ПОДБОРКА ЗАБАВНЫХ СТИХОВ

У меня зазвонил телефон…
С ужасом думаю - в сумочке он!!!

Хотела достать, там мешается многое
Я принимаю решение строгое -

ВСЁ если достану - найду телефон!
Боже, закончится ли этот звон?!

Я на-чи-на-ю все доставать…
Как мне потом все обратно убрать?

Что?

Ключ - от дома, ключи - от работы.
Бутылка с водой? Это с прошлой субботы.

Так. Здесь документы - корка собкора,
Паспорт, права - их менять уже скоро.

Косметики, - ужас - там, с пол-килограмма.
Варенье и тапочки - это для мамы.

Книга большая - формат А четыре,
О городах, островах и о мире.

Резинка - не помню, зачем покупала?
Бумажки, листочки (серьезного мало!).

Еще:

Зеркало, пилка - чтоб ногти в порядке,
Штопор, таблетки, иголка, тетрадка.
Презервативов - штук восемь. Не мало.
Не думайте что - у детей отбирала!

Отвертка, тиски, - это, кажется, мужа.
А бинт здесь зачем? Он совсем мне не нужен.

Ножницы, степлер, ручки, линейка,
Дискеты, расческа, духи, батарейка.

Повестка судебная - Боже, забыла!
И мыльница - только футлярчик без мыла.

А также:

Стакан, зажигалка, партийный билет,
Талончик счастливый - храню 10 лет.

Так. Вот он пакет, бижутерии кучка,
Вот она радость - родная получка!

Хлеб, молоко, колбаса, и печенье
Бутылка вина - это для настроенья!

Сумка пуста - телефона там нет…
Зачем все достала - кто даст мне ответ?!

И главное - как это все поместилось?
А как все - обратно? Скажите на милость!
Да-а-а-а… Как нам, девчонки, собой не гордиться?
Всё в МАЛЕНЬКОЙ сумочке - 20 на 30.

***

Вчера я ехал на работу
в метель, туман и гололёд,
вдруг мимо пронеслась Тойота,
взяла опасный поворот.
Пересекая автостраду
там, где сплошная полоса,
водитель мазалась помадой
и тушью красила глаза!
Как тут от злости не беситься?
Я в гневе бритву уронил
(я дома не успел побриться
и по дороге щёки брил).
Упала бритва в кофе прямо
(между колен стоял стакан -
мне вкусный кофе варит мама -
его я пью в такой туман).
Когда предмет тяжёлый падал,
крутой горячий кипяток
плеснул туда, куда не надо -
там третьей степени ожог.
И вот от боли я подпрыгнул,
и из моей руки другой
вдруг выпал телефон мобильный -
и снова - в кофе по прямой.
Не помню, что там дальше было...
Открыл глаза: больница? морг?
Теперь ни тачки, ни мобилы...
Зато повязка между ног.
Весь загипсован под завязку,
без гипса только голова.
А вот мораль у этой сказки -
У ВСЕХ БЫ БАБ ЗАБРАТЬ ПРАВА

@темы: юмор

---

Тест от Rabbit Hole

Оригинал взят у в Кто какая нечисть по знаку зодиака?

Узнать

@темы: тесты

---

Это уже диагноз. Эпилог.

Ну вот, кажется, и всё. Большое спасибо всем, кто это читал. Отдельная благодарность - всем, кто оставлял комментарии, это отличный стимул для автора писать снова и больше надеюсь, что окончание вышло достойным. Правда, кусочек текста получился небольшой, но в качестве бонуса я смастерила вам обойку. Приятного прочтения и просмотра!

Название: Это уже диагноз
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински и еще парочка в «приемные часы» заглядывает
Рейтинг: R (для этой части)
Жанр: ангст, hurt/comfort, юмор (что правда мой, специфический)
Размер: миди (34 стр. или ≈18,5 тыс. слов)
Статус: закончен
Саммари: Дереку Хейлу нужно поставить диагноз Стайлзу Стилински. Думаете, это легко?

Стайлз пулей влетает в дом и кидается к лестнице, чтобы уже с третьей ступеньки, злобно чертыхнувшись, вернуться назад и запереть-таки входные двери. Заодно бросает прям в холле рюкзак с вещами и теперь уже налегке с удвоенной скоростью мчится в свою комнату. Но стоит ему распахнуть дверь в свое «логово», как он с испуганным вскриком шарахается назад в коридор. Потому что прямо перед ним на фоне окна чернеет чья-то фигура, которой в его комнате точно быть не должно. Если б на время его отсутствия отец сдал его комнату гастарбайтерам, он ведь предупредил бы Стайлза, правда?
Фигура импульсивно делает пару шагов навстречу, замирает и уже как-то нерешительно зовет:
– Стайлз.
Мальчишка давится готовым вырваться из глотки криком о помощи и неверяще присматривается получше.
– Дерек? Черт тебя возьми, ты напугал меня до смерти! Я так тебе понравился в качестве пациента, что ты решил снова отправить меня в больницу, на этот раз с инфарктом?
– Я хотел поговорить.
– Ты как в мою комнату попал?
– В окно влез.
– Средь бела дня лезть в дом к шерифу? Ну знаешь ли, ты малость того…
Но, может, Питер был прав и у Стайлза всё же есть шанс? Ведь не стал бы Дерек так рисковать, чтобы просто сказать, что между ними ничего не может быть, ну правда? Это ведь и по телефону можно сказать, да? Особенно, если тетя Мелисса права и телефонная связь между ними всё это время всё же была. Одностороння, что правда, но хоть такая. Да и вообще, если б Дерек хотел ему сказать, что между ну вот вообще ничего не может быть, – ему просто стоило сказать об этом прямо своему дяде и его отцу. И после такого заявления Питер Хейл и шериф Стилински не просто б сняли «защитный контур» со Стайлзовой палаты, отменив запрет на посещение пациента, – да они б собственноручно притащили туда Дерека, чтобы тот сказал, что он «этих отношений вовсе не хочет». Они ж то, наверняка, уверены, что стоит Стайлзу услышать это от самого Дерека, как он тут же возьмется за ум и бросит это гиблое дело по завоеванию младшего Хейла. Ха! Видать, история с Лиззи Мартин, которая тянулась без малого семь лет, их ничему не научила.
Кстати, он ради Лиззи в чужие окна не лазил. Ему как-то даже в голову ничего подобного не приходило. Ну так, максимум воздушные шарики в больницу притащить, когда она лежала там с пневмонией. А Дерек вот влез…
Отец всё время повторяет, что судить надо по поступкам, а не по словам. Сказать, мол, можно что угодно – а ты попробуй на деле сказанное докажи. Можно бахвалиться собственной храбростью и обоссаться от страха, наткнувшись ночью на шестилетнего ребенка в хэллоуинском костюме (ох и посмеялся тогда Стайлз над помощником отца, мистером Рафферти; а вот самому отцу что-то было не до смеха: «Когда мы выезжаем на дежурства, от этого человека, бывает, жизнь моя зависит»). А можно молчать о чувствах – и, рискуя карьерой и репутацией семьи, собственной свободой, если отец и впрямь решится исполнить свою угрозу и инкриминировать Дереку растление несовершеннолетнего, всё равно лезть в окно. Чтобы хотя бы просто честно глядеть в глаза, когда будешь размазывать гордость пацана по стенке, объясняя почему он тебя недостоин.
Но ведь Стайлз достоин. Он в этом уверен. А сейчас мы и Дерека в этом убедим. Стайлз умеет заговаривать зубы. Он так заболтает Хейла, что тот в себя придет только лет через десять… А тогда уже поздно будет рыпаться: совместная ипотека на дом, двое приемных детей и шериф, опять же, без оружия в гости к зятю не ездит. Ох, какие радужные планы! Во всех смыслах радужные… Надо будет попросить у приятеля ту его футболку, с гейской эмблемой…
– Мне надо объяснить…
– Знаешь, Дерек, лучше не надо! – взволнованно трясет головой Стайлз. – Ты лучше вообще об этом не думай. Главное – чувства! Первый порыв. Потому что первый порыв, он самый искренний…
– Моим первым порывом, когда я тебя увидел, было желание приложить тебя об спинку кровати.
– Ну… Не такой уж и плохой порыв… Надо только его немного подкорректировать. Не «приложить», а «положить», например. На кровать. А еще лучше – «разложить на кровати». А дальше… Ты какие позы больше любишь? У тебя ведь их несколько? Потому что у меня их пока несколько. Ну, в смысле в теории они все хороши, поэтому мне трудно выбрать. Но, думаю, мы со временем с тобой определимся…
– Слушай, это немного не тот разговор, на который я рассчитывал…
– Ага, так бывает: иногда получается лучше, чем задумывал…
– Может, все-таки отвлечемся от секса…
– Не надо отвлекаться от секса! Тем более что у нас его до сих пор еще не было! Вот, кстати, я согласен на такой вариант: давай займемся сексом – а потом, так уж и быть, можем от него немного отвлечься. До завтра. У отца завтра как раз дневная смена. И у меня освобождение от школы до следующего понедельника…
– Стайлз!
– Но если хорошенько поплакаться отцу, то можно и до среды продлить. Или ты сделаешь мне справку. Ты же можешь сделать мне справку?
Наверное, зря он упомянул его работу, да еще и намекнул, что тот может использовать служебное положение в корыстных целях: для Дерека ж профессиональная репутация – это святое. А тут он еще и по работе за последние три недели соскучиться успел… В общем, на этом моменте его терпение и кончилось. И в следующую секунду Стайлз вжат в стену, а над ним нависает… он даже затрудняется описать это чудо-юдо лесное. И впрямь на альфу смахивает, глазами, во всяком случае, зыркает также злобно.
– Да, те позы как раз включают в себя одну стоячую. Только ты меня держать не устанешь?
– Ста-а-айлз, – предупреждающе тянет Дерек. – Просто помолчи минутку. Хотя бы минутку. Ты же можешь помолчать каких-то жалких шестьдесят секунд?
– Ну-у-у… – Стайлз судорожно сглатывает, пытаясь прикинуть варианты. Чем ему грозит такое молчание? Вдруг Дерек за это время успеет полностью высказаться (он ведь не Стайлз, ему с этим проще) и смоется через то же окно? – А что мне за это будет?
Пару секунд Дерек молчит. И, кажется, даже не дышит. Но смотрит так, что Стайлза до костей пробирает. Под таким взглядом он, если б и хотел, ничего б сказать не смог. Да и не успел бы – потому что в следующую секунду Дерек его целует.
Наконец-то!
Точно, у Стайлза всё же есть шанс. Например, кончить в штаны просто от поцелуя. Или придушить Дерека, если тот вздумает остановиться. Если только он посмеет остановиться…
Но как раз это им и не грозит. Дерек и не думает останавливаться, со рта переключаясь на шею, попутно захватывая ухо и кусочек кожи за ним до линии волос… И Стайлза трясет. До дрожи в пальцах трясет. Выгибает всего. Так трясет, что даже сердце срывается с тонких ниточек, держащих его в груди, и грохается куда-то в пятки… скатываясь к пальцам… ага, у Стайлза очень чувствительные пальцы на ногах… надо будет намекнуть как-нибудь Дереку, что он любит

«тоусакинг»

«тоусакинг» [прим. авт.: toesucking – вид фут-фетишизма (англ. foot fetish – сексуальное влечение к ступням), сексуальная техника которого заключается в сосании и лизании пальцев ног, иногда просовывании языка между пальцами].
Дерек снова возвращается к губам. Кажется, он хочет их съесть. Как «съел» сердце Стайлза. Целиком. Без остатка. Не, ну пару «кусочков» отцу и Скотту еще осталось… Мелиссе там… может, еще пару «объедков» наскрести можно… Но это всё – остатки. «Основное блюдо» Дерек захавал сам. И если таки «завернет за угол» – Стайлз так и останется бессердечным до конца своих дней. Поэтому нужно держать Хейла крепче. Впиться пальцами в его предплечья. Дрожащими пальцами… Может, дрожь уймется, если сжать пальцы покрепче?
Или усилится – если Дерек срочно не вытащит руку из Стайлзовых трусов. Хотя нет, пусть лучше не вытаскивает. Ей там самое место. Да-да, вот там.
– Сильнее, да! – судорожно шепчет он.
И пусть лучше Стайлз задохнется, чем Дерек уберет от него свои руки. Свои чудные опытные докторские руки. С такими нежными-нежными пальцами. Которые сжимают, гладят напряженный член, рождая новых и новых «змеек» удовольствия, скользящих сейчас по позвоночнику, по ногам и рукам, повсюду. Пока губы исследуют запрокинутую в экстазе шею.
Движения Дерековой руки становятся всё быстрее, всё жестче, всё правильнее. Стайлз чувствует, что его вот-вот накроет. А что вы от него хотите? В конце концов, он переполненный гормонами шестнадцатилетний пацан, который три недели провел в больнице без возможности «поболтать со своим дружком». А тут такой… «разговор»… задушевный… И с Дереком, с Дереком, понимаете? Еще полчаса назад он о таком только мечтать мог.
Хейл на пару секунд отрывает руку от Стайлзового члена, чтобы самому вжаться возбужденным бугром Стайлзу в бедро, пару раз потереться, простонав что-то бессвязное сквозь зубы – и снова вернуться к прерванному занятию. На этот раз он больше его не целует, просто утыкается своим лбом в его, и ускоряет поглаживания.
Еще чуть-чуть… Самую малость… Дольше Стайлз всё равно не выдержит. Но пока еще есть… чуток сил… одна сотая унции… ему надо, точно надо узнать:
– Так ты… Ты всё-таки будешь со мной встречаться? – И сбивающимся шепотом просит: – Скажи… Просто скажи… – И в этот момент его наконец накрывает: – ДА!

Дерек носит с собой влажные салфетки. С антибактериальным эффектом, разумеется. Стайлз ни за что б не подумал, что в кармане у Хейла найдется место для влажных салфеток. Как-то это… по-девчачьи, что ли… Или по-гейски. Хм, пожалуй, стоит и себе купить упаковочку. С хвойным запахом. Стайлзу нравится, как пахнет хвоя. Не праздничной елкой – лесом. Сказочным лесом, по которому бродят большие хмурые волки. А когда их целуешь – они превращаются в прекрасных… докторов, ага.
– Собственно, я пришел предложить тебе встречаться. Потому что ты мне действительно понравился. И, может, у нас ничего и не выгорит. Но я готов рискнуть. И рискнуть сейчас, потому что если жизнь чему меня и научила, так это тому, что нельзя важные вещи откладывать на потом. Даже если дяди и шерифы против…
Стайлз восторженно кивает, незаметно косясь на чужую ширинку: он даже не заметил, когда Дерек умудрился кончить, но судя по тому, что рубашку тот теперь носит навыпуск, происшедшее всё-таки доставило мистеру Хейлу удовлетворение. Мальчишка самодовольно ухмыляется: да он настоящий секс-гигант, если умудрился довести своего парня до оргазма, даже ни разу к нему не прикоснувшись! Да и Дерек тоже хорош. Какой замечательный доктор ему попался! Стайлз же сейчас заплачет от радости.
– Только я должен сразу предупредить: никакого полноценного секса до твоего совершеннолетия, Стайлз. Поцелуи, обнимашки, ну и, так уж и быть, минеты по праздникам.
– Чего?!
Ах ты ж вивисектор проклятый! Этак-то Стайлз сейчас и впрямь разрыдается.
– Извини, но я не собираюсь драконить твоего отца больше, чем я его уже раздраконил. Он должен быть уверен, что поцелуи – это наш предел. Так что никаких использованных презервативов в вашем мусорном ведре.
– Ну хочешь я их буду съедать, как шпионы – важные сведения?
– А вот это я тебе уже как врач запрещаю.
– А вот Скотт и Эллисон!..
– Извини, Стайлз, но у нас не тот случай. Потому что если шериф посадит Скотта, Питер будет только рад, а вот если твой отец упечет за решетку меня и Питеру придется искать себе нового диагноста – то дядюшка меня со свету сживет.
– Но, Дерек!..
Перечислить все свои «но» Стайлз не успевает: вымотанный трудными объяснениями и долгожданным оргазмом Дерек затыкает пацана уже проверенным способом. Отличным таким способом. С языком и руками под футболкой.
Стайлз довольно урчит, с головой ныряя в новые ощущения. В новые отношения.
Впрочем, на задворках его сознания еще шевелятся мысли. Потихоньку формируясь в новый список – «Список уважительных причин заняться сексом со своим официальным парнем до его восемнадцатилетия».
Пункт №1. Это очень полезно для здоровья. Ты как врач, Дерек, должен бы это знать…

@темы: АРТ, Teen Wolf, фанфикшен, Это уже диагноз

---

Тесты

Оригинал взят у в Японские цитаты

Японские изречения


Прочти свою цитату!

и

Оригинал взят у в Японские цитаты

Японские изречения


Прочти свою цитату!

@темы: тесты

---

Это уже диагноз. Глава 4.

Не знаю, как пишут нормальные авторы - а я пишу ненормально. В том смысле, что по-нормальному было бы писать линейно, то есть описывая сцены в хронологическом порядке, как они есть в тексте. Казалось бы, но нет! Я пишу тот кусок, который мне Муза нашептала. А она у меня девка капризная и совсем-совсем не «линейная». Например, концовка «Диагноза» у меня была готова еще неделю назад. Но как ты ее выставишь, если «промежуточной» части повествования не хватает? А тут еще Муза переключилась на «Святого», и еще одна идейка ей в голову пришла... Но сегодня я решительно взяла ее за горло - и держите новую главу. Там еще остается Эпилог. Но этот совсем чуть-чуть. Максимум, на следующей неделе должен быть *скрестила пальцы на удачу*

Название: Это уже диагноз
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински и еще парочка в «приемные часы» заглядывает
Рейтинг: R (для этой части)
Жанр: ангст, hurt/comfort, юмор (что правда мой, специфический)
Размер: не знаю пока
Статус: закончен
Саммари: Дереку Хейлу нужно поставить диагноз Стайлзу Стилински. Думаете, это легко?

Что за день-то сегодня такой, а? Еще и утро-то толком не кончилось, а Дерек снова в бешенстве. Да-да, он чертовски зол. А самое обидное – что снова на себя родного. Видать, хейловская злоба – слишком ценный продукт, чтоб разбазаривать ее на кого постороннего.
Какого черта он вздумал целовать пациента? Чем он думал? Ну ладно, чем… и даже фиг с ним, о чем… Но какого же черта? Он же не зверь какой, чтоб так поддаваться инстинктам. Этим, как их там, «низменным», во. В конце концов он ведь «альфа», так? Значит, должен уметь контролировать себя. И эти свои долбанутые инстинкты.
А ведь на первый взгляд, какой чудной казалась идея. Впрочем, как все его дурацкие идеи.
Чем же ты зацепил меня так, Стайлз Стилински? Что в тебе такого, шестнадцатилетний ботаник, что я готов рискнуть своей шкурой, лишь бы… Лишь бы что? Что это ты собрался делать, Дерек Хейл? Какая очередная идея пришла к тебе в голову? Перепихнуться с несовершеннолетним пациентом – он ваш пациент, доктор, не забыли? – в кладовке? Или пригласить его в бар на выходных? Только надо удостовериться сначала, что у пацана поддельное удостоверение таки есть. И что отец на дежурстве. Или хотя бы без табельного оружия под рукой. Так что ты думаешь делать, Дерек Хейл?
Ты вообще думаешь?
Хотя нет, думать он всё же не станет. Бесполезно это сейчас. Когда стояк еще не спал. И вкус Стайлза до сих пор дразнит язык, щекочет губы, так и хочется их облизнуть. Ага, облизнись, Хейл. И лучше не думай. А то ведь так черт знает до чего додуматься можно. До чего-нибудь чертовски привлекательного на первый взгляд… и на второй… и даже на тре… Хватит! Похоже, его хваленый самоконтроль летит к черту, когда в игру вступает Стайлз Стилински. Поэтому о мальчишке лучше не думать. Не представлять себе его… такого взбудораженного… Нет. Лучше представлять его симптомы. Чтобы поставить ему диагноз. И выставить его из своей больницы подальше. Чем дальше – тем лучше.
Дерек глубоко вздыхает и приказывает своему внутреннему психологу заткнуться, дыханию – успокоиться, а ногам, наконец-то, – сдвинуться с места. Он сейчас пойдет в свой кабинет. Достанет чертову «Медицинскую энциклопедию-справочник практического врача» и попытается хотя бы приблизительно, что называется на ощупь… также как его руки несколько минут назад щупали кое-чью мягонькую задницу… Так, спокойно, я сказал, никаких задниц. Мы ставим диагноз. Пока приблизительный, но скоро будут анализы, что-то, да прояснится. И они начнут лечение. И вылечат. И тут же выпишут. А теперь идем в кабинет.
Вот только по пути в кабинет Дереку приходится пройти мимо палаты Стилински. Пацана там сейчас нет, а вот его лучший друг как раз ошивается под дверью.
С табуреткой в руках.
Это что, теперь такая мода – вместо фруктов табуретки больным друзьям приносить? Тогда Дерек реально отстал от жизни.
Кстати, это же Скотт Маккол. Кажется, Мелисса их даже представляла друг другу. Что, пришел навестить друга? И, судя по тому, как он нетерпеливо поглядывает на часы, мальчишке не терпится домой. К Питеру с Мелиссою под двери.
Дерек сбавляет шаг.
Если Питер, не дай бог, узнает – о шашнях с пациентом, о проебанных анализах, о не установленном до сих пор диагнозе, который реально может оказаться опасным – «стае» не поздоровится. Это и к шаману не ходи. Так что, пожалуй, стоит сделать дяде какой-нибудь подарок. Авансом. Про запас. Добрые дела – это, говорят, для кармы хорошо. Ну и в спорах с дядюшкой тоже очень полезно.
– Стайлза ждешь? Ему анализы делают.
– Эээ… я… Дерек? Ты Дерек, да? То есть доктор Хейл. Просто «доктор Хейл» у меня ассоциируется с Питером. Но ты ж его племянник. Так что тоже Хейл…
– Теперь я понимаю, почему вы со Стайлзом такие друзья. Оба – трепливые придурки.
– Не, Стайлз не придурок, ты что! Ты знаешь, какой у него ай-кью? Наш Харрис, когда узнал результаты тестирования, чуть не подавился от зависти. У него «А» почти по всем предметам. Даже по химии. А химию как раз Харрис ведет. Ты когда школу заканчивал, у тебя Харрис уже вел?
У Дерека не получается сдержать улыбку. Легенькую такую, только краешком губ. Ничего, кажется Скотт не заметил и хейловская репутация не пострадала. Просто при мысли об «А» у Харриса Дерек до сих пор испытывает чувство эйфории. Сам-то он отлично помнит, что такое «А» у Харриса и чего она стоит, поэтому сразу невольно проникается к Стайлзу уважением. Его малыш, оказывается, маленький гений. А, впрочем, чему удивляться – Дереку всегда нравились умные парни, да тот же Денни, к примеру… Которого со Стайлзом даже сравнивать не стоит, потому что со Стайлзом Дерек точно встречаться не собирается. Просто потому что нет. Лучше вернемся к «нашему барану» Скотту.
– Надеюсь, хоть не углубленный курс?
– Стайлз «углубленку» берет в следующем году. Я ему сразу сказал, что он просто самоубийца. Он, наверно, поэтому и в больницу загремел: тело подсознательно заранее среагировало на углубленный курс химии под «чутким руководством» мистера Харриса и не выдержало такого стресса.
На этот раз Дерек хмурится. «В следующем году». То есть его «малышу» еще в школе год учиться. А к тому времени, когда его уже можно будет вполне законно разложить на заднем сиденье «камаро» – Стайлзу пора будет в колледж. И при его мозгах, это явно будет не городской колледж Бикон Хиллс. Так что, надумай Дерек с ним встречаться – и тогда секс у него точно будет раз в пару месяцев.
Зато наверняка классный. Когда человек нравится так сильно – секс всегда получается классный. Это техника может хромать, но ощущения… ощущения от секса с любимым человеком… с тем, кто просто нравится, просто нравится! – это реально классные ощущения. У Дерека со школы таких ощущений не было. Даже с Денни. Хотя вот там-то техника как раз была на высоте. И Дерек, в принципе, не жаловался… Ладно, проехали. Не думать об этом – так не думать. Он правда постарается.
Тем более, что его снова отвлекает Скотт:
– А что там, кстати, со Стайлзом? А то мне мама так и не сказала.
Дерек тут же цепляет на лицо «хмурую рожу №12». Фирменная, кстати, вещь, раритетная (кроме Хейлов, больше ни у кого не выходит как надо). И действует практически безотказно. Скотт даже отступает невольно и хмурится обеспокоенно.
– С ним же ничего серьезного, да?
– Я не могу обсуждать с тобой диагноз мистера Стилински, ты ведь ему не родственник. Но, знаешь, тебе сейчас не стоит его волновать. И будь с ним… – Черт, такое впечатление, что он парню о беременности подружки сообщает. Из-за дурацкой ассоциации «хмурая рожа №12» переходит в «рожу кирпичом №8» (когда жизненно важно держать лицо, а так и подмывает тупо проржаться или хотя бы стукнуться головой об стенку, выбивая лишнюю дурь). Дерек делает вдох поглубже и быстро заканчивает, пока и впрямь смех не прорвался: – И просто будь с ним.
Черт, Питер ему реально должен, потому что пацан, кажется, собирается кинуться ему на шею и разрыдаться, а этого Дерековы нервы точно не выдержат.
Спасение приходит неожиданно. И лучше б оно не приходило.
– Эй, бро, ты чё, мне вместо фруктов табуретку притащил? Это типа такая новая мода? А я, дурак, таскал Лиззи воздушные шарики!
– Ох, Стайлз, ты даже не ходишь, – горестно всплескивает руками Скотт.
Вот только дыхание у Дерека перехватывает не от обеспокоенного голоса Скотта. И это плохо. Очень. Потому что в последний раз у него перехватывало дыхание от чьего-то голоса еще в школе. Тогда же, когда он испытывал и ощущения.
Плохо-плохо-плохо!
Не думать.
Точнее, думать – но головой, а не другими органами. Сердцем там, к примеру, а вы о чем подумали? Ну вот и не надо думать. Надо просто развернуться и пойти к себе в кабинет.
Но тут до Стайлза доходит, с кем разговаривает его лучший друг.
– Дерек!
– Доктор Хейл, мистер Стилински.
Но сдается, что Стайлз его даже не слышит. Пулей вылетает из кресла-каталки, в которой его до палаты везла Эрика, и подлетает к Хейлу, замирая буквально в нескольких сантиметрах.
Слишком близко.
И Дерек предпочитает отступить. Обходит Стайлза, стараясь не встретиться с ним глазами, и подходит к Рейес.
– Какого черта, Третья? Только не говори, что вы уже справились. Снова.
– Просто томографы заняты, шеф. Все. И мы решили сделать небольшой перерыв. Заодно и Стайлз пообедает. А потом всё будет, точно! Всё-всё! Как мы и обещали.
– Кстати, об обещаниях. – Похоже, Стайлзу не нравится, когда его игнорируют, и он решительно намерен бороться с этой пагубной практикой. – Ты обещал, что я весело проведу время. А всё вышло совсем не так.
– Вот черт. Надо было попросить Бойда рассказать тебе парочку анекдотов, – не удерживается от сарказма Дерек. Тем более, что он так подходит к его «фирменной ухмылке №4».
– А почему она – Третья, а тот пацан – Бойд? – влезает в разговор Скотт. – И как ты себя чувствуешь, Стайлз, друг?
– А это из-за задницы Джексона. Ну, старший брат Уиттмора, бывший капитан нашей команды, ты должен его помнить, – решает просветить друга Стайлз.
У Дерека от удивления брови ползут на лоб: откуда Стилински всё это знает?
– В смысле? – не догоняет Маккол.
– Ну, он раньше был в «стае». То есть в команде интернов Дерека. На самом деле он был в команде первым. Но Уиттмор даже для Хейла оказался слишком большой задницей. Хоть Дерек и любит красивые задницы, он ведь гей, а у Джексона фигура и вправду очень даже. Но в своей команде он его долго не потерпел. Сменил его на Айзека. Тоже, знаешь, такой ничего, симпатичный. Правда типаж другой, но, видно, после Уиттмора Дереку реально нужно было переключиться…
– По-моему, не только мне тут надо переключиться, – пытается остановить эту словолавину Дерек, но Стайлз даже внимания не обращает. Может, обиделся из-за сорванного секса в «веселом месте»?
– А потом как-то Эрика – ее зовут Эрикой, Скотт – заспорила с Бойдом, кто из них важнее, и Эрика сказала: «Я была у него второй, а ты тут последний» – и Дерек решил ее наказать, а заодно напомнить, ей, что только он может устанавливать… ну типа иерархию в стае. И теперь она постоянно «Третья». Как напоминание, сечешь?
– Эй-эй, бро, притормози, – первым о пощаде молит Скотт. Странно, а Дерек почему-то был уверен, что за долгие годы дружбы у Маккола уже должен был выработаться иммунитет на штамп вируса Стилински. Впрочем, на некоторые болезни иммунитет не вырабатывается, это Дерек вам как доктор говорит. – Сбавь обороты, друг, а то у меня уже голова болит.
– Да ладно тебе, чего переживать, ты ж в больнице. Только тебе придется поискать другого доктора. Потому что Дерек мой… Доктор мой. А тебя пусть… Айзек лечит! Он тоже симпатичный, я ж говорил.
– Я вижу, ты все-таки неплохо провел время. Во всяком случае познавательно, – хмурится Дерек. – Столько всего узнал. О моей «стае», к примеру.
– Да мы просто… – пытается оправдаться Эрика – но одного взгляда «альфы» ей хватает, чтоб мгновенно прикусить язык. Она итак облажалась по-полной с этим «прогулом» на выходных (ну спасибо, Айзек, сделал «подарок», ну погоди, я тебе еще припомню), злить Дерека и дальше у нее нет ни малейшего желания.
– Мы просто поболтали, Дерек.
– О кадровой политике нашей больницы?
– На самом деле это были наводящие вопросы с целью выяснить есть ли у тебя парень. И что ты вообще предпочитаешь в сексе.
Он прибьет паршивца! Так его провоцировать! Как же у Дерека чешутся руки схватить нахала за грудки, вжать в стенку и…
Не думать об этом.
– Не обижайся на них, ладно? Считай, что они просто делали свою работу, лады? Потому что, когда я узнал, что ты таки гей, – это здорово облегчило мне симптоматику.
– Эээ, Стайлз… Друг, ты чё, клеишься к нему, что ли?
Питер точно должен Дереку: потому что Скотт явно сегодня домой не придет. Похоже, теперь раздражающе сопеть он будет под палатой лучшего друга – охраняя его честь от грязных посягательств еще одного извращенца Хейла. Если, конечно, раньше не сдохнет от инфаркта.
– А что такого, Скотт? Да, он мне нравится! Он классный! Ничуть не хуже твоей Эллисон. И вот только не надо говорить, что мне с ним ни фига не светит! Мы уже даже целовались. Если бы ты только знал, как мы с ним целовались…
– Лично я очень хочу узнать, как именно вы тут целовались, сын.
Дерек резко разворачивается – и его сердце тут же оказывается где-то в глотке, проваливается в желудок, а потом задыхается где-то в кишках.
Вот только шерифа ему тут и не хватало. Который явно услышал кое-что, совсем не предназначенное для его ушей. И как им со Стайлзом теперь выкручиваться? Дерек надеется, что у пацана хорошая фантазия. Богатую фантазию он, кстати, в парнях ценит почти также высоко, как и гениальные мозги.
– Это был французский поцелуй, пап.
И умение держать язык за зубами. Да, способность вовремя заткнуться – это Дерек ценит в парнях даже больше, чем интеллект и фантазию.
– Это такая шутка, Стайлз? – настороженно хмурится шериф Стилински. И Дерек почти воочию видит, как в голове у того горит одна-единственная мысль: боже, пусть это окажется шуткой! И Дерек с ним более чем солидарен.
– Эээ, пап… Понимаешь, тут такое дело…
– Он правда тебя целовал?
– Ага, сегодня в морге. Так классно было. Оказывается, когда посасывают твой язык – это так круто…
Стилински-старший резко разворачивается к Дереку:
– То есть вместо того, чтобы лечить моего сына, ты затащил его в морг и засунул свой язык ему в глотку?
– Эээ, шериф… видите ли, тут такое дело…
– Ах ты подонок!
Нет, всё-таки табуретка вместо фруктов – это плохая идея. И это всё, что успевает подумать Хейл, пока шериф заносит над ним буквально вырванную у Скотта табуретку.
Оказывается, табуреткой по голове – это больно. «Надо сказать охране, пусть в следующий раз не пускают с самодельной мебелью в больницу», – решает Дерек.
И его вырубает.

– Если еще хоть раз… Хоть один твой извращенец из твоей больницы… Хоть одно движение в сторону Бикон Хиллс… – беснуется мистер Стилински полчаса спустя в кабинете главврача Бейкон-Хиллс-Хоспитал.
– Побойтесь бога, шериф. Мы лучшая больница штата и, хм, единственная больница Бикон Хиллс. И если вы не в курсе, спешу поставить вас в известность, что Бейкон-Хиллс-Хоспитал обслуживает практически всех жителей нашего города. Так что если вы лишите «моих» работников возможности трахаться с «вашими» жителями – мы тут вымрем. Либо естественным путем, либо просто от недотраха. Потому что ездить в соседний штат ради полового акта у моих работников банально нет времени.
– Знаете что, Хейл! Лучше заткните свой сарказм… куда подальше. Потому что лично я не вижу тут повода для шуток. Речь идет об изнасиловании несовершеннолетнего.
– Господи, шериф, да какой сарказм, какие шутки? До смеха ли мне сейчас? Речь ведь идет о моем племяннике и вашем сыне! Об их судьбах, можно сказать. А ведь еще не стоит сбрасывать со счетов такие моменты, как репутация моей больницы. Да сами мы – вы, я, наша родня – как мы справимся с таким потрясением? Ведь это такой ужас… Если это правда.
– Мой сын не стал бы врать мне в таком деле. Он слишком хорошо понимает, какие будут последствия. В конце концов, на то он и сын шерифа.
– Также хорошо понимает, как в прошлом году, когда они со Скоттом похитили своего одноклассника? Так уж получилось, что это был младший брат одного из наших интернов, Уиттмора, так что я немного в курсе этой истории. А еще пожар в школе (об этом я уж от Харриса знаю) и Мелисса жаловалась, что они со Скоттом – с подачи Стайлза, между прочим – любят погулять ночью по лесу. С не до конца ясными для общественности целями.
– Не пытайся запудрить мне мозги, Хейл. И если уж на то пошло, то у твоего племяшки приводов-то в полицию поболе будет. Насколько я помню, мы с тобой и познакомились-то в участке. Куда ты приехал в очередной раз вытаскивать его из лап правосудия.
– Ага, я даже помню, что в один из этих моих приездов мы с тобою перешли на «ты». И, кстати, ты сам отговаривал меня отправить Дерека в какое-нибудь военное училище, мол, ребенок итак всю семью, считай, потерял, надо быть с ним поласковей, войти в его положение.
– Не смей давить на жалость, сукин ты сын!
– Да какая жалость? Если б я хоть на секунду поверил, что моя скупая мужская слеза способна тронуть твое бескомпромиссное сердце рьяного служителя закона – я б уже рыдал на твоей груди. Но я сейчас пытаюсь воззвать к твоему рассудку. Да, они не ангелы – оба! – но включи же ты на минутку свою знаменитую непредвзятость! Пусть у Дерека по молодости и хватало приводов в полицию, но разве хоть один из них был хоть каким-нибудь боком связан с сексуальным насилием? А твой сын сейчас вообще болен! Еще и под действием медицинских препаратов. На объективного свидетеля он ну никак не тянет, признай же это наконец!
– Вот-вот, он его еще и опоил чем-то!
– Чего?!! Опоил?!! Мой Дерек? Наркоту – чтоб полапать? Агрррх! Где там эта чертова табуретка? Я сам тебе сейчас врежу!
– Прекратить! – В дверях разгневанной фурией застыла Мелисса Маккол. – Немедленно перестаньте. Я не потерплю разборок – а тем более драк – в моей больнице. Вы немедленно возьмете себя в руки или клянусь: я не поленюсь притащить сюда кулер с водой. И всех интернов созову, чтоб они всласть полюбовались, как вы мокрыми псинами бредете по коридору на выход. Между прочим, у Дерека сотрясение. А ему еще твоего сына лечить, Линден. Или ты думаешь, что Стайлз сам собой излечится? Или хочешь лечить его сам?
– Он выбирает странные методы лечения, Мелисса.
– Я работаю в этой больнице 12 лет, Линден Стилински. Из них последние пять – вместе с Дереком. Я помню его еще щенком-интерном. И вот, что я тебе скажу – а ты знаешь, что я всегда, всегда говорила тебе только правду – какими бы методами не пользовался Дерек, они действуют. Я не раз видела, как он распутывал самые запутанные диагнозы, спасал тех, на кого другие врачи уже махнули рукой. Мальчик – доктор об бога. И если он действительно поцеловал твоего сына… ну вдруг… хотя лично мне сложно это представить… значит, так было надо. Как в сказке про Спящую красавицу. Но Питер абсолютно прав, говоря, что Дерек никогда не станет сознательно вредить своему пациенту, выписывая ему «левые» лечебные препараты. Тем более наркотические. За такое предположение я сама тебя готова треснуть табуреткой. Ты, кстати, сломал домашнее задание моего сына. К завтрашнему дню потрудись сделать ему новую. Потому что, видит бог, у Скотта итак успеваемость не ахти. Тем более теперь, когда Стайлз не может подсказывать ему на уроках. И чтоб окончательно поставить точку в этом вопросе: я видела карточку Стайлза. Ему кололи

диуретики

диуретики — средства различной химической структуры, повышающие скорость образования мочи и таким образом уменьшающие содержание жидкости в тканях и серозных полостях и общеукрепляющие препараты. Единственный наркотик, который он получал в больнице – это два миллиграмма морфина, два! Но уверяю тебя, Линден, что это было целиком и полностью оправданное медицинское решение. И этой дозы явно не хватило бы на то, чтобы превратить твоего сына в безвольную куклу с целью впоследствии надругаться над бедным ребенком. – Мелисса переводит дыхание и решительно продолжает: – А теперь мы поступим следующим образом. Сейчас ты, Линден, возьмешь моего сына, моего Скотти, и вы поедите с ним к нам домой мастерить ему табуретку. За это он накормит тебя нормальным обедом, а ты, в свою очередь, присмотришь, чтоб он ничего не натворил, пока я не вернусь со смены. Я пойду успокаивать Стайлза, потому что он уверен, что его отец прибил его лечащего врача и теперь его родителя посадят. А Питер пойдет к Дереку, убедится, что сотрясение не повлияло на его профессиональные навыки и тот по-прежнему в состоянии лечить твоего сына. После чего Дерек пойдет к твоему сыну! Чтобы поставить наконец ему диагноз! И только после того, как Стайлз поправится, а мы все успокоимся – только тогда мы все сядем и спокойно обсудим ситуацию. И я совсем не удивлюсь, если окажется, что она яйца выеденного не стоит. Что это всё – просто недоразумение. Что Дерек, к примеру, просто прикоснулся губами к его лбу, чтобы проверить Стайлзу температуру. Лично я всегда так проверяю температуру Скотту. И мы все еще посмеемся над этим недоразумением. – Хейл и Стилински одновременно открывают рот, но так и не успевают ничего возразить: – Я сказала: посмеемся! Но потом! А сейчас марш каждый заниматься своим делом!
Мужчины еще несколько секунд мнутся на месте. Первым подчиняется шериф, видимо, срабатывает прочно вбитое в него за долгие годы службы полицейское правило «Приказы вышестоящего начальства исполняют, а не обсуждают». Правда, до этого в основном приказывал он… Эх! Тяжело вздохнув и понурив голову, он молча протискивается мимо Мелиссы в коридор и слегка шаркающей походкой бредет в сторону палаты сына, где остался Скотт.
Следом за Стилински засобирается и Хейл. Впрочем, у него промолчать не получается:
– Напомни-ка мне, почему Дженнифер, а не ты у нас главная медсестра? С твоими-то лидерскими замашками…. качествами то есть.
– Потому что ты не хочешь, чтоб тебя обвиняли в предвзятости, милый. Говоришь, что тебе в этом плане и Дерека с лихвой хватает. А еще – Дженнифер исправно «стучит» тебе на всех и вся, а я этого делать ни за что не буду. По крайней мере, без веского повода.
– Точно! И как я мог сомневаться в собственных кадровых решениях?

– Хорошая табуретка была. И, кстати, из рябины. Видать, лесники санитарные вырубки старых деревьев проводили, заодно и школу подручным материалом снабдили. – Питер говорит медленно, не спеша. Он всегда так говорит, когда очень зол. – Слышал, рябина отпугивает нечисть. Из нее даже детские колыбельки в старину мастерили. Чтоб никакие потусторонние кобели до бедных малышей добраться не могли. Ну как, дорогой племянник, ты достаточно напуган шерифом? Или мне всё-таки стоит добавить чуток и от себя?
С огромным удовольствием Дерек сейчас вкатил бы себе

психолептик

психолептик [прим. авт.: химически разнородная группа лекарственных веществ растительного или синтетического происхождения, которые вызывают успокоение или уменьшение эмоционального напряжения без снотворного эффекта (в то же время облегчают наступление естественного сна и углубляют его)] и отрубился бы на пару часиков. Вместо этого приходится стискивать зубы, вставать и поворачиваться к дяде. Впрочем, так ему и надо, сам виноват.
Питер премило улыбается и вертит в руках обломок злосчастной табуретки. Дерек невольно отступает: с дядюшки станется поставить ему еще один фингал, для симметрии. Следующие слова Питера только укрепляют Дерека в его опасениях:
– Чудной гематомой наградил тебя шериф. А злые языки еще судачат, что нашему шерифу пора на покой. Ан нет, Кулак Закона по-прежнему тверд и беспощаден. И очень силен: у тебя, говорят, еще и сотрясение. И судя по тому, что ты полез к несовершеннолетнему пациенту – оно у тебя уже давно. Ай-ай-ай, Дерек, что ж ты в собственном глазу такое-то бревно проглядел?
– Это вышло…
– Не смей говорить «случайно»! Не смей вообще говорить, что ты виноват! Будешь это своему адвокату рассказывать. Он, по крайней мере, показания против тебя дать не сможет. Чем ты думал… Нет, не так. «Чем» и «о чем» мне, в принципе, ясно. Но, господи, Дерек, какого хрена? Несовершеннолетний пациент. Сын шерифа. Лучший друг моего чертова почти-что-пасынка. И если вдруг кому этого покажется мало – так мы даже его диагноза не знаем. Вдруг он заразный? Или ты его поэтому и целовал? Хотел убедиться, что нам не грозит эпидемия? Извини, но ты выбрал для этого крайне неудачный способ. Мог бы, по крайней мере, попросить его держать язык за зубами. А еще лучше – убедиться для начала, что он в состоянии держать этот язык за зубами…
– А он оказался не в состоянии, – медленно повторяет Дерек. Догадка будто током прошибает. Его аж подбрасывает на месте, неимоверным усилием воли он сдерживается, чтобы в победном жесте не вскинуть вверх руки: – Ну конечно!
– Что «конечно»? «Конечно, тебя посадят»? Или, «конечно, прощай, медицинская практика»? А, может, «конечно, Питер вытащит меня и на этот раз»? Так я подзамахался тебя вытаскивать…
– Конечно, он не в состоянии держать язык за зубами. Я даже на болезнь Шагаса думал его проверить, слишком уж он добродушный. А всё дело в его болтовне. Кто слушает болтовню шестнадцатилетнего пацана?
– Его отец-шериф, к примеру…
– Черт, да послушай ты! У него синдром дефицита внимания и гиперактивности. При таком диагнозе излишняя болтливость – это нормально. Просто в какой-то момент он начал болтать только правду.
Питер озадаченно хмурит лоб, стараясь поспеть за ходом мысли племянника.
– То есть у него каким-то макаром произошло растормаживание лобной доли? Ты это имеешь в виду? Тренировка по лакроссу прошла особенно неудачно…
– Нет, травм не было, «волчата» проверяли. И МРТ ничего не выявила. Но такие повреждения, скорей всего, дала именно удачно расположенная опухоль, из-за которой пошли метастазы в мозг.
– Значит, я всё-таки был прав, надо было делать биопсию?
– Кончай лучиться самодовольством, нам нужно подтвердить диагноз.
Дерек кидается к двери. Но дорогу ему заступает дядя.
– Ну конечно.
– Что?
– Всё. – И многозначительно повторяет: – Это всё, Дерек. Диагноз поставлен. Ты свое дело сделал. Молодец. Обычно после этого ты на пациентов даже не смотришь. Вот и теперь не надо.
– Диагноз не подтвержден!
– Думаю, твои «волчата» с этим справятся. На всякий случай я за ними пригляжу. А у тебя сотрясение. Возьми такси и езжай домой. Отлежись пару дней. Прими психолептик. Выпей тонизирующего: экстракт элеутерококка, корень женьшеня или что там у себя в аптечке найдешь. А главное – отдохни. Никаких физических нагрузок и мозгодробильного самокопания. Я сам всё улажу с шерифом. Если придется – Мелиссу подключу. Они давние друзья, он прислушивается к ее мнению. А она, на наше счастье, испытывает к тебе слабость. В материнском плане. Видимо, ты чем-то напоминаешь ей Скотта. Образно говоря, в ее классификации живых организмов вы оба входите в одно семейство. Псовых, наверное. Так что сначала я запугаю Линдена диагнозом его любимого сына, так чтобы все обвинения у него из головы не просто вылетели – чтоб их вышибло напрочь. А потом Мелисса закрепит результат. И не надо так на меня зыркать! Линден Стилински мне нравится! Я восхищаюсь им как человеком и уважаю как шерифа. Мы неплохо ладили с ним всё это время, с тех пор как ты зачастил в полицейский участок, и когда от рака умирала его жена, и после того, как мы сошлись с Мелиссой… Черт! Он мне почти что друг. Насколько я вообще способен иметь друзей. Но да! Я буду давить на его слабые места, наплевав на стыд и совесть. Потому что… – Питер запинается. Вызывающе упирается руками в бока. Злобно пырхает носом. И наконец агрессинов выдает: – Он мне друг – но ты мой племянник. И я не позволю тебе гнить в тюрьме из-за собственной дурости. Хотя вы, конечно, оба хороши. Я ведь так понимаю, он был не против? Еще бы! А то я не помню себя в его возрасте! Сплошной секс в голове. А ты у нас к тому же парень видный. Так что он точно был не против. Но это не снимает с тебя ответственности! Ты должен был думать головой, а не головкой. Потому что у Стайлза, по крайней мере, справка есть, что он больной и не в адеквате, но ты-то… Взрослый человек. Профессионал! Хейл, в конце концов. И так тупо попасться.
– Я…
– Ай, – с досадой машет на него рукой Питер. – Не хочу я ничего слушать. Просто езжай домой. А я пошел делать сканирование твоему несовершеннолетнему любовнику. А потом пытать шерифа.

– Алло, Линден? Приезжай, Дерек поставил диагноз. Мы уже начали лечение. Только знаешь… Ты на работу позвони, отпросись там назавтра. Да, случилось. Я б рад сказать, что переживать не стоит… Просто вся его болезнь – слишком острая реакция, чрезмерная реакция организма на фиброму. У него фиброзная мезотелиома, Линден. Не совсем, как у матери, но… Нет-нет, не езжай сам, не садись за руль. Пообещай, что не сядешь в таком состоянии за руль! Я не хочу твою смерть на своей совести. Моей совести итак всякого разного хватает. Возьми такси, богом тебя прошу. Да-да, скажи Скотту, чтоб вызвал, а сам выпей водички. И просто дыши. Да знаю я, что у тебя кроме него никого нет. И что это такое тоже знаю. У меня у самого, кроме Дерека с Лорой, почитай никому нету. Мелисса? Ну что Мелисса… Я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что вот сегодня-то она точно меня бросит. Потому что ну ты-то знаешь, какой я козел. А Мелисса, она, конечно, святая женщина, только боюсь, ее терпения и на меня, и на Скотта, и на всех наших пациентов надолго не хватит. А я в этом списке самое слабое звено. Это ничего, что я о себе да о себе? Отвлекает, ну тогда ладно. Ты отвлекись, да, не думай об этом. Нет-нет, ну какой приговор? Стал бы я тебе такие вещи сообщать по телефону? Я ж не настолько бездушный мудак. Никакого приговора, мы начали лечение. Оно поможет… Линден, никто не дает гарантий в медицине. Люди в стоматологическом кресле, бывает, умирают. Из-за реакции на наркоз или проглотив стоматологический ватный валик. А то, бывает, и просто кусок пломбы попадает в горло… Линден, ты что, плачешь там? Вот черт! Послушай, дружище, не надо так! Никто не умрет. Я даю тебе гарантию! Уже даю! Клянусь тебе, Линден! Он выживет, вот увидишь. Фиброма доброкачественная, просто организм воспринял ее как злейшего врага, и антитела отправились на войну с ней, увлеклись и атаковали другие системы. Мы вырежем фиброму – и он поправится, вот увидишь. Конечно, поправится. Куда он денется? Ты уже выехал? Скажи водителю, пусть едет к левому боковому входу, отсюда ближе к палате Стайлза. Я вас тут жду, да. Я с тобой, Линден. И я, и Мелисса – мы с тобою. – Питер нажимает отбой и мрачно усмехается, бормоча себе под нос: – Какой же я всё-таки мудак. Мелисса меня точно бросит. И Дереку придется-таки выделить мне комнату. Ну, или перееду к Хариссу, Скотт говорит, он еще больший мудак, чем я.

Спустя три недели Стайлза наконец-то выписывают. В принципе, можно было бы и раньше, но Питер Хейл настоял, чтобы юный Стилински прошел полный курс стационарной реабилитации, а отец и тетя Мелисса полностью его в этом поддержали. Даже Скотт-предатель отказался помогать ему делать веревочную лестницу из его простыни, а потом ловить Стайлза под окном. За простынь, кстати, друг переживал особо: «Ты что, бро, ее же вычтут из маминой зарплаты».
И вот теперь колесики Стайлзового кресла-каталки весело поскрипывают, сантиметр за сантиметром приближая его к долгожданной свободе. И возможности найти наконец Дерека. Этот… нехороший… этот плохой… этот чертов волк-одиночка за эти три недели даже не зашел к нему ни разу! И от Эрики с Айзеком ни слова добиться не получилось. Может, потому что Питер подвязался к нему в дуэньи и исправно маячил в дверях каждый раз, стоило только «волчатам» зайти к Стайлзу в палату? Правда, Мелиссу старший Хейл так тщательно не контролировал, но она и сама, видать, была на вражеской стороне, раз на все взволнованные вопросы Стайлза лишь грустно улыбалась и советовала сосредоточиться на выздоровлении. Да что на нем сосредотачиваться? А доктора тогда на что? К тому же Стайлз был уверен, что Дерек – вот лучшее для него лекарство. В конце концов, они все сами говорили, что ему полезны положительные эмоции, а волнение наоборот противопоказано. А он не мог не волноваться о Дереке. И том, как он воспринял его… наверно, это всё же стоит назвать предательством. Хоть Стайлз и не по собственной воле сдал его отцу, так жизненные обстоятельства сложились. Объяснить бы еще это Хейлу! И заодно хорошо было бы взять с отца слово, что тот не посадит его парня, если тот… ну, в самом деле решится стать его парнем.
Если решится…
В конце концов, Дерек старше его и наверняка предпочитает более… хм, опытных партнеров в постели. Пусть даже и не с таким красивым ртом. Но он ведь сам говорил, что практика здесь важнее формы рта. К тому же Дерек все-таки красивее Стайлза, по-любому больше зарабатывает… Может, даже умнее. Ну, в любом случае, не дурак, дураки медицинский факультет Гарварда с отличием не заканчивают. И, наверно, тот факт, что Стайлз смотрел все серии «Доктора Кто» и может свободно цитировать героев «Стартрека» – не приравнивает его все же к выпускнику Гарварда. И даже то, что он умеет делать коктейль Молотова, не добавляет ему достаточное количество очков. Но всё же…
Отец как-то рассказывал: «Я понял, что влюблен в твою мать, стоило ей только за угол завернуть. Потому что поначалу… когда я ее только увидел, я вообще ни о чем думать не мог. Просто стоял и смотрел на нее. Наверно, я дышал, ведь не задохнулся же я… Но я этого не помню. Всё напрочь из головы вышибло, когда ее увидел. И пока она шла мимо меня по школьному коридору, всё было ничего. Отлично даже было. А потом она завернула, и я вдруг испугался, что больше ее не увижу. Вдруг она не из нашей школы? Может, просто заезжала по какому-нибудь делу? Я ведь раньше ее тут не видел. Вдруг больше и не увижу? И мне стало так жутко… Больше никогда не было так жутко, сынок. Все мои перестрелки – это просто фигня по сравнению с тем моим страхом. И я кинулся за нею следом, уже точно зная, кто будет моею женою… А иначе у меня просто не будет жены».
Образно говоря, именно это Дерек и сделал, не появляясь в его палате три недели подряд. «Завернул за угол». И Стайлз вдруг понял, что может его больше никогда не увидеть. Вдруг он из-за угроз шерифа решит уволиться и переехать в другой штат, как говорится, от греха подальше? Или ему сделают какое-нибудь суперкрутое предложение по работе? У этих взрослых ведь так бывает. Когда Стайлзу было пять, он был влюблен в Бекки Альвадос, они ходили в одну группу детского сада. А потом ее отца повысили, и Бекки переехала в другой город, кажется, даже в другой штат. Но переезд Бекки Стайлз довольно легко перенес, а вот уход Дерека… пусть даже временный… Ну конечно, временный! Он обязательно вернется! Ну, то есть… В общем… Они поговорят, как взрослые люди и может быть… ну вдруг… вот если бы… Вдруг Стайлз и вправду ему нравится?! У Стайлза ведь красивый рот и тело, в принципе, ничего так. И он умеет готовить. Далеко не каждый пацан в шестнадцать лет – в шестнадцать с половиной! – умеет сейчас готовить. Черт, да его отец и в 46 готовить по-прежнему не умеет! А Стайлз даже бабушкину поваренную книгу французской кухни почти осилил. Правда, он всё равно практически безнадежен в лакроссе – зато что угодно найдет вам в интернете. И если с кулинарным факультетом не выгорит, то он точно решил, что пойдет в частные детективы. Правда, тогда скорей всего придется переехать из Бикон Хиллс, потому что ну какой частный сыск в их городишке? Пропавших кошек искать, что ли? А Дерек скорей всего не согласится на переезд. Если уж Хейлы не переехали после того ужасного пожара… и, конечно, если Дерек не смоется сейчас… В общем, переезжать Стайлзу пока нельзя. Зато точно необходимо срочно обнаружить в себе еще хотя бы парочку – десятков – всевозможных достоинств в качестве парня для взрослого, красивого, умного и наверняка хорошо зарабатывающего ведущего врача лучшей больницы их штата.
Красивый рот, готовит, сообразительный, гибкий (Стайлз слышал от приятеля, что это полезное качество для гея), в принципе, аккуратный (да хоть у папы спросите), готовит… нет, про готовку уже точно было… ну что же еще? Он умеет слушать. Ну, то есть говорить-то он умеет еще лучше, но и слушать у него хорошо получается, на Скотте проверено. Чтоб еще такого предложить Дереку Хейлу? Вот разве что…
Он его любит.
Стайлз любит Дерека. И разве этого не должно быть достаточно? Ведь в фильмах и книгах обычно этого-то и достаточно. Все остальное – ерунда. Еду можно заказать на дом, форму рта компенсировать практикой, для уборки пригласить приходящую прислугу, благо, финансы ведущим врачам такое позволяют… Но ведь Стайлз любит Дерека. Это ведь зачтется Стилински в качестве бонуса? Осталось только убедить Хейла в этом. Сразу же, как только Стайлз выберется из этой чертовой больницы.

– Точно вам говорю, пешком я б добрался быстрее!
– Это общепринятая практика, Стайлз: все пациенты покидают нашу больницу в кресле-каталке. Это такая добрая традиция. Как в вестерне у ковбоев уезжать в закат на коне в конце фильма, – ухмыляется Питер Хейл.
Ага, ему-то хорошо скалиться, он-то на своих двоих передвигается. И явно некуда не торопится. Похоже, у главврача больницы нет иных дел, кроме как сопроводить на выход своего «любимого пациента Стайлза, сына моего лучшего друга и лучшего друга моего почти что сына».
– Пап!
– И не спорь, сынок. В конце концов, правило есть правило. К тому же тут осталось-то метров сто.
Двери лифта плавно открываются и надежда Стайлза, что Дерек придет хотя бы проводить – выпроводить – его из больницы тает как дым. А ведь ему почти удалось убедить самого себя, что Дерек обязательно, ну вот всенепременно придет. Он просто обязан был явиться. Убедиться, что с его любимым пациентом точно всё в порядке. Попрощаться там, пожелать ему больше не болеть. Убедиться, что шериф уже успокоился…
Отчаяние Стайлза так велико, что он даже забывает об осторожности.
– А что, Дерек не придет?
Он хочет, чтоб его голос звучал беззаботно, правда хочет. Но выходит жалко и беспомощно. Будто Стайлз не взрослый самостоятельный парень, а маленькая обиженная девочка, у которой пропал любимый щенок.
– Ста-а-айлз, – огорченно тянет отец. И даже перестает катить это чертово кресло-каталку.
– Мы с шерифом решили, что его визит… необязателен.
– А сам Дерек что решил?
– Что он достаточно испытывал мое терпение…
– Он не сделал ничего дурного…
– Твой чертов племянник…
– …спас жизнь твоему драгоценному сыну!
– Это единственная причина, почему он до сих не дает показаний в участке…
– Хватит валить всё с больной головы на здоровую, Стилински!
– Хватит пытаться заморочить мне голову, Хейл!
– Хватит орать в моем приемном покое, вы оба!
Мелисса появляется будто из ниоткуда. Хотя скорей всего никаких навыков ниндзя у миссис Маккол нету, просто отец и дядя Дерека слишком увлеклись своим спором (так, что даже Стайлз не смог вставить ни слова, а то, скажу я вам, существенный показатель), наверно, промаршируй сейчас мимо них сейчас новогодний парад с Тайм-сквер, они б и его проморгали.
– Вы расстраиваете Стайлза.
– Ему совершенно точно не стоит расстраиваться из-за этого…
– Линден!
– Да возьмите хотя бы их возраст, Дерек же старше на сколько… лет на десять?
– Но все говорят, что для девственника опытный партнер – это даже хорошо.
– Стайлз!
– Ну что Стайлз? Что Стайлз? И вообще, что вы вцепились в этот возраст? Нормальный он у Дерека. У Дерека вообще всё классное! И у меня он нормальный. Вон Скотт младше меня, а они с Эллисон уже… хм…
– Продолжай, Стайлз, – медовым голоском просит Мелисса.
– Уже целовались, вот. На Рождество. Под омелой. Чудная традиция! Вот, кстати, если б я поцеловал Дерека на Рождество под омелой – вы б и тогда мне так мозг выносили? Потому что когда я отказывался на прошлое Рождество целовать кузину Эдит, которая, между прочим, тоже старше меня, то ты, папа, битых полчаса мне втолковывал, что я уже достаточно взрослый и не должен так смущаться из-за каких-то поцелуев! И вообще, это ведь только биологически, пап, а если взять мой психологический возраст…
– А если взять психологический возраст Дерека, Стайлз, – вмешивается Питер, – то тогда это ему до сих пор нельзя смотреть фильмы категории R и возвращаться домой позже комендантского часа. Что уж говорить об отношениях?
– Вот-вот! Сынок, ну пойти ты, когда ты строишь десятилетние планы по завоеванию Лиззи Мартин, своей одноклассницы и одногодки – это одно. Но когда ты заявляешь мне, что хочешь отношений со взрослым мужчиной, который этих отношений вовсе не хочет – ну не могу я такое воспринимать спокойно.
– Да кто тебе сказал, что он этих отношений не хочет?!
– Сынок, ну ты ж уже не ребенок…
– Ага, вот теперь я уже не ребенок.
– Стайлз, ты достаточно взрослый, чтобы понимать разницу между отношениями и желанием потрахаться. Но ты не достаточно взрослый, чтоб я со спокойной совестью и легкой душой позволил тебе испытывать на прочность твое сердце и психику…
– Минуточку, – влезает вдруг Питер. – Дерек – не тот парень, который готов рискнуть своей работой и репутацией семьи исключительно из желания потрахаться, как вы тут выразились, шериф. Тем более, что потрахаться он, слава богу, может и без лишних рисков для карьеры и семьи, благо внешность и средства позволяют.
– Знаешь, Питер, ты вот сейчас совсем не в тему влез с этой своей ремаркой.
– Извини, Линден, но ты обещал мне быть объективным.
– Так что, по-твоему, твой племянник влюблен в моего сына?
У Стайлза перехватывает дыхание. Он даже привстает в кресле-каталке, сам не замечая, что прижимает сейчас к груди стиснутые кулачки. Ну же, ну! Ну пожалуйста, Питер!
Конечно, его реакция не укрывается от присутствующих. Отец еще больше хмурится. Мелисса расстроено прижимает ладонь ко рту. Питер смущенно опускает глаза.
– Хм, этого я не говорил.
– Зато я тебе скажу, Хейл…
– Довольно, – не выдерживает Мелисса. – Если вам так не терпится вцепиться друг другу в глотки, то пожалуйста. Но только наедине. То есть после того, как я отвезу Стайлза домой. А тебе, Питер, придется забрать Скотта из школы.
– Но…
– Еще раз повторяю: довольно. Я не слепая и не дура, Питер Хейл. И я отлично вижу, что вы не очень-то ладите с моим сыном. Вот и будете налаживать контакт. Заодно поговоришь с ним о безопасном сексе.
– Мелисса!
– Ну хотя бы купишь ему презервативов в аптеке. Лучше тех, супертонких. А то боюсь, что Ардженты не слишком-то обрадуются ребенку, хм, в качестве подарка на это Рождество. Поехали, Стайлз. И можешь вылезти из этой дурацкой каталки, тут все равно до дверей метров двадцать осталось. Если что, я тебя поддержу.
Стайлз обреченно плетется к дверям. Но у самого выхода вдруг тормозит, решительно выпрямляется – а затем разворачивается и со всех ног бросается назад.
– Мистер Хейл! – он буквально виснет у Питера на шее. При этом голову кладет на дальнее от отца плечо. – Вы же мне жизнь спасли, а я ведь вам даже спасибо не сказал. Хотите я замолвлю за вас словечко перед Скоттом? – И тихим шепотом добавляет Питеру на ухо: – А если дадите мне телефон Дерека, то вообще целую оду спою. – И уже громче: – Скотт ведь мой лучший друг, уверен, он прислушается к моему мнению.
– О, Стайлз, ну к чему такие благодарности? Ты ведь мне почти что родной. – И тоже шепотом: – И почему у меня в родне сплошные идиоты? – А затем снова в полный голос: – Поговорить со Скоттом – это очень мило с твоей стороны. – И снова шепотом: – Но это не стоит тюремного срока для Дерека. Вы доиграетесь, твой отец его действительно посадит, придурок. – И чуть ли не силой отрывает Стайлза от себя.
– Мистер Хейл. – Мальчишка взглядом пытается передать всю силу и искренность своих чувств. Наверно, так Матильда смотрела на двери Леона, затылком чувствуя холодный взгляд убийц ее семьи. – Пожалуйста, – одними губами шепчет он. – Ну пожалуйста.
«Я же люблю его, честно», – хочет добавить он, но горло перехватывает судорогой.
– Езжай домой, Стайлз. Иди уже, тебя Мелисса заждалась.
Стайлз разворачивается, делает пару шагов – и снова оборачивается на Питера. Он больше не пытается ничего просить… Но Питер до боли стискивает зубы. Вот так же Джоди смотрела на него, когда он пытался вытащить ее из горящего дома. Она обожгла ноги и идти не могла, он тащил ее из последних сил, не замечая, как на нем самом тлеет одежда. А она просто смотрела на него. Даже не просила бросить ее и спасаться самому, знала, что бесполезно, и просто молча смотрела – обреченно и с такой смесью любви и боли, что Питер готов был выть. А потом лестничная ступенька обломилась под его ногой, и от неожиданности он на секунду разжал пальцы. А, может, ее руки просто выскользнули из его пальцев, когда он рухнул вниз, под горящие обломки. Он не помнит как было, знает только, что эти чертовы обломки его и спасли. Он сильно обгорел, но выжил. А его Джоди так и осталась на втором этаже, где пожар бушевал сильнее всего. Так и осталась там навсегда. Какие-то останки ему, конечно, выдали, чтоб не совсем уж пустой гроб хоронить, но это были именно что останки. Не его Джоди, нет, просто что-то, что не жаль предать земле.
Его Джоди его любила.
И, кажется, этот мальчик тоже любит Дерека?
Его Джоди точно дала бы мальчишке телефон племянника. Она обожала любовные романы. И всегда повторяла, что возраст любви не помеха. Тем более, когда ей намекали, что Питер-то на целых одиннадцать лет ее младше, вот заведет себе молоденькую… Она только смеялась в ответ и каждый раз повторяла: «Главное, чтоб любил. Всё остальное – ерунда».
А этот мальчик любит Дерека.
– Одну минутку, Линден.
Питер стремглав бросается к посту приемной медсестры. Кто там у нас сегодня? А, Дженнифер, как удачно. Он быстро объясняет ей что ему надо. Она тут же начинает рыться в бумагах без всяких лишних «зачем» и «почему». Она, конечно, спросит у него. Но в отличие от той же Мелиссы Дженнифер спросит потом, когда будет точно уверена, что Питер захочет ей ответить.
Хейл хватает протянутую папку и бросается дальше. Через двери, на стоянку. Кажется, Мелисса сегодня с утра парковалась где-то слева. Ага!
– Постойте! Мелисса, подожди.
Убедившись, что она заметила его и точно расслышала, Питер позволяет себе замедлить шаг. Не хватало только, чтоб кто-то из подчиненных заметил, как он носится по наземной парковке, будто какой-то курьер или интерн-первогодка. Еще на мобилку снимут, не дай бог. Опять начнут болтать, что он «бегает за той медсестричкой из приемного покоя, причем буквально, хи-хи-хи».
Питер не спеша обходит машину и протягивает сидящему на переднем пассажирском кресле младшему Стилински папку:
– Ты забыл выписку, Стайлз. Держи. И никому не показывай: медицинские данные пациента считаются конфиденциальной информацией.
– Пи-и-ит, – потрясенно тянет Мелисса и укоризненно качает головой.
– Всё в порядке, Мелли, – Питер пытается ободряюще улыбнуться, но судя по обеспокоенному виду Мелиссы, получается у него не очень. – Я заеду за Скоттом и всё такое. Увидимся за ужином.
– Как знаешь, – вздыхает она в ответ.
– Всё будет в порядке, вот увидишь, – повторяет он и отступает в сторону, по-прежнему не отводя от Мелиссы глаз.
Стайлз молча переводит взгляд с одного на другую, пытаясь расшифровать их маленькую пантомиму. И вдруг тихо охает: до него, кажись, дошло. Его суперчутье Стилински просто вопит, и он стискивает зубы, чтобы не завопить ему в унисон. Тем более, что ведь это только догадка, еще совсем не факт… Но вмиг вспотевшие пальцы впиваются в папку так, что даже слегка надрывают правый бок.
– Всё будет в порядке, – в третий раз повторяет Питер.
И впервые за всё это время Стайлз готов с ним согласиться.

Дорога до дома занимает полчаса. Они едут в молчании. Стайлзу ужасно, вот просто до дрожи в пальцах и черных мушек перед глазами хочется заглянуть в вожделенную папку, но он не решается делать этого при Мелиссе. С другой стороны – а вдруг она попытается отобрать папку, когда они доедут до дома? Кажется, она была не очень-то довольна решением Питера. И вообще, она, конечно, всегда по-доброму относилась к Стайлзу. Но за эти три недели тетя Мелисса ведь так и не ответила ни на один его вопрос о Дереке. То есть она не совсем на их стороне, так ведь? А вдруг она скажет отцу? Или всё-таки попробует отобрать… Может, попытаться засунуть папку в штаны? Не полезет же Мелисса в штаны к несовершеннолетнему другу своего сына? Или…
– Я ничего тебе не сделаю, не трясись так, Стайлз.
Стилински аж подбрасывает на месте и с перепугу он чуть не выпрыгивает из машины. Впрочем, Мелисса уже тормозит перед домом шерифа.
– Пока мы ехали, я всё подбирала аргументы. Но, черт возьми, что я могу сказать? В твоем возрасте я уже была беременна Скоттом. Сам знаешь, чем закончились мои отношения с его отцом. Но дело не в том, как они закончились, а в том, какими они были. Я точно помню, что в тот момент не слушала никаких аргументов. К тому же… Может, ты и похож на меня, но Дерек точно не похож на отца Скотта. Я очень хорошо знаю этого мальчишку. И Питер прав: не стал бы он так рисковать ради простого… как вы там сейчас говорите, перепихона, так, кажется? Питер запретил ему приближаться к твоей палате, так он вообще в больнице третью неделю не показывается. Зато я видела как Айзек, прежде чем войти к тебе в палату, включал громкую связь на своем телефоне. И я могу ошибаться, конечно, но, по-моему, у него в тот момент на экране светилась заставка, выставленная на контакт Дерека. Огромный такой волк-оборотень с красными глазами. Кажется, они зовут его альфой. Всё это что-то ведь значит, правда? А еще мне кажется, что вы – оба вы – достаточно взрослые, чтобы самим разобраться, что именно это значит. Может, твой отец прав. А, может, прав Питер… Но всё это неважно. Важно – это ты и Дерек. И вы сами должны решить, что между вами. А иначе ты до конца дней своих будешь упрекать отца, а я буду упрекать себя, если сейчас заберу эту чертову папку. И Дерек, мне кажется, тоже будет не рад.
– Тетя Мелли, вы что, плачете?
– Не обращай внимания, Стайлз. Если б ты читал женские романы, то сам бы знал, что в таких местах женщины всегда плачут. Поэтому не обращай внимания, милый, просто иди домой. И позвони ему наконец.

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, Это уже диагноз

---

Еще один повод для смеха

У Гарика Харламова и Тимура Батрутдинова новое шоу - «ХБ». Смотрю 1-ю серию. Рыцарь - это нечто. А главное - сразу столько ностальгии по Мерлину с Артуром Я б с удовольствием посмотрела этот клип с ними в главных ролях!

@темы: юмор

---

Вот чем я занимаюсь?!

Я честно собиралась писать новую главу "Диагноза" или хотя бы дописывать главу "Святого" Я так настраивалась, уже мысленные наметки делала... А потом зашла на соо Teen Wolf Big Bang - и все мои планы накрылись медным тазом. Сижу и балдею. А что поделать? Я слабохарактерная натура. А там столько вкусного... и его так много... так непривычно много... Вот как бы мне объять всё это необъятное?

@темы: ссылки, Teen Wolf

---

Небольшая обойка к «Это уже диагноз»

@темы: АРТ, Teen Wolf, Это уже диагноз

---

Еще один подарок - себе и вам

Название: Я вспомню. Или нет…
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: пока нет
Рейтинг: NC-17 (ну вот и добралась я до него)
Жанр: ангст, hurt/comfort
Размер: не знаю пока
Статус: в процессе
Предупреждения: возможен вынужденный ООС героев (по медицинским показаниям), упоминаются действия сексуального характера, совершенные против воли одной из сторон
Саммари: «Да будет вам дано помнить – откуда вы идете. Видеть – куда вы идете. И знать – когда остановиться, дабы не зайти слишком далеко» (ирландская пословица).

– А почему он «Святой»?
Парнишка даже головы не подымает на вопрос. Всё равно спрашивают не его. Здесь его никогда не спрашивают. Ни о чем. Просто говорят что делать. Да и о чем его спрашивать-то? Он всё равно ничего не помнит. Ни-че-го. Что это? Это то, что в его голове. То, что у него внутри. То, что он есть. Одно сплошное ничего.
– Дэк у него в ксиве так написано было, прикинь. – Кажется, это Смайл. «Святой» порой путает имена. Забывает. Он часто забывает даже то, что сейчас. И никогда не помнит, что было тогда. Но это Смайл, да. Именно он. Наверное…
– Чё, прям наш личный «Святой из Бундока», гэ-гэ?
– Ну я те о чем! Фамилию водой-то размыло, хер разберешь, а вот в графе имя прям так и стояло, негром, как говорится, по белому, –

«Св.»

[прим. авт.: «Св.» – на английском «St.» – сокращенно от «Святой»: St. Patrick, St. Helena; в нашем случае «St.» расшифровывается несколько иначе ]. Я своими глазами видал!
– Ну и чё, отзывается?
– Дэк куда он денется-то, с подводной-то лодки? Всё равно ж не хрена не помнит! Этой, как ее – альтернативы, гы-гы – хер предложит. Ему даже идти некуда. А за то, что Док его тады залатал, этот мямлик нам ваще по гроб житухи своей обязан. Тут не то что на «Святого», на любого «потса» отзываться будешь.
– И на кой он боссу сдался такой? Был бы хоть симпатичный, а то ж одна морока. Или на заднице у него шрамов нету, гэ-гэ?
– Да ты чё, за пидорков нас чо ли держишь? Нам, по-твоему, телочек не хватает? Так? Ты следи за базаром, бро! Никто тут его не пялит! Было бы кого! Он же урод уродом! Да еще и дурак, каких мало. У меня дядюшка Джейкоб, старый пердун, он уже второй год, как в местной богадельне потолок коптит, и тот поумней его будет.
– Эй, спокуха, брат! Полегче! Неужто мы из-за какого-то «снежка» ссориться будем? Я ж просто спросил. Оно так, к слову пришлось. Чего ты завелся-то, а?
Смайл раздраженно пырхает носом. Бросает быстрый взгляд на скорчившуюся в уголке фигурку, явно напуганную их криками. Потом переводит взгляд на обиженного кореша.
– Да ладно. Проехали. Погорячился я малость. Никто его не пялит. Так разве что, за щеку присунем иногда. Если очень уж припрет, а девок рядом нету. С бодуна там. Или среди ночи. Проснешься, бывает, и со сна охота… ну, сам знаешь… Не бежать же за телкой в четыре утра! А он всегда под рукой. Но это так… Никакой пидоросятины. Это ж в рот. Рот у всех одинаковый, что у блядей, что у этого идиота. А вообще он у нас

бомбит

бомбит [прим. авт.: с жаргона «бомбить» – просить милостыню] тут, неподалеку. На углу как раз. Этому дурачку, бывает, что и дают, прикинь. Наши ему еще табличку такую сделали, жалостливую: типа он контуженый в Ираке. Некоторые и вправду ведутся, прикинь! Вот, к примеру, легавый один. Наши ж пацаны за ним присматривают, мало ли чё. Он же ж дебил дебилом. А тут к нему легавый подкатывает. Ну, тот старикан патрульный, что на пенсию в этом месяце выйти должен был. Если б его соседские не подстрелили на той неделе. Кажись, насмерть. Жаль, если насмерть. Ты мое отношение к легавым сам знаешь, я их, собак плешивых, никогда не любил, но этот… неплохой вроде… да… Да и обидно, наверно, за неделю-то до пенсии… Наши ребята ваще о нем неплохо отзывались. И к этому дурачку он тогда… неплохо отнесся. Ребята думали, повяжет он его. А коп этот посмотрел-посмотрел, спросил еще чевой-то – да и отвалил. Еще и наличку всю из бумажника вывернул ему в коробку, прикинь. Хотя какой из нашего «Святого» контуженый в Ираке? У него ж даже возраст еще небось непризывной. Ясно ж, что для заманухи надпись сделана. И по-хорошему его б в «обезьянник». Ну, может, легавый вязаться с дураком не захотел. Бумажки там всякие оформлять. А, может, и впрямь неплохой мужик… был.
«Святой» в своем уголке съеживается еще сильнее. Он не помнит никакого «легавого». Он вообще плохо помнит… что бы то ни было. Он даже слова помнит не все. Сейчас он реагирует просто на интонацию. На тон Смайла. Да, это всё-таки Смайл. «Святой» вспомнил. И очень рад. Что помнит хоть что-то. Потому что чаще он чего-нибудь не помнит.
Когда он очнулся… здесь… он не помнил… всего. И это было… страшно. Первым в своей жизни… этой жизни… «Святой» вспомнил страх. Потом боль. Это то, что в его голове. Всегда в его голове. Боль – там где голова. Голова – там где боль. Остального тела он зачастую даже не осознает. Потому что остальное тело редко болит. Но оно часто боится. Иногда хочет есть. Чаще – пить. Потом надо ходить в сортир. Если ходить не в сортир – будет страх и боль. Усиливающие друг друга. Еще надо спать. И делать, что велят. Зачем? Нет, такого слова он не помнит.
Как раньше не помнил, как надо есть. Не умел держать ложку. Не знал, что у него есть рот. Чтобы есть. Когда болит живот – надо есть. Через рот. Есть надо, что дают. Больше просить нельзя. Меньше съедать нельзя. Он знает, что такое «нельзя». Это просто. Это когда страх и боль. Усиливающие друг друга.
Иногда рот не для еды. Иногда рот – это тоже боль. И что-то неприятное. Для чего он не знает, не помнит слов. Впрочем, он и не хочет помнить таких слов. И те минуты, когда в его рот пихают не-еду, он тоже помнить не хочет. «Святой» очень не любит забывать. Он боится забывать. Ведь в какую-то минуту он может забыть как дышать… как забыл вначале, как надо есть… И он не знает, в какую именно минуту… Как ее определить? Как к ней подготовиться? Как ее не бояться? «Святой» очень-очень не любит забывать. Но в этой жизни есть много такого, что он не против забыть. Хоть он даже не помнит нужных слов, чтобы это описать. Объяснить. Кому объяснить? Он не знает… Может, себе? Что такое «себе»? Ну… это такое «ничего» с «болью» и «страхом», у которого есть «рот» и «голова». И оно умеет дышать! Не забыть про дышать! Это очень важно! Важно помнить и знать, что «оно» – которое «он» – умеет дышать!
– Так чё, говоришь, хорошо сосет? Может, проверим, а? Похрен на шрамы. Можно их прикрыть чем-нибудь. Зато глянь-ка какие губки.
Второй… тот, который не Смайл… многозначительно двигает бровями. И «Святой» откуда-то знает, что это значит. Ничего хорошего. В его жизни вообще нет ничего хорошего. Но вот конкретно сейчас… Сейчас будут боль и страх.


У «Святого» очень разнообразная жизнь. Потому что его боли и страхи – они постоянно разные. Для каждой боли свой страх. У каждого страха своя боль. Есть боль для еды. Когда ее не дают. И для не-еды. Когда ее заставляют брать.
Есть боль для ночи…
Это когда болит голова. Болит так, что не можешь уснуть. Тебя тошнит. И ты, холодный и мокрый от пота, дрожишь в сортире. Потому что если стошнит в комнате – будет боль и страх. Да такие, что лучше посидеть в сортире сейчас, чем терпеть потом.
Но сейчас тоже надо терпеть. Пока боль ест твою голову. И то, что внутри головы. И даже то, чего там нет. Потому что голова у него маленькая. И туда просто не может влезть столько – сколько сейчас у него там всего болит. Кто-то… страшный и злой… бьет туда тяжелым ботинком. И клыки подошвы впиваются вглубь. И куда-то еще дальше. Куда-то в него. Куда-то прямо в боль. Одна боль впивается в другую. И «Святой» даже не знает слов, чтобы рассказать… хоть самому себе… что же там у него в голове происходит.
Что-то болит.
Б-О-Л-И-Т…
И-и-и-и!!!
Разве одно слово может вместить в себя столько всяких разных болей, которые сейчас в нем? Наверняка, ну вот точно вам говорю, этих слов больше-больше! Вот просто больше-больше-больше-больше!!!! Больше, чем он помнит. И точно больше, чем хочет помнить сейчас.
Иногда он пытается вспомнить эти слова. Эти или любые другие. Какие-нибудь красивые слова. Наверняка, он знал их раньше. Они были в его голове вместо боли. И страха. И того ничего, что есть там сейчас. И он умел складывать их. По-всякому. Переставлять. Выбирать какое понравится. Перебирать. Сейчас-то он особо не перебирает. Пользуется чем есть. Это вообще ко всему относится. Он ест, что дают. Еду или не-еду. Пьет, что придется. Спит, где сказали. Делает, что велят. Говорит словами – что помнит. Потому что выбирать-то особо не из чего.
Он помнит немного. Но он хотел бы помнить больше. Не боли и страха. А слов. Чтобы рассказать… ну хоть самому себе, если никто другой не хочет слушать… Он бы хотел рассказать… Так, чтобы поняли. Может, если бы кто-то понял… Может, он бы… помог?
Если бы «Святой» помнил слова. Нужные слова. И умел складывать и перебирать их… ну вот как Джоджо. Он складывает их на ходу. Они просто выходят из него и выходят. Как вода из крана. Красивыми каплями. Одна за одной. Одна-за-одной. Одназаодной. И кажется, что он их даже не вспоминает. Даже не думает вспоминать нужное! Просто наговаривает одно за одним. Одно-за-одним. Однозаодним. И получается красиво. Получается даже больше-больше, чем красиво. Наверно, есть такое слово, чтобы это описать. Просто «Святой» не помнит.
А Джоджо помнит. И поэтому «Святой» готов слушать его и слушать. Все-все его слова.
Джоджо говорит: это рэп, чувак! Джоджо говорит: ты мой первый фан, «Святой», хочешь еще? Джоджо говорит и говорит. «Святой» слушает и слушает. И даже пытается запомнить. Чтобы потом… по ночам… делать вид, что это его слова. Перебирать их. Пытаться сложить. Заполнить ими голову. Вместо боли и страха. Чтобы когда ночью придут его боли – на его голове уже висела табличка «Занято». И боли туда просто не влезают. Им не осталось там места. И тогда бы боли ушли к кому-нибудь другому. Может быть, к Смайлу… Только не к Джоджо. Ведь Джоджо наверняка еще не все слова ему рассказал. Наверняка, есть еще много слов, которые можно вспоминать по ночам. Отвлекаясь от болей. От хотя бы одной из болей. Любой их них. «Святому» всё равно которую из них получится вытеснить словами Джоджо. Если бы только получилось.
Если бы только он не забывал эти слова к утру.
Может, если бы он понимал, о чем эти слова… Что они значат… Может, тогда запомнить было бы легче. А, может, просто надо послушать Джоджо еще раз? И на этот раз точно получится! Наверняка, он запомнит. Вот в этот самый раз.
– Чего тебе, «Святой»? Опять почитать чего? Слушай, ты и вправду фанат. Прям маниакальный какой-то! И не привередливый совсем. Что не сочиню – ну всё тебе нравится. Или я и впрямь так крут, э? Может, пора мне в шоу-бизнес, а? Куплю себе классную тачку. Обвешаюсь девочками и золотыми цепями с ног до головы. Буду круче, чем Эминем.
«Святой» опять и половину слов не понял. Но ему нравятся как они звучат. Красиво. Даже этот… как его… «эминем». Его «Святой» тоже не знает. Наверно, он не из ихнего района.


Больше всего «Святой» боится собак. Не тех ухоженных шавок, которых иногда проводят мимо него на коротких поводках. Он боится местной своры. Здесь есть дикая стая. Которая явно считает место на углу своей территорией. То самое место, где «Святой» «бомбит». Это то, чем он занимается пока светло. Пока за ним не приходит кто-то из «своих». «Пока» – это, когда нельзя никуда отлучаться. Даже в сортир. Даже если болит голова или живот. Даже если дождь. Это когда он «бомбит» и боится собак.
Он сидит на полу. Ну, на полу улицы. «Святой» всё время забывает, как правильно зовется уличный пол. Хотя это и неважно. Важно – это «бомбить». И бумажки, которые ему иногда дают. Хотя бумажки «Святому» дают редко. Люди вообще стараются на него даже не смотреть. Наверно, из-за его шрамов. «Святой» видел себя пару раз. В магазинных окнах – «витринах». В сортире, в осколках «зеркала» на стене. В «луже». Она натекает возле его «места», если идет дождь. Пока нельзя свое «место». В «витрине», в «зеркале» или в «луже» можно увидеть себя. Но «Святому» не нравится то, что он видит. Оно… больное и испуганное. Описание, в принципе, ему подходит. Наверно, это всё-таки он и есть. Но у него такая некрасивая… голова. Верней, то, что на ней. «Шрамы». Их много. Они жуткие. Они совсем-совсем не нравятся «Святому». Почти как собаки.
Люди с бумажками подходят к «Святому» редко. А вот собаки – почти каждый день. И никогда по одной. По одной – это, наверно, было бы не страшно. Ну, не так страшно, как всегда. Одна собака – это, наверно, как одна не-еда в рот среди ночи. Быстро, сонно и почти не больно. Об этом можно быстро забыть. Об этом получается быстро забыть.
Но собаки никогда не подходят по одной.
«Свои» учат «Святого», что надо «просто не бояться этих тварей». Вся беда в том, что он не знает, как «не бояться» может быть «просто»? Его жизнь… эта жизнь… никогда не была настолько простой. Он боится всегда. Но собак… собак он боится особенным страхом. Страхи, они ведь разные. Для каждой боли у «Святого» свой страх. И самый-самый – это для собак.
«Свои» говорят: не показывай им свой страх. «Свои» говорят: покажи этим сукам, кто здесь хозяин. «Свои» повторяют снова и снова: поставь их на место! Одним словом они говорят то, чего «Святой» просто не понимает.
Обычно он исполняет всё, что ему велят. Он очень быстро этому научился. Ведь иначе – боль и страх. Иногда слабее. Иногда сильнее. Но всегда боль и страх. Но собаки… собаки! Тут «Святой» ничего поделать не может. Это… это… ну это так… ну чтоб понять… это как… как дождь, понимаете? Хоть кто-то меня понимает?!! Страх-собаки-боль. Сначала ты их боишься. Потом они подбираются ближе. Еще… И еще чуть-чуть… Потом – хватают за штанину. Или даже за щиколотку. Лучше, если за штанину – тогда кто-то из «своих» может прийти на помощь. Им жаль его одежду. Ведь надо будет искать ему новую или что-то решать с этой. Если хватают за тело – это уже «его проблемы». Потому что «свои» отчего-то уверены, что «страх-собаки-боль» – это его вина. Ему ж объяснили, что делать. Отчего он не делает, как велят? Они говорят: харе прикидываться, чувак, тебе, небось, просто нравится. Они его не понимают.
Никто-никто не понимает, как он боится собак.
Он даже пытался их подкупить. Таскал им свою еду. Ну, часть ее… Отбирал из того, что дают. И отдавал собакам.
Но те стали только наглее. Теперь они еще быстрей подбираются. Уже меньше сомневаясь. Еще громче лают. И смелее кидаются. Кидаются теперь даже те, кто не трогал его раньше. Кто раньше стоял в сторонке. Тявкал из-за угла. Теперь они обступают его всей сворой. Теперь они требуют не только его страха, но и его еды.
А он их боится. И уже боится бояться.
В нем постепенно растет какой-то новый вид страха. Еще страшней предыдущего. Он даже боль из головы вытесняет. От него трясутся руки. Но как-то не так. Как-то по-новому. Этот страх закрывает ему глаза. Закрывает всё. Все его чувства. Всё ощущение окружающего мира. Раньше он различал тепло или холод. Он чувствовал ветер. И запахи улиц. Он слышал… слова и то, что вместо них издают машины и подошвы прохожих… и еще много всего… такого нестрашного, что он готов был слушать это и слушать.
В один миг он перестает слышать всё. Он больше ничего не видит. Нет больше ветра. Солнце завтра не встанет.
Остались только собаки и страх.
А потом нет даже страха.
И собак больше нет.
Только камень в руке.
И кровь.
И что-то… всё в крови… похожее… на собаку? Вот так выглядит собака, когда ее не боишься?
И вместо лая скулеж. Вот только… Это он скулит? Почему он скулит? И почему ему еще страшнее, чем раньше? Он так хотел не бояться. Быть сильнее собак. Быть просто сильнее. Тогда почему?..
Ой-ой-ой! Ой-ёй-ёшеньки! Охушки. Зачем же он так? Почему-у-у? Уй. За что он так? Собака. Собачечка. Собачка бедненькая. Зачем он с ней так? Ей же, наверное, теперь больно. Может, даже больней, чем ему.
«Святой» падает на колени. Пытается грязными от крови руками сделать как было. Распихать всё на место. Где ж его место? Сейчас-сейчас! Он всё сделает. Как было. Как надо. Бедненькая ты моя. Такая же забитая, как он сам. Голодная. Замерзшая. Она тоже всех боится. Кроме него, «Святого». Одного «Святого» она, может, и не боялась. Может, только он ее и кормил. Вон тощая какая. Ой-ой-ой!
– Да он совсем рехнулся ребята. Еще, оказывается, и бешеный. Вот вам и «Святой». Вот вам и тихоня. А если б он нас ночью так?
«Святой» испуганно пятится от подоспевших «своих». Потому что смотрят они на него… как «чужие». Как, верно, он сам смотрел на собак. И рука одного из них как раз тянется… за камнем?
Еще секунду назад «Святой» обещал себе, что больше никогда не будет бояться. Но плата за отсутствие страха – еще больший страх. Чей-то еще больший страх. Он много не понимает… Еще большего не помнит… Но это… эти мысли про страх… Он это вдруг осознал. Вот, даже слово нужное вспомнил. Он слово вспомнил, ребята!
Вот только ребята сейчас – как свора собак. Щерят зубы. И подбираются ближе. Берут потихоньку в кольцо. А потом будут зубы и боль. Это мы уже проходили. Это мы уже знаем.
Но «Святой» больше не хочет бояться. «Святой» больше не… нет, он сказал! Плевать, что всё равно страшно! Он больше не хочет! Не хочет! Не хочет!!! НЕ ХОЧЕТ.
Со страхом можно не только бороться. От него можно еще убегать. «Святой» не помнит, откуда знает об этом. Он просто разворачивается и бросается прочь. Настолько быстро – насколько сильно он боится.


Собаки никогда не преследуют до конца. Это «Святой» уже давно подметил. Он очень хорошо подмечает то, что его пугает. Это помогает пугаться меньше. Когда проясняешь для себя… определенные правила… становится легче. Немного, но всё же. Собаки преследуют только пока не выгонят со своей территории. Если не вмешивались «свои» и собакам таки удавалось согнать «Святого»… оставить «место»… отступить… Тогда собаки останавливались. Гавкали злобно. Но за свою территорию не выходили.
С людьми всё иначе.
Люди преследуют до конца.
У «Святого» уже горит внутри. Почти знакомая боль. Так болит, когда прижигают сигаретой. Он не помнит, кто из «своих» познакомил его с этой болью. Но саму боль помнит. Что-что – а свои боли он помнит. И боли, и страхи. Вот этот страх, что сейчас внутри него, он тоже запомнит. Точно запомнит. И этот страх. И эту новую боль, так похожую на старую. А вот тех, кто гонится за ним сейчас – забудет. Как забыл того, кто прижег ему руку. У него слишком маленькая голова. В ней слишком мало памяти. И его памяти хватает только на что-то одно – либо на боль и страх, либо на их источник. Побеждает то, что сильнее. Это правило «Святой» давно подметил. Его боль и страх сильнее, чем те, кто их порождает. Поэтому в голове у него – боль и страх.
А внутри – огонь.
И желание – чтобы всё прекратилось.
Хватит за мной бежать. Я хочу остановиться. Я хочу не бояться. А еще больше хочу не бояться – бояться. Я хочу отдышаться. И выпить воды. И смыть с рук эту кровь. И чтоб та собака… Охушки. Ой-ой-ой. Я не знаю, чего хочу для той собаки. Наверно, того, что и для себя. Вот только я не помню нужного слова. Как называется то, чего я хочу… Знаю точно, что в этом слове нет боли и страха… Поэтому это очень красивое слово. Хорошее слово. Побольше бы в моей жизни таких хороших красивых слов.
Но прямо сейчас – я хочу перестать. Бежать. Задыхаться. Бояться.
Просто хватит.
С меня уже хватит.
Мне уже хватит.
– Всё, выдохся придурок. Окружай его, ребята. Чейз, справа давай. Да не трясись ты так. Заточка у кого-нибудь есть? Хорошо, что тут река неподалеку. Из речки мы его выловили, в ней и притопим.
Большая часть слов привычно проходит мимо его сознания. Мимо его осознания, будет точней. Но где-то… на уровне собаки внутри его… потому что сегодня он понял, что сам он тоже похож на ту забитую «шавку»… где-то там глубоко… он всё понимает прекрасно. Сейчас будут совершенно новые боль и страх. Самые большие боль и страх в этой его жизни. Может, ему даже будет больнее, чем той собаке…
– Отойди от него.
Новый голос. Этого голоса «Святой» еще не слышал. Он бы запомнил. Потому что это страшный голос. Даже Смайл его боится. Замирает. Шарахается прочь. Но продолжает скалиться. Ну, это же

Смайл

Смайл [прим. авт.: если вдруг кто не помнит smile («смайл») – в переводе с англ. – «улыбка»].
– Эй, мистер Холланд, вы чего? Да мы тут просто…
– Ты ж меня знаешь, Смайл, я дважды не повторяю.
– Да мы шуткуем просто, мистер Холланд. Это ж наш «Святой». Наш, понимаете? Да мы своему никогда ничё…
– Убирайтесь. Вот прямо сейчас. Смайл, Чейз, какой-то пока неизвестный мне хрен. Вы все трое сейчас развернетесь и уберетесь отсюда. Пока я не пошутил в ответ. Или кто-то хочет себе такие же «украшения», как у нашего «Святого»?
– Э-ге-ге, мистер Холланд, полегче. Мы уходим уже. У нас же никогда не было терок с вашими ребятами…
– Ускорься, Смайл. А то ты тут последний остался. Ребята уже за угол завернуть успели.
– Вот козлы.
– Вот и скажи им об этом. Догони – и скажи.
– Эй, уроды, постойте!..
«Святой» тоже хочет туда. За угол. К «своим». Они напугали его. Но это было тогда. И Смайл же сказал, что они пошутили. А этот голос… и тот, кто этим голосом говорит… они пугают его сейчас.
И еще больше они пугают его – когда молчат.
Молчат и смотрят.
И, кажется… нюхают?
– Успокойся, парень. Я тебя не трону. Ты не бойся.
Не бойся? НЕ БОЙСЯ?! Да этого голоса даже «свои» испугались. А «Святой» не знает за «своими» такого, чтобы они чего-то боялись. Не помнит такого…
Не бойся. Почему все так хотят, чтоб он не боялся? И зачем они тогда его пугают? Если хотят, чтоб он не боялся… Или это такая новая боль для него? Как не-еда? Или сигаретой в руку? Ведь если не страх – тогда боль, верно? Или то – или то. Или вместе. А по-другому никак. По-другому «Святой» и не помнит.
– Ладно, малыш, я понял, что не бояться у тебя не получается.
Понял? Его кто-то понял? Вот так просто? Без слов? Без боли и страха? Это правда так может быть? Вот так – это и есть «просто»?
«Святой» даже замирает. Даже дышать перестает. И тут же начинает судорожно глотать ртом воздух. Забывать дышать нельзя! Нет-нет! Как он мог? Он же обещал себе… не забывать хотя бы это.
– Ну-ну, малыш, полегче. Никто тебя больше не тронет. Эти уроды больше не вернутся.
Кто не вернется? О чем он? Что он вообще хочет? И от кого?
– Черт, парень, ты меня своим сердцебиением оглушишь сейчас. А себе сердечный приступ заработаешь. Слушай, может, ты облегчишь нам обоим задачу и… ну, я не знаю… в обморок там грохнешься, а? Не хочешь прикинуться кисейной барышней, а? Ну когда еще такой шанс представится, сам подумай. А я не кому не скажу, ты не бойся.
Опять «не бойся». Это, кстати, единственное, что он понял из всей этой мешанины слов, которую тут вывалил на него страшный голос. Хотя не такой уж он сейчас и страшный. Сейчас он немного напоминает Джоджо. И говорит также быстро. Много незнакомых слов. Красивых, наверно… Таким голосом наверняка говорят красивые слова. Потому что голос сейчас… нестрашный. Но ведь он был страшным? Вот только что был страшным. Куда теперь делся страх? И не придет ли на его место боль? Со «Святым» так уже говорили – не страшным голосом – а потом была боль. Наверно, это будет новая боль. Ну, этот ведь… с этим непонятным голосом… он тоже новый. Значит, и боль, которую он причинит, будет новой.
Но «Святой» не хочет боли! Он устал. Ему больно и так. Ему больно достаточно. Хватит! Ну, пожалуйста, хватит…
– Так, хватит. – Ну вот, хоть в чем-то они с обладателем голоса согласны. Это же хорошо, правда? Когда «Святой» соглашается – боли обычно меньше. – Прости, малыш, но это для твоего же блага. Ты, наверно, такое уже не раз слышал, но других слов я сейчас всё равно не подберу.
О, у обладателя страшно-нестрашного голоса тоже проблемы со словами. Он тоже не может их подобрать. Это от «выбрать», да? «Святой» понимает! Если ему объяснить, он всё понимает. Он не такой дурак, как о нем говорят. Он…
…пытается увернуться… когда незнакомец кидается на него наглой собакой… а он не любит собак, он ведь говорил? или забыл?
… увернуться…
…надо… необходимо…
он пытается… да…
Но не успевает.
Темно.
И ничего.

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, «Святой»

---

Подарочек для себя любимой

В последнее время на меня в реале много чего навалилось. Можно сказать, погребло под собою. Писательство и мои ПЧ – моя единственная отдушина. Вот только времени на них катастрофически не хватает. Поэтому иногда я иду на хитрости: пытаюсь открыть себе второе дыхание, пообещав самой себе взятку Например, я обещала, что разрешу себе сменить дизайн дневника только после того, как допишу 3-ю главу «Диагноза». В общем, дизайн подзадержался… Но лучше ж поздно чем никогда. Тем более что мои предпочтения в дизах уже третий год не меняются

27.02.2011 в 00:55

Пишет  Gavky:

Скрап-набор ч.1
Аттракцион неслыханной щедрости)) чет я сегодня добрая, так что пощу тут.
Фоны сделаны из картинок-презентаций, которые делают что бы показать что есть в наборе.

+++9+++

27.02.2011 в 00:57

Пишет  Gavky:

Скрап-набор ч.2

+++9+++

@темы: АРТ

---

Это уже диагноз. Глава 3.

Название: Это уже диагноз
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински и еще парочка в «приемные часы» заглядывает
Рейтинг: R (для этой части)
Жанр: ангст, hurt/comfort, юмор (что правда мой, специфический)
Размер: не знаю пока
Статус: закончен
Саммари: Дереку Хейлу нужно поставить диагноз Стайлзу Стилински. Думаете, это легко?

– Итак, моя «стая» облажалась, – с наигранной скукой в голосе тянет Дерек, нарочито медленно прохаживаясь вокруг стола, за которым собралась вся команда.
Он вокруг этого стола уже двенадцатый круг наматывает. И всё никак остановиться не может. Он слишком взбешен, чтобы спокойно сидеть на месте. Внутри клокочет красно-черная муть, забивает нос грязной пыльной шерстью разъяренного зверя, отбивая нюх, до рези в глазах.
– Моя «стая» облажалась, – повторяет Дерек. – И не то, чтобы я удивлен. – Он резко замирает на полушаге. А голос падает до полушепота: – Но я реально в бешенстве.
Айзек невольно вжимает голову в плечи. Эрика делает вид, что она вообще не местная, чисто так, мимо пробегала и присела тут посидеть. Она закатывает глаза и показушно фривольно наматывает локон на палец. Вот только руки у нее дрожат. Единственный, кто реально кажется спокойным, так это Бойд. Но Дерек-то знает, что этот чернокожий мальчишка из бедняцкой семьи, выгрызающий себе жизненные блага у судьбы почти что зубами – он слишком амбициозен, слишком перфекционист, слишком мечтает быть лучше и круче всех и вся, чтобы позволить себе спокойно ошибаться. Поэтому и боится сейчас сильнее всех в этой комнате.
Дерек ощущает страх своих «волчат». Как если бы он вправду был зверем. Каким-нибудь большим черным волком. С отличным нюхом. И слухом. О, если бы у него был волчий слух – он верно бы оглох сейчас от гулко грохочущего стука их сердец.
Может, тогда б он и поверил в их раскаяние.
Может, тогда он и не так сильно бесился.
Но скорей всего нет. Потому что бесится-то он как раз не на них. Из-за них, это да. Но не на них. Он до вакуума в легких зол на самого себя.
– Напомни-ка мне, Бойд, что я велел вам всем пару дней назад? Какие планы на выходные я для вас запланировал?
– Провести полную диагностику С.Стилински.
– Точно! – бьет себя ладонью по лбу Дерек. – Вам надо было взять у него какие-то анализы, да? Я, правда, не уточнил какие. Вот я дебил, правда? А вы, наверно, просто гении, так? Взрослые матерые волки. Которые могут иметь в виду приказы своего начальника. И начальника его начальника. Ты, наверно, считаешь себя умнее Питера, да, Бойд? Ты ж у нас «цельный дохтур», а он так… администратор больничный. Вот только иметь в виду прямые приказы этого «администратора» даже я себе не позволяю! – Хейл невольно повышает тон. – И я не желаю, чтобы из-за вас он имел меня!
Дерек в сердцах подскакивает к книжному шкафу, прицельно хватает тяжелую энциклопедию в твердой обложке и, метнувшись назад к столу, замахивается на сидящего с краю Айзека. Тот инстинктивно втягивает голову в плечи – но даже не попытается отстраниться. Дерек знает почему: дядя показывал ему копии полицейских отчетов о семейных «разборках» Лейхи, когда племянник решил взять пацана в «стаю». Вовремя вспомнив о папочкиных методах Айзека, Хейл в последний момент все-таки передумывает – и тяжелая «книжная» оплеуха достается рядом сидящей Эрике.
– Ай! Я же девушка!
– А у нас в больнице нет гендерной дискриминации. И если уж на то пошло, то и тебя, Третья, в нашей больнице на этих выходных не было!
– Я была!
– Тогда почему камеры слежения на входе тебя не зафиксировали, не пояснишь-ка? Ты у нас из группы

профессора Кейна

профессора Кейна (прим. авт.: профессор Себастьян Кейн – главный герой фильма Пола Верховена «Невидимка», ну и, собственно, сам невидимка)? Или ты в наш кабинет на втором этаже через окно залазила? Взбираться, наверно, сложно было, Питер-то у нас на отделке здания не экономит. Пожалуй, местным волкам стоит заменить свои когти твоим маникюром.
– В Калифорнии волков уже лет шестьдесят нету, – робко вставляет Айзек.
– Зато дебилов, возомнивших себя гениями, тут развелось сверх всякой меры. Кстати, – вдруг злорадно ухмыляется Дерек, – как вам мой выбор книги? Нравится?
Айзек с Эрикой нерешительно пожимают плечами. Бойд обреченно молчит, он уже догадался – что Дерек тоже догадываться умеет.
– «Медицинская энциклопедия-справочник практического врача». Замечательная книга. Это я том смысле, что захожу я сегодня утром в кабинет и вижу: торчит эта милая книжонка, полусвесившись с полки. А ведь я точно помню, что в пятницу, когда последним уходил из кабинета, все книги стояли на полках ровными рядочками.
– Перфекционист чертов, – бурчит под нос Эрика.
Дерек предпочитает сделать вид, что не расслышал. У него и без того поводов для смертоубийства хватает.
– А тут вдруг справочник торчит, – продолжает он как ни в чем не бывало. – Выходит, «волчата» мои вместо того, чтоб диагностику у юного Стилински проводить, книжки тут сидели читали? Не-е-ет, освежить в памяти азы – это никогда не лишнее, я ж не спорю. Вот только, как это вы всё успели: и книжки почитать, и анализы все переделать? Причем сколько анализов-то! Даже Питер в восхищении. И это он еще от восторга не сообразил сразу, что некоторые из этих анализов ждать приходиться по несколько дней. А вы их за двое суток переделать все умудрились. Может, я и впрямь дебил, а вы у нас гении? – И больше уже не сдерживаясь рявкает во всю мощь легких: – А, может, просто зарвавшиеся щенки, вздумавшие подсунуть мне конспекты вместо анализов?!
На этот раз голову в плечи втягивают все, даже показушно невозмутимый Бойд.
– Вы, мать вашу, совсем охерели?!
– Да все знают, что он здоров, как помесь вертлявой макаки с болтливым попугаем, – всё же решается подать голос Бойд. – Вся больница в курсе, что твой дядя просто выпендривается перед медсестричкой из терапии, с которой у него шуры-муры. Эта… как там ее… ну, успокоительное… Мелисса! К ней еще сын постоянно бегает. Этот Стилински, кстати, тоже был пару раз, я видел его на посту. Здоровый пацан. Еще всех нас переживет.
– Что он вас переживет – так это даже не вопрос. А что «все знают, что он здоров» – так тут небольшое недоразумение вышло. Вот сам Стилински, к примеру, не в курсе, что он у нас здоровый. Кажется, вы забыли сообщить ему об этом, пока переписывали основные положения справочника. Наверно, поэтому он и валяется сейчас в своей палате с температурой 39,5. Не потому что вы запустили течение болезни – а потому что он просто не в курсе, что здоров.
– Как с температурой? – Айзек не только голову из плеч вытягивает, он, кажется, даже приподымается в кресле.
– Ну вот так – с температурой. Или что, этот симптом в справочнике не описан? А вы на букву «Т» не смотрели? Может, пропустили случайно?
– Тогда выходит… Так он что, правда болен?
– О Господи, хвала тебе за этот миг просветления! – с нескрываемым сарказмом восклицает Дерек, вскидывая руки в гору. – Оказывается, у нас в больнице лежат больные люди, ну вы только подумайте! Вот только они у нас третьи сутки лежат без лечения. А лечение я назначить не могу, потому что у меня спустя два дня в стационаре, до сих пор ни одного анализа на руках! И раз уж вы у меня такие гении – то, может, предложите, от чего мне его лечить? Потому что если он загнется, пока вы ему повторные анализы делаете… здесь дело даже не в дяде… не в судебных исках… Да я вас просто на части порублю и во дворе прикопаю, ясно?!
– Мы б никогда…
– Дерек, слушай…
– Шеф, всё будет…
– Молчать! Мне плевать на ваши отговорки. Мне плевать на дядины указки. Мне плевать кто что думает обо мне в этой больнице. Но мне не плевать на моих пациентов. Я дал вам прямой приказ. Сейчас вы встанете и пойдете его выполнять. Будем считать, что Стилински доставили в больницу только сегодня. И теперь у нас на один симптом больше: к потере сознания добавилась температура. Наиболее вероятный диагноз – инфекция. И наша задача определить какая. Потому что без проведенных анализов… мать же вашу!.. это может быть что угодно. Золотистый стафилококк, туберкулез, стронгилоидоз, – Дерек заставляет себя прервать перечисление и до боли стискивает кулаки. Делает глубокий вдох и продолжает: – Вы пойдете и составите мне подробную историю болезни, подробнейший анамнез из всех, какие вы только составляли в своей жизни. И на этот раз вы сделаете всё как надо.
«Волчата» шустро вскакивают с мест и кидаются к двери – где их и останавливает голос Дерека:
– И последнее. – «Волчата» замирают. Голос Хейла почти спокоен, когда он выносит приговор: – Я сказал, что мы сделаем вид, что Стилински доставили в больницу только сегодня. Потому что мальчишка, возможно, при смерти, а, значит, каждая минута на счету – и мне некогда искать другую команду. Но когда всё закончится… закончится хорошо, потому что оно просто обязано закончится хорошо – вот тогда мы снова сядем за этим столом и определимся наконец, какого хера вы решили, что уже доросли до принятия самостоятельных решений типа игнорирования указаний моего дяди, продублированных к тому же мною. Но сейчас мы не будем об этом думать! – снова повышает голос Дерек. – Сейчас мы будем думать только о пациенте! Ясно? Я спросил: ясно?!
– Да…
– Конечно…
– О чем речь, шеф…
– Тогда какого черта вы до сих пор мнетесь в дверях, а не бежите в лабораторию?

Дерек не соврал: он не хочет думать о том, какого черта его «стая» ослушалась приказа. Ему действительно лучше бы подумать о диагнозе. Но что толку думать о диагнозе, когда у тебя ни одного анализа на руках? И это, кстати, снова возвращает его к проступку «стаи».
Это как… предательство, понимаете? Он был уверен, что может им доверять. В таких случаях говорят: да даже собственную жизнь. В его случае всё еще серьезней: он им не свою – он им чужие жизни доверял! Потому что свое – это свое. Со своей жизнью ты можешь делать что хочешь. Некоторые вон вены режут – и кто им что за это сделает? За самоубийство даже

не везде сажают

не везде сажают [прим. авт.: попытки самоубийства рассматриваются как правонарушение в 9-ти штатах США: Алабама, Кентукки, Нью-Джерси, Северная и Южная Каролина, Северная и Южная Дакота, Оклахома, Вашингтон], а вот за убийство положен срок.
К тому же у Дерека на совести итак слишком много народу. Слишком много жизней, за которые ему не расплатиться. Которые никогда не отмолить. Которые он при любом раскладе никогда себе не простит: потому что просто не у кого больше просить прощения.
А теперь его «стая» пытается на него еще и Стилински повесить.
Стайлза.
Дерек прикрывает глаза. И позволяет себе… всего на минутку… обычно он никогда не думает о пациентах… так… Но у Стайлза правда красивый рот. И глаза охренительные. И сам он – такой худой и нескладный – чем-то завораживает Дерека. Дерек даже догадывается чем.
Жаждой жизни.
Эта жажда в каждом его взгляде. В каждом нервном движении рук. В каждом судорожном вздохе. А больше всего – в словах. Их много. Они накатывают друг на друга. Рокочут и тарахтят, как галька в прибое. И в их интонации пробивается: жить! жить! жить!
Дерек со школы терпеть не может ботанов.
Но с тех пор как в его жизни появился вопрос «почему не он» – Хейл почти преклоняется перед людьми, которые этот вопрос себе однозначно не задают. Он им немного завидует – но даже не думает оспаривать их право на веру, на эту уверенность и твердую убежденность, что жить – не просто их привилегия или даже судьбой дарованное право… Это просто стиль жизни такой – просто жить. Жить – просто потому что они хотят.
Стилински хочет.
И Дерек тоже хочет – чтобы он жил.
А почему бы и нет? Он ведь еще такой мальчишка. Ботан, конечно, Хейл досадливо морщится. Ну и черт с этим! Зато рот же классный, усмехается он. Встреться они где-нибудь на дискотеке… определенного толка – интересно, у сына шерифа есть поддельные права? – пожалуй, Дерек угостил бы его выпивкой. Хм, безалкогольной.
Чем бы еще он угостил Стайлза Стилински Дерек придумать не успевает – в двери робко заглядывает кудрявая голова Айзека. И Хейл мысленно готовится к новой порции дерьма: с плохими вестями «волчата» всегда посылают Айзека, как самого «бедного и несчастного», зная, что у Дерека на него рука не подымается.
– Дерек… тут такое дело…
– Коротко и по существу.
– Стилински пропал.

Дерек даже не спрашивает, где «волчата» успели поискать пропажу, он не сомневается, что эта троица уже перерыла всю больницу. И судя по тому, что его дядя до сих пор не в курсе (раз всё еще не прибежал к нему, брюзжа слюной), они хоть это умудрились сделать сравнительно профессионально.
Но Стилински они не нашли.
Куда мог деться шестнадцатилетний мальчишка с температурой под 40 и чрезмерной любовью к болтовне? Может, очередного доктора Секси где-нибудь сейчас кадрит?
Дерек замирает на полушаге. Да ну… Но вдруг? Чем черт не шутит? Стоит всё же проверить. И он решительно направляется в морг.

– Я был прав: здесь холодно.
Дерек удивленно замирает: у пацана что, глаза на затылке? Это новый симптом такой?
Стайлз оглядывается и пытается улыбнуться.
– Не хмурься так, морщины будут.
– У тебя хороший слух, раз ты меня услышал.
– Мой слух ни при чем, я заметил твое отражение в дверце холодильника.
– И разглядел, что это именно я?
Стайлз тихо хихикает. Вполне по-ботански, и Дерек ждет приступа праведного раздражения – но вместо этого это хихиканье его… забавляет?
– Я тебя сердцем почувствовал.
– А здешний могильный холод ты своими босыми ногами еще не чувствуешь?
– А я тебя как раз и ждал, чтобы ты меня согрел.
– Не мог подождать в своей палате? Я же четко сказал, что морг меня не вставляет.
Стайлз снова отворачивается и зябко обхватывает себя руками.
– Да я тут местечко себе присматривал.
– Не рановато ли?
Кажется, Стайлз его даже не слышит, продолжает, как ни в чем не бывало:
– В последний раз я был в морге, когда умерла мама. Но дальше приемной меня тогда не пустили.
– Тебе и сейчас дальше приемной делать не фиг.
– Ей, наверно, было очень холодно здесь.
– Если она была здесь – то ей было уже всё равно. Это я тебе как врач заявляю.
Стайлз вдруг разворачивается, резко и стремительно, впивается в Дерека лихорадочным взглядом.
– Ты ведь меня вылечишь, да?
– Разумеется. Иначе дядя мне и следующие выходные испоганит, читая лекции о похеренных мной показателях.
– Значит, я не умру?
– Нет.
– Потому что ты крут и круче только яйца, а, значит, я в надежных руках и мне не о чем волноваться?
– Ага.
– И потому что у меня симпатичный рот, который идеально подошел бы для минета?
На этот раз Дерек не отвечает.
– Просто ты с моих губ глаз не сводишь.
– Ты тоже пялишься.
Стайлз нервно переступает с ноги на ногу, трет пятку о лодыжку, пытаясь хоть немного ее согреть.
– Знаешь, здесь правду холодные полы.
– Горизонтальные поверхности не теплее. Хочешь вернуться в палату?
Стайлз судорожно мотает головой:
– Неа. Там счаз отец придет. Снова будет смотреть этим своим взглядом. Не хочу, чтоб он смотрел. Лучше б он не приходил вообще. Но тогда б он пил дома. Он у меня не пьяница, ты не подумай. Но если за ним не присматривать… К тому же ему очень тяжело сейчас. У нас мама точно также… врачи сначала долго ничего не говорили – а потом раз – и сразу экскурсия в морг. Так что я отца могу понять. Но все равно не хочу… ни чтоб смотрел, ни чтоб пил там без меня. Лучше я померзну здесь и поболтаю с тобой о минетах. – Мальчишка снова пытается улыбнуться: – Тем более что когда еще мне выпадет такой шанс, поболтать с таким чуваком как ты о минетах?
Самое хреновое в сложившейся ситуации, что Дерек Стайлза отлично понимает: он бы и сам предпочел мерзнуть в морге, лишь бы не иметь дело с обеспокоенными по его вине родственничками. Но морг – реально не место для пациента с не установленным до сих пор диагнозом. С другой стороны – не тащить же его волоком? Тем более что пацан он хоть и худой, но судя по всему юркий, вертлявый… Да и вообще, не дай бог Дерек ему повредит чего ненароком. Но ведь надо как-то вернуть его в палату.
Или не надо…
– Если не хочешь в палату, то и фиг с нею. Я знаю другое место, где можно весело провести время.
Стайлз нервно сглатывает и пытается разглядеть в выражении лица Дерека насмешку или как-нибудь иначе определить подвох.
Но Дерек честен как никогда.
– Извини, малыш, просто я не любитель разговаривать о минетах. Я предпочитаю ими заниматься.
Стайлз осторожно, не сводя с Дерека сомневающегося взгляда, делает шаг вперед. Еще один. Другой. Слегка подволакивает левую ногу. Поджимает пальцы от холода. Дэнни, бывший приятель Дерека, вот также пальцы поджимал за пару секунд до оргазма. Но это, наверно, не лучшее сравнение, так ведь?
Наконец мальчишка замирает рядом. Пару секунд пялится в пол под ногами, до синевы прикусив губу, и резко подымает взгляд.
– Я не умею. Я даже целоваться не умею. Если ты вдруг меня не вылечишь, я так и умру нецелованным девственником. У меня даже на могиле напишут…
Хватит! Дереку надоело слушать этот температурный бред. У него конец квартала на носу, и он не собирается позволить какому-то Стилински испоганить себе все показатели, похерив доброму доктору Хейлу квартальную премию. Да и вообще, подобное неверие в его профессиональные качества просто оскорбительно! Так что пусть даже не заикается о возможном летальном исходе… Пусть лучше молчит…
Приоткроет рот… свой охренительный рот… впустит внутрь его язык… вцепиться пальцами ему в плечи покрепче…
…и молчит.
Дерек на секунду отрывается от пацана – перевести дыхание – попытаться включить назад мозги – и ни фига не успевает.
Потому что на этот раз его целует Стайлз.
Неумело. Несуразно. И даже наивно.
Но у него такие мягкие губы. А у Дерека второй месяц не было секса, он даже предупреждал на этот счет дядю… ну, кажется… да черт с ним! Лучше Хейл снова возьмет инициативу в свои руки, а то у пацана не хрена не выходит. Ну ладно, что-то выходит. Просто недостаточно быстро. Недостаточно умело и ловко. А у Дерека второй месяц не было секса, он же вам уже говорил! А к тому же этот пацан, кажется, ему действительно…
– Стоп! Притормозили.
Пацан загнанно дышит. Дерек тоже не образец спокойствия. Но успокоиться надо. Попробуем сделать это в стиле компромисса…
На этот раз дереков язык облизывает верхнюю губу Стайлза медленно, не цапая диким зверем, а ластясь домашним любимцем. Затем язык спускается к нижней губе. Дерек слегка прикусывает ее. Мечтая и не решаясь прокусить до крови. Попробовать на вкус. Пометить. Отметить как свое. Хм, своего пациента, да. Это терапия такая. А что такого?
– У меня коленки дрожат. – И голос тоже. – И в затылке такая тяжесть, Дерек.
– Это у тебя опять температура растет.
– Это у меня в штанах кое-что растет, – нервно хихикает Стилински. – Может, пора переместиться в «место, где можно весело провести время»?
Точно. Стайлз прав. Он даже не представляет насколько. Дерек ведь закрутил всё это, чтоб показать пацану «место, где можно весело провести время».
– Точно. Идем.
И Хейл сам не знает, откуда в его голосе взялись нотки сожаления.
Он разворачивается, на ощупь хватает Стайлза за руку и решительно тащит за собою. Ни о каком сопротивлении тут не идет и речи, дамы и господа. Полное и добровольное согласие пациента с прописанным лечением. Стопроцентная готовность следовать всем рекомендациям.
На лестнице Стайлз пару раз спотыкается. Успевает приложиться плечом о дверной косяк (ничего, Эрика сделает потом йодовую «сеточку»). Из-за свежевымытого пола чуть не садится на шпагат. Но даже не думает жаловаться. Просто пытается поспеть за Дереком. И молчит.
– Ты же любишь поболтать, – не выдерживает Хейл.
– Когда нервничаю.
– А сейчас, значит, нет?
– Я тебе доверяю.
Дерек затаскивает пацана за очередной угол и наконец останавливается. Пришли. Он толкает мальчишку спиной к двери. Одной рукой упираясь в дверной косяк, нависает сверху.
– Это хорошо, что доверяешь. Правильно делаешь. – Дерек склоняется ниже. Его губы замирают в паре сантиметров ото рта Стайлза. Жадно приоткрытого в это мгновение. Через который прорывается взбудораженное, возбужденное, дыхание. – Поэтому я и постараюсь оправдать это доверие.
Второй рукой Дерек скользит по бедру мальчишки – и нащупывает дверную ручку. А в следующую секунду Стайлз, лишившись опоры под спиной, падает в комнату, прямо на «пятую точку».
«Волчата», до этого занятый кто чем, все дружно разворачиваются на шум.
– Держите вашу пропажу. А мне наконец-то дайте мои анализы.

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, Это уже диагноз

---

Дублированный трейлер к Тору-2

Этот трейлер стоит смотреть ради последних 20 секунд. И я искренне надеюсь, что в самом фильме Локи будет уделено гораздо больше времени

@темы: Тор 2, трейлер

---

Это уже диагноз. Новая глава

Название: Это уже диагноз
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински и еще парочка в «приемные часы» заглядывает
Рейтинг: PG-13 (для этой части)
Жанр: ангст, hurt/comfort, юмор (что правда мой, специфический)
Размер: не знаю пока
Статус: закончен
Саммари: Дереку Хейлу нужно поставить диагноз Стайлзу Стилински. Думаете, это легко?

Иногда Дерек спрашивает себя: почему дядя? Почему в том до обидного – до смерти обидного – дурацком пожаре не спасся кто-то другой? Ведь такой же огромный был выбор. И даже если не мама с папой… Даже если не тетя Джоди… Господи, ну ведь были же еще малыш Марк и крошка Сейди. И дедушка Томас. И мамин младший кузен Джейк, приехавший представить клану свою молодую жену. Дерек так и не запомнил, как ее звали… Подсознательно он и не хочет этого помнить. Если груз вины итак не подъемен, к чему добавлять еще одну сизифову гирю на эту чашу весов?
Да, Дерек чувствует вину. Отец ведь именно его просил заехать в жилищную контору по пути со школы и вызвать электрика. А он торопился на свидание, ему было не по пути. Он решил: подождет. Он решил: ерунда. Он решил, что это неважно. Когда тебе семнадцать лет и джинсы распирает от гормонов – для тебя на этом свете есть дела поважней дурацких правил противопожарной безопасности. Какое вообще отношение имеют правила с выцветших плакатов в школе к реальной современной – твоей – жизни? Да они ж еще для твоего деда писались! Сто лет назад. А свидание у тебя сегодня. Эти плакаты здесь который год висят и еще столько же трещины в штукатурке прикрывать собой будут. Значит, ничего страшного, если электрик заглянет к ним не в пятницу вечером, а в понедельник после обеда. Дерек заглянет в контору перед уроками. Ничего страшного не случится. Если бы дело реально было так серьезно – отец бы заехал сам. Или попросил бы Питера. И, кажись, мама собиралась сегодня в город за какими-то специями для воскресного барбекю… Точно, она наверняка заедет в контору. Вот железобетонно. Просто она забыла сказать об этом отцу, вот тот и попросил Дерека. И Дерек заедет. В понедельник. Если никто не вызовет электрика раньше.
Когда тебе семнадцать лет – безопасность семьи не кажется приоритетом. Потому что в семнадцать чувствуешь себя бессмертным. И всех окружающих, соответственно, тоже считаешь такими же. Ну, кроме разве что докучливой физички, вот ее-то – если во Вселенной есть хоть квантовая частица справедливости – точно переедет дальнобойщик, стоит ей только выйти на проезжую часть.
Когда тебе семнадцать лет – ты больше беспокоишься о том, чтобы не наступить в какую-нибудь дрянь своими новыми «найкс», чем о какой-то гипотетической херне, которая только может – причем совсем не факт – случиться, если ты не будешь «хорошим мальчиком». Быть «хорошим мальчиком» – скучно. Бояться из-за каждого «может быть» – не круто. Отменять свидание, на котором тебе наконец-то обещали «дать», по какой бы ни было причине – это полный отстой.
Терять почти всю семью в семнадцать… Для этого нет слов. Для этого даже ощущений нет. Чувства, эмоции – всё это приходит потом. С осознанием. Когда бредешь по кладбищенской грязи, наплевательски загребая прелую листву новыми «найкс», последним подарком отца. И мысли, что «уже не девственник» – почему-то не греют как раньше. И ты готов быть «хорошим мальчиком»… черт, да ты даже готов быть «хорошей девочкой» – если бы это вернуло… хоть что-то. Хоть что-то из того, что уже никогда не вернется.
Тебе семнадцать. Еще вчера ты был бессмертным крутым «уже мужиком». А сегодня ты смертный сирота в размокших ботах. В дурацком черном костюме, который одолжил кто-то из школьных друзей. И, наверно, его надо вернуть… Только ты не помнишь кому.
И больше нет ни папы. Ни мамы. Нет тети Джоди. И малыша Марка с крошкой Сейди. И старого ворчуна деда Томаса. Нет больше маминого младшего кузена Джейка, приехавшего представить клану свою молодую жену. Господи, ну как же всё-таки ее звали?
Остались только Лора и Питер. «Жадина-говядина» Лора. И «занудный выпендрежник» Питер. И больше никого. Даже тебя самого на самом деле больше не осталось…
И иногда ты спрашиваешь себя: почему именно они?
Почему Лора, которая до сих пор после каждого неудачного свидания заявляет, что порежет себе вены? Которая после пожара кинулась спасать всех подряд, постоянно рискуя собою? Ни капли не ценя оставленную ей жизнь… Без тени сомнения ложилась под строительные краны, протестуя против сноса старого парка. Без прививок кидалась в Африку спасать шимпанзе. Или бабуинов, Дерек никогда не был силен в зоологии. Потом спасала серпоклювов чуть ли не ценой обоих глаз своего единственного брата. А потом ценой собственных обморожений спасала в Йеллоустоне волков. Помимо обморожений еще были сломанная лодыжка, столбняк, вывихнутое запястье, Пятнистая лихорадка Скалистых гор, семь видов аллергии и еще туева куча всевозможных растяжений и прочих неприятных с точки зрения здоровья «мелочей». То есть мелочами их называла сама Лора, а вот Дерек как врач, узнавая об очередной «случайной неприятности», каждый раз с замиранием сердца высчитывал вероятность летального исхода и думал: чего ради? Зачем рисковать так глупо? Зачем опять и опять подставляться стерве-судьбе под удар? Зачем сестра не ценит оставленную жизнь? И, может, тогда лучше было бы, если б кто-то другой… Но Лора – это всё-таки Лора. Своя, родная. Поэтому гораздо чаще возникал вопрос…
А почему Питер? Ну вот почему? Порою Дереку казалось, что тот и сам не рад. Может, отец и его просил заехать к электрику? А, может, дядя считал, что спасенная жизнь – недостаточная компенсация за необходимость присматривать за «безмозглыми щенками» брата. Он ведь с детьми-то ладить никогда не умел. Не только со Скоттом. И Дерек, и Лора, и Марк с Сейди – никто из них не горел любовью к «доброму дядюшке». Питер был скучный. Играться не умел. Вину за разбитую вазу на себя никогда не брал. Еще и сам мог подзатыльник отвесить, когда уговоры не помогали. А его уговоры никогда не помогали: серо-зеленые бумажки, которые он предлагал поначалу для «самолетиков» были маловаты, разрисовывать изображенных на них дядечек было скучно, а к тому времени, как племянники осознали всю пользу предлагаемых дядей «франклинов» – Питер вдруг вздумал перейти на тупые конфеты. Он всё делал невпопад. Не так. Неловко. Странно и не смешно. Его «коза» была жуткой. Сказки – скучными. Он сам – стоило ему остаться с племянниками наедине хоть на пару минут – испуганным и неуклюжим. За всю свою жизнь он так и не научился этому жизнеутверждающему искусству – влюблять в себя детвору. Пока была жива семья – такого умения от него и не требовали. Ограждали даже, всеми возможными способами. Ведь наш Питер «не может», «у него никогда не будет своих…», «ах, боже мой, каково же ему, бедолаге, даже смотреть на племянников!». Потом «племянники» стали пусть и «приемными», но «детьми» – но учиться уже было поздно. И когда Лора тащила дядюшку к своему гинекологу, потому что ей казалось, что тот «чего-то точно не договаривает», или когда Питера среди ночи вызывали в участок, хоть племянник и «ну совсем не виноват» – в такие моменты Дереку даже казалось, что дядя и сам не прочь махнуться с покойным братом местами.
Поэтому иногда – так часто, как только его совесть ему позволяет – Дерек спрашивает себя: почему дядя?
Но гораздо чаще он спрашивает себя: почему, черт побери, спасся он сам?!

Дерек вертит историю болезни Стилински по пути в ординаторскую, из последних сил борясь с желанием выбросить ее к черту в ближайшую урну. Но одна урна сменяется другой, а он по-прежнему сминает дурацкую папку в руках.
Дерек не любит, когда им манипулируют. Демонстративно показывает это каждым своим поступком. Доказывая свою самостоятельность на деле. И постоянно твердит, что между ним и дядюшкой тоже особой любви нету. Демонстрируя свою нелюбовь на словах. На словах он много чего нелицеприятного говорит о дяде. Взять, к примеру, слух о том, что Питер пошел в медицину только из любви к хорошеньким медсестрам – уже давно перешедший в их больнице из категории «досужих сплетен» в категорию «пикантных баек» – это ведь он его запустил. Питер его тогда заставил вместо «прелюбопытного случая» лечить банальные боли в животе у местного сенатора. Вот Дерек и вспылил малость. Правда, потом оказалось, что у сенатора острая перемежающаяся порфирия, и Дерек малость успокоился, но слух уже вовсю гулял по больнице, и легче было остановить эпидемию ЕСНО-вируса, чем пару слов, сказанных в запале Дженнифер, их главной медсестре (а по совместительству – и главной сплетнице больницы). Впрочем, после этой истории Дженнифер заодно стала и главной поклонницей Питера, преданно стучащей ему на всех и вся (на «шкодливого племянника» в первую очередь), так что Дерек, считай, сам себя наказал.
Так или иначе, Дерек постоянно твердит, что не любит дядю. Питер ему тоже много чего нелестного в ответ наговаривает.
Но это только слова.
На деле – у Дерека никого не осталось, кроме Лоры и Питера. И пусть тот «зануда» и «выпендрежник», и пусть считает Дерека «безмозглым щенком» (за что так и хочется показать дяде зубы), пусть родитель из него, как из младшего Хейла бабник… Но он ведь всегда приезжал за ним в участок. Ездил вместо него к гинекологу Лоры. Выслушивал все истории сестры про ее милых зверушек, когда Дерек был занят со своими медицинскими курсовыми или просто не в настроении с энтузиазмом угукать на каждый сестринский «ох» и «ах» по поводу ее очередного проекта. Выбивал ему финансирование. И даже подарил футболку с радугой после того, как племянник окончательно перешел на парней. Футболка, конечно, была дрянь дрянью, еще и маловата, но если рассматривать ее не как кусок дурацкой ткани за пятнадцать баксов за ярд, а как… попытку поддержать, что ли… продемонстрировать, что принимаешь племянника таким, какой он есть… доказательство, что ты его всё равно… любишь… Способ, конечно, так себе. Неловкий и неуклюжий, как и всё, что Питер пытается сделать от души (может, и хорошо, что он не пытается наладить отношения с мелиссовым щенком, невольно думает Дерек, интриги у дяди и впрямь получаются лучше, естественней что ли). Но таких вот «футболок» в их с Дереком общении было до фига и с хвостиком. А это что-то да значит, ведь правда? Просто обязано что-то да значить.
Питер не умеет говорить прямо, он только показывает.
У Дерека с вербальным общением тоже проблемы. Поэтому он тащится в палату к Стилински молча.

– Ох, блин! Тут что, где-то рядом бегает Фокусник? А ты типа мой Доктор Секси? И я ночью каким-то охрененным способом умудрился переместиться в Сиэтл Мерси Хоспитал? (прим. авт.: аллюзия на 8-ю серию 5-го сезона «Сверхъестественного» – «Переключая каналы»).
Дерек невольно замирает на пороге палаты. Делает вдох – как перед прыжком в бассейн – и только потом подымает глаза.
Так вот ты какой, С. Стилински.
Ну, могло быть и хуже. Например, вместо кусочков пережевываемого в этот момент сэндвича он мог плеваться на Дерека кусочками спаржи, которую так любят подавать на обед пациентам местные повара. А Дерек с детства терпеть не может спаржу.
Впрочем, болтливых ботанов он тоже еще со школы не жалует. А у С. Стилински на лбу написано, что он ботан. Дерек вообще считает, что это на генном уровне у некоторых заложено. Этакий генетический дефект. Который в данном случае идет в комплекте со словесным недержанием. Стилински умудряется болтать прям во время приема пищи. Причем он сейчас не только сэндвич жадно пожирает – но и самого Дерека прям-таки облизывает глазами.
Дерек на секунду прикрывает глаза, напоминая себе, что он же профессионал. Взрослый человек, в конце концов. Времена, когда он засовывал ботанам живых лягушек за пазуху, давно позади. Теперь вместо этого он выписывает им какие-нибудь болезненные уколы. Например, витаминов группы В. Очень для здоровья полезны. И для дерековых нервов заодно.
Не вовремя проснувшаяся совесть укоризненно грозит Дереку пальчиком, мол, ну и чем же ты после этого лучше дядюшки? Один – левый диагноз поставить предлагает (пусть и временно), а другой – так вообще левое лечение назначить норовит. Яблоко и яблоня, иначе не скажешь. Да и чем тебе парень не угодил? Милый мальчик. Сразу видно – отличник. Наверняка влюблен в королеву школы, неприступную и всю из себя такую гордую. Строит планы по ее завоеванию и мечтает, чтоб она с ним хотя бы здоровалась при встрече. Отсюда, кстати, и пунктик на чужой сексуальности, своей-то нет и в помине. А у тебя, Дерек, просто хронический недотрах в запущенной форме: ты уже просто на слово «секс» реагируешь неадекватно.
Неимоверным усилием воли Хейл умудряется подавить тяжкий вздох, так и норовящий вырваться из груди. В итоге наружу вздох вырывается в виде рыкающего хмыканья.
Дерек раздраженно швыряет историю болезни на кушетку для гостей, всё равно все анализы отрицательные, толку с них.
Доктор Хейл ненавидит отсутствие симптомов. Хороших таких симптомов, запутанных и разных. Противоречивых – но в итоге складывающихся в идеальную мозаику. В детстве он больше всего любил калейдоскоп. Всё время меняющийся, как, скажем, течение болезни. Если есть симптомы – значит, есть поле деятельности. Поле, на котором Дерек капитан и чемпион. Симптомы – не просто его работа, хлеб с икрою. Это источник его вдохновения. Постоянный вызов. Который он принимает, чтобы победить. Потому что каждый верно определенный диагноз – это ответ на его собственный вопрос «почему именно он спасся в том пожаре».
Чтобы еще один человек спасся благодаря его лечению.
Поэтому Дерек так любит симптомы.
И терпеть не может их отсутствие. Отсутствие симптомов означает, что придется иметь дело непосредственно с источником заразы. С пациентом. Дерек обожает запутанные симптомы и правильные диагнозы – но он терпеть не может придурков, которые из страха, из лени или по неосторожности умудряются эти симптомы запустить до такой степени, что поставить правильный диагноз становится сложнее, чем пройти лабиринт Минотавра.
Но так уж и быть, он потерпит.
– Сожалею, мистер Стилински, но вы по-прежнему в Бейкон-Хиллс-Хоспитал. И меня зовут доктор Хейл, я диагност. А фокусы, это не ко мне.
Пацан нервно хихикает:
– Это прозвучало как «я очень крут, чувак, и круче только яйца». Но ты, наверно, просто имел в виду, что я в надежных руках и чтоб я не волновался, да?
– Я просто хотел, чтоб ты заткнулся.
– Но я люблю поболтать. Если я долго молчу, я делаюсь больной. То есть я понимаю, что в больнице типа все пациенты должны быть больными, одни чуть больше, другие чуть меньше…
– Стилински, захлопнись.
– Меня зовут Стайлз.
– Я не собираюсь никуда тебя звать. Просто полежи пару минут… молча… пока я тебя осмотрю.
– Эй-ей-ей! Потише, приятель! А, может, я не разрешаю лапать себя незнакомцам. Вот если ты скажешь, как тебя зовут, мы немного поболтаем…
– Или я залеплю тебе рот пластырем…
– Или можешь угостить меня горячим шоколадом. Зеленый чай, который мне принесли на обед, – просто отстой.
Дерек глубоко вдыхает и задерживает дыхание, мысленно повторяя про себя десять раз «ты взрослый врач», «ты взрослый врач», «ты взрослый врач»… Хорошая мантра. И намного короче, чем «ты лучший врач этого штата, настоящий профессионал и просто взрослый человек». Дерек любил короткие мантры. Потому что по своей натуре он нетерпеливый человек и сам это отлично осознает. Пожалуй, из него вышел бы очень, очень… порывистый… альфа стаи. Зато решительный и деятельный.
Так, ладно. Это просто придурковатый мальчишка. И шоколадная взятка – это, кстати, неплохая идея. Все дети любят сладкое. Анализы крови у него уже брали, так что если чуток повысить пацану уровень сахара в крови, хуже ведь никому от этого не будет, правда?
Дерек выходит в коридор, ловит первую попавшуюся пробегающую мимо медсестру и велит принести ему горячего шоколада. После чего, не слушая бесполезных возражений (уже, кажется, давно пора бы привыкнуть выполнять его приказы молча), спокойно возвращается в палату.
Зря он это сделал, надо было подождать в коридоре.
– А ты правда такой крутой доктор, как делаешь вид? Не, ты не подумай, вид у тебя классный. Во всех отношениях. Просто я не очень доверяю докторам. И акциям у Блотиша, старик явно чевой-то мудрит с ценами накануне. И с докторами тоже никогда ни фига не поймешь. Они говорят тебе, что всё будет в порядке, а потом – раз! И в морг. У вас в морге как, не слишком тесно?
– Не пустует. Хочешь, свожу на экскурсию? Сам убедишься, – вкрадчиво интересуется Дерек.
Пацан реально начинает его бесить. Жаль, что нельзя хорошенько приложить его об стену. Или носом об спинку кровати.
– Приглашаешь меня на свидание в морг? Это круто, чувак! Готичненько так. Свежо. Из живых только ты и я. Приглушенный свет. Много горизонтальных поверхностей. Напряженные от холода соски, вставшие дыбом волоски на яйцах…
– Чудный запах формалина и разлагающихся трупов. За стеночкой рыдают родственники. Под ногами хрустят крошки из обеда практикантов. Сами интерны с любопытством подглядывают в замочную скважину, с азартом делая ставки, на кой ляд нас с тобой в морг принесло. – Дерек мрачно усмехается. – Знаешь, Стайлз, пожалуй, в такой ситуации у меня не встанет.
– Ну, ты же врач, ты должен знать, чем лечить проблемы с потенцией.
– В этом деле я предпочитаю естественные стимуляторы химическим препаратам.
– О, – у Стайлза забавно округляются губы. И прикольно краснеют скулы и почему-то лоб. – Знаешь… гм… один приятель в школе… мы не встречаемся, ничего такого, просто в одной команде по лакроссу… Я говорил, что я в команде по лакроссу? Так вот, этот парень… он сам гей, между прочим… со стажем… и он как-то сказал, что мой рот… что у меня очень симпатичный рот… который идеально подошел бы для минета… – Стилински нервно облизывает губы, невольно привлекая к ним внимание.
И Дерек – тоже невольно, он совсем не хотел, чесслово – вынужден признать, что рот и впрямь… неплох. К тому же это отличный способ заткнуть мальчишку…
– Форма рта тут не главное, здесь важнее практика.
Голос Дерека хрипит. И судя по расширившимся зрачкам пацана, тот успел это подметить.
– Черт, чувак, от твоих слов меня в жар бросает. Знаешь, ты первый парень… я имею в виду красивый… ты правда красивый… и успешный… И ты заигрываешь со мной. Ну, может, мне так просто кажется. Я иногда выдаю желаемое за действительное. Но… кхм-кхм-кхм… Обычно такие парни, как ты, даже не заговаривают с такими придурками, как я… Черт, мне правда жарко!
Дерек, нахмурившись, шагает к кровати. Градусника под рукой нет, и он по старинке прижимается ко лбу пациента губами.
– Вау! Первый поцелуй в моей жизни! И знаешь, пожалуй, я был не прав на счет обжиманий с незнакомцами…
Стайлз почти пополам складывается от нового приступа кашля.
– У тебя температура под 40. – Дерек хватает с прикроватной тумбочки оставленный кем-то из «волчат» стетоскоп. – И в легких полно жидкости. Надо дренировать. – К счастью, именно в этот момент в палату с чашкой «несквика» в руках наконец-то царственно вплывает молоденькая медсестра. – Выбрось эту дрянь, – Дерек невольно срывается на крик, – и бегом тащи 200 мг фуросемида и 2 мг морфина!

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, Это уже диагноз

---

За всё тебя благодарю

Есть авторы, которые не нуждаются в представлении или даже рекламе - но благодарность ведь лишней не бывает, правда?
Небольшая визуализация к новому произведению  Sabira «Основной инстинкт»

Название: Фан-видео к фику "Основной инстинкт" by Sabira
Пейринг: Дерек/Стайлз
Жанр: PWP
Тип: слэш
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: ни денег, ни славы не получаю
Саммари: "Стайлз без него определенно не скучал. Ноутбук проигрывал закольцованную на повтор Closer от Nine Inch Nails, и Дерек в целом одобрял выбор саундтрека. Стайлз лежал на спине, раздетый до пояса. На нем была футболка -- одна из любимых дерековских, темно-коричневая и очень мягкая, и кроме нее -- ничего. Голые пятки упирались в матрас, Дерек видел широко разведенные колени и ритмично двигающиеся между ног руки. И пусть угол обзора не позволял рассмотреть все, пальцы Стайлза были не только на члене" ©

@темы: фанвидео, Teen Wolf

---

Вместо Луны - планеты Солнечной системы

www.fresher.ru/2013/03/31/vmesto-luny-planety-s...

Это Луна, ночное небо выглядит привычно.


Планета Меркурий, ее размеры сопоставимы с Луной, так что разница невелика.

сравнивать дальше

Марс. Отчетливо виден его красноватый цвет, да и размером он ощутимо больше.


Венера, ее атмосфера отражает солнечный свет намного лучше, чем другие объекты в Солнечной системе. Она бы освещала планету не хуже Солнца.


Нептун, голубой шар придал бы ночному небу голубое свечение. Он больше Луны в 14 раз.


Уран, был бы очень похож на Нептун, но без его пятен, вызванных огромными ураганами.


Сатурн, самая красивая планета, кольца протянулись бы на расстояние, видимое человеческим глазом. Из-за его размеров мы не смогли бы увидеть его полностью.


Юпитер, занял бы огромное пространство ночного неба, размеры поистине впечатляют. Он в 40 раз больше Луны.

@темы: АРТ

---

Это уже диагноз. Продолжение

Даже не буду называть это новой главой - так, продолжение. Знаю, что мало. Но мне надо сдвинуться с мертвой точки. Хотя бы маленькими рывками

Название: Это уже диагноз
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински и еще парочка в «приемные часы» заглядывает
Рейтинг: PG-13 (для этой части)
Жанр: ангст, hurt/comfort, юмор (что правда мой, специфический)
Размер: не знаю пока
Статус: закончен
Саммари: Дереку Хейлу нужно поставить диагноз Стайлзу Стилински. Думаете, это легко?

Начинать рабочую неделю со встречи с непосредственным начальником – это плохая примета. Ну, говорят, удачи не будет. А если начальник еще и приходится родным дядей – тут поневоле станешь суеверным. Ведь надо знать его дядю. Так что, как правило, Дерек старался таких встреч избегать. Да еще на голодный желудок. Но куда ж тут сбежишь, если предусмотрительный дядюшка поджидает прямо в подземном гараже аккурат возле места парковки?
У Дерека, правда, мелькнула мысль задавить дядю на фиг, чтоб не мучил племянника, но хитрый Питер притаился за колонной, и Дерек заметил его уже после того, как скинул скорость, чтобы загнать свою «зверюгу» в парковочное «стойло». Так что пришлось смириться с тем, что на такой скорости задавить на смерть не получится, а калечить не резон: всё равно откачают, у них же одна из лучших больниц на западном побережье, а дядя после этакого фортеля только злее будет.
А он и так уже зол достаточно, это и слепому дураку ясно. Ни слепым, ни дураком Дерек себя не считал, хоть и косил под них периодически. Особенно в общении с родственниками. Впрочем, родня в долгу не оставалась. В роду Хейлов в долгу вообще быть никто не любил. А когда о возможных долгах напоминали – тем более.
– Я дал тебе всё. Всё, что у тебя сейчас есть…
– Жизнь мне дали папа с мамой. Имя было дедушкиной идеей. Вот эту машину…
– Заткнись, Дерек. Потому что если ты не заткнешься сейчас – у тебя как минимум до вечера заткнуться больше не получится. – Питер демонстративно вытаскивает из нагрудного кармашка свой мобильный. – Еще одно слово мне поперек – и я набираю Лору и говорю ей, как ужасно ее брат по ней соскучился. Что ж это она не звонит ему так долго? Он же тут весь извелся. Ни черта работать из-за этого не может! Ты ведь из-за этого ни черта не работал все выходные? И ее сестринский долг…
– Ладно, я понял, – обреченно вздыхает Дерек.
– Заодно тебе придется понять все тонкости проекта, над которым она сейчас работает. Потому что мы, Дерек, все мы, Хейлы, очень любим милых пушистых животных, ведь правда, Дерек?
– Слушай, не перегибай. А то ж с нее станется в порыве вины и родственных чувств приехать в гости. Вместе со своими милыми пушистыми животными. И будет как в тот раз, когда мы ее серпоклюва буквально в метре от операционной заловили. Эта пташка мне тогда чуть глаз не выклевала. А Лора чуть второго не лишила, когда я этой дряни случайно крыло сломал. И не надо делать вид, что решение перекрасить стены в розовый цвет – «чтоб любую лорину заразу на их фоне сразу видно было», – передразнивает он дядюшку, – так вот, не делай вид, что «розовое решение» далось тебе легко.
– Значит, не доводи меня до новых аналогичных решений!
Дерек скрещивает руки на груди, голос его так и сочится ехидством (что поделать, если ехидства в нем так много, что внутри оно просто не держится?):
– Судя по твоему настроению мои «волчата» ни черта не нашли. Можешь, не отвечать, это был не вопрос. Что они ни черта не найдут – за это я тебе отвечал еще два дня назад. Но ты решил, что наше дорогостоящее оборудование не должно простаивать даром. Ладно, я пошел тебе навстречу. Знакомая папочка, – Дерек кивает на историю болезни, которую Питер прижимает к себе, будто самка спасенного из охотничьих лап детеныша. – Она, кстати, стала заметно толще. Это ведь анализы, да? Все, что мои интерны смогли придумать. А у них богатая фантазия, между прочим. Уж я-то знаю, я их за фантазию и держу, не за знания же! Знаний им пока не хватает, но с фантазией всё в порядке. И со С. Стилински, судя по твоей перекошенной морде, всё окей.
– А вот с моей личной жизнью – нет! Потому что Скотт, успокоенный твоими придурками, преспокойно проторчал все выходные дома. Преимущественно под нашей с Мелиссой дверью. И это вместо того, чтобы дрожа от страха трепетно держать лучшего друга за руку, пока ему… ему… – Питер судорожно роется в истории болезни. – Что ж ему еще не делали-то? Черт, и вправду, хорошая фантазия…
Фирменная ехидная ухмылочка расползается по дерековому лицу сама собой. Он бы еще и насвистывать начал, но с мстительного дядюшки еще и вправду станет позвонить Лоре. Ладно, Дерек добрый, он…
– А, вот! Биопсию ему еще не делали!
Он офонарел.
– Что-что ему сделать? Ты вправду предлагаешь мне диагностировать ему рак? На основании обморока?
– Ну, диагностировали же твои «волчата» мистеру Харрису волчанку? На основании головной боли. И даже начали лечить его мигрень блокаторами ФНО-α. Хорошо, что не долечили. До гроба. – Дерек беззвучно чертыхается сквозь зубы, отворачиваясь, и засовывает стиснутые кулаки в карманы. – Да-да, племянничек, я в курсе откуда у твоей команды взялась эта милая кличка – «волчата». Это всё-таки моя территория, большой хмурый волк Дерек. Я тут альфа. И знать как именно пакостят в свободное от моего присмотра время мои беты – это моя работа. Также как и вытаскивать их хвосты из всяких «капканов». Если бы Харрис тогда подал на тебя в суд за неправильный диагноз – на тебя, а не на твоих интернов, ты же это понимаешь, не так ли? – ты мог бы лишиться лицензии. Или до конца своих дней стать милым сельским доктором. Вроде старины Дитона. Который со всей своей гениальностью вынужден теперь лечить инфлюэнцу у бабушек и флюсы у подростков. Пока ты прикалывался над своими «волчатами», в остроумии там изгалялся – я уламывал Харриса замять это дело и практиковался в дипломатии. И лучше тебе не знать, как именно мне удалось заставить его заткнуться. И уж тем более об этом не стоит знать Мелиссе. Она милая женщина, конечно, но немного консервативна в постели… Хм. Ладно, проехали.
Питер смущенно передергивает плечами. Мнется пару минут. И первым протягивает «оливковую ветвь»:
– Дерек, я знаю, что порой кажусь тебе циничным ублюдком. И иногда я сам даю тебе повод считать, что пошел в медицину только из любви к хорошеньким медсестрам… Но нет, я не пытаюсь сейчас сыграть на твоем чувстве вины или стребовать с тебя родственный долг по векселю. Просто подыграй мне немного. Чуть-чуть. Зайти к Стайлзу лично. Нахмурься, пока читаешь его карту. Ну, как ты это умеешь. Помолчи многозначительно. И намекни его отцу, что Стайлзу будет полезно, если его после школы проведают друзья. Посидят у него хоть часок. А не сразу помчатся домой. К нам под дверь! А к среде мы его, так уж и быть, выпишем. Ну что ж теперь, если всё в порядке…

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, Это уже диагноз

---

Стащила у Fioryairish и играюсь

А когда наступает ваше время?



А когда наступает ваше время?

@темы: АРТ, тесты

---

Чтоб вы тут меня не забывали

Меня не отпускает «медицинская тема». С одной стороны хочется разнообразия, а с другой – с Музой спорить стремно: а ну как обидится и уйдет насовсем?! Так что вот вам, мои дорогие читатели, еще одна аушная вариация про Дерека-не-совсем-доброго-доктора. Она еще не закончена, и я не собиралась выкладывать ее так рано. Думала спокойно съездить в отпуск, отдохнуть там, может, написать чего… А потом уж как получится. Но чудная девушка  -=морковка=- попросила фик – и я не могла отказать хорошему человеку.
В общем, это тебе! В качестве подарка на папин ДР. Я верю, что твоя белая полоса уже не за горами

Название: Это уже диагноз
Автор: lisunya
Бета: по-прежнему нету
Пейринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински и еще парочка в «приемные часы» заглядывает
Рейтинг: PG-13 (для этой части)
Жанр: ангст, hurt/comfort, юмор (что правда мой, специфический)
Размер: не знаю пока
Статус: закончен
Саммари: Дереку Хейлу нужно поставить диагноз Стайлзу Стилински. Думаете, это легко?

– Да ладно тебе, чувак, ты загибаешь.
– Да Стайлз, я те точно говорю: этот Питер, с ним определенно не всё так просто. Взять хотя бы то, что он предпочитает работать в ночную смену. Даже моя мать не любит работать в ночную смену, а у нее больше 10 лет медсестринского стажа. А этот Питер, он даже не врач… Ну, то есть он чё-то типа пластического хирурга, но счаз-то он работает главврачом. А ни один «главный» – будь он даже главным по парковке – не будет работать сверхурочно! Я это по собственному отцу знаю!
– Извини, бро, но гол не засчитан: мой же работает.
– Питер – не твой отец! Говорю тебе, он чего-то темнит. Лыбится без причины, сидит на своей протеиновой диете, ненавидит синий цвет, от него странно пахнет…
– А еще он спит с твоей мамой.
– И это тоже!
– Чувак, как для мамы твоя мама очень даже ничего.
– Стайлз! Мы говорим о моей маме! Ма-ме! Я тебе не Стифлер какой-нибудь.
– Скотт, я просто к тому, что твоя мама… Она ведь еще не старая… И вообще… Вот мой отец после маминой смерти, он на других женщин даже не смотрит, говорит, это было бы предательством. Но с твоими предками, там же совсем другая история. Ты ведь и сам не считаешь, что твоя ма обязана хранить верность твоему отцу, ведь правда? А Питер… Ну, это не худший вариант… Наверное…
– Да ты бредишь, Стайлз Стилински. Просто бредишь, слышишь? И Питер Хейл для моей мамы – это вообще не вариант. Пусть с ним твоя Лидия встречается.
– Она несовершеннолетняя, его посадят.
– Ох если бы!
Стайлз тяжко вздыхает и сползает с кровати. Решительно дернув Скотта за плечо, он прерывает бессмысленные метания друга по своей комнате.
– Серьезно, Скотт, помимо его парфюма, что конкретно тебя в нем выбешивает?
– Ну, много всего. Но фиговей всего, когда он этак приторно улыбается и называет меня «малыш».
Стайлз встряхивает головой и вскидывает руки, признавая поражение.
– Ну хорошо, за это его точно стоит убить. Я стащу у отца пистолет и наручники, а ты у Дитона ружье с тем снотворным, для животных. Подстережем этого Хейла на стоянке возле его больницы и… И на полгода под домашний арест. Потому что мне отец вовек не простит своего табельного оружия, а тебе мать – свою загубленную личную жизнь. Которая у нее только-только начала налаживаться. Нет, Скотт, она ничего нам не скажет. Я ж знаю миссис Маккол. Она будет просто на нас смотреть. И нам будет стыдно-стыдно-стыдно! От этого взгляда мы сами захотим удавиться. И тогда этому Питеру-доктору-чтоб-его-Хейлу придется делать нам искусственное дыхание. Рот в рот!
– Фу, чувак! Это было жестоко! Хуже, чем фраза про симпатичность моей мамы!
– Скотт, я просто хочу, чтоб ты пришел в себя. И ушел от меня. Потому что мне еще уроки делать. Потому что Харрис после моего недавнего «подвига» задал мне индивидуальное сочинение, и я как подумаю о нем, так жить не хочется.
– Верю, у тебя даже глаз дергается.
– И поджилки тря…
Закончить Стайлз не успевает: какая-то неведомая сила подхватывает его как ураган из страны Оз и со всей своей волшебной силы грохает об пол. Глухой стук, с которым его голова соприкасается с полом, – это последнее, что он запоминает. Как Скотт испуганно зовет его отца, попутно пытаясь набрать на мобильнике свою маму, Стайлз уже не слышит.

***
– Дерек, родной мой, вот ты где.
Вот черт! А ведь спасение было так близко: до заветной двери с чудной надписью «Выход» оставалось каких-то пару метров. Иногда Дереку начинало казаться, что у дядюшки просто какой-то нечеловеческий нюх на нужных ему людей. И улизнуть от вышедшего на «охоту» Питера удавалось крайне редко. Просто до обидного редко.
– Дядя.
– Как хорошо, что ты помнишь, что у тебя еще есть семья.
Можно подумать, что кто-то в американском медицинском сообществе позволит ему об этом забыть! Да в США нет ни одного штата, в котором бы не нашлось врача, считающего будто Дерек получил должность главы отдела диагностики Бейкон-Хиллс-Хоспитал по протекции успешного родственничка, а не за личные достижения. И Дерек уже замахался убеждать всех в обратном. В принципе, ну и черт с ним, с американским медицинским сообществом. У доктора Дерека Хейла есть команда, которая ему верит. Верит ему и в него. А остальные могут смело гулять лесом. Всё равно волков в Калифорнии уже лет 60 не видали.
Питера слухи о внедряемой им во вверенной ему больнице политике фаворитизма тоже не особенно волнуют. И пусть недруги сколько угодно болтают, что у бывшего пластического хирурга недостаточно квалификации для должности главного врача ведущей больницы штата, потому-то он, мол, и пытается расставить на ключевые посты преданных человечков, чтоб они прикрывали ему тылы – Питеру плевать. Потому что, во-первых, не пытается – а уже давно расставил. А, во-вторых, пусть себе болтают, на деле последнее слово всё равно всегда остается за ним. И пока доходы больницы растут, администрации плевать, кого он там и на какие должности ставит.
Их больница одна из лучших на всем западном побережье – во многом именно благодаря их диагностическому отделению. И его придурочному племяннику. Который слишком много рефлектирует и комплексует по поводу того, кто и что сказал, вместо того, чтоб заниматься делом и прославлять их род. Ну, на худой конец продолжить его. Плевать, что он гей, для чего-то же люди придумали искусственное осеменение и суррогатных матерей. Питеру после ожогов, полученных во время пожара, в котором они с Дереком и Лорой потеряли всю остальную семью, радость отцовства уже не светит. У него и до пожара были проблемы по этой части, а уж теперь-то… И глядя на сына своей любовницы он этому втайне даже радуется… ну так, чуть-чуть. Лора связалась с этими сумасшедшими защитниками животных и, спасая волков, умудрилась простудить себе придатки. Ей их теперь лечить и лечить. И еще вопрос поможет ли ей то лечение. Так что как ни крути, а Дерек крайний. Ему и карты в… ну да, в руки, по-другому ж его сперме с женской яйцеклеткой, увы, не встретиться. Разве что выпьет и перепутает малость (нынешние девицы любят короткие стрижки да и плоскогрудых среди них полно), но на пьяное зачатие Питер – как врач – категорически не согласен. Лучше уж искусственное осеменение. Но сначала…
– У меня к тебе дело.
– А у меня закончилась смена.
– Дерек, Дерек, – Питер укоризненно качает головой. – Мы ведь врачи, спасатели человеческих жизней. Нельзя спасать жизни исключительно по расписанию.
Дерек стискивает зубы, не позволяя раздраженному вздоху вырваться из горла, и наконец поворачивается к дяде. Опыт общения с родственником подсказывает ему, что разговор будет долгим. И, наверное, неприятным. С Питером почему-то всегда так. Если верить народной мудрости, то в этом не только дядина, но и его вина. Но Дерек и так винит себя слишком во многом, винить еще и в этом он просто отказывается. Поэтому просто стискивает зубы и готовится огрызаться. Вряд ли, конечно, это что-то даст, но он ведь Хейл, а в его роду не привыкли сдаваться без боя. Жаль только, что Питер тоже из хейловского рода.
– Держи.
– Что это?
– Медицинскую карту не узнаешь? О, Дерек, как же так? Но докторский халат от медсестринского ты еще отличаешь?
– О да, один такой халат как раз был на медсестре из приемного покоя, вместе с которой я спускался сюда на лифте, мы мило поболтали, и если бы в больницу поступил кто-то в крайне тяжелом состоянии или еще какой-нибудь «интересный случай», уж мне бы она сказала, раз уж это мой профиль. Но раз такие к нам не поступали, то мой докторский халат может спокойно повисеть себе в шкафчике до следующей смены. А я могу отдохнуть. Могу ведь?
– Можешь, конечно.
Дерек разворачивается и устремляется к заветной двери. Чтобы замереть на пороге. Питер молчит. Но не уходит. И молчит. Остановить не пытается даже укоризненным вздохом. Но ведь как молчит, сволочь!
– Ладно, в чем подвох? – Дерек возвращается и буквально вырывает из дядиных рук бледно-желтую папку. – Стилински? Знакомая фамилия.
– Наш шериф. Это его сын. Единственный.
– Ты просрочил штраф за неправильную парковку?
– Я встречаюсь с матерью его лучшего друга. Ну, ты в курсе. А вот какой ее сынок, Скотти, – гаденыш, ты, уверен, и не догадываешься. Так и норовит вставить мне палки в колеса. Слышал бы ты как раздражающе он сопит под дверью нашей спальни, вуйарист малолетний! Под такой аккомпанемент даже у подводника, сошедшего в свою первую увольнительную, не встал бы. Таскается везде за нами хвостиком, волчонок недобитый. Умудрился поцарапать мне машину своим великом, типа случайно. А недавно вообще добавил сахар в мой салат из отварной моркови. А у меня диета! Мне сахара нельзя!
– И ты хочешь ему отомстить, жестоко замордовав его лучшего друга клизмами и уколами?
– Наоборот. Я хочу, чтоб ты его спас. И я мог бы в красках и лицах описать Скотту, ценой каких неимоверных усилий мы с тобой буквально вытащили его лучшего друга с того света. И за это он нам по гроб жизни – своей – обязан.
– А выразить свою благодарность он может, перестав сопеть у вас с Мелиссой под дверью?
– Это как минимум. И никакого сахара. И чтоб в колледж поступал где-нибудь в другом городе. А еще лучше – штате. Европа – так вообще идеальный вариант.
Пару секунд Дерек пытается взглядом донести до дяди, что он думает о его «гениальном» плане – но в ответ получает лишь безмятежную улыбку, олицетворяющую непоколебимую уверенность в своей истинной правоте. Позволив себе всё же раздраженный вздох (больше похожий на рык), Дерек утыкается в историю болезни.
– Ты должно быть шутишь, да? Обморок? Обыкновеннейший обморок? Ты это серьезно? Вот от этого я должен его спасать? «Ценой неимоверных усилий»?! Мой пятничный трах накрывается медным тазом, потому что у какого-то 16-летнего пацана эмоциональное перенапряжение, переутомление или недосыпание?
– Дерек, драгоценный ты мой… и я сейчас это в буквальном смысле: ты же не забыл какое финансирование я умудрился выбить твоему отделу? Боюсь, ты кое-чего не учитываешь в этой ситуации. Например, того, что мое терпение на исходе. И я не только наш разговор имею в виду. По вине Скотта у нас с Мелиссой уже две недели секса не было. Еще чуть-чуть – и я сорвусь на маленького гаденыша. А Мелисса – как всякая нормальная мать – вынуждена будет встать на его сторону. И наша совместная жизнь закончится, так толком и не начавшись. Улавливаешь, нет? Я имею в виду: мне придется съехать от нее. А договор аренды на свою бывшую квартиру я уже разорвал. То есть мне придется пожить у тебя. Правда, у тебя нет гостевой спальни. Но это не беда. Кровать-то у тебя двуспальная? Во всяком случае в качестве подарка на новоселье ты мне именно двуспальный матрас заказывал. Вот и поспим с тобой на одной кровати. Сольемся в сонных объятиях, как альфа и омега. И по пятницам, и по субботам, и во все дни недели. Причем не одну неделю, а этак пару месяцев. Хорошую квартиру сейчас ведь трудно найти, согласись. Ну так как: спасаем юного Стайлза или идешь трахаться? Напоследок.

После дядиного ухода Дерек еще пару минут стоит посреди коридора, тупо пялясь в медкарту. Мозг категорически отказывается воспринимать информацию. А сам Дерек отказывается еще и сегодня оставаться без траха.
«Две недели без секса, тоже мне! Ох, Питер, мне бы твои проблемы. Я вот второй месяц только с работой и трахаюсь. Ну, и с теми полудурками, что я по собственной дурости набрал себе в команду. Хотя Айзек и ничего так… Черт, нет! Никаких романов на работе! И вообще – просто нет. Мне только его семейных проблем для полного счастья не хватает, можно подумать, своих мало. Так или иначе, хрен тебе, Питер. Вот просто, х-р-е-н тебе. Если уж ты заговорил об альфах, то единственный и неповторимый альфа тут я. И, в конце концов, я альфа со стаей. Должно же это делать меня сильнее? Давать хоть какие-нибудь преимущества?»
– Алло, Бойд? Выходные отменяются. Чтоб все трое были в моем кабинете через полчаса. Возьмете там со стола медкарту на С.Стилински, проведете ему за эти выходные полную диагностику. За ближайшие два дня вы должны знать о его физиологическом состоянии ВСЁ. Каждую пластиночку перхоти на учет чтоб поставили. А я в понедельник вернусь и проверю.


Я тоже вернусь в понедельник - 25 февраля. Так что к марту прода должна быть Не скучайте без меня, мои хорошие!

@темы: Teen Wolf, фанфикшен, Это уже диагноз

---

И о мультфильмах отечественных

А теперь от мультфильмов японских вернемся к мультам отечественным.
На выходных с милым ходили на «Снежную королеву». Ну, что должна вам сказать? Я читала немало негативных отзывов на эту картину. И как-то в процессе чтения совсем упустила, что написаны они взрослыми. А вот дети, которых на утреннем сеансе было полно, свои «отзывы» выразили смехом и слезами. Поэтому для себя я с твердой уверенностью констатировала, что мультик удался. Потому что главная функция сказки – воспитательная. А если дети смеются вместе с добрыми героями и плачут, когда им делают больно – значит, свое предназначение фильм выполнил. Значит, произведение состоялось.
И оно, конечно, в американском блокбастере спецэффекты покруче – но на такой блокбастер я своего ребенка все равно не повела бы. Ведь не в спецэффектах всё-таки дело, ребята… Да и вообще, может, здесь спецэффекты и не очень – в следующем будут лучше. Дорогу осилит идущий.

---

Радуйся, мое романтичное сердце!

Не знаю кто как, а я конец света в прошлом году праздновала с радостным сердцем – это был конец моим ожиданиям выхода овашки «Чистой романтики» (Junjou Romantica). Правда, радость была недолгой. Такой подставы свет еще не видел! Овашка-то вышла – но с испанскими субтитрами. Почему именно испанские поклонники сенен-ай оказались самыми «поклоннистыми», понятия не имею. Но факт остается фактом: на ютубе я не смогла найти ова ни то что с русскими, но даже с английскими сабами. Ведь если английский я хотя бы учила в школе, но с испанским был полный… конец, в общем.
И вот вчера радость наконец-то стала полной: на моем любимом аниме-сайте выложили новогодние приключения ребят – и с субтитрами, и с озвучкой. Вот оно, счастье!

@темы: видео, аниме