. Он сказал: «Я выстрелю». Пару секунд они играли в гляделки, а потом тот и вправду выстрелил. Только не в него, а в Лору, выскочившую из двери. Выстрелом ее откинуло назад. Но не убило. Она еще кричала. Потом еще кричала. А вот маму он всё-таки пристрелил насмерть. Сразу. Выстрелил в голову. Она не кричала. Совсем. И я не кричала. Потому что Дэнни зажимал мне рот. А потом я потеряла сознание. Не знаю, что старик сказал утром ковбоям. Дяде Бобби и остальным. Когда те вернулись. А Рафаэль уехал. За Дереком. А меня Дэнни с Айзеком спрятали. И сказали, что всё образуется. Всё как-нибудь наладится и будет хорошо. Вот только ничего хорошего больше не будет. Потому что мой собственный отец сжег мою мать. Он облил наш домик керосином – и сам поднес к нему спичку. Я не видела как. Но это точно был именно он.
На улице вконец стемнело, когда Стайлз наконец переступил порог родного дома. Устало стащил с себя сюртук прямо там, в гостиной. Бросил его на кресло, особо не беспокоясь – попал, или тот свалился на пол. И медленно, в потемках, не зажигая лампы, на ощупь побрел к себе в спальню.
Наверно, ему стоило бы уже беспокоиться, что отец до сих пор не вернулся. Беспокоится, как там Дерек, не стало ли тому хуже. Беспокоиться за перекрашенного, но от этого не менее ворованного коня. За Дитона, к которому он сегодня даже не заглядывал. За мисс Эрику и Кору, которых оставил одних в ковбойской сторожке, на которую любой ублюдок наткнуться может, и тогда мисс Эрике придется-таки пускать в ход свой маленький дамский пистолетик.
Но у Стайлза просто не было сил.
Он просто медленно побрел к себе в комнату, шаркая по полу, как шаркает Джеб перед самым закрытием. Но Джеб ведь старый уже, а Стайлз… Стайлз просто очень устал. Так устал, что поскидывал вещи прямо на пол по пути в спальню. Почти сорвал их с себя, стараясь вместе с ними снять, стащить, сорвать воспоминания сегодняшнего дня.
Возле своей кровати он на минуту замер. Глядя на Дерека, он позволил себе… То, что позволял раньше только в темноте своей спальни в качестве вознаграждения за самые тяжкие испытания. Позволил себе представить. Что Дерек в его кровати не просто так. И что повод для этого – радостный. Хороший у них для этого повод. И что стонет тот сейчас… Впрочем, на подобные фантазии у Стайлза сейчас вот честное-пречестное ну просто нету сил.
Так что он только решительно пырхнул носом и приказал себе не быть тряпкой, собраться, и быть… Ну, если не мужчиной (нет, у него вот правда нету сейчас сил), то хотя бы врачом. Стайлз сжал кулаки, на секунду прикрыл глаза – а открыл их уже не спасенный героем Дереком мальчишка Стайлз, а помощник доктора младший Стилински. Который зажег-таки свечу и сначала напоил водой полусонного, еще не отошедшего от принятой утром настойки опия, пациента. Потом бережно сменил повязку, осматривая рану и нанося новую порции мази. И даже нашел в себе силы, чтобы снова спуститься вниз, подогреть на кухне бульон, и попытаться покормить больного. Вышло у него не очень, но ложек семь в Дерека влить всё-таки получилось. Остальное Стайлз – полусонный, уморившийся, многое, слишком многое переживший и пропустивший сегодня через себя Стайлз – выпил сам. После чего оставил миску просто на полу. И полез под одеяло (под горячий бок, лучше не вспоминать – чей именно, потому что сил действительно не осталось, так чего расстраиваться из-за упущенных возможностей) и наконец-то закрыл глаза.
Впервые за этот день у него есть повод для радости. Охрененный повод для радости.
Стайлз очень рад, что этот день наконец-то закончился.
Говорят, нет большей радости, чем проснуться в объятиях любимого. Почувствовать его нежную руку на своей спине. Вдохнуть запах его кожи. Провести по ней губами…
Стайлз и рад бы узнать, правду ли говорят. Но он просто не успел спросонья осознать – ни где там его рука, ни что там за запах – из сна его выдернул громкий стук. Можно сказать, стучище. Кто-то ломился в двери. Да так, что, кажись, сейчас ее выломает. В итоге вместо рук, запаха и всякой там нежности Стайлз проснулся от жесткости, – от жесткости пола, на который он благополучно свалился, испуганный стуком.
Первая паническая мысль: «Отец!» Просто «отец» даже без любого предположения – что там с ним может быть и как. Потому что отец – шериф, и с ним может быть что угодно. Так что Стайлз бросился к двери прям так, как был – голяка, и даже не взглянув на Дерека. Такого же голого Дерека. В его собственной кровати. Но там ведь отец до сих пор не вернулся, а сейчас так стучат, что это явно не к добру, и…
И на пороге мисс Эрика.
Не успел он закрыть за ней двери, как она тут же схватила его за плечи:
– Я оставила Кору со своей младшей сестрой. Поехала в город за едою, и по дороге… Дерек всё еще у тебя?
Стайлз только захлопал глазами, бестолково хватая ртом воздух. Потом кинулся к креслу, схватил сюртук. Кинулся в спальню. На полпути затормозил. Вернулся к Эрике.
– Что… Зачем… Ты зачем?..
И тут снова раздался стук в дверь.
– Кто…
Мисс Эрика успела заткнуть ему рот, делая страшные глаза, и шепотом повторила:
– Он всё еще здесь?
Стайлз смог только кивнуть в ответ.
– В спальне?
Очередной кивок.
– А шерифа до сих пор нет?
Стайлз только зажмурился, вновь окунаясь в недавние переживания.
– Ладно, выжди минуту и открывай.
И мисс Эрика на цыпочках, крадучись, направилась из гостиной в сторону хозяйских спален.
Стайлз шумно вдохнул. Он никак не мог надышаться. Всё вчерашнее беспокойство – за отца, за Дерека, за Кору, за мисс Эрику, которая, разумеется, не просто так ворвалась к нему в дом – все тревоги и волнения накатили на него с новой силой, будто в отместку, что он не уделил им должного внимания вчера. И теперь они постарались отыграться по-полной сегодня.
В дверь снова постучали. Не так, как стучала мисс Эрика, а спокойно, вальяжно, снисходительно даже. Но Стайлза, никогда раньше не страдавшего особыми предчувствиями, вдруг пробрала дрожь.
– Минутку, – попросил он хриплым со сна голосом. Пару раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, а потом потянул засов и решительно дернул дверь на себя.
– Добрый день, мистер Стилински. Он ведь добрый, не так ли?
Но с этим утверждением Стайлз вряд ли готов был согласиться: ни один день, начавшийся с Джерарда Арджента и его головорезов на родном пороге, не может считаться добрым.
Вопрос: Спасибо?
| 1. Угу | 52 | (100%) | |
| Всего: | 52 | ||
@темы: Teen Wolf, фанфикшен, «Взять живым или мертвым»
-
-
03.05.2014 в 14:39Вдохновения вам автор! Спасибо, спасибо
-
-
04.05.2014 в 15:08Бедный Дерек... Что же будет, когда он всё узнает?
Не представляю, как дальше будут развиваться события...
Скорее бы продолжение!
-
-
04.05.2014 в 18:57GinGin Lolli, ой, я еще сама до конца не определилась, как там будут развиваться события
читать дальше
-
-
04.05.2014 в 20:47Над новой главой работаю, честно-честно! Вот умничка!)) Жду
а что у тебя с дневом? Да в таком шоке от событий 2го мая была, что какая-то вот такая реакция получилась. Так что ничего личного ни к кому. Уже почти успокоилась, так что скоро открою
-
-
04.05.2014 в 22:54-
-
05.05.2014 в 16:22читать дальше
Нам, правда, обещают тут отключить электричество и воду в ближайшие дни. Мда, блин. Докатились. Государство любимое граждан прессует по полной программе. Будем надеяться - это просто угрозы. читать дальше
-
-
06.05.2014 в 17:09-
-
13.05.2014 в 07:22-
-
13.05.2014 в 12:46Но твой отзыв мне почему-то напомнил слоган "Мечты сбываются". Потому что они таки сбываются: lisunya-2010.diary.ru/p197391855.htm.
Очень рада, что понравилось! Спасибо за читательскую поддержку
-
-
13.05.2014 в 13:13"Мечты сбываются" это к моему предприятию (их слоган)))))
А к тебе - дай расцелую немедленно!!!!
-
-
13.05.2014 в 14:08Спасибо